***
Влад вообще не хотел идти в этот чертов бассейн. Не его это — плавание. Было бы гораздо комфортнее, если бы он, как обычно, занимался на татами, повторяя различные комбинации или просто растягиваясь. Он был бы рад, даже если бы его заставили пробежать несколько кругов по стадиону, чтобы размять затекшие мышцы. Но бассейн — это всегда дискомфорт и куча народу, кажется, смотрящего именно на тебя и именно с неодобрением. Но приказы тренера никогда не подлежат обжалованию, как бы ты этого не хотел. К тому же, тренироваться на координацию прыжков тоже надо, особенно когда меньше чем через тройку месяцев важнейшие в его жизни соревнования. Поэтому Влад, хоть и с недовольным лицом, но заходит в пустующую почему-то раздевалку и спокойно переодевается, а после, наскоро сполоснувшись, выходит в сам бассейн, щурясь от яркого света. Тут же ловит на себе заинтересованный взгляд какого-то парня, громко и прерывисто дышавшего и в целом выглядевшего как будто его били, но лишь морщится на это и ищет тренера. Александр Филиппович стоит рядом с незнакомым пожилым мужчиной, о чем-то с ним договариваясь и яро жестикулируя. Мужчина рядом лишь качает головой, да посматривает на пацана, заинтересовавшегося Владом. Наконец кивает обреченно да уходит в тренерскую, перед этим сказав тихо что-то пловцам. На Григорьева тут же посыпались недовольные взгляды, но он этого не замечает, лишь делает шаг навстречу тренеру, ежась от холода. — Ты почему еще не на вышке, Владислав? — вид у тренера ликующий, но говорить он пытается грозно. — Я попросил Сергея Дмитриевича выделить нам часть бассейна, чтобы ты потренировался. — Я что хоть делать буду? В обруч прыгать? — спрашивает парень уже с лестницы на трехметровую вышку и голос у него такой же недовольный, как и вид. Александр Филиппович закрывает на его недовольство глаза, кивая в ответ и выхватывая у подошедшего к нему юного пловца обруч. Когда он видит, что Влад уже поднялся и готов прыгать, кидает обруч в воду и кивает подопечному. Григорьеву не нравится, как он прыгнул. По его соображениям, прыгнул он откровенно плохо: задел бедром обруч, да и подавился, резко погрузившись. Это же подтверждает недовольное бормотание его наставника. Парень выходит из бассейна, покашливая и собираясь еще раз подняться и прыгнуть как надо, когда у него за спиной раздается один из самых мерзких смешков в его жизни. Оборачиваясь, он замечает того самого парня, скрестившего руки на груди и ухмылявшегося уголком рта. Тот начинает медленно приближаться. Взгляд и до жути наглая походка не предвещают совершенно ничего хорошего. Как назло тренер быстро удаляется в тренерскую, оставив Влада один на один с надвигающимся исчадием ада. Матвей подходит почти вплотную, бестактно изучая худощавое тельце какого-то странного пацана, совершенно не умеющего прыгать с самой простой вышки. — Неплохо, неплохо, — саркастично шипит пловец и слишком громко усмехается, подобно пантере расхаживая вокруг. — Для прыжков со скалы пойдёт. Чтобы разбиться насмерть. В ответ на это Влад лишь вздергивает бровь да смотрит выжидающе, думая, что же еще может сказать озлобленный на что-то парень. — Слышь, пацан, — пренеприятная улыбка сменяется жутковатым, практически звериным оскалом. Влад хмурится, — ты чё в бассейне забыл, раз прыгаешь как мешок с дерьмом? Ой… дерьмо-то не тонет. Из горла вырывается пронзительный смех над собственной шуткой. — Молодой человек, Вы что-то хотели? — парень отворачивается и начинает искать тренера, совершенно не горя желанием продолжать бессмысленный диалог. Сегодня он тренироваться больше не собирается и плевать, на что рассчитывает тренер. Пусть лучше заставит дополнительно тренироваться потом, чем сейчас быть объектом для насмешек у таких же, как этот пацан. Матвей недовольно хмыкает и старается усмирить свой пыл, дабы не остаться в чужих глазах безнадёжным быдлом. Выдохнув, он уже более расслабленно произносит: — Погнали на сотку кролем. У тебя какой разряд? Влад поворачивается и смотрит недовольно на нарушителя своего спокойствия, но все же отвечает: — У меня нет разряда по плаванию. И соревноваться я с Вами не буду, я не в детском садике, — чуть ли не подчеркивает официальное обращение, намекая, что они не переходили на стадию близких друзей. — Если Вы хотите сказать что-то еще, то говорите, если нет — я пойду и найду своего тренера. У Матвея чуть ли не отвисает челюсть. Он почти физически ощущает всё то презрение к себе, исходящее от парня напротив. Спортсмен несколько секунд молча пялится на высокомерного