Глаз бури

      Следующие две недели пролетели быстро и ничем особенным не запомнились — кроме восхитительных ощущений взрослого человека, когда ему в очередной раз приходит письмо со списком учебников и школьных принадлежностей, которые впоследствии закупаются в магазинах, полных таких же страдальцев с точно такими же списками.       Потрясающие впечатления. Врагу не пожелаешь. Ладно бы она еще собственного ребенка в школу собирала, но саму себя… Это уже какое-то натуральное издевательство.       Хватало и прочих радостей жизни. Беллатриса открыто насмехалась, кто-то из Пожирателей позволял себе отпускать в адрес Элиссы шутки по поводу наступающих учебных будней, Нотт торжествующе сверкал глазами.       Волдеморт в эти дни у Малфоев не появлялся, что вызывало у нее двоякие чувства.       Короче говоря, жизнь была прекрасна и удивительна.       Вечером тридцать первого августа Элисса приступила к сборам. Она плохо представляла себе, что могло бы ей понадобиться в Хогвартсе кроме форменных мантий, и потому просто распахнула дверцы шкафа и по очереди вытаскивала оттуда вешалки и оценивала то или иное платье, а потом отбрасывала их на кровать в две разные кучи. Время от времени она отходила к комоду и начинала сортировать вещи на нем — что взять с собой, что оставить на месте. Настроение было отвратительным.       Школа! Черт возьми, школа! Прав был Бенджи, что ни говори! Уж лучше бы ей дали какое-нибудь смертельно опасное задание. Вместе с проштрафившимся Макнейром отправиться к великанам, к примеру. Все будет лучше, чем зазубривать наизусть академические знания, от которых в реальной жизни никакого толка! Ещё и выпускной курс, подготовка к экзаменам! Брррр, такое только в кошмарном сне приснится!       Щетка для волос, любимый шампунь с лимонной вербеной отправились в дорожный сундук. Шпильки, губная помада, оставшаяся у нее после ужина с Гербертом Фоули, — так и продолжили лежать на месте.       С другой стороны, она вполне может стать твёрдой троечницей. Никаких инструкций на тему, что она должна сдать двенадцать ЖАБА на сплошные «превосходно», ей не давали, а сама она подобной глупостью заниматься точно не собиралась.       Карманное зеркальце, зелье для спокойного сна — с собой. Книги по астрономии придется оставить… Но в Хогвартсе же вроде должна быть библиотека, школа все-таки…       Как совершенно справедливо высказался Бенджи, кто ее в самом деле в здравом уме отправил бы изображать студентку?! Извертевшись перед зеркалом со всех возможных сторон, Элисса констатировала правоту друзей. Никому больше в голову бы не пришло принять ее за несовершеннолетнюю и таким холодным, презрительным тоном заявлять, что на нее все еще действует Надзор! Изменения происходили постепенно, плавно, в течение целого года, и никто толком не обратил внимания, что она стала выглядеть старше — хотя на все том же достопамятном вечере у Малфоев, куда приглашали Герберта Фоули, с высокой прической, макияжем, да еще тем платьем Элисса внешне приблизилась к своему настоящему возрасту сильнее, чем за всю предыдущую жизнь. Школьная черная мантия и отсутствие косметики, конечно, ее слегка омолодят, но все равно она будет похожа на семикурсницу, которую оставили на второй год.       Хорошо если не дважды.       И «Сердце Исиды» молчало. Не подавало никаких сигналов и не выявляло никаких проблем в Элиссином драгоценном здоровье.       Нет, конечно, студентам можно наврать, что она училась на дому, потеряла год времени и теперь хотела бы наверстать упущенное… Люциус там вроде как в ее официальной биографии что-то такое убедительное придумал, надо будет завтра в поезде освежить память. Да и Трой был абсолютно прав, когда еще год назад говорил, что люди склонны сами додумывать и не замечать правды, если эта правда не вписывается в их привычный мир. Опять же, девушки в семнадцать лет уже активно пользуются косметикой, добавляющей им возраста, а если Элисса как раз ничего такого делать не будет, то запросто сойдет за их ровесницу.       Но черт возьми, вот так небрежным жестом отослать ее в Хогвартс, будто надоевшую вещь…       Элисса не столько услышала, сколько почувствовала чужое присутствие совсем близко, и обернулась.       Он стоял в дверях, видимо, уже некоторое время, и наблюдал за ней. Глаза не переливались алым, оставались тёмными, но в бледном лице читалась настороженность.       На пару секунд Элисса даже остановилась, держа в руках очередную вешалку, а потом неудовольствие взыграло с новой силой, и она молча вернулась к своему занятию. Хочет что-то сказать — пускай говорит. Тёплый свитер присоединился к вещам для поездки, расшитое серебряной нитью вечернее платье — к тем, которые останутся в особняке.       — У тебя будет другое задание, — наконец произнес он, и во взгляде, которым он обвел комнату, Элисса уловила слабое любопытство. С небольшой задержкой она сообразила, почему: несмотря на всю свою бесцеремонность и нежелание уважать личные границы других людей, лорд Волдеморт ни разу не появлялся в ее спальне, ни в поместье Малфоев, ни в Литтл-Хэнглтоне. И видеть его в подобных декорациях было откровенно… странно. Впрочем, ничего примечательного он здесь обнаружить не мог. Обычная гостевая комната, которую Элисса так и не начала воспринимать своей, и потому её личных вещей было крайне мало.       Она даже не испытывала какой-то неловкости или смущения из-за того, что он ворвался в ее непосредственное личное пространство и теперь так беспардонно озирался по сторонам. Слишком сильно Элиссу вывело из себя очередное лордовское решение, спутавшее ей все карты и вынудившее снова менять планы, и подыгрывать его самолюбию, тщеславию она не испытывала желания.       Не дождавшись от Элиссы какой-либо внятной реакции, Волдеморт прекратил изучать убранство малфоевской гостевой спальни и снова посмотрел на Элиссу — на этот раз куда более мрачно. После чего шагнул через порог, плотно закрыл за собой дверь, отрезая себя и Элиссу от прочего дома, а затем невербально сотворил заклинание Тишины. Элисса наблюдала за этими манипуляциями с выразительно вздернутой бровью и едва удерживала себя от того, чтобы не скрестить воинственно руки на груди.       — Слежка за Поттером интересует меня в меньшей степени, — наконец заявил он, когда остался удовлетворен полученной конфиденциальностью. — Из Хогвартса он все равно никуда не денется, старик с него глаз не спустит. Я хочу, чтобы ты присмотрела за Северусом.       На этот раз Элисса озадачилась по-настоящему, а потому не стала изображать безразличие и посмотрела вопросительно.       — Вы его в чем-то подозреваете?       На привлекательном лице отразилось сильное раздражение, но направленное не на Элиссу.       — У меня нет точных доказательств… Впрочем, если бы были, этот разговор бы вовсе не состоялся. Нам ещё многое предстоит совершить для нашей победы, ставки с каждым днем становятся все выше, и я не допущу в своём окружении дамблдоровского шпиона. Хватит в рядах Пожирателей одной крысы… И каждого предателя, который действует против меня, я убью лично. Причём тогда, когда он уже сам будет умолять о смерти.       Последние слова он произнес тихо, но как-то так, что Элисса, у которой по спине побежали холодные мурашки, ни на миг не усомнилась — именно так все и будет.       — Ты высказывала любопытные суждения о Северусе. Давно, больше полугода назад, — продолжил он уже обычным тоном, вглядываясь в ее лицо с каким-то непонятным жадным интересом. Элисса внимательно слушала, хотя про себя недоверчиво хмыкнула — надо же, он помнит, что она говорила ещё в прошлом декабре! И к каким же её рассуждениям он вдруг решил прислушаться? К тем, согласно которым Северус Снейп мог испытывать к грязнокровке Лили Поттер любовь — чувство, которое Волдеморт презирал и всячески отрицал его существование? — Я бы не хотел, чтобы ты оказалась права, но пускать ситуацию на самотёк не собираюсь.       — Я должна предоставить вам доказательства его вины или, наоборот, невиновности?       — Я не особо уповаю на такую невиданную удачу, — обронил он снисходительно. — В Хогвартсе ты постоянно будешь на глазах у Дамблдора, который осведомлен, что ты служишь мне. Кстати, не разочаровывай его и веди себя соответствующе. Старик должен поверить, что я прислал тебя не спускать глаз с Поттера. Но сама присмотрись к Северусу. В твоём присутствии он, конечно, будет держаться настороже, но мало ли… Ты можешь заметить что-нибудь важное.       Несколько неожиданная смена курса, но суть от этого не меняется. Уехать минимум на пять месяцев в Хогвартс все равно придётся, и нет никакой разницы, за кем следить — за Мальчиком, Который Выжил, или за Снейпом. Хоть за самим Дамблдором.       Поэтому Элисса лишь кивнула.       — Я все поняла, Повелитель.       — Это должно остаться только между нами, — с нажимом произнес он. Вид у Волдеморта был почему-то сердитый, хотя Элисса ничем не демонстрировала своего несогласия и говорила очень вежливо. — Ты слышишь меня? Рассказывать кому-либо о моем приказе тебе запрещено. И будь осторожна с самим Северусом, он превосходный легилимент. Ясно?       Не вполне понимая, чем он теперь недоволен, Элисса мысленно пожала плечами и невозмутимо кивнула.       — Можете не беспокоиться, Повелитель. Я сделаю все, чтобы вас не подвести.       По неведомой причине он не покинул тут же ее комнату, а продолжал неподвижно стоять, будто дожидался от неё какой-то реакции, и на сей раз Элисса вполне искренне не могла сообразить, чего он хотел. Что она должна сделать или сказать? Пасть ниц напоследок, раз уж они расстаются как минимум на несколько месяцев? Попросить домашнее задание по Темным Искусствам, которое будет выполнять в Хогвартсе на радость Дамблдору?       — Могу я вернуться к сборам? — просительно сказала она. — Я плохо представляю, что брать с собой. Давно покинула школу, да и Шармбатон находится в совсем другом климате…       Элисса очень надеялась, что сейчас он пожелает ей успешного учебного года и наконец-то уйдёт заниматься своими куда более важными и ответственными делами, но Волдеморт не шелохнулся. И он по-прежнему ничего не говорил, только мрачнел с каждой секундой все больше.       Ну и черт с вами, — сердито решила про себя Элисса. — Хотите играть в молчанку и гневно сверкать глазами — ваше право. Если у вас ко мне претензии — я перед вами.       И она развернулась обратно к шкафу, намереваясь достать оттуда ещё две вешалки.       — Знаешь, что меня поражает больше всего? — осведомился голос позади нее. Негромко и даже почти невыразительно. Но вибрирующую злость в нем не расслышал бы только глухой.       Медленно, чувствуя, как его взгляд сверлом ввинчивается ей в позвоночник, Элисса обернулась — и тут же увидела его горящие бешеным алым пламенем глаза. И хотя она с самого его появления чувствовала, что Волдеморт пребывал в каком-то странном настроении, к столь стремительной перемене Элисса оказалась не готова и сильно вздрогнула от неожиданности.       Следом ей бросились в глаза прочие детали — напряжённая фигура, желваки на челюсти, знакомая циничная складка у губ… Белые аристократичные пальцы с силой сжимают волшебную палочку. Красивое лицо искажено от сдерживаемого гнева.       В общем, классический облик лорда Волдеморта под названием «Спасайся кто может».       Как известно, первое, что ты должен сделать, обнаружив в непосредственной близости от себя гремучую змею, — не бросаться наутек и не совершать никаких резких движений, а замереть неподвижно на одном месте. Элисса так и поступила, обратившись в каменное изваяние у шкафа, прямо вместе с вешалками в руках.       — Ты совершенно… не принимаешь меня в расчет. Что бы я ни сделал, что бы ни сказал, — поначалу он выталкивал из себя слова с заметным усилием, будто заставлял себя проговаривать это вслух, но потом его речь стала более быстрой, эмоциональной — Волдеморт больше не старался скрывать истинные чувства. — Ты всегда остаёшься безразлична. Как бы я ни пытался встряхнуть тебя, вывести на какую-то живую реакцию… Ты не поддаешься. Тебя не интересует моя миссия, ты презираешь моих людей, и покуда они могут быть тебе полезны — используешь их. Ты не разделяешь моих взглядов, открыто и без страха высказываешь свои настоящие суждения…       — Я выполняю все ваши распоряжения, — рискнула заметить Элисса, все ещё не понимая, что она на этот раз сделала не так.       — А я сейчас говорю не о твоей исполнительности, — возразил он опасно мягко, и его губы изогнулись в угрюмой усмешке. — Я говорю не о твоих поступках, а о твоих… мыслях. Чувствах.       Ей пришлось приложить кучу усилий, чтобы её брови снова не поползли изумленно вверх. Ради Мерлина, что этот человек, который является эмоциональным калекой куда хуже самой Элиссы, может знать о ее чувствах?       Элисса набрала было воздуха в грудь, но он предупреждающе поднял ладонь — и как-то сразу стало ясно, что дальше лучше стоять проглотив язык.       — Тебе все равно. Все, что я делаю, говорю, всего… меня ты воспринимаешь как нечто… неинтересное, обыденное, не имеющее к тебе никакого отношения. Будто не в моей власти в любую секунду убить тебя, запытать до полусмерти, сотворить с тобой что угодно… Две недели назад я дал тебе задание, которого ты не ожидала и которое изменит твою привычную жизнь, — ты только киваешь. На собраниях я демонстративно понизил твой статус, отсадил к Хвосту — и за все три месяца ты даже ни разу не спросила, а за что такая немилость. И ладно бы это было смирение, стыд или вина, и потому ты не пыталась возразить, — но тебе попросту наплевать! И это касается всего. Завтра я могу объявить, что отныне мы будем защищать права грязнокровок, а Дамблдор должен стать министром магии, — ты и в этом случае просто пожмешь плечами и скажешь: «Как изволите, мой Лорд»! Не задавая вопросов, не спрашивая, почему я так решил… Почему? Что даёт тебе возможность думать, что ты можешь сбросить меня со счетов?!       Он говорил, уже открыто повысив голос и яростно выплевывая каждое слово, и, сам не замечая того, выразительно жестикулировал. Элисса смотрела на него во все глаза — и словно не узнавала, и даже его признание, по какой причине на самом деле он так не жаловал ее все лето на собраниях, она отметила лишь краем сознания. Что происходит? С чего вдруг его тревожат подобные вопросы — причём так сильно, что его аж трясёт от злости?       — Вы заблуждаетесь, — горячо возразила Элисса, едва он умолк. Как ни парадоксально, она не кривила душой. То есть да, отчасти Волдеморт был прав, но… Ей уж точно не было наплевать на его мнение. С недавних пор, если быть откровенной, но все же. — Да я из кожи вон лезу, чтобы не раздражать вас, как другие люди, я делаю все, чтобы вам было интересно со мной разговаривать…       Сказала — и сама осеклась. Слишком по-детски, слишком наивно это прозвучало. Для кого-нибудь другого такое заявление бы сгодилось, но не для этого человека.       Но Волдеморт, казалось, ничего не заметил.       — Я это уже понял, — едко парировал он, в сильном раздражении делая шаг ей навстречу, и Элисса инстинктивно отступила к стене. — То, что ты стараешься сделать мою жизнь красочнее — в этом никаких сомнений. Но почему-то все с той же удивительной убежденностью веришь, что я не разгадаю твои маневры. Ты ведь для этого последние месяцы убеждаешь меня, будто неровно дышишь к Краучу?       — Что?!       На этот раз огорошенность в голосе Элиссы была самой настоящей. Она застыла у шкафа, широко распахнув глаза, а Волдеморт холодно рассмеялся — злым, невеселым смехом.       — То есть ты в самом деле думала, что я не смогу раскусить твою хитрость? Но придумала ты изобретательно, ничего не скажешь. Ты решила использовать Крауча, чтобы отвлечь меня? Чтобы в случае твоей ошибки я покарал Крауча, думая, что этим накажу тебя? — Элисса не сводила с него расширенных глаз, а его губы скривила глумливая ухмылка. — Изящный ход, и я даже вынужден признать, что это могло сработать. Но ты просчиталась в одном: ты ни во что не ставишь моих слуг. И я должен был поверить, что к одному из них ты прониклась такой горячей симпатией?       У Элиссы даже руки опустились, и вешалки с платьями с тихим шелестом упали на пол. Сама она молчала, впервые за все время понятия не имея, что сказать. К тому, что здесь ее с такой лёгкостью выведут на чистую воду, она оказалась не готова.       — Почему Барти? — осведомился он тем временем все с той же неприятной улыбкой, которая здорово портила его правильные черты. — Почему не Кантанкерус? Или Белла? Тут даже не имеет значения, что они тебя недолюбливают. Тебе хватило бы изворотливости найти подход к каждому из них и расположить к себе, а потом ударить в спину. Так почему Крауч?       — Он оскорбил меня, — холодно ответила Элисса, решив, что в данном случае скрывать правду смысла нет. — И должен был поплатиться.       Кажется, Волдеморт намеревался сказать что-то еще, но в последний миг остановил себя — такого поворота он не ожидал.       — И чем же? — поинтересовался он мягко. — Ты никогда не производила впечатление сильно обидчивой. Наоборот, мнение посторонних тебя вообще интересует крайне мало.       Элисса сделала глубокий вдох и тут же шумно выдохнула и прикусила губу, сообразив, в какую ловушку загнала саму себя. Проговорить вслух этому человеку причину, по которой она затаила зло на Барти, ей нисколько не улыбалось.       Ее реакция от Лорда не ускользнула, и он хищно раздул ноздри, будто почуяв добычу. Или — что в данном контексте более уместно — нащупав слабину.       — Ну? — по его повелительному тону было понятно, что отвертеться от ответа не удастся.       Краем сознания Элисса успела подумать — Мерлин, о какой ерунде он меня допрашивает с таким пристрастием?! О том, почему я недолюбливаю одного из его слуг?!       От злости и смущения она нацепила на лицо выражение яростной любезности и расплылась в сиропно-приторной улыбке.       — Если суммировать и выразиться максимально лаконично, он назвал меня вашей подстилкой, — сообщила Элисса, учтиво склонив голову набок. — Что вы ставите меня выше прочих Пожирателей, потому что я скрашиваю вам ночи. Что, на взгляд Барти, не слишком справедливо, поскольку абсолютное большинство Пожирателей, за редким исключением, подобной привилегии по понятным причинам лишены.       Бросив на него короткий взгляд из-под ресниц, Элисса с мрачным удовлетворением отметила, что в первое мгновение он застыл как громом поражённый, даже позабыв разозлиться ещё сильнее, — должно быть, к такому известию он не был готов вообще никак и попросту не ожидал услышать подобное. И не только потому, что столь приземленного объяснения его взвешенный, рациональный разум не предвидел, но и потому что Элисса коснулась весьма смелой темы, которая в чопорном английском волшебном обществе была совершенно недопустима.       — Это чушь, — наконец заявил Волдеморт после паузы. Его лицо сделалось странно отчужденным, бесстрастным — почему-то именно в данный момент он спохватился, что не стоит так открыто демонстрировать свои эмоции, и укрылся за спасительной личиной напускного безразличия. В том, что она была именно напускной, Элисса не сомневалась. — Ты не могла выдумать ничего более убедительного и… пристойного?!       — Я выдумала? — громко изумилась Элисса. Внутренний голос подсказывал, что стоило бы сбавить тон и вообще принять вид более смиренный, но она так сильно злилась, что послала внутренний голос к черту. — Ну что вы, Повелитель, я бы в жизни не додумалась сама до… подобного! Но вот среди Пожирателей уже пять месяцев ходят устойчивые слухи о наших с вами отношениях. А что, вы не слышали?..       И, произнося последние слова все тем же вызывающим тоном, Элисса вдруг с ужасом поняла — он не знал! Он в самом деле впервые об этом слышал! Такое казалось невозможным, поскольку Волдеморт с его легилименцией вроде бы должен быть в курсе бродивших среди Пожирателей сплетен… И в то же время — нет. Ее слова оказались для него полной неожиданностью, и, почувствовав, как потяжелел направленный на нее взгляд Волдеморта, Элисса ощутила, как у нее пересохло во рту. Надо было держать язык за зубами, о чем она думала?! Он ничего не знал, сейчас потребует объяснений, и именно ей придётся разъяснить подробности их предполагаемой связи!       А из самой Элиссы, конечно, тот ещё дипломат по части подобных щекотливых вопросов. И обсуждать эту тему, да ещё с Волдемортом, да ещё с учётом того, что она сама воспринимает её близко к сердцу…       Тут же вспомнились все размышления и сомнения, столь часто посещавшие ее этим летом, и Элисса осознала, что стремительно и неудержимо краснеет.       — Такие слухи не берутся из ниоткуда, — отрубил он категорично, и Элисса даже сквозь бешено колотящееся от смущения сердце смогла испытать слабое удивление. Вроде перед ней стоял взрослый человек, намного старше нее самой, к тому же умный, опытный и проницательный — и откуда же вдруг в его речах такая святая простота? То ли дело в том, что они воспитывались в разные эпохи, то ли…       То ли дело в том, что во всем, что касалось отношений с противоположным полом и, следовательно, возникающих на этой основе слухах, сплетнях и обсуждениях лорд Волдеморт был куда менее искушен, чем Элисса полагала.       Что казалось ей весьма маловероятным. Как с такой внешностью, как у него, можно оставаться монахом? Добавить ещё харизму, умение убеждать, а заодно непомерную магическую мощь и власть — вещи, способные сделать любого мужчину сексуальным, — все, вот вам и готовая формула успеха у женщин.       Но, с другой стороны, она провела с этим человеком почти что бок о бок целый год — и что-то других дам, кроме неё самой и Беллатрисы Лестрейндж, в окружении Волдеморта особо не наблюдалось…       Тут она сообразила, что он явно ждёт от неё ответа, пока сама Элисса предавалась каким-то совершенно посторонним и ненужным мыслям — причём мыслям именно об этом человеке!       Не просто человеке. О мужчине.       Ох, Мерлин…       — Вы же сами их и заронили, — выдавила она через силу и взялась пальцами за пылающие щеки. Лорд проследил за ее движением и теперь тоже разглядывал красную как рак Элиссу, пока на его лице проступало недоумение. От прикосновения собственных ледяных пальцев Элиссе стало легче, и она связно договорила: — Ещё в апреле, после нашей первой встречи с Маттео Карбоне в «Белой виверне», помните? Вы тогда ещё отправлялись на переговоры с дементорами.       — И что?       — Когда было собрание, вы сказали, что уже знаете о том, как прошла встреча с Карбоне. А узнать вы об этом могли только от меня и только предыдущей ночью. Ну а если вы предпочитаете проводить время в моем обществе не только днем, но и по ночам… Вот вам и готовая сплетня.       На некоторое время он замер на одном месте, обдумывая услышанное.       — Почему ты не сказала о слухах мне? Чтобы решить эту проблему? — наконец требовательно спросил Волдеморт, и Элисса мысленно покачала головой. Точно святая наивность — как он представляет себе подобный разговор? И как ей повезло случайно обнаружить именно эту черту лорда Волдеморта, о которой, наверное, вообще не подозревает ни один человек?       — Как именно? — уточнила она вежливо. — Чтобы вы во всеуслышание объявили на собрании, что я не ваша любовница?       — Да хоть бы и так! — зло отозвался он. — Речь идёт о твоей репутации. Ты благовоспитанная девушка из древней семьи, ты замужняя женщина…       Эффект от его слов был невероятный. Элисса переменилась в лице, и даже румянец мгновенно сошёл — наоборот, она стала белее полотна, а зеленые глаза угрожающе сощурились и опасно загорелись — недобрым, ведьминским огнём. Сама она этого видеть не могла, но маска невозмутимости сползла с неё так легко, как старая кожа со змеи, и черты Элиссы озарились жизнью, чувством, страстью.       — Я не замужняя женщина, — из её губ вырывалось такое низкое и угрожающее шипение, что Нагайна обзавидовалась бы. В ту секунду Элисса не видела ничего вокруг, перед глазами будто встали красные круги от бешенства. — Вся та церемония была фарсом от начала и до конца, и этот человек никогда не был моим мужем. Мне плевать на мой статус якобы замужней женщины и плевать на моё положение якобы благовоспитанной девицы из чистокровной семьи. Я отказалась от своего имени много лет назад, я ненавижу его, оно для меня ничего не значит. И вы правы, мне нет никакого дела до сплетен, которые распускают вокруг моей персоны ваши слуги. Мне ни с кем из них семью не заводить, а больше им моя чистая репутация ни за каким чертом не нужна.       Тут она обнаружила, что в запале говорила слишком яростно, страстно и — что самое плохое — свои собственные мысли, не маскируя их и не замалчивая. Да с таким огнем, что наговорила куда больше, чем следовало бы. Ещё и руками эмоционально размахивала, и за мимикой вовсе не следила — и Волдеморт прекрасно это видел. Видел её настоящую, слышал ее настоящие суждения, чуть ли не впервые за все время.       Когда она вообще в последний раз была настолько откровенна?! Хоть с кем-то?       Элисса вздрогнула, когда поняла, что все это время он стоял, отступив к стене, и наблюдал за ней, не перебивая и не вмешиваясь. Поняла, что он специально напомнил о ее замужестве — чтобы спровоцировать и вывести на эту реакцию.       Но хуже всего ей стало в тот момент, когда она увидела, с каким выражением лица он на нее смотрел.       Не с насмешкой, не с раздражением и не со злостью, будто с его точки зрения она не произносила никаких крамольных, предосудительных вещей. Темные глаза больше не горели яростным багровым пожаром; только в их глубине мерцали завораживающие алые искры. Элиссу даже оглушила внезапная мысль — а слышал ли Волдеморт вообще то, что она с такой горячностью высказывала?..       Он любовался ею.       Причём, вне всякого сомнения, сам не отдавая себе в этом отчёта.       Многострадальное сердце ухнуло куда-то в живот, когда Элисса внезапно поняла еще кое-что — и это открытие было сродни удару заклинанием «Конфундус».       Все ее слова об их с Волдемортом предполагаемой связи… Они не были для него потрясением. То есть он ничего не знал о слухах среди Пожирателей, это да, но… Он не вел себя так, словно Элисса только что открыла ему некую невиданную истину, о которой Волдеморт раньше никак не задумывался.       Он не был удивлён тем же образом, как Элисса в день, когда Барти впервые высказался о ее с Повелителем особых отношениях. Когда она впервые осознала, что самый опасный тёмный маг столетия — не бесполое существо, которому неведомы человеческие желания, потребности и инстинкты.       Но… почему? Почему он реагирует так, будто ничего такого невероятного она не сказала? Выходит, он думал об этом раньше? Думал о ней именно как… о женщине?       Он не мог. Даже сама Элисса не думала о себе как о женщине, и уж Волдеморт точно не стал бы заниматься подобными глупостями!       Тогда почему он сейчас смотрит на нее с таким странным, пугающим, непонятным интересом, который она замечала в его глазах всего один раз — когда он увидел её в вечернем платье, причесанную и ухоженную, после достопамятной встречи с Гербертом Фоули у Малфоев? С таким пристальным, оценивающим, серьёзным интересом, от которого у нее холодело в позвоночнике, а колени становились похожи на дрожащее желе?       И стоило отметить, что ни на кого из своих соратников, даже на Беллатрису Лестрейндж, он так никогда не смотрел.       Мама. Надо срочно паковать вещички и бежать в Хогвартс первым же поездом, не дожидаясь первого сентября — лишь бы подальше от этого чуждого, незнакомого ей интереса и от этих внимательных, настороженных глаз!       — Я сообщу Пожирателям, что в своих выводах касательно наших с тобой отношений они были слишком поспешны, — наконец произнес он сухо, и взгляд Волдеморта стал привычным — отстраненным, холодным. — Больше эта тема не всплывёт.       — Как скажете, Повелитель, — согласилась Элисса, точно ее кто-то за язык тянул. — Если вас оскорбляет статус моего любовника — разумеется, нужно непременно пресечь эти сплетни.       Он бросил на нее такой прожигающий до костей взгляд, что у Элиссы наконец-то включился здравый смысл, и она поспешила дать заднюю: опустила голову, попятилась к упавшим на пол вешалкам с одеждой.       — Я выполню ваше поручение, Повелитель. Не беспокойтесь, — смиренно пообещала она, по-прежнему держа глаза долу. — Я умею быть незаметной и буду соблюдать в Хогвартсе осторожность. Никто ничего не заподозрит. Ни Снейп, ни Да…       Она не договорила — Волдеморт в два стремительных шага преодолел разделявшее их расстояние, а в следующую секунду его пальцы крепко взяли ее за подбородок, вынуждая Элиссу поднять голову и посмотреть ему в глаза — снова запылавшие неподдельным гневом, стоило Элиссе вернуться к образу кроткой овечки и послушно забубнить себе под нос обещания выполнить приказ в точности.       Вот только сказать он ничего не успел. Хотя собирался — Элисса видела, как он набрал воздуха в грудь, чтобы… Что? Что он хотел? Разразиться гневной тирадой? Угрозами? Или больше того — он собирался произнести какое-нибудь заклятие, чтобы уже как следует проучить ее?       Что-то странное произошло в тот момент, когда он дотронулся до неё — такое, с чем Элисса никогда не сталкивалась. Словно все ее нервные окончания сосредоточились в одном месте — на ее лице, где сомкнулись его пальцы. У него оказались теплые руки с гладкой кожей — никаких шрамов, рубцов и ледяных прикосновений, и она застыла, запоминая, фиксируя в памяти это ощущение.       Точно электрический разряд прошёл по всему ее телу. Он очутился слишком близко.       Непозволительно близко.       Хватка на подбородке ослабла. Пальцы скользнули дальше и коснулись ее щеки — уже не требуя грубо подчинения, а так, словно его рука прилипла к коже Элиссы, и у него не хватало сил убрать её. Он сам будто обратился в камень, будто налетел на невидимое препятствие — но не находил в себе сил убрать ладонь.       И прикосновение было… мягким.       В следующую секунду, не понимая, что делает, Элисса накрыла его руку своей.       Время остановилось. Мир остановился. Воздух стал густым и вязким как кисель — от застывшего в нем напряжения. Ожидания. Ожидания чего-то неведомого и неизбежного, что изменит все — пусть пока и не ясно, каким образом…       Стой перед ней абсолютно любой другой человек со всей планеты Земля — и она назвала бы это прикосновение нежным.       Медленно, будто опасаясь чего-то, он высвободил ладонь и отступил назад, не отрывая взгляда от лица Элиссы. В его глазах читалась растерянность, лоб пересекла вертикальная складка. Странное напряжение по-прежнему витало в воздухе, сворачивалось спиралями, и чудилось, что можно поднять ладонь вверх — и нащупать его физически.       Резко отвернувшись от нее, Волдеморт вышел из ее комнаты, не сказав больше ни слова.       Элисса осталась одна, в тишине, показавшейся ей оглушительной. Только дыхание почему-то вырывалось из груди хриплыми толчками, а подбородок и щека там, где её касались эти пальцы, казались опаленными.       Заснуть ночью ей так и не удалось.       Следующим утром Элисса в компании Драко Малфоя и его родителей отправилась на вокзал Кингс-Кросс.

***

      — Повелитель?       Осторожный голос Люциуса вывел его из мрачной задумчивости, в которой он пребывал со вчерашнего вечера — с того самого момента, как покинул малфоевское поместье.       Волдеморт небрежно качнул головой, показывая, что слушает.       — Все, как вы и предполагали, мой Лорд, — поведал Люциус с готовностью, переступая порог гостиной, в которой обычно проходили собрания. — Иштван Акош несколько дней назад покинул Будапешт, оставив все текущие дела на своих помощников и заместителей, а вместе с ним — ещё не меньше трех десятков магов. В их числе Миклош Каройи, который вчера прибыл в Корнуолл. Также я получил ответ из Брюсселя — князь Себастьян де Колиньи пока находится в своей резиденции и в ближайшее время покидать её не собирается. Что наводит на мысли, что у него припасен в рукаве запасной план… Тем не менее, уже пошли слухи, что в будущем князь собирается отправиться в кругосветное путешествие, только сопровождать его там будут преимущественно вампиры, обученные боевой магии. И их маршрут, разумеется, будет пролегать через Британию.       С этими словами Люциус выложил на стол папку, которую Волдеморт небрежным движением левитировал к себе и теперь перебирал собранные фотографии.       Статный светловолосый мужчина примерно тридцати лет, которого изрядно портила мучнистая вампирская бледность, придавая ему сходство с восставшим трупом – коим, по большому счету, он и являлся. Хрупкая молодая дама, которой эта бледность, наоборот, была к лицу. Волшебник в летах с доброжелательным, открытым взглядом — и чертами до тошноты напоминающий Дамблдора. Еще один волшебник, чуть помоложе — с хищным угловатым лицом, нисколько не похожий на свою дочь.       В эмоциях Малфоя отчетливо пробивались напряжение и тревога — Люциус уже догадался, что прибытие такой толпы иностранных гостей будет иметь к ним всем самое прямое отношение. В другой ситуации Волдеморт бы отреагировал на непрошенное вторжение чужаков куда более остро и агрессивно, но сейчас…       Уж больно заманчивым был куш. За такой можно и побороться, тем более что он сам пришёл в руки…       Перед мысленным взором без спроса возникло красивое бледное лицо в обрамлении иссиня-черных волос и с опасно сверкающими зелёными глазами, а пальцы правой руки словно закололо — они вспомнили прикосновение к нежной белой коже.       Глупость какая-то. Это лишнее. Ненужное.       Но память, будто в насмешку, тем временем сама подкинула следующий образ — стройный силуэт в красном шелке, очерченный светом тонкий стан, хрупкие запястья, беззащитная шея с темными завитками волос…       Сердцебиение участилось. Во всем теле ощущались давно забытые жар и напряжение, которых не было много лет, — Мерлин, это еще откуда взялось?! Откуда выплыло?       Опаска. Неуверенность. Не его собственные, чужие.       — Ты что-то хотел сказать, Люциус? — голос Лорда звучал холодно и звонко — слишком звонко! — и в эмоциях Малфоя теперь отчетливее проступал страх. Но, собравшись с духом, Люциус выпалил:       — Прошу меня извинить, Повелитель, но… Зачем нужно было давать ей уехать? Да ещё во владения Дамблдора? Все — и венгры, и вампиры — уже знают, что оно здесь, и они знают, что именно должны искать. Дамблдор тоже едва ли долго останется в стороне…       — Вот именно, — согласился он, позволяя губам изогнуться в улыбке — от которой Люциус громко сглотнул и отступил назад. А Волдеморт, потеряв интерес к собеседнику, отвернулся к окну — где догорал закат первого дня осени. — Все знают, где и что именно надо искать, и лишь одни мы вроде бы как остаемся в неведении — раз я так неосторожно отправил Элиссу в Хогвартс, за пределы своей досягаемости. Вот и пускай наши враги считают, что мы не при делах.       Его тон понизился до почти змеиного шипения — вкрадчивого, обволакивающего. Промораживающего насквозь.       Люциус, окончательно струхнув и махнув рукой на имидж, спешно ретировался к дверям, будто надеялся, что в случае опасности успеет сбежать от гнева Повелителя. Наивный глупец.       — Это же всегда такой подарок — когда тебя недооценивают, — продолжал Волдеморт негромко, позабыв о Малфое и говоря вслух сам с собой. — Противник расслабляется, допускает ошибки… И надо только уметь правильно этим воспользоваться. Тем приятнее видеть его лицо в тот момент, когда он осознает свой промах. Твоё торжество против его отчаяния, твоя победа против его бесславного поражения…       В его груди медленно зарождалось ощущение предвкушения. Охоты. Возбуждения хищника, взявшего след добычи, которой уже не сбежать и не скрыться и которая при любом раскладе будет его. Что бы там эта добыча себе ни напридумывала и какими бы наивными убеждениями себя ни тешила, пока месяцами пыталась обвести его вокруг пальца.       Хотя он предвидел не очень простые полгода, сам план действий был прост. Нейтрализовать и вывести из игры иностранных гостей. Избавиться от них всех, либо разом, либо по очереди. Отыскать ее друзей (задача непростая, учитывая, что эти волшебники умели и привыкли прятаться) и нанести по защитникам «Сердца Исиды» один, но точный удар, чтобы ни одному не удалось ускользнуть.       Заполучить «Сердце Исиды».       И заставить ее расплатиться за все месяцы, за каждый день, за каждый час, за каждую проклятую минуту, когда она держала его за дурака.       Закат над парком догорел окончательно, но темный маг этого не видел.       Перед глазами по-прежнему стояло бледное женское лицо, оттененное длинными черными волосами.