Я гей!

Весь полицейский участок был загружен работой. Каждый бегал кто куда, хаос и гам были повсюду. Разбросанные лишние копии документов, горы стаканчиков от крепкого кофе, и его запах вперемешку потом душили глотку. Задержанные патрульными люди вовсю возмущались, пока сотрудникам было на них наплевать. Ведь случилось то, что никто никак не ожидал. По узкому коридору, освещаемому только неоновой лампой, шли два сотрудника полиции. Один из них был уже среднего возраста, слегка полноватый, с заметными морщинами и щетиной на лице, чёрная рубашка, бейджик с именем «Кан МинСу», мужчина с трудом держался, что свидетельствовало о недосыпании, да и чёрные круги под глазами сложно было не заметить даже через его очки с прямоугольной оправой. Кан Минсу был заместителем начальника, и в отличии от самого начальника у него было дел хоть отбавляй. Рядом с ним шёл парнишка, довольно высокий в отличии от некоторых коллег, был выше среднего стандарта роста корейцев. Чёрная рубашка красиво вырисовывала изгибы накаченной груди и аккуратно была заправлена в черные брюки, подчёркивающие его прелестные бёдра, до блеска натёртые туфли приятно скрипели при каждом шаге, по нему и не скажешь, что он не спал сутки. Часть слегка длинноватых волос была красиво уложена назад и заправлена за ухо, а остальная часть красиво взвивалась при каждом шаге. Плотно сжатые блестящие из-за гигиенички губы и нахмуренные брови свидетельствовали о напряжении паренька. С первого взгляда парень приковывал к себе внимание, пока его утончённый взгляд мог заставить пустить сердце в бешенный пляс. И удивлял лишь тот факт, что он до сих пор одинок. — Агуст Ди — мафия. Настоящее имя — Мин Юнги. Подозревается в наркоторговле, однако стоящих доказательств нету… — бормотал младший, читая вслух личное дело задержанного. — Чон, ты должен разузнать какие у него планы, и зачем он так просто сдался — мужчина, взяв платок с кармана, вытер испарину со лба. — Хорошо — тот не поднимал взгляда от личного дела и продолжал нахмуренно читать всё, что там есть. — Вам не кажется, что для допроса крупной мафии я слегка неопытен? Чонгук был удивлен: самая опасная мафия сдалась, придя в участок, и вместо того, чтобы отправить в ближайшую тюрьму, мафию заперли в комнате допроса. Да ещё для допроса отправляют его, неопытного Чон Чонгука. — Мне не кажется. Я знаю, что ты неопытный и будь моя воля, я бы не подпустил тебя даже ближе чем на сто метров к комнате допроса. Но начальник относится к этому пренебрежительно, нам ничего с этим не поделать — Кан взламывает брови и обреченно вздыхает: — Сегодня будет трудный день, ты будь там осторожнее, он всё-таки не вор ювелирного магазина. — Хорошо — как на автомате ответил Чон, встречаясь с слегка взволнованным взглядом. Они зашли в тёмный кабинет, где сидели несколько людей и настраивали аппараты. В кабинете одна стена практически полностью была покрыта толстым слоем стекла, и по ту сторону вальяжно сидел мужчина средних лет. — Ты знаешь, как всё происходит, мы будем записывать на камеры. Постарайся разузнать побольше информации — Минсу протянул беспроводной наушник Чону, чтобы в случае чего с ним можно было связаться. — Хорошо, — надев наушник, он не отрывал взгляда от задержанного мужчины, что с ухмылкой разглядывал комнату, с идиотской рожицей смотря на камеры, и с трудом показывал язык со средним пальцем. — Чонгук, он очень опасный, от него можно ожидать всё что угодно, так что не будь тряпкой, и поставь его на место. Юный полицейский еле заметно кивнул и зашагал в сторону второй двери. Зайдя в комнату допроса и закрыв дверь, он заметил разглядывающие его два лисьих глаза. Пока Чон направлялся к столу, сидящий с ухмылкой и нескрываемым удовольствием разглядывал чужое тело. С сильным шлепком, кинув личное дело на стол, Чонгук с безразличным лицом сел на стул. — Мин Юнги… — Да, малыш? — уставившись на Мина, оленьи глазки полицейского удивленно увеличились. Кашлянув в кулак, он только хотел продолжить, как его нагло перебили. — Я и не думал, что здесь работают такие лапочки. — Ну вот теперь думай, — раздражаясь, грубо ответил полисмен. — Так продолжим. — Ты уж больно хорошенький для полицейского. Да и возбуждаешь не хило, что даже сконцентрироваться не даешь. — мужчина прищурился и прочитал имя с бейджика лапочки, сидящего перед ним. — Куки, если ляжешь под меня куколка, я тебе все что хочешь расскажу. — скривив губы в ухмылке, подмигнул красному то ли от смущения, то ли от злости Чонгуку. В наушнике послышались копошения и странные звуки, которые давали понять, что замначальник Кан брызнул своим кофе мини фонтаном. — Я слишком хорош для того, чтобы быть шлюхой — вальяжно, откинувшись на стул, принял правила «игры». — А кто сказал, что ты будешь шлюхой? Это просто будет взаимный обмен. Ты мне тело, я тебе информацию. Мафия постукивал прикованными пальцами по столу. Что-то было в этом мальчишке. Такое, что до кончиков пальцев хотелось прижать его к стене, любуясь за тем, как он кроликом будет брыкаться и испуганно смотреть на него большими глазками. Даже сейчас в раздражённом, раздосадованном, взлохмоченном виде им хотелось обладать. Грубо, жадно, крышесносно. До звёзд перед глазами. Без чувств, с голодным желанием и недотрахом. В нём определенно что-то есть. Чонгук вздохнул и выдохнул. Что-что, а он не должен поддаваться на провокации. Не сейчас, когда допрос. Не сейчас, когда камеры. Не сейчас, когда перед ним мафия. — Перейдем с игр к делу. Скажи причину, по которой ты сдался. — Да так. Понимаешь становится обидно, когда ты столько лет наводишь порядок в мире, выходишь из шкуры вон, чтобы уничтожить слетевших с катушек злодеев, ради человеческого блага. А тебя вместо похвалы и благодарности обвиняют врагом государства. Тебе не кажется, что это не справедливо, Чонгук~и? — Ты убиваешь невинных людей, какого ты считаешь себя героем? — кулаки сжимаются, а зубы скрипят. Чонгука злит то, что сидящий напротив мужчина, погрязший в людской крови, считает себя заслуженным для благодарности. — Неужто ты думаешь, что все, кто были убитые моим усилием, невинны? — Разве это не так? — мужчина запрокидывает голову и заливается громким хохотом. — Если бы мои руки были свободны, я бы апплодировал твоей тупости. Скажи любое имя человека, убитым мной, и которого ты считаешь невинным, я покажу истинное его лицо. Чон хотел было спросить, как в наушнике ему сказали, что они уходят от темы. — Так ты уходишь от темы и… — Это тебе они сказали, да? — он с ухмылкой указывает на наушник в ухе. — Неужели боятся, что я раскрою их еле прикрытые задницы. — завидев чужое недоумение, он усмехнулся. — Не знал, что все, на кого ты работаешь, и те, кто так яростно клянутся за справедливость — продажные идиоты? Желающие иметь под задницей как можно больше зелёных. Я лишь навожу чистоту. Тебе ли не знать какого это — желать справедливости — усмехаясь, пожимает плечами Мин. — Откуда ты можешь меня знать? — хмыкает, скрещивая руки, младший. — О, поверь, я знаю. Знаю о тебе всё. — Ты никогда не хотел найти убийцу своих родителей и очистить имя отца? Сердце уходит в пятки, дрожь проносится по телу. Он всегда пытался найти хоть какую-то зацепку на закрытое дело своих родителей. Но ему не давали возможности. — Что ты знаешь? — в наушник ему кричит и угрожает начальник, неожиданно зашедший проверить, как обстоят дела. Сквозь ругань и угрозы об отстранении он слышит: «я знаю всё». Чонгук вынужденно обходит очередную тему стороной. — Так, у тебя есть два варианта. Ты мне рассказываешь все свои планы, сознаешься во всех содеянных преступлениях, возвращаешь все украденные деньги, и твой тюремный срок сокращается от сорока до тридцати лет. Или же ты сопротивляешься, тебя потом сдадут в более жёсткие руки, и ты там вынужденно сознаешься. Итог, тебя отправляют за решётку на сорок лет. — в наушнике были слышны странные шипения и выкрики, на что полицейский не обратил внимания. Юнги почему-то ухмыльнулся, резко встал и положил на стол прикованные руки, ближе к чонгуковским. — У тебя есть два варианта, так, какой ты выберешь? — следя за чужими действиями, спросил главный вопрос младший. После произнесённых слов комната допроса резко погрузилась в кромешную тьму. Чон не успел что-либо сделать, как почувствовал что-то жёсткое на руках, после же почувствовал горячее дыхание возле уха. — Тебя. Я гей. — именно в этот момент включился свет, и за дверью, да и вообще по всему полицейскому участку были слышны выстрелы и крики. — Воуу, ясно. — кажется Чонгук сошёл с ума, ведь никак больше не объяснить такую странную реакцию на чужие слова. «Западня» — красным большим шрифтом пронеслось у него в голове. Мафия в два счёта поднял полицейского и усадил на тот же стол. — Всё же ты милый для полицейского Чон ЧонГук. — медленно, словно тягучий мёд, произнес Мин, распробывая и смакуя каждую букву. — Что за?! — Юнги впился в губы Чонгука поцелуем именно тогда, когда мозг полицейского только приходил в норму. Мафия до фиолетовых пятен сжимал талию, пытаясь ворваться в плотно сжатый рот; когда сопротивление ему порядком надоело, он одной рукой стал душить младшего, чьё лицо постепенно начало синеть, из-за чего он был вынужден раскрыть губы. Пользуясь положением, Юнги насиловал его рот. До крови терзал чужие губы, превращая их в мессиво. Зубами больно выкусывал язык и продолжал душить, только изредка давая возможность вдохнуть, чтобы тот не потерял сознание. Чон всхлипывал, а капельки слёз перемешивались с кровью, стекающей по подбородку. Ему было больно, безумно больно. Запястья болели из-за того, что наручники натирали. Его пах сильно сжимали, что казалось он вот-вот сломается. Губы истерзывали, голова вовсю кружилась от недостатка воздуха, и казалось, будто он сейчас отбросит коньки. — Отпусти! — проскулил, всхлипывая жалко. Юнги разорвал на теле рубашку и оставлял глубокие царапины на теле, оторвавшись от губ, он слизывал линией скатывающуюся кровь по кадыку и шее, довольно издавая гортанные звуки. Слизав последнюю каплю, Мин вгрызся в карамельную шею. Чонгук не сдержал крика боли, брыкался, вовсю пытаясь хоть как-то отстраниться, но всё пошло коту под хвост. Его с громким шлепком уложили на стол и лишь сильнее уродовали кожу. Всё остановилось лишь тогда, когда на заднем плане послышался обрывками чей-то голос со словами «готово» и «уходим». Отстранившись от красивого тела, Юнги большим пальцем вытер чужие слёзы и с некой нежностью погладил щёку. — Метка останется надолго. Зай, как нибудь встретимся ещё, я ведь должен поблагодарить тебя за помощь — проведя пальцем по текущей кровью шее, он облизнул свою фалангу и ушел, оставляя всё также прикованное, полуголое, искалеченное тело.