незнакомца, строящего из себя королевскую особу. Подорванное таким поведением эго даёт о себе знать: кулаки напряжённо сжимаются до побелевших костяшек, лицо загорается красным от нарастающей агрессии. — Слышь, малой, — начинает Матвей, резко делая шаг вперёд, — чё ты тут из себя принцессу-то корчишь? Закрепив свои слова несильным, но внушительным толчком в грудь, от которого пацан напротив дергается, как от огня, пловец, стиснув зубы, процедил: — Нашёлся, блин, щегол… Отвернувшись, демонстративно шагает к тумбе. С лёгкостью поднявшись на неё, он с силой отталкивается и исполняет один из самых чётких и красивых стартов в его жизни, скрываясь в голубой воде 25-метрового бассейна. Теперь он нарочно старается сделать каждое движения таким, чтобы этого недопрыгуна зависть захлестнула. Влад лишь ухмыляется уголком губ и про себя во весь голос смеется с напыщенной показушности этого индюка. А после, пока пацан плывет где-то там на глубине, тихо разворачивается к подошедшему тренеру, предлагает ему перенести тренировку на другой день и просто напросто уходит.***
The Neighbourhood - Wires
Субботний вечер обязан закрепиться походом на каток. По крайней мере, так утверждал лучший друг Матвея. Роман, извергая из всех щелей щенячий восторг, радостно тащит за собой не особо довольного затеей пловца. Но на халяву и яд сладок: раз друг платит за двоих, то отказ от не лучшей, но всё же бесплатной перспективы провести вечер с катком в обнимку — самый настоящий грех. А потому прямо сейчас они вместе с не самой интеллигентной компанией тащатся точить свои старые, откопанные из каких-то глубин антресоли, коньки. — И дался тебе этот каток, — бурчит Матвей, уже успевший порезаться о зубчики лезвия. — Да ладно тебе, — Роман полыхает от счастья, попутно заливаясь звонким смехом, — та же вода, только замороженная. — Очень остроумно… — Пловец не успевает окончить фразу, прерванный взволнованным голосом тучной вахтёрши. — Мальчики, мальчики! — Женщина бежит за ними, пока парни не останавливаются, недоумевающе обернувшись. — Лучше не ходите-ка пока что. Там у мальчишки тренировка-то ещё не закончилась. — У какого мальчишки? — Ухмыльнувшись, спрашивает Матвей. — Так Владиславка же, фигурист-то наш… талантливый, — полная воодушевления, поясняет вахтёрша. — Он скоро закончит, можете здесь подождать-то. Матвей, удручённо вздохнув, уже собирается вернуться в холл и спокойно подождать там, как его друг настойчиво толкает его в бок: — А погнали, короче, посмотрим, чё! Пловец недоумённо косится на Романа, нахмурив брови. Но задать вполне логичный вопрос он не успевает, так как полное безалкогольного пива тело его лучшего друга уже двигается вглубь коридора, а позже, вместе с остальными странными пацанами, скрывается на катке. Оставалось лишь покорно следовать за ними. В помещении очень холодно, от чего неприятные мурашки мгновенно осыпают всё тело. По сравнению с бассейном, каток кажется по-настоящему огромным. Матвей ёжится, ругая себя за то, что решил надеть лёгкую ветровку вместо тёплой зимней куртки. Звук плотного льда, рассекаемого коньками, эхом разлетается по помещению, заставляя обратить внимание на ледовую арену. Парень скучающе подходит к бортику, где уже стоят его друзья. Через стекло можно видеть смутно знакомый тощий силуэт, подобно юле рассекающий недавно почищенный каток. Сложно рассмотреть лицо фигуриста, поэтому спортсмен спешит ко входу на арену, где нет стекла. Но как только он узнаёт эти смазливые черты лица, зарождающееся уважение тут же переворачивается в старую неприязнь. Тот самый пренеприятный тип, с которым он на ровном месте схлестнулся в бассейне. Пловец недовольно бурчит и насмешливым взглядом провожает фигуриста, начинающего свою программу. Влад быстро перевязывает хвостик и спешит на центр площадки, кивая тренеру, чтобы включал музыку, и изгибая руки в изящном причудливом жесте, чуть заводя одну ладонь за плечо, а вторую кладя на талию и слегка прогибаясь в спине. Будь он ребятами, стоящими около бортика и очарованно следящими за ним, он бы, наверное, тоже собой любовался. Сейчас юноша был уверен, что несмотря на слегка растрепанные волосы и промокшую от пота футболку он выглядит прелестно, да и поза должна приковать взгляды к его персоне, заинтриговать, хотя мелодия даже не началась. Звучат первые биты, и Влад срывается с места, резко и отточено, чувственно выполняя элементы, будто не просто катаясь по льду, а живя этим выступлением.«Мы говорили о достижении успеха,
Мне жаль, что у тебя ничего не получилось».
Плавный ритм бьет из динамиков и фигурист без единой ошибки выполняет каскад из тройного лутц с тройным ритберргером, тут же улетая на другой конец катка, легко и воздушно, будто вовсе не касаясь холодного льда лезвием.«И мне больно слышать,
Что ты говоришь об этом».
Изысканные жесты рук будто рассказывают отдельную историю. Бильман парень делает изящно и аккуратно, поражая своей гибкостью. Небольшой прокат по площадке, а после четверной сальхов переходит в красивую ласточку. Влад надеется, что он не ошибается, но времени посмотреть на реакцию тренера нет.«Меня убивает то,
Что ты проиграл».
Один элемент сменяет другой, очаровывая и не давая опустить взгляд. Подходит к концу первая часть выступления, и Владу очень не хочется признаваться, но он начинает выдыхаться. Даже спустя столько лет парень не может привыкнуть, что фигурное катание — спорт тяжелый, а не воздушный, каким кажется на первый взгляд.«Провода взяли над ним верх.
Всё, во что он вкладывался, катится
Прямиком в ад,
Прямиком в ад.»
Несколько прыжков, на одном из них парень слегка запинается, но это не критично — можно отработать за несколько ближайших тренировок, а после заклон, и Григорьев понимает, что ему не хватает дыхания. Останавливаться нельзя, впереди — самые сложные элементы, за них он может получить дополнительные баллы. И он их упустить не собирается.«Я видел на его лице,
Что он всего лишь хотел работать.
Он советует мне оставаться естественным,
Признаёт каждый, самый мелкий недостаток,
Который ему так и не дал добраться до вершины».
Последняя комбинация. Тройной лутц выполняет практически без запинки, даже улыбается при этом, понимая, что осталось самую малость до победы. Несложный ойлер, и ему кажется, что ему подвластен весь мир. И наконец четверной аксель — самый сложный элемент программы. Влад понимает, что не сможет его докрутить уже когда подпрыгивает. Острое разочарование отражается на его лице всего лишь на секунду, а после он приземляется. И приземляется совершенно не так, как ему хотелось бы. Он почти вышел из прыжка, несмотря на то, что сделал тройной, но дурацкое лезвие подворачивается, и парень с грохотом падает коленом на лед, тут же поднимаясь и с улыбкой заканчивая программу бильманом. А вот к Александру Филипповичу Влад подъезжает уже без улыбки, ужасно недовольный собой. Он может лучше, и он знает об этом. Тренер выглядит обеспокоенным и, быстро протягивая бутылку с теплым чаем и кофту, произносит: — Влад, все не так плохо, как могло быть, но тренироваться надо много и упорно, — парень на это лишь громко выдыхает и кивает. — Ошибок не так много. Споткнулся на риттбергере, упал на акселе, неровно приземлился на флипе и слегка перекрутил заклон. Ах да, еще начал торопиться в конце первой части, поэтому и выдохся быстро. Мы поставили самые сложные элементы во вторую часть, в том числе два четверных, ты к ним уже устаешь. Не хочешь изменить программу? Поменяем последний каскад с третьим. В ответ фигурист лишь упрямо качает головой и заверяет, что он может сделать лучше, и он сделает лучше. А после, прихватив с собой горячий напиток, пытается незаметно уйти в раздевалку, огорченный своим выступлением. Сейчас единственное, что ему хочется — побыть одному. Матвей провожает его надменным взглядом, чувствуя, как злорадство на пару с завистью переполняют его. Выскочка, так и пытающаяся показать своё немое превосходство над всеми, второй раз буквально позорится на его глазах. Чего только стоили эти неумелые прыжки в воду и крушение на льду! Но торжествование над чужой неудачей нещадно тушилось неопровержимым восхищением. Пловец никогда бы не назвал себя ценителем высокого искусства, а от балетов и медленных танцев его просто тошнило, но выступление фигуриста заставило его замереть и внимательно следить за каждым движением, полным непохожей ни на что красоты. И не потому, что фигурное катание является одним из самых прекрасных видов спорта, не потому, что этот чувственный танец показался ему невероятно трогательным, нет. Всё потому, что Матвей прекрасно понимал, чего стоит эта красота. Все спортсмены прекрасно знают это: одна секунда превосходного выступления на публике — плод целых лет упорных, изматывающих тренировок. И не важно, о чём речь: о тройном тулупе или об успешной двадцатипятиметровке кролем. За всем этим стоит изнеможение, боль, воля… Именно поэтому даже не совсем идеальное выступление выводящего из себя фигуриста заставило Матвея почувствовать уважение. Немного помедлив около бортика, он поддался внутренним демонам. — Я отлить. Друзья, всё ещё увлечённые одобрительным обсуждением выступавшего парня, даже не заметили исчезновения друга. Пловец, швырнув свои коньки на скамейку, устремляется прямиком в раздевалку, куда минуту назад удалился тот самый несносный парень. Уже когда он открывает дверь и оказывается внутри раздевалки, где гораздо теплее, чем на ледовой арене, Матвей понимает, что ведёт себя странно. Теперь он просто стоит как придурок и пялится на ничего не понимающего фигуриста. Самообладание позволяет мигом натянуть ту самую ехидную ухмылку, не по-доброму нахмурить брови. — Что ты тут забыл? — Влад зло выдыхает, рассерженный на все на свете: на свою неудачу, на добродушную уборщицу, всего лишь шепнувшую ему, чтобы сильно не задерживался, комплекс скоро закрывается все-таки, и на этого надоевшего парня, который за две встречи успел стать невыносимым своей мерзкой ухмылочкой. А после отворачивается, продолжая очищать коньки от налипшего снега и не обращая внимание на лишний раздражающий элемент в раздевалке. — Да так, — Матвей неприятно хихикает. — Всё ещё круто прыгаешь. Уверен, что не хочешь попробовать скалу? В ответ на это парень слышит только быстрый смешок, но, довольный своей шуткой, он приближается и, облокотившись на стенку, начинает внаглую рассматривать парня. Наконец, найдя ещё один повод поиздеваться, немедленно выбрасывает: — Костюмчик-то шикарный. Однажды я нечаянно наткнулся на что-то похожее… В гейской порнухе. — Малыш, — фигурист поворачивается и опирается плечом на шкафчик, скрещивая руки на груди и кривя губы в улыбке, больше похожей на оскал. — А тебе нравится на мальчиков наяривать? Скажи… Договорить ему не дают. Чересчур грубый толчок снова приходится на грудь. Матвей резко хватает его за воротник тонкого костюма, каким-то чудом не порвав его. Лицо страшно искажено из-за гнева, за момент снёсшего башню вспыльчивому пловцу. Кое-как сдерживаясь от левого коронного, парень выпаливает: — Ты чё, плесень, совсем охренел?! — Отшвыривает парня в стену. — Я смотрю, за языком тебя следить так и не научили. Я тебе щас кишки по стенке размажу, быстро научишься! Словесный поток оскорблений беспрепятственно вырывался наружу, но движения приходилось сдерживать. Не особо хочется встревать в настоящие неприятности, хотя желание наконец-таки выбить из пацана всё дерьмо росло с немыслимой скоростью. Слепая ярость, запеленавшая глаза, не дает Матвею заметить в глазах Влада отчаянный беспомощный страх, проявившийся лишь на секунду. В следующее мгновение парень вновь ухмыляется зло, грудь потирает в месте удара, да быстро вещи начинает собирать. — Что у тебя за привычка трогать незнакомых людей, блять? — Отворачиваясь от Матвея, парень подходит к сумке, едва ли не агрессивно начиная собирать вещи. — Пусти меня быстро. — Фига умный, — пловец мигом снова отталкивает его от двери, вставая в проёме, баррикадируя выход, — обосрался и бежать? Матвей смеётся и, чувствуя собственное доминирование, спрашивает: — По разам не хочешь? — Еще раз, — Влад подходит к пловцу медленно, взгляд у него темнеет с каждой секундой, и даже несмотря на разницу в росте, Матвею становится от него не по себе. — Еще только раз ты, мудак, — подходит почти вплотную и дергает парня за ворот кофты, смотря ему прямо в глаза. — дотронешься до меня хоть пальцем, и я сломаю тебе руку так, что ее хирурги под микроскопом собрать не смогут, понял? — а после легко отпуская и небрежно отряхивая руки, будто это не он только что сумел напугать Матвея. — Поверь мне, малыш, я смогу. — Кишка тонка, — нотки самоуверенности в голосе испаряются, хотя парень пытается держаться так же стойко, как и несколько секунд назад. Его оппонент ведёт себя слишком жутко, что буквально вводит в ступор. — Ты выпустишь меня или нет? — Ровным тоном спрашивает фигурист, выгибая бровь. Пловец лишь усмехается и качает головой. — Выпусти, — Влад даже не пытается прорваться наружу. Он спокойно стоит вполоборота к надоедливому придурку, насквозь просверливая его недовольным, но точным взглядом. Когда Матвей очередной раз даёт отрицательный ответ, парень не выдерживает, отворачивается и скрывается в небольшом помещеньице раздевалки, напоследок бросив: — Окей. Ладно. Я в душ. Матвей удивлённо приоткрывает рот, стараясь выдавить из себя хоть какую-то фразу, но дверь душевой с грохотом захлопывается, пресекая любую попытку продолжить бессмысленный диалог. Пловец несколько секунд недоумённо пялится на бумажную табличку с кривой надписью «душевая». Звук защёлкивающегося шпингалета заставляет его прийти в себя и неслабо выругаться. Пловец однозначно понимает, что сам ведёт себя, подобно последнему мудаку, но поведение фигуриста, дерзнувшего выёбываться перед ним, выводит из себя настолько, что здравый смысл просто тонет под огромным желанием проучить этого подонка. И если раньше он планировал лишь слегка припугнуть нерадивого парня, то после последней омерзительной колкости он явно понял: месть будет страшной. Выключить свет в душевой — это, конечно, очень весело, но, во-первых, Матвей перестал заниматься подобным в 4-м классе, а, во-вторых, выключатель находился внутри. Остается лишь вариант притаиться в туалете, чтобы застать бедного «конькодрочера» (как же успел обозвать его пловец) врасплох. Картина испуганного смазливого личика, на котором уже красуется ярко-синий фингал так радует парня, что поддаться здравому смыслу и оставить эту затею, уйдя восвояси, он просто не может. Зарядка на телефоне окончательно садится, поэтому точное время узнать не удается, но по ощущениям прошло уже пятнадцать минут «засады» без света в уборной. В какой-то момент ожидание чертовски наскучивает. Матвей высовывает голову из дверного проёма, и тут же отмечает, что темнота никуда не исчезает. Свет в раздевалке почему-то оказался выключенным. Пловец насторожился и, кое-как не споткнувшись о скамейки, добрался до выключателя. Он уже успевает с досадой подумать о том, что фигурист каким-то образом умудрился быстренько уйти домой, но, включив свет, обнаруживает вещи парня, разбросанные рядом со шкафчиком. Да и прислушавшись, можно различить шум воды в душевой. Ужасающая, но, к сожалению, правильная мысль настигает за мгновение до того, как парень дёргает ручку двери, ведущей на выход, безуспешно пытаясь открыть её: помещение закрыто на ключ. Матвей истерично трясёт ручку и с досадой пинает железную дверь, убедившись в том, что выхода нет. Голова потихоньку начинала закипать. Пловец попробует прорваться в душевую, но Влад явно его не слышит. Тяжело вздохнув, Матвей опирается на один из шкафчиков и медленно сползает на пол. Осознание абсурдности и вместе с тем безвыходности ситуации медленно настигает его, путая мысли. Телефон разряжен, а он застрял здесь с пока ещё ничего не подозревающим исчадием ада. Влад выходит из душа еще минут через двадцать и он выглядит вполне довольным жизнью, вытирая длинные волосы полотенцем, еле слышно напевая какую-то мелодию и, кажется, улыбается. Но когда он поднимает взгляд и видит сидящего на полу мудака, почему-то обескураженного и какого-то огорченного, улыбка исчезает с его лица, будто ее и не было никогда. Парень хмурится и отворачивается, интересуясь зло: — Какого хуя ты до сих пор здесь, ебнутый? Матвей неохотно поднимает глаза, дабы одарить собеседника очередным острым взглядом, но вместо этого замирает, вперив взгляд в оголённое тело Влада, прикрытое лишь одним тоненьким полотенцем, повязанным на бёдрах. Конечно, как пловцу, ему приходилось чересчур часто видеть обнажённых парней, но за всю жизнь он явно не видел настолько худого тела. Фигурист выглядел таким тонким и хрупким, но при этом, хоть и не отличаясь огромной мускулатурой, казался достаточно натренированным и подтянутым. Почему-то в этот момент парень показался таким необычным. По крайней мере он ярко контрастировал с широкоплечими пловцами, к которым так привык Матвей. Но стоило парню взглянуть на излучающее раздражение лицо Влада, как всё очарование мигом разбилось. — Хрен дрочу, — бросил он, оскалившись. — Если ты отсюда выйдешь, я буду очень благодарен. — Что же, буду очень рад выйти отсюда, как только оденусь, и не дай дьявол ты хоть раз посмотришь на меня, похотливое животное, твой позвоночник будет повешен на лампе вместо мишуры, — фигурист не отказывает себе в удовольствии с силой дать по ноге Матвея, проходя мимо, и посмотреть на его исказившееся от боли лицо. Но едва он успел отойти на шаг, ему чуть пониже коленки прилетает неслабый удар, нога подкашивается и он почти падает, но цепляется за дверку шкафчика. Это было больно, и Влад тихо ахает, потирая ушиб. Матвей громко хмыкает. А после фигурист все же подходит к своей одежде и на ходу слегка виляет бедрами, возможно, приковывая взгляд. Возможно, специально. Он честно сам не понимает, зачем это делает, но выражение на лице пловца приносит почти садистское удовольствие. Легко скинув серое полотенце на пол и особо не скрывая свое тело, все же надеясь на силу своего запугивания, ищет в шкафчике теплую одежду. Теплую одежду найти не получается, и, натянув на себя боксеры и слегка великоватую футболку, вспоминает, что сегодня он оставил кофту в тренерской, смотря разбор прошлогоднего гран-при. Что ж, надо забрать позже, когда свалит от этого надоевшего пацана. Влад быстро натягивает штаны и, быстро закинув в сумку боди и полотенце, спешит на выход. — Надеюсь больше никогда тебя не видеть, обмудок. Дергает ручку двери. И еще раз. А потом еще несколько, чтобы проверить. И она заперта. Прекрасно. За спиной начинает смеяться пловец, и наверняка это его рук дело, кого иначе? Влад быстро подходит к парню и в очередной раз хватает за воротник, притягивая ближе. Фетиш у него такой что ли? Матвей не знает. Смотрит опять помутневшим от злости взглядом прямо в глаза и выдает тихо, вкрадчиво: — Какого хуя, малыш? Напрягшись, пловец резко цапает фигуриста за тонкое запястье и с дикой силой сжимает, убирая от себя. — Не позволяй себе лишнего, ушлёпок. Теперь фигурист казался Матвею не просто выносящим мозг придурком, а каким-то явно нездоровым психопатом. И теперь выпавшая ему участь провести остаток дня взаперти с неадекватной личностью вроде Влада казалась ему еще более жуткой. И нелепой. Ей богу: словно как будто всё ловко подстроено каким-то шибко умным шутником. Ещё раз удрученно вздохнув, Матвей произносит: — Я понятия не имею, как это произошло, но кто-то закрыл эту дверь на ключ. О своём воистину нелепом плане по нападению из туалета он решил умолчать. — Солнышко, что я тебе говорил про руки? — фигурист неожиданно легонько бьет его по рукам, заставляя дернуться, а после отходит на другой конец раздевалки, на ходу потирая больное запястье, думая, что будет синяк. Скрестив руки на груди, парень садится на лавочку и впивает в оппонента тяжелый взгляд, однако говорит он абсолютно спокойно. — Ты же пиздишь. Это даже звучит нелепо. Кто бы мог нас закры… Черт. Комплекс же закрывается в восемь сегодня! Матвей победно всплёскивает руками: — То есть ты знал об этом, а всё равно катил на меня бочку? Пловец горько ухмыляется, и какой-то тяжёлый смех вырывается из горла. Со всей силы бьёт кулаком по металлическому шкафчику так, что оглушительное эхо заполняет раздевалку. Начинает нервно бормотать себе под нос что-то явно нецензурное. — Можно подумать, мы не по твоей вине здесь застряли, умник. В отличие от Матвея, Влад сидит абсолютно расслабленно и, боже, какого черта его вообще не парит эта ситуация? Тихо хмыкнув, парень вскидывает руку, прерывая не успевший начаться спор, и достает из шкафчика телефон, судя по всему, не из дешевых. Пара ловких движений, и он прикладывает телефон к уху, на ходу буквально шипя: «Лишний звук — и ты труп». Стоит пару секунд, после удивленно смотрит на экран и набирает номер заново. Но даже после третьей попытки ответ механического помощника остается неизменным: — Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Пожалуйста, перезвоните позднее. — Да блять. Пловец злорадно усмехается, довольный провалом фигуриста. Хотя что тут вообще забавного? Его телефон разряжен, Влад тоже понятия не имеет, как теперь выбираться. До слёз глупо и некрасиво. Надо же было так вляпаться? Мало того, что застрял в душной раздевалке, так и ещё вместе с негативно настроенным парнем, которому без сломанного лица отсюда точно не выбраться. — Раз ты такой умный дохрена, — в воздух возмущается Матвей, обращаясь к Владу, — может, перестанешь шипеть и найдёшь способ выбраться? Ты в этой раздевалке часто бываешь. — Я такой умный дохрена и в раздевалке бываю часто, ты прав, — паренек ухмыляется уголком губ, но в глазах все еще видна беспомощность, будто парень вообще не понимает, что дальше, — и я знаю, что выход из нее только один — через эту чертову дверь, изнутри она не отпирается, в комплексе остался только охранник, думаю, так что я совершенно не знаю, что, блять, делать. К концу предложения голос у Влада срывается, но он делает вид будто ничего не произошло. Если не присматриваться, по нему и не скажешь, что он до чертиков напуган. Действительно, это точно не то, как он хотел провести выходные. Точно не с парнем, который напрягает минимум, если не устрашает своей резкостью и непредсказуемостью, точно не запертым в пустом здании на всю ночь. Очевидно, это один из тех худших дней в его жизни. Матвей выдыхает застоявшийся в лёгких воздух, чувствуя, что ему становится очень душно. Сжав челюсть до скрипа, он резко вскакивает с места и несётся к двери. Не проходит и пяти секунд, как грохот от сильного удара разносится по раздевалке. Ещё один удар. Ещё. Были бы они на втором этаже, где в раздевалке бассейна установлена хлипкая деревянная дверь, и тогда бы пловец снёс эту дуру с петель уже со второго удара. Но здесь железная громадина даже не треснула, оставаясь непреодолимой преградой между спортсменами и свободой. — Твою ж… Нога уже ныла, но парень продолжал долбиться к выходу, хоть и прекрасно понимал, что это не поможет. — Ты что, совсем дурак? — Влад откидывает голову на шкафчик и смотрит из-под полуприкрытых век, даже улыбается слегка, — Присядь, отдохни. Парень кивает головой на противоположную скамейку и закрывает глаза. После тяжелой тренировки начинает клонить в сон, и даже желание ссорится с этим придурком и выводить его из себя полностью отпадает. — Я хоть что-то пытаюсь сделать, — рычит пловец, тяжело дыша. — Э, алё? Ты чё это улёгся? — А что еще делать-то? Матвей осмотрелся. Дверь не выбить, телефоном не воспользоваться, других выходов из раздевалки нет. Делать, по логике вещей, действительно нечего. — Не знаю. Что-нибудь, — Матвей начинает нервно колобродить туда-сюда, что-то шепча себе под нос. Не упускает возможности уколоть уже расслабившегося фигуриста: — Я не привык сразу сдаваться. Но, наконец, осознание безысходности врезается в него на полной скорости. В принципе, всё не так плохо. Наутро дверь обязательно откроют, и они спокойно разойдутся по домам. Родители всё равно возвращаются из командировки лишь на следующей неделе, так что искать его и волноваться явно никто не будет. И всё же в любом случае нужно найти в себе сил пережить эту ночь, и постараться никого не убить (и не быть зарезанным лезвием коньков, конечно). Матвей медленно садится на другую лавку и пытается начать диалог: — Ты ж… Володя? Или как тебя там… — Влад я. Твоего имени я знать не хочу, мудак, — несмотря на смысл, голос парня звучит тихо и ровно, безэмоционально, будто он о погоде говорит. — Владислав… Трындец, ну и имечко, — пловец отчего-то нервно смеётся, судя по всему, начиная сходить с ума. В измотанном состоянии он полностью игнорирует все прилетающие в него любезности, хотя честное слово: минут тридцать назад он бы без зазрения совести пошёл полировать рыло каждому смертному, дерзнувшему ляпнуть любое оскорбление. — Я Матвей. Пловец медленно протягивает руку, нездорово улыбаясь. Влад, морщась, пожимает ее, касаясь лишь кончиками пальцев, а после бурчит недовольно: — Говорил же, я не хочу знать твое имя. Он ложится на скамью и отворачивается лицом к стене, утыкаясь в телефон и не имея желания поддерживать диалог. Матвей несколько секунд недовольно смотрит на него, и, поняв, что фигурист демонстративно поставил мнимую точку в диалоге, ворчит. — Да ты заколебал уже, чувак! Даже я уже успокоился, в чем твоя проблема-то?! Давай хотя бы эту ночь нормально проведем, без тупых перетёрок, — он помолчал, но, подумав, добавил: — И уже на следующий день я отвалю от тебя и сделаю вид, что не знаю, идёт? Всё равно одни проблемы от тебя, да и плаванием не занимаешься. Влад в ответ, перекатившись на другой бок, посмотрел прямо на спортсмена и выразительно выгнул бровь, как бы говоря, что пловец — полный еблан и несет какую-то чушь, но промолчал. Уткнулся обратно в телефон, и оставил Матвея на попечение самого себя, так ничего и не сказав. Врубая всё оставшееся терпение на полную мощность, Ярский молча ждёт хоть какого-то ответа. Очевидно, так и не дожидается и, положив голову на ладонь, почти погружается в дрёму. Мысли приятной каруселью плывут в голове. Самой привлекательной кажется та, что напоминает ему о том, что завтра он уже отправится домой и отдохнёт. Но странное тихое сопение вырывает его из водоворота мыслей. Он приподнимается и видит потрясающую картину маслом: Влад, свернувшийся чуть ли не в клубочек, уснул на неудобной скамье. Он выглядит до странного мило, подтянув колени к груди и одной рукой обхватив их, из другой так и не выпустив телефон. Даже во сне парень не перестает хмурится, но все же морщинка между бровями слегка разглаживается, а сжатые до этого в тонкую полоску губы расслабляются, и он поразительно похож на маленького ребенка. Сколько ему сейчас? Четырнадцать? Пятнадцать? Матвей раздраженно фырчит: — Боже, ты серьёзно? Парень какое-то время неустанно рассматривает сие бесподобное зрелище, пока не замечает, как хрупкое тело фигуриста едва заметно дрожит от холода. Сейчас в раздевалке совсем нет отопления, а мороз от ледовой арены просачивается во все щели. И хоть Григорьев наверняка, по понятным причинам, хорошо закалён, в расслабленном состоянии и без шерстяной одежды он остаётся совершенно не защищенным от пониженных температур. Парень ежится и всё больше хмурится, ёрзая на лавке, руками сильнее себя обхватывает, неосознанно старается хоть как-то согреться. Матвей долго наблюдает за тщетными попытками фигуриста синтезировать из своего тела тепло, и всё-таки сдаётся. Нехотя снимает с себя осеннюю куртку и, уже начиная восхвалять своё благородство (невесть откуда появившееся), небрежно бросает её на спящего спортсмена. — Черт с тобой, — шипит Матвей, глядя, как Владислав неосознанно хватается за ткань и, ворочаясь, укрывается ей. — Спи, ушлёпище.