Мой Лафайет

      Мария со Снежком неспешно шли домой. Девушка была полностью погружена в мысли о Лафайете. Она не осознавала происходящее вокруг и даже не замечала, как спокойно и уверенно она ехала верхом. Ее щёки до сих пор пылали, а сердце взволнованно билось. Воспоминания о губах маркиза, поцелуе, о его теплых руках и нежных прикосновениях буквально заставляли её дрожать. А его глаза… Мурашки пробежали по ее телу, снова и снова возвращая её в то прекрасное мгновение.       Мари была изумлена тем, как её тело отозвалось на его ласки. Она, подобно жаждущему, добравшемуся до воды, прильнула к Лафайету. И ей было мало. Это пугало её и заставляло смущаться. Она всегда считала, что способна контролировать свои эмоции, но сегодня она была полностью в его власти.       От этих мыслей сердце забилось ещё быстрее, дыхание участилось, а внизу живота сладко заныло. Она прикрыла глаза, полностью отдаваясь таким приятным ощущениям. Пришла в себя она только когда Снежок остановился у аллеи пансионата. На удивление на обратном пути он был очень покладист. Отведя коня в стойло, она вернулась к себе в комнату. Упав на кровать, Мари почувствовала слабость. За последние дни она сильно нанервничалась. А сегодня утром была какая-то немыслимая эмоциональная встряска.       Мари с Лафайетом ещё о многом нужно было поговорить. Она хотела рассказать ему всю правду. Для неё было важно, чтобы он всё узнал и смог это принять. Сейчас предстоящий разговор пугал её даже больше.       Она понимала, что лишь совсем немного узнала, какой Гилберт на самом деле. Лафайет был необыкновенным. При своём молодом возрасте он был невероятно зрелым. Он не боялся брать на себя ответственность и был готов отвечать за свои поступки. Маркиз всегда держал слово. Он таким был во всем. В Версале было много высокопоставленных и значимых людей. Но Лафайет сильно от них отличался. Он был благородным человеком, это Мари поняла сразу. Но также он был жёстким, прямолинейным и решительным. Он имел большое влияние на короля, его власть в Версале хорошо ощущалась. Его многие уважали, считались с его мнением и даже боялись. Но узнав его ближе, Мари поняла, что за всей его суровостью скрывалось большое сердце, в которое он готов впустить не каждого.       Мари никогда не встречала таких людей, как Лафайет. Её невероятно тянуло к нему. Рядом с ним ей хотелось быть собой, быть искренней. И хотелось, чтобы он мог тоже ей довериться, рассказать, что его тревожит. Но их всё ещё ограничивали этикет, нормы и порядки этого времени. Мари хотелось верить, что у них все впереди. Они оба слишком долго были заложниками своих титулов, обязанностей и чувства долга. Слишком длительное время скрывали свои чувства.       Но сегодня все изменилось. От этого осознания было и страшно, и спокойно одновременно. Страшно от того, что открывать свое сердце и признаваться в чувствах это всегда риск. Даже когда тебе ответили взаимностью, ты не знаешь, будет ли дальше все хорошо так, как тебе хочется, как ты себе представляешь. А спокойно от того, что любить и быть любимым — это такое потрясающее состояние, которое окутывает тебя невероятным теплом и счастьем.       От этих мыслей она улыбнулась. Мари закрыла глаза. Было так хорошо. Веки тяжелели. И спустя пару мгновений она провалилась в сон. ***       Мистер Томас за время поездки ещё не раз отметил, что Лафайет сегодня какой-то странный. На что маркиз только улыбался. В свою очередь, Генри сказал, что так часто улыбаться на него тоже не похоже. Но он был рад, что друг пребывал в хорошем расположении духа. Лафайет был немного смущён этими замечаниями, но ничего не мог с собой поделать. Ему нужно было время, чтобы все обдумать и успокоиться, а пока он не мог полностью скрыть эмоции и совладать с собой.       Когда мистер Томас наконец-то уснул, Гилберт смог полностью погрузиться в свои ощущения и мысли. Он всю дорогу смотрел в окно на проплывающие мимо деревья. Его сердце учащенно билось, на душе ощущалось какое-то волнение, а в руках была мелкая дрожь. Но это были уже не те переживания, вызванные его израненным сердцем, изнывающим от неразделенной любви. Нет, сейчас сердце билось в полную силу. Он был счастлив. Он до сих пор не мог до конца поверить, что Мари его любила. До этого дня он ошибался в своих выводах. Но сегодня правда открылась. И это так многое меняло.       В своих чувствах он прошёл тяжёлый путь. Для него всегда на первом месте были долг и честь. Его идеалы и стремления. Он никогда не думал, что способен кого-то так любить. Чувства к Марии стали для него откровением, к которому он был совсем не готов. Узнавая её все ближе и постепенно влюбляясь в неё все сильнее, он словно заново познавал самого себя. Ему уже было сложно делать выбор не ориентируясь на чувства, менять взгляды, переосмысливать свою жизнь. Изначально его путь, его цели были ему ясны. Но любовь к королеве пошатнула весь его мир.       В Версале он был терзаем чувствами, но кроме своей клятвы ничего не мог предложить Марии. Он не знал, что было бы с ним, с его сердцем, если бы они сейчас, как и прежде, жили во Франции. Здесь, в Америке, у него появился шанс.       На этих мыслях Лафайет вздохнул, не желая снова погружаться в пучину тяжёлых раздумий о цене их пребывания здесь. Последние два дня ему и так дались особенно тяжёло. Он очень устал. Но сегодня ее невесомый и робкий поцелуй словно вихрем поднял остатки его разбитого сердца, подарив ему шанс, на который он уже не надеялся. Ему было так страшно. Но её признание в чувствах вдохнуло в его сердце новую жизнь и заставило его биться в полную силу. Как ему не хотелось отпускать её из объятий. Он так долго этого желал, что сейчас все произошедшее казалось для него очередной фантазией. Лафайет устало закрыл глаза. Ему следовало успокоиться. Чем быстрее он решит все дела в Филадельфии, тем раньше сможет вернуться к Мари и снова заключить её в свои объятия. ***       — Мари, ты меня слышишь? — в очередной раз окликнув подругу, Китти возмущенно нахмурила брови, — С тобой точно все в порядке?       — Ох, Китти, прости, я задумалась, — немного рассеяно ответила Мари.       — Снова? Что за мысли тебя так захватывают, что ты на саму себя не похожа?       Это был вопрос, не требующий ответа. Китти улыбнулась и, махнув рукой в сторону сада, позвала Мари за собой. Это было очень тактично с её стороны.       Мари, улыбнувшись уже про себя, последовала за подругой. Прошло два дня с отъезда Лафайета, а он всё также занимал все её мысли.       — Китти, мистер Саливан тебе ответил?       Мари внимательно посмотрела на подругу, которая наконец-то решилась продать семейный особняк.       — Да, Мари, он ответил, — голос девушки был явно напряжен,       — Мне нелегко это всё даётся.       — Но ты поступаешь правильно.       — Да, я понимаю, но всё же.       Китти робко посмотрела на подругу. В её глазах сквозила вина. Немного помолчав, она продолжила.       — После того дня, когда мы с ночёвкой остались в твоём будущем доме, у меня никак не выходили мысли из головы, что я, формально владея домом, по сути его не имею. У меня нет дома. Точнее он есть, но здесь, в пансионате. Моё обучение через год закончится, и, даже оставшись на какое-то время здесь, мне все равно надо думать о будущем. Я посоветовалась и с миссис Молли, и с мистером Томасом насчёт продажи дома. Они сказали, что это правильное решение. Ты меня тоже поддержала, когда я сказала, что написала письмо мистеру Саливану, и мне стало немного легче. Да, это всего лишь письмо, но огромный шаг для меня.       Мари ободряюще приобняла Китти за плечи, и подруга продолжила.       — Мистер Саливан готов заняться поиском покупателей. Мы договорились, что на днях я поеду в особняк, где мы с ним встретимся. Ко мне обещал присоединиться мистер Томас. Он сразу с Филадельфии направится туда. Надо будет решить, что я заберу из особняка и что вообще делать со множеством личных вещей. Когда дом получится продать, мне надо будет определиться, где я планирую жить дальше, и мистер Саливан попробует подобрать мне дом.       — Китти, если хочешь, я могу тоже поехать с тобой.       — Нет, Мари, не нужно… Спасибо. Я давно не была в особняке. Слишком много воспоминаний. Я надеюсь, что с документами мне поможет мистер Томас, а со всем остальным я наконец-то должна разобраться сама. Это для меня очень непросто, но очень важно.       — Я понимаю, Китти. Поверь мне, когда ты продашь это дом, у тебя ком в груди наконец рассосётся. И не стоит испытывать вину перед отцом. Сейчас он не сможет тебе ничего сказать, но я уверена, что он был бы счастлив узнать, что его дочь выросла и готова двигаться дальше.       — Мари… — всхлипнув прошептала Китти, и обняла подругу.       Мария обняла девушку в ответ. Китти большая молодец, что решила взять судьбу в свои руки. Мари очень переживала за неё, но она верила, что все это к лучшему.       — Я завтра буду собираться к отъезду, — уже успокоившись сказала Китти, — Я не смогу снова поехать с тобой в твой дом у моря.       — Ох, вот об этом совсем не стоит переживать. Компанию мне составят Люсия с Софией.       — Люсия же поедет в Филадельфию по поручениям миссис Молли. Ты наверно забыла.        — Ну значит будем только с Софией. Она хотела как раз свою старшую дочку взять, так что все нормально. Ты сейчас должна сосредоточиться на своей поездке и собрать все необходимое. А пока предлагаю сделать перерыв на чай, а то ветер в саду уже какой-то совсем не тёплый.       Мари улыбнулась Китти. И подруги направились в пансионат. ***       — Вы как всегда пунктуальны, генерал Лафайет, — мистер Вашингтон обратился к вошедшему мужчине.       — Опоздания претят моей природе. А чтобы опоздать на встречу с вами нужно иметь или определённую долю безрассудства, или быть не очень умным человеком. Хотя это, наверное, одно и тоже.       Мистер Вашингтон добродушно засмеялся.       — Рад вас видеть, Лафайет!       После обмена приветствиями мистер Вашингтон попросил помощника принести чай. Это напрягло маркиза. Мистер Вашингтон был очень занятым человеком с жестким расписанием. Чаепитие предвещало продолжительную беседу. А это либо переговоры, либо уговоры.       — Вы напряглись, Лафайет, или моё чутье меня подводит? — мистер Вашингтон был невероятно проницательным человеком.       — Вы верно подметили, — Лафайет сегодня был собран ещё больше чем обычно, — Последний раз, когда мы вместе пили чай, решалась судьба северных территорий.       — Да, было такое дело. Но сегодня на кону нет столь судьбоносных вопросов. Но от того они не становятся менее важными.       Лафайет внешне оставался спокойным, но сам был натянут как струна. Он боялся давления со стороны мистера Вашингтона на его участие в политических и военных вопросах Америки. Во время зимнего смотра маркиз узнал, что у Вашингтона были большие планы по преобразованию армии, изменению политического курса и в целом проведению ряда реформ. Поэтому, как он думал, тот собирал вокруг себя соратников, и особенно тех, с кем он уже прошёл бок о бок и кому мог доверять. Лафайет был в их числе. Но маркиз также знал, что Марие не дадут разрешение покинуть поселение, в котором они сейчас живут. Если её личность раскроют, политического конфликта с Францией будет не избежать. А этого мистер Вашингтон не допустит. Да и Лафайет не позволил бы рисковать жизнью Марии. Поэтому маркиз старался избегать всех просьб мистера Вашингтона, так как это означало его разлуку с Мари.       — Как я вам уже говорил, Лафайет, я по-прежнему на вас рассчитываю. Ваши лидерские качества, ваши дальновидность, хваткость и острый ум в совокупе с молодостью меня восхищают. Мне нужен такой союзник как вы, и надеюсь, что в будущем вы меня поддержите.       — Ваши взгляды на политическое устройство Америки мне близки. Я согласен с неотвратимостью перемен, но только мирным способом.       Сердце Лафайета отбивало такую дробь в грудной клетке, что казалось звук эхом разносится по комнате. Он не готов к ещё одной войне. И он не готов оставить Мари. Несколько мгновений двое мужчин пристально смотрели друг на друга. Казалось, что пространство между ними уже можно резать ножом, настолько воздух стал плотным.       — Я рад это слышать, — прервал молчание мистер Вашингтон и как-то очень расслабленно откинулся в кресле, — Даже скажу так — это именно то, что я ожидал и хотел от вас услышать.       Маркиз с долей непонимания смотрел на собеседника и немного хмурился.       — Со следующей недели я отхожу от дел, Лафайет.       Маркиз настолько не ожидал услышать такой ответ, что не смог скрыть удивления. Так сильно его ошарашило данное известие.       — Я не понимаю…       — И не поймёте, — вздохнул мистер Вашингтон, — Я сам не до конца понимаю, правильное ли принял решение.       Мужчина поправил очки.       — У меня много идей, но я не уверен в своих силах, Лафайет, — продолжил Вашингтон, — Я не знаю, что я могу дать своей стране, если продолжу свою деятельность. Пока я планирую вернуться в домой, в Маунт-Вернон и мирно плыть по течению.       Маркиз не верил своим ушам. Он пока в растерянности сидел напротив, не зная, что сказать.       — Пока вы явно осмысливаете сказанное, мой друг, я ещё кое-что поясню. Моя военная карьера, звание главнокомандующего никогда не были моей целью. Но я в этом преуспел. Сейчас, имея огромное влияние я могу вершить историю страны, но даже обладая идеями я не вижу главную цель, которую следует достигнуть. И, соответственно, я не могу оценить методы достижения. Перемены мирным способом. Вы это сказали, Лафайет. Ключ в этой фразе. Я же сейчас всё вижу через призму войны. За эти годы я оторвался от мирной жизни, забыл что это такое. У меня есть несколько ферм, приёмные дети, которым я уделяю минимум времени. Что может дать человек, своей стране, почти забывший о своей семье? Сейчас мне нужна спокойная жизнь. Я уверен, что именно она мне даст понять, куда мне двигаться дальше. Даст мне новые силы. И если я решу вернуться, я буду знать, что со мной рядом будут такие люди как вы, Лафайет. Для меня это тоже очень важно.       Маркиз внимательно смотрел на мистера Вашингтона. У мужчины горели глаза. Он искренне верил в то, что говорил. Ещё год назад, тот прошлый Лафайет, вернувшийся с войны, не смог бы понять, что имеет ввиду мистер Вашингтон. Но сейчас Лафайет понимал, что может значить семья, любовь, дом, обычная жизнь. Как они могут питать душу, разжигать сердце и давать огромные силы. Это очень непростой выбор мудрого человека.       — Я восхищен вашим решением, — искренне ответил Лафайет, — Признаюсь что до сих пор не отошёл от удивления и, наверное, ещё не до конца осознаю сказанное вами. Но мне кажется, что вы обязательно вернётесь.       — Вы в меня так верите, Лафайет?       — Я верю в идеалы и благие цели. А они у вас есть.       — Я польщён, друг мой. Но время покажет и расставит все по своим местам. Кто знает, может мои идеалы уже устареют через пару лет?       — Они будут актуальны ещё долгие годы. В этом я уверен.       — Вы очень увлеченный человек, Лафайет. И вы очень искренни в своих увлечениях. Это редкое качество. Сохраните его.       Мужчины ещё какое-то время беседовали. Мистер Вашингтон рассказал о своих планах, а Лафайет о своей жизни на новом месте.       — Пришло время прощаться, мой дорогой друг, — мистер Вашингтон добродушно обратился к маркизу, — Мой помощник даст вам мой адрес в Маунт-Верноне. Мне нужно будет пару месяцев на наведение порядка. А там в любое время я буду рад гостю.       — Я обязательно приеду.       — До встречи, Лафайет.       — До встречи, мистер Вашингтон.       Лафайет вышел из резиденции в смешанных чувствах. Мистер Вашингтон его сильно удивил. Он не ожидал от него такого решения. Но, в конце концов, судьба давала ему шанс наконец-то заняться своей жизнью. ***       Мария отпустила экипаж и повернулась к морю. Вдохнув полной грудью морской воздух, она почувствовала себя невероятно счастливой. Несмотря на пасмурную и ветреную погоду, настроение было прекрасным. Вечерело. Потрясающего заката из-за погоды она сегодня не увидит, но это ничуть не расстраивало. Ещё раз окинув взглядом живописную бухту, девушка поспешила в дом.       Сегодня она планировала снова остаться на ночь в доме у моря. В этом не было необходимости, но ей очень хотелось побыть именно здесь. Рабочие должны были вернуться через несколько дней, и больше такой возможности не будет. Китти и Люсия не смогли составить ей компанию, но её должна была ждать София с дочкой.       — Миледи! — изумленно воскликнула София, увидев на пороге Мари, — Вы не получили моё послание?       — Какое послание?       — Я отправила вам записку с сыном молочника. У меня заболел младший ребёнок. Я не смогу сегодня остаться с вами...       Для Мари это стало неожиданностью. Но она уже сюда приехала и была настроена остаться наедине со своими мыслями и мечтами, а также почитать роман, который предусмотрительно взяла с собой.       — Ничего страшного, я останусь одна.       — Но миледи, это может не быть небезопасно!       — София, вы преувеличиваете.       — Нет! Генерал Лафайет сказал…       — Генерал Лафайет чрезмерно бдительный. Мы ему не скажем.       — Он меня точно убьёт, — Софию действительно пугало возможное возмездие от маркиза.       — Я обещаю, что он не узнает. А если и узнает, я сама ему все объясню.       Горничная неуверенно кивнула. Девушки прошли на кухню. Несмотря на протесты Софии, Мари все равно ей помогла расставить перемытую за день новую посуду. За окном погода ухудшалась. Ветер был сильный, вдалеке виднелись грозовые тучи. Ливня явно не избежать.       — София, оставляйте всё как есть. Погода портится. Вам нужно успеть добраться домой.       — Благодарю, миледи.       Горничная поспешно побежала проверять заперты ли двери в помещениях прислуги. Убедившись, что все в порядке, она накинула теплую шаль и подошла к Марии, которая ожидала её у парадной двери.       — Миледи, двери все заперты. Ставни на первом этаже все закрыты. Прошу вас в вашей спальне тоже закрыть ставни, чтобы с улицы не было видно свет от лампы.       — Спасибо, София. Я все сделаю. Не стоит переживать.       — Миледи, вы же знаете, где наш дом. Вдруг понадобится и…       — София, — Мари с благодарной улыбкой обратилась к девушке, — Всё будет хорошо, правда. Вас генерал Лафайет совсем запугал своими предостережениями. Поспешите лучше домой. Дождь вот-вот начнётся.       Горничная кивнула и, попрощавшись, поспешила к своей лошадке. Её дом находился в двадцати минутах пешком. Верхом она должна добраться быстро.       Заперев дверь, Мари обошла первый этаж. Вернувшись, у парадного входа на комоде она оставила одну лампу. Масла там осталось совсем немного, через час она потухнет. А вторую поярче она решила забрать с собой в спальню.       Зайдя в комнату и окинув её взглядом, Мари почувствовала приятное волнение. Ей очень нравилась эта спальня, этот дом, это место. Да, по меркам аристократов дом был действительно небольшой и простой. Но Марии в нем было так хорошо. В нем все было сделано с душой. Спальня была особенно уютной. А потрясающему виду из окна могли позавидовать самые именитые дома Франции.       Ещё раз глянув в сторону окна, девушка вспомнила, что надо закрыть ставни. Аккуратно поставив возле кровати лампу, она подошла к окну. Закрыв одну из дверей, ей показалось, что она услышала стук копыт.       Тревога охватила её. Кто мог сюда приехать в столь поздний час? Дрожащими руками придерживая дверцу ставней, Мари выглянула в окно. Всадник спешился у временного навеса для лошадей. Из-за тёмного дорожного плаща незнакомца было не узнать. Но, оценив его рост и выправку, сердце Мари взволнованно забилось. Мужчина скинул капюшон и, взяв коня за поводья, завел его под навес. Это был Лафайет.       Мари была настолько взбудоражена его внезапным приездом, что на мгновение оторопела. Но, придя в себя, она выбежала из комнаты и устремилась вниз по лестнице к парадному входу. Как только она отворила дверь, в помещение ворвался сильный ветер и начал нещадно раздувать ее волосы и платье. Ни секунды не колеблясь, девