Глаз бури

      Лето шло своим чередом. Пролетел июль, минула первая половина августа. За окном день за днем стояла удушающая жара, которая, наверное, случается в Британии раз в сто лет, в знойном воздухе была разлита какая-то сонная лень. Даже штаб Пожирателей на это время притих и не проводил никаких боевых действий; вся деятельность Волдеморта в эти недели свелась к разведке, шпионажу и интригам. Собрания Пожирателей проводились всего несколько раз, но ничего интересного на них не происходило. Лорд выбрал тактику осторожного выжидания, но чего именно он с таким тщанием и терпением дожидался, Элисса не знала.       И это несмотря на то, что Элисса, как и раньше, проводила в компании Волдеморта куда больше времени, чем прочие Пожиратели. Точнее, не совсем. Вполне возможно, что он встречался с кем-то из своих последователей по отдельности, обсуждал стратегию, ближайшие планы, давал секретные задания… Но если в чем Элисса могла быть уверена — так это в том, что ни с кем из Пожирателей он не проводил вечера наедине, до поздней ночи сидя в полутемной гостиной и обсуждая тонкости Темных Искусств. И не только. В разговорах они касались разных тем — Элисса старалась избегать споров и дискуссий и вообще поменьше его раздражать, но получалось не всегда. А изредка Лорд мог появиться и до ночи просто просидеть молча, глубоко погрузившись в свои раздумья и не сказав за весь вечер Элиссе и пары слов. Временами он оказывался захвачен каким-то новым замыслом или каким-то неожиданным выводом, который раньше не приходил ему на ум. Элисса видела, как на его лице сменялись разные эмоции — воодушевление, злость, интерес, разочарование…       Как раньше он казался ей безразличной глыбой льда? Это определение было в корне неверным и совсем ему не подходило. У Волдеморта не вызывали никакого сострадания переживания, чаяния и надежды других людей — но при этом сам он был способен на самые разные чувства и эмоции. Он был живым. В своей эгоистичной, оригинальной манере, где во главу угла ставились только его собственные интересы… И все же. Он человек. Пусть у многих данное заявление вызвало бы изрядный скепсис.       В такие вечера Элисса устраивалась в кресле с какой-нибудь книгой, обычно — по Темным Искусствам или астрономии, — и тишину в гостиной нарушал только шелест переворачиваемых страниц. Присутствие Элиссы Волдеморту, казалось, нисколько не мешало, хотя он ни на секунду не забывал о нем — потому что стоило Элиссе лишний раз пошевелиться, изменить положение тела, размять затёкшие руки или ноги, как она тут же начинала чувствовать на себе его внимательный взгляд. Поначалу она каждый раз дергалась, стоило Лорду взглянуть на неё, но он вскоре снова возвращался к своим мыслям, и Элисса со временем перестала обращать на него внимание. Хочет смотреть — пускай смотрит.       Самое странное было в том, что он приходил к ней и в дни, когда других встреч с Пожирателями у него не было, и Элисса не сомневалась, что обитатели малфоевского поместья даже не подозревали, что несколько вечеров в неделю Темный Лорд проводит в непосредственной близости от них. Чем она была обязана такой милости — Элисса не знала. Никаких объяснений он ей, естественно, не давал.       Если совсем коротко и по существу — то это были лучшие недели в ее жизни.       Задумываться о причинах такого странного вывода Элисса наотрез отказывалась. У нее хватало других хлопот. Нужно было организовать побег Алексу, не попасться при этом самой, что было весьма проблематично, да еще Волдеморт регулярно нагружал ее отработкой новых заклинаний и чтением дополнительной литературы. Тренировки с Барти тоже отнимали изрядно сил — и спасибо, что Волдеморт пока ничего не менял и не приставил к ней другого учителя боевой магии.       И все же… Еще никогда она не дожидалась с таким нетерпением наступления вечера, никогда еще чье-то появление не отзывалось в ней такой волной противоречивых эмоций невероятной силы. В те дни, когда он не приходил, Элисса испытывала острое разочарование, граничащее с обидой. А когда приходил… Сердце каждый раз пускалось вскачь, и Элисса, затаив дыхание, ждала, как пройдет этот вечер. В каком настроении он придет, что скажет в первую очередь, как будет смотреть, какого цвета будут его глаза — опасно алого или спокойного темного…       Это были часы, которые принадлежали лишь им двоим. Сюда не было допуска Пожирателям Смерти, сюда не было хода даже ее друзьям. Элисса никому из них не рассказывала об этих вечерах — что тоже было ей в новинку, ведь раньше у нее от них не было секретов. А тут… появились.       Хотя неясно, насколько это можно считать секретами. Просто… Возникло что-то, что принадлежало только ей и еще одному человеку и могло остаться только между ними. Пусть сам этот человек мог не разделять ее точку зрения и вообще иметь совершенно противоположное мнение.       Во второй декаде августа Элисса выбралась в Косой переулок. Палящее солнце отражалось в чистых витринах и слепило прохожих, булыжники мостовой раскалились, и жар исходил не только от солнечных лучей, но и от земли тоже. Несмотря на зной и духоту, народу на улице было много, в том числе и подростков: близился новый учебный год. В кафе-мороженом Флориана Фортескью вовсе было не присесть.       Завершив покупки и забрав из фотомастерской заказ, Элисса направлялась к «Дырявому котлу», когда ее окликнули.       Она отступила к стене и повертела головой по сторонам; почти сразу же Элисса выцепила из толпы знакомое лицо. Высокий молодой человек помахал ей, на солнце его огненно-рыжие волосы сияли так, что глазам было больно. Побледнев, Элисса огляделась в поисках путей отступления; она была уверена, что вот-вот на весь переулок раздастся крик «Хватай Пожирательницу Смерти!», и ей придётся прорываться отсюда с боем, после чего Волдеморт точно посадит ее под домашний арест. Либо же ее поймают мракоборцы, и тогда Картеру, Трою, Бенджи и Маттео придётся спасать вместе с Алексом ещё и ее, а это добавит кучу дополнительных трудностей!..       Но Билл улыбался приветливо, открыто — так же, как и всегда, и Элисса наблюдала за этой улыбкой и его приближением с возрастающим удивлением.       — Привет, Элисса, — он поравнялся с ней, по-прежнему не делая никакой попытки выхватить волшебную палочку, и Элисса медленно разжала пальцы, которые держала на древке собственной. — Как поживаешь? Как лето?       — Хорошо, — все ещё настороженно отозвалась она, наблюдая за лицом Билла и готовясь отреагировать на малейшее изменение в мимике. — А у тебя?       — Сносно, — он продолжал улыбаться, но его глаза сделались серьёзными, и во всем его облике начала читаться какая-то усталость, которую Билл старался скрыть. — Как вы с отцом сейчас живете? Спокойно? Вас… никто не беспокоит?       Происходило что-то непонятное. Снейп же видел ее у Малфоев в конце июня и с тех пор регулярно видит на собраниях! И Элисса была готова отдать на отсечение руку или ногу, что Дамблдор давно осведомлён, что лорд Волдеморт обзавёлся новой помощницей. Так что же… Разве он не объявил об этом во всеуслышание? Хотя бы Ордену Феникса? Хотя бы своим самым близким и преданным союзникам, в число которых входили и Уизли?       Неожиданно. К такому повороту Элисса не была готова.       — У нас все хорошо. Мы… мало где бываем.       Билл кивнул — без тени улыбки, и по его крайне серьезному, сосредоточенному выражению лица Элиссе вдруг открылось, что в Британии полным ходом шло смертельное противостояние, настоящая битва. Пусть скрытая, тайная, та, которую Министерство принципиально предпочитало игнорировать — но от этого не менее реальная, битва не на жизнь, а на смерть. В Литтл-Хэнглтоне, да и в поместье Малфоев как-то еще не возникало такого ощущения — Элисса привыкла, что все это время Пожиратели действовали больше по-партизански. И очень обеспокоенное, усталое лицо, которое больше подошло бы человеку лет сорока, но не двадцатипятилетнему парню, как бы окончательно показало Элиссе, что шутки кончились.       — И хорошо, — он не улыбался дружелюбно, как делал это всегда в общении с ней. — Постарайтесь поменьше выходить из дома в темное время суток. Кстати, ты умеешь вызывать Патронуса? Или твой отец?       — Э… нет.       Билл заметно помрачнел, а Элисса нахмурилась. Что-то в газетах она ничего не читала про нападения дементоров, да и от Лорда или Пожирателей она ни слова не слышала на эту тему. Неужели Орден Феникса нашел точные доказательства, что дементоры Министерству больше не подчиняются?       — Билл, а к чему был этот вопрос? В газетах ничего не писали про дементоров…       — Естественно, потому что Фадж изо всех сил пытается игнорировать правду, — с неожиданным раздражением отозвался он, после чего оглянулся по сторонам, будто не был уверен, стоит ли говорить следующие слова вслух. Элисса воспользовалась моментом и поскорее изобразила готовность внимать каждому слову и похлопала ресницами для пущего эффекта.       Билл потянулся было, явно намереваясь взять ее за ладонь, но в последний момент одернул самого себя, точно обжегшись.       — Можно взять тебя за руку?       Растерявшаяся Элисса только кивнула. Он аккуратно взял ее за кисть и потянул за собой — так, чтобы они очутились у стены «Флориш и Блоттс», в стороне от людского потока, и их больше никто не задевал плечами и сумками с покупками. После этого тут же отпустил ее.       — Что это значит? — спросила она, все еще сбитая с толку.       — Ты не любишь, когда до тебя дотрагиваются, я заметил еще у нас дома, а потом и в Хогвартсе… Не хотел, чтобы ты чувствовала себя дискомфортно.       От удивления у нее чуть приоткрылся рот. Смутившись, покраснев, Элисса попыталась выдавить из себя какие-нибудь слова, но не нашлась, и потому только заулыбалась, тронутая тем, что он это заметил и думал о ее чувствах. Билл ободряюще улыбнулся ей в ответ, но почти сразу же посерьезнел.       — В начале августа двое дементоров объявились в Литтл-Уингинге, где живет Гарри Поттер, — сообщил он, и у Элиссы удивленно вытянулось лицо уже безо всякого притворства. — Это маггловский городок, где нет волшебников, и ни с того ни с сего дементоры там появиться не могли, да еще в непосредственной близости от Гарри. Значит, их туда кто-то отправил. И Дамблдор полагает, что дементоры теперь подчиняются Сама-Знаешь-Кому.       — А Поттер-то в порядке? — с возрастающим недоумением спросила Элисса. Теперь она уже по-настоящему ничего не понимала. — В газетах ничего об этом не говорилось…       — «Ежедневный Пророк» сейчас печатает только то, что нужно Фаджу. Почитай, к примеру, «Придиру», там теперь публикует свои статьи Сирано, которого ты уже видела, и вот ему можно верить. Гарри в порядке, но ему пришлось вызвать Патронуса, чтобы спасти себя и своего двоюродного брата. Министерство, разумеется, пришло в восторг, что несовершеннолетний использовал магию вне школы, и Гарри попытались исключить. Но не вышло, — тут лицо Билла озарилось веселой, задорной ухмылкой, которую Элисса уже знала и которая очень ему шла. — Ему устроили разбирательство целым Визенгамотом, а это испытание не для слабонервных…       «Да уж знаю», — мелькнула у нее мысль.       — Но Дамблдор его защитил, и обвинения с Гарри сняли.       Элисса задумчиво кивнула. Значит, к Поттеру подослали дементоров. Неожиданно. И как-то… не в духе Волдеморта. Особенно сейчас, когда вся эта ситуация с Пророчеством висит в воздухе.       — Так что будьте осторожны, — напутствовал Билл напоследок. — Не верьте тому, что пишут в «Пророке», и помните, что угроза реальна. Хорошо, Элисса?       — Да, конечно…       Дальше разговор не клеился: чувствовалось, что молодой человек мыслями был уже далеко отсюда, пусть на Элиссу он смотрел с прежней приязнью, и даже легкий намек на улыбку снова начал угадываться в уголке его губ. И они разошлись каждый в свою сторону, будучи погружены в собственные глубокие раздумья. Биллом, скорее всего, владели мысли о делах Ордена; Элисса же размышляла обо всем, что только что услышала.       Странно было все. И внезапное нападение на Поттера — поскольку Элисса сильно сомневалась, что Волдеморт допустил бы, чтобы с мальчишкой что-то случилось, пока он не разобрался с Пророчеством. Тогда кто еще? У Поттера уже был один смертельный враг, и с таким врагом, как лорд Волдеморт, другие ему противопоказаны, чтобы дожить хотя бы до следующего дня рождения.       И то, что Дамблдор не пустил дальше информацию о том, кем на самом деле была Элисса. Ради чего он оставил ей эту лазейку? Он совсем ее не знает и видел один раз в жизни, и они тогда не перемолвились и словом, и даже не были друг другу представлены. Это намек на что-то? Приглашение?       Такого рода раздумья занимали Элиссу, когда она вернулась в малфоевское поместье, переоделась в легкое летнее платьице и сидела на плетеном стуле в беседке, подперев голову рукой. Книга, которую она захватила из своей комнаты, позабытая лежала рядом, а поверх нее — бумажный пакет с фотографиями, который она сегодня забрала из фотомастерской в Косом переулке.       Странно. Непонятно.       Она не видела ничьего приближения, но вдруг почувствовала на себе чужой взгляд, и оглянулась. Неподалеку, на тропинке в стороне от основной аллеи (и, видимо, именно поэтому она не услышала шагов), стоял Драко Малфой, который застыл в какой-то странной позе — словно шел по своим делам, а потом вдруг увидел ее, и что-то в этой картине его так поразило, что он застыл на месте. Элисса даже опустила глаза, чтобы проверить, все ли с ней в порядке. Да, платье сидит как надо, грязных пятен нет, лицо тоже должно быть чистым: она умылась, когда вернулась из Косого переулка…       Когда она посмотрела на него, Драко вдруг встрепенулся, как Бенджи, которого поймали ночью на кухне возле маггловского холодильника, и на бледном заостренном лице проступили ярко-розовые пятна. Потом, решительно тряхнув головой, будто ему предстояло какое-то очень сложное испытание, Драко распрямился и приблизился, а потом вовсе вступил в тенистую беседку.       — Мисс Каройи, — вежливо поздоровался он. — Прошу прощения, я не хотел вас отвлекать.       — Ничего страшного, — мальчишка был так серьезен, что Элисса скрыла улыбку и отвечала со всей доброжелательностью. — Я, как ты мог заметить, особенно ничем не занята.       После такого откровенного напоминания, что Элисса прекрасно видела, как он рассматривал ее, у Драко загорелись еще и уши. Элиссе стало его жалко.       — Скоро в Хогвартс? — спросила она первое, что пришло на ум, давая подростку возможность прийти в себя. Прием сработал — Драко ухватился за хорошо знакомую тему и чуть расслабился.       ​— Да… Первого сентября, как обычно. Отец с матерью хотят меня проводить, а я им твержу, что сам прекрасно доберусь… — он лениво растягивал слова, и Элисса точно знала, чью манеру говорить он так тщательно копировал. Тем не менее, она старательно сохраняла непроницаемое выражение лица. — А меня же с этого года назначили еще старостой Слизерина…       — Поздравляю.       ​— Да это еще ничего, — отозвался тот с деланной небрежностью, хотя по горящим глазам было видно, что его аж распирает от гордости. — В дальнейшем еще можно будет стать старостой школы. А после того, как Монтегю выпустится через год — и капитаном команды по квиддичу…       ​— Любишь Хогвартс? — Элисса попыталась вспомнить, мечтала ли она, когда ей было пятнадцать лет, о значке старосты или еще каких-нибудь школьных достижениях.       ​— Люблю. Там друзья, еще у нас отличный декан. Есть интересные уроки, можно играть в квиддич, — тут же отозвался Драко, но вдруг будто сам себе прикусил язык и торопливо договорил: — Но, конечно, всю картину очень портит Дамблдор. Из-за него в Хогвартсе шагу ступить нельзя — всюду грязнокровки и магглолюбцы. Только на Слизерине еще жить можно, а на других факультетах их полно. Дамблдор выжил из ума много лет назад, и давно пора, чтобы его сменил кто-то более подходящий…       ​Элисса прямо видела эту четкую грань, где младший Малфой говорил свои собственные мысли, а где — повторял за старшими. Так-то, судя по началу его речи, не так уж плохо ему жилось в Хогвартсе под руководством Дамблдора.       — Вы с Гарри Поттером на одном курсе?       ​Этот вопрос по неведомой причине не оставил его равнодушным — Драко вдруг дернулся и случайно сбросил на пол сверток с фотографиями. Элисса заклинанием приманила пакет к себе, а на остром лице отразилась сильнейшая неприязнь — причем именно что личная неприязнь. Не отстраненно-безразличная, которой можно было обзавестись, просто пребывая в лагере сторонников Волдеморта.       — Да.       ​Она в задумчивости вскрыла пакет, чтобы не вспугнуть Драко своим слишком заинтересованным видом. Не то чтобы она прям ожидала получить какую-то бесценную информацию, которую простодушный подросток ей выболтает, но вдруг Элиссе стало любопытно узнать, что думает обо всем происходящем подрастающее поколение. То, которое еще не принимает участия в активных действиях, но, скорее всего, в будущем пополнит ряды одной из армий — либо Волдеморта, либо Дамблдора.       ​А с Драко там явно все не очень однозначно. То ли сказывается воспитание Нарциссы, которая всеми силами пытается удерживать сына в стороне, то ли еще что, но младшему Малфою пока не промыли мозги настолько, чтобы на имени «Дамблдор» его глаза загорались праведным инквизиторским огнем.       ​— Его сейчас должны были исключить из Хогвартса, но не исключили, — выдал Драко, подходя ближе. Сообразив, что привлекло его внимание, Элисса подвинулась на скамейке, и он сел рядом, чтобы лучше видеть снимки, которые она теперь неторопливо перебирала. Стопка, к слову, вышла большой, и Элисса даже отстраненно удивилась, сколько же успела наснимать в тот памятный день. А Драко уверенно вытащил несколько фотографий, на которых были члены Визенгамота. Фадж, мадам Боунс, та приземистая колдунья, похожая на жабу… — Поттера судили полным составом. Вот они все. Но ему все равно ничего не было, представляете? Несмотря на то, что он использовал магию при магглах!       ​Элиссе хотелось напомнить, что политический курс Пожирателей был направлен как раз на то, чтобы волшебникам больше не пришлось таиться от магглов, но она промолчала. Иначе сейчас собьет Драко с толку, и он больше ничего не расскажет.       — Но Дамблдор его, само собой, защитил, — выговорил тот вдруг с уже не скрываемой злостью, и Элисса даже отложила очередную фотографию — там что-то сосредоточенно писал в пергаменте Сирано. — Как же — святой Поттер! Почему ему все вечно сходит с рук?! Что бы ни происходило — он всегда будет в центре внимания, и все его будут носить на руках! За что?! Чем он так хорош? Лучший игрок в квиддич, как же! Еще и старостой от Гриффиндора наверняка его сделали!..       Она смотрела на него, уже не таясь, но Драко ничего не замечал, и чувствовалось, что он говорит о чем-то, что давно наболело, накипело и требовало выхода. От переизбытка чувств он отчаянно жестикулировал, позабыв, что должен сохранять степенный королевский вид, и сейчас больше всего походил на того, кем был на самом деле, — избалованного мальчишку, который отчаянно завидовал чужой популярности.       Но, как ни странно, он не внушал Элиссе неприязни или, тем паче, отвращения. Обычный мальчишка. С криво расставленными приоритетами (поскольку до этого еще надо было додуматься — завидовать Гарри Поттеру), но что с того? Любящий родителей — Элиссе вспомнилось, как он приготовился защищать мать от Сивого, — считающий отца образцом для подражания, привязанный к друзьям. Речи о превосходстве чистокровных над магглорожденными пока просто повторяет за взрослыми, не вдумываясь особо, что за ними скрывается. Жалко будет, если со временем Волдеморт в компании с Беллатрисой и Барти Краучем перевоспитают его в фанатика.       ​Драко перевел дыхание, уже сожалея о своей вспышке, и вернулся к фотографиям.       ​— Это с того суда над Фоули? — вдруг спросил он, вытаскивая одну — с крупным мужчиной, чью круглую физиономию украшали пышные усы. — Отец упоминал о нем, а здесь на снимках столько журналистов… Это, к слову, Варнава Кафф, главный редактор «Ежедневного Пророка». Вы там были?       — Да.       ​Элисса положила отдельно еще одно фото — где насмешливо улыбался Алекс, и его нисколько не смущали цепи на руках, а потом вдруг ее дыхание перехватило — на следующем снимке она увидела красивую молодую женщину, чьи черты только угадывались под шляпой с вуалью. Она была облачена в дорогую мантию, на изящных кистях можно было рассмотреть тонкие, точно паутина, перчатки. И по одной только осанке, изгибу длинной лебединой шеи, аристократичности всего ее облика Элисса уже точно знала, кого видит.       Кристин д’Альбер.       Выходит, она тоже была на допросе Алекса. Да, по письму старшему Фоули можно было догадаться, что бывшая возлюбленная Троя, а также правая рука князя Себастьяна де Колиньи, осведомлена о случившемся с Алексом, но все равно Элисса не ожидала так внезапно ее увидеть.       ​А она-то сама куда смотрела? Неужели так сильно была увлечена философскими беседами с Волдемортом, что вообще не замечала ничего вокруг?!       Элисса решительно сунула Кристин в середину стопки, твердо намереваясь досмотреть фотографии позже. Интересно, кого еще она не заметила на том заседании и чьи еще снимки она тут обнаружит? Самого князя де Колиньи? Иштвана? Собственного отца?       Рядом вдруг сильно вздрогнул Драко, который до этой секунды как-то попритих, и даже отшатнулся назад. Выражение лица младшего Малфоя было таким, будто перед ним очутилось что-то ядовитое, хотя на скамейке лежала всего лишь еще одна фотография. Элисса придвинулась ближе, чтобы увидеть, что же его так сильно напугало.       ​Ну конечно.       ​На этом снимке его глаза не горели дьявольским алым пламенем, пророчащим скорую погибель всем неугодным, но лицо оставалось холодным, отчужденным, задумчивым, пока он наблюдал за тем, что происходило за пределами объектива фотоаппарата — надо полагать, допрос Алекса шел полным ходом. К слову, Элисса понятия не имела, когда успела сделать этот снимок.       ​И Трой с Маттео еще что-то твердили ей про то, что Волдеморт не способен контролировать собственные чувства! По человеку на фотографии как-то сразу становилось понятно, что никаких чувств у него в принципе быть не может. Что он всегда будет безразличным, далеким и недосягаемым, как созвездие Гончих Псов, а то, каким она видела его в те часы, которые они проводили вдвоем, — это все игра. Маскировка. Театр одного актера.       Или нет?..       Она сердито тряхнула головой, сгребая все фотографии в одну кучу, и, как ей показалось, Драко стало физически легче, как только последний снимок скрылся с глаз.       ​— Проводишь меня к дому? — попросила Элисса, очаровательно улыбнувшись и отчаянно пытаясь за этой улыбкой скрыть смятение и неуверенность, которые теперь охватывали ее каждый раз, стоило Волдеморту без позволения появиться в ее мыслях. — От жары можно сойти с ума.       ​Драко с готовностью согласился. ​

***

      ​Лорд появился вечером — и вновь Элисса не была до конца уверена, знали ли прочие обитатели поместья о его присутствии. Он просто бесшумно переступил порог гостиной, как и раньше, не особо утруждая себя стуком. Спасибо, что к ней в спальню он так не врывался.       ​Конечно, она уже не столь сильно нервничала и прирастала к месту, как в первый вечер, когда он так пришел, но все равно Элисса ощутила знакомое волнение. Впрочем, сегодня у нее были серьезные темы для разговора, так что контролировать себя ей было куда легче, чем обычно.       — На Гарри Поттера в начале августа напали два дементора, — выпалила она, когда Волдеморт привычно сел в кресло рядом. Дверь на балкон вновь была открыта, и с улицы доносился аромат роз, и гравий шуршал — кто-то вышел подышать свежим воздухом на сон грядущий. В комнате вновь было полутемно, горело несколько свечей. ​      Тот не выглядел сколько-нибудь удивленным, но раздражение на привлекательном лице проступило очень отчетливо.       — Иной раз меня поражает, каким образом старик организует защиту своему герою. Такими темпами мне придется отправить к Поттеру кого-то из Пожирателей для присмотра — чтобы того ненароком никто не убил раньше времени!       — То есть вы не знаете, чьих это рук дело?       ​Он досадливо поморщился.       ​— Дементоры, конечно, могли очутиться там по чистой случайности… Но это маловероятно. Нет, тут, скорее всего, происки кого-то еще. Возможно, кого-то из министерских. И это ход не против Поттера, а против Дамблдора.       ​Элисса глубоко вдохнула, готовясь перейти к главному. Волдеморт, как всегда, безошибочно почувствовал перемену в ее настроении и без слов посмотрел на Элиссу, предлагая говорить прямо. Ей не хотелось в этом признаваться даже самой себе, но от взгляда этих темных-красных глаз у нее внутри все екало и переворачивалось вверх тормашками.       ​— Почему-то не все члены Ордена Феникса знают о том, что я на вашей стороне. Дамблдор должен быть в курсе, но он не объявил это во всеуслышание. Вы знаете, почему?       Лорд не ответил, но помрачнел. Тем не менее, опять в нем не было заметно никакого недоумения — что, Снейп продолжал успешно шпионить для обеих сторон одновременно и держать в курсе последних событий и Дамблдора, и Волдеморта?       ​— У тебя есть какие-нибудь предположения?       ​Теперь уже нахмурилась Элисса. Догадка-то у нее была, и, скорее всего, верная, но делиться ей вслух не хотелось. Однако Лорд продолжал требовательно глядеть на нее — и промолчать не получилось.       — Мне кажется, это приглашение. Он предлагает мне разговор.       ​Волдеморт не проронил ни слова, но белые пальцы вдруг с силой впились в подлокотники, вся его фигура обратилась в камень от напряжения, а глаза загорелись неподдельной яростью, к которой примешивалось что-то еще — какая-то застарелая, но от этого не менее сильная злоба к конкретному человеку. Причем такая злоба, которой, как кислотой, можно было расплавить металл. Но, как ни парадоксально, вслух он ничем не выдал своего гнева и даже не попытался сорваться на самой Элиссе.       ​Похоже, со своей догадкой она попала в яблочко, и Волдеморт даже не пытался этого скрыть. Вот только самой Элиссе от этого было не легче. Что Дамблдору может быть от нее нужно? Хорошо, если он каждого союзника Лорда пытается лично переубедить вернуться на сторону света и нести в мир добро и любовь. А если нет? Что Дамблдор может знать о ней, Элиссе, кроме того, что она сама позволяет узнать окружающим?       — Откуда тебе обо всем этом известно? — наконец спросил Лорд очень холодно, справившись с собой. Правда, не до конца — на его челюсти до сих пор гуляли желваки, а глаза напоминали колючие и острые куски льда. Интересно, что его так сильно взбесило, что он из последних сил пытается удерживать себя в руках? — Откуда информация?       ​— Эээ… — Элисса вдруг покраснела, что было совершенно некстати и могло быть в корне неверно истолковано. Но Волдеморт каждый раз так выходил из себя, когда на горизонте начинал маячить один конкретный рыжеволосый волшебник, что она не сразу сориентировалась, что должна сказать. А на ее мычании Лорд так угрожающе прищурился, что дальнейшее молчание стало попросту опасным.       ​— Я встретила Билла Уизли в Косом переулке, — быстро выговорила она, точно надеясь, что чем скорее она во всем признается, тем быстрее он успокоится. Темный маг застыл на одном месте и теперь сверлил ее недобрым взглядом, от которого Элиссе стало втройне неуютнее. — Я думала, он сразу попытается сдать меня мракоборцам, а он заговорил со мной точно так же, как обычно. Просил быть осторожнее, рассказал про нападение на Поттера… Ну и все, потом мы попрощались. И он не притворялся, будто не знает, что я с вами. Он действительно не знает. Иначе я бы заметила, что он отыгрывает заданную роль.       — Все? — осведомился Волдеморт, пригвоздив ее к месту одними глазами, и таким колким тоном, будто Элисса прямо там, в Косом переулке, выдала Биллу все лордовские планы одним махом. Его раздражение разлилось в воздухе почти физически, и Элиссе показалось, что и прочие обитатели дома должны были ощутить, как в один момент стало трудно дышать.       — Все, — отчеканила она, стараясь смотреть на него прямо и без страха — как человек, которому нечего скрывать.       Наступившая тяжелая тишина оказалась прервана неожиданным образом. Тихий хлопок — и посреди гостиной возникла маленькая домовиха в засаленном полотенце, которую Элисса просила приготовить ей чай и про которую совсем забыла. Та левитировала на кофейный столик серебряный поднос с чайником, чашкой на блюдце, молочником и еще чем-то таким же милым и приятным сердцу.       — Либби принесла чай, как просила мисс, — пропищала она, в круглых глазах стояли слезы. — С чабрецом. Но мяты не было, Либби безумно жаль, мисс! Либби может предложить другие травы, если мисс хочет, Либби обязательно накажет себя за то, что не выполнила приказ…       ​— Все в порядке, Либби, — успокаивающе сказала Элисса. — Не беспокойся, я и так выпью. И не вздумай себя истязать, ясно? Я тебе запрещаю! Я нисколько не сержусь на тебя.       ​Домовиха сделала попытку рухнуть на колени.       ​— Мисс очень добра к Либби!       ​— Можешь принести еще одну чашку, пожалуйста? — Элисса бросила косой взгляд на Лорда, который ничего не говорил, а только молча сидел и наблюдал за разворачивающейся сценой с непроницаемым выражением лица и все с таким же напряжением во всем теле.       — Да, мисс, сию секунду!       Либби через пять секунд вернулась с еще одним подносом, на котором, помимо второй чашки, было какое-то легкое угощение — вазочка с вареньем, печенье, небольшие бутерброды, — и с низким поклоном исчезла. Элисса оценила желание домового эльфа отблагодарить ее просто за дружелюбное отношение и мысленно покачала головой. Зря Либби старалась. Все равно у нее не получится проглотить ни кусочка.       — Что-то я раньше не замечал в тебе такой тяги… творить добро, — в тишине голос Волдеморта как-то особенно заметно сочился недоумением и презрением, и он откинулся на спинку кресла. — Кому и зачем ты пытаешься что-то доказать?       — Никому и ничего, — Элисса пожала плечами, понимая, что именно показалось ему таким странным и неправильным. — Просто я не считаю, что Либби должна себя калечить только за то, что на кухне Малфоев не нашлось нужного мне чая. И мне не сложно сказать спасибо за услугу. Ей было приятно это услышать.       ​— Она раб, — выговорил он таким тоном, будто удивлялся, что должен напоминать какие-то азбучные истины. — Никто и ничто. Единственное назначение эльфов — служить волшебникам.       ​— Она живое существо с разумом и чувствами, — жестко возразила Элисса, сама не замечая, как воинственно скрестила руки на груди. — Я не вижу смысла издеваться над кем-либо просто так, без причины. И над эльфами в том числе, тем более что им только повод дай себя помучить!       Их взгляды встретились, и Элисса как-то сразу поняла, что она и Волдеморт говорили в ту минуту на совершенно разных языках. В его глазах была не злость, а какое-то… удивление. Какой-то брезгливый интерес, с которым можно изучать особенно мерзкую мокрицу или сколопендру.       ​— Твоя сентиментальность когда-нибудь тебе аукнется, — наконец очень холодно сообщил Лорд. — Не говоря уже о том, что это просто показатель глупости и слабости. И ладно бы ты выбрала себе объектом для жалости волшебника — но ты тратишь время на… домовика? Что это за нелепая форма самоуничижения?       ​Элисса вздохнула, стараясь, чтобы он не расслышал в этом вздохе сочувствия — сочувствия к нему, эмоциональному инвалиду, который не мог понять самых простых вещей.       ​— Человеческое отношение к кому-то не унижает меня. Относиться к кому-то по-доброму не значит быть слабым. Иногда бывает совсем наоборот.       — Неужели? И каким же образом?       Она отвернулась и уставилась куда-то в сторону балконной двери, не желая развивать тему дальше.       — Я что-то не понял, — теперь голос Волдеморта звучал вкрадчиво. — Ты меня не расслышала?       ​Элисса взглянула на него, не скрывая досады. Увидев ее выражение лица, Лорд саркастически вздернул бровь. Отвязаться от него было невозможно, это очевидно. Элисса помедлила еще немного и решилась.       — Вам же известно в общих чертах о моей семье. Мой отец — обычный домашний тиран. Он не особо талантливый волшебник, и изощренным умом никогда не обладал, так что, возможно, более сильная и решительная женщина смогла бы поставить его на место, чтобы он дернуться не смел. А моя мать… Она слишком безвольная, слабохарактерная, и мужества и силы духа у нее никогда не было. Отец очень быстро подавил ее, так что дома она больше походила на тень человека. Может, когда-то она пыталась защитить от него детей, но я этого не помню. И всю жизнь, сколько я себя знаю, он нас терроризировал. В фамильном особняке в Будапеште он был полновластным хозяином, ему никто не смел перечить, и он запугивал всех — жену, дочерей и эльфов. У нас их было двое. Одна — Лина — была домашней прислугой, и ей доставалось больше, чем всем нам вместе взятым. А еще была Илке — наша кухарка. На кухне отцу было делать нечего, Илке редко попадалась ему на глаза, и поэтому она была не такая затравленная и забитая, а потому более… непосредственная. Я пряталась у неё на кухне, и она всегда была добра ко мне. Не раболепна, каким должен быть эльф, а именно… добра. Она заботилась обо мне много лет, и, когда я сидела у неё на кухне, я всегда чувствовала себя в безопасности, и не важно, сколько лет мне было — пять или восемнадцать. Потом к нам стала присоединяться моя младшая сестра. Мы сидели вместе у очага, и Илке нас угощала и утешала…       — Только в конечном итоге ее защита не очень-то тебе помогла, — заметил Волдеморт едко. Несмотря на его тон, Элисса видела, что он слушал с жадным, почти болезненным интересом. — Замуж тебя все равно отдали.       — Отдали, — не стала спорить Элисса. — Причем прямо на кухню за мной и пришли.       — Как же ты, наверное, ничтожно себя чувствовала, если неуклюжая опека домашнего эльфа казалась тебе лучшей вещью на свете!       Элисса не дала себя спровоцировать и пристально посмотрела на него. Что-то для человека, которому должно быть все равно и который сосредоточен только на себе, власти и своей миссии, Волдеморт слишком старательно пытался уколоть её по живому. Будто силился загнать Элиссу в привычные ему рамки, а она в очередной раз отказывалась это делать. И по неведомой причине ее слова не оставили его равнодушным, что-то такое он в них услышал, что-то, что затронуло его лично… И, может, хватит уже просто сидеть и терпеливо сносить от него все то, что он ей наговаривает?       — Слушайте, если у вас было такое счастливое детство, где вы всегда чувствовали себя в безопасности, над вами никто не издевался, а после вас нигде не держали под замком, отобрав волшебную палочку и лишив возможности колдовать, я за вас очень рада! Но не всем же так повезло!       В душе она подозревала, что на самом деле все было совсем по-другому, и эмоциональная холодность Волдеморта, как и его неспособность понять обычные человеческие чувства объяснялись тем, что его детство ненамного отличалось от ее собственного. Может, было даже хуже — учитывая, что сама Элисса высоко ценила любовь и дружбу и не отмахивалась от них как от ненужных понятий. Он застыл в неподвижности — не разозленный, а… растерявшийся, не ожидавший от обычно более миролюбивой Элиссы такого резкого отпора. А она, пользуясь последними секундами, которые у неё оставались (Волдеморт вот-вот должен был прийти в себя, и там уже о любой возможности высказывать свои мысли открыто можно было забыть), воинственно довершила:       — Поэтому я ценю тех, кто был ко мне добр. Хоть волшебников, хоть эльфов, хоть… лукотрусов. Нельзя брать от них добро и воспринимать это как должное, а на самом деле тайно ненавидеть всех окружающих. Так никакой злобы и ненависти не хватит.       — Привязанности рождают слабость, — отрезал он, не сводя с неё глаз. Как ни странно — он все ещё не гневался по-настоящему, а будто был захвачен предложенной темой для дискуссии.       — Да, — согласилась Элисса, и не подумав спорить. Тут возразить было нечего. — Вы правы. Рождают. Но они же могут сделать тебя сильнее при определённых обстоятельствах!       — Это вопрос философии и сантиментов. Не логики.       — Не все в мире строится на логике.       Едва произнеся это, Элисса уставилась на Волдеморта, огорошенная — не вполне понимая, какое направление приняла их беседа. Тот тоже смотрел на неё, высоко подняв брови и, видимо, тоже соображая, куда это его понесло.       — Ладно, — быстро сказала она, не давая ему опомниться. — Вы правы. Я не хотела морализаторствовать. И уж точно не указывала, как вы должны поступать. И, наверное, мои слова прозвучали странно, учитывая, как я сама люблю везде и во всем ставить на первое место логику…       Элисса чувствовала, что говорит слишком много, но слова просто срывались с языка. Остановил ее сам Волдеморт, когда внезапно без каких-либо предисловий спросил:       — Что с твоей старшей сестрой? Ты всегда упоминаешь только младшую, но ведь вас трое! А старшая? Мне сообщали, что она душевнобольная.       Вот тактичности ему точно не мешало бы поучиться, — мысленно вздохнула Элисса и тут же посерьёзнела.       — У Эржебет в юности проявились тяжелые проблемы с самоконтролем, а ее магия была крайне нестабильна. Если вы спрашиваете, отразилась ли на ней «забота» нашего отца, то да. С тираном-отцом, матерью, которая не может и даже не пытается тебя защитить, с расстроенными нервами, да ещё магией, которая тебе не подчиняется… Это должно было однажды во что-то вылиться.       — Вылилось? — с любопытством спросил Волдеморт.       Она холодно кивнула — его бесцеремонный интерес вдруг начал Элиссу раздражать.       — Она подожгла дом. Вызвала пожар бесконтрольной магией, даже не понимая, что творит, и в этом пожаре едва не погибли другие волшебники. Семья — не только отец с матерью, но и другие… близкие, — Элисса скривилась, — постаралась не допустить огласки, но после этого за Эржебет начали наблюдать целители. Спустя… где-то год, наверное, новым выбросом магии она убила нескольких человек. Вот на это закрыть глаза уже было нельзя, этот случай даже попал в газеты… Те старые выпуски, наверное, до сих пор можно найти. Общественность была напугана тем, что безумная волшебница живет дома и в любой момент может сотворить еще что-нибудь смертоносное, даже не осознавая этого. После этого Эржебет официально поместили в лечебницу. Это произошло зимой одиннадцать лет назад. Бешке было двадцать.       — И ты считаешь, что это все произошло из-за жестокого отношения вашего отца? — продолжал он расспрашивать без какого-либо сочувствия, но по-прежнему с интересом, и чем был вызван этот интерес, Элисса не улавливала.       Она отвечала спокойно — семейная история была давняя и сильных эмоций уже почти не вызывала.       — Нет. Иначе сошли бы с ума все трое, а потом ещё и наша мать за компанию. В роду Каройи хватало… всяких волшебников, и безумные тоже были. Может, Бешке просто унаследовала что-то семейное… Хотя отец, конечно, тоже внес свою лепту. И при этом он не смеет перечить тем, кто сильнее. Жаль, я не сразу это поняла. Была бы я поумнее, посмелее и посильнее — дала бы ему отпор еще тогда…       — Миклош Каройи — любопытный персонаж, — вдруг изрек Волдеморт задумчиво, на что Элисса тут же ощетинилась, как еж при появлении лисицы.       — Чем же? Типичный представитель древней чистокровной семьи. Азартный игрок, избалованный, трусливый и жестокий.       — Вот именно. И оттого удивительно, как у него наравне с сумасшедшей дочерью могла вырасти еще и ты.       Застигнутая врасплох, Элисса в растерянности посмотрела на него. Волдеморт разглядывал ее, в полумраке комнаты его глаза слегка мерцали — без злобы, насмешки или высокомерия. Элисса не могла отыскать определения этому взгляду, но почувствовала, как от этих глаз у нее отнялись ноги, а заодно и язык. Сейчас, когда он не пытался подавить ее, его лицо не портила надменная маска, у Элиссы перехватило дыхание от того, как он преобразился. В памяти почему-то всплыло сегодняшнее фото, которое лежало в стопке других на столе — будто то были два совершенно разных человека! — а еще ей показалось, что в гостиной странно сгустился воздух.       — Тебя он не сломил, ты не сошла с ума. Вместо этого ты сбежала, училась выживать, а теперь строишь планы мести.       Элисса слушала, затаив дыхание, его ровный, глубокий голос.       — Ты и так сильная. И стойкая. Тебе хватит сил сокрушить своих врагов.       Почему в его устах это звучало как самый лучший комплимент, на который этот человек был способен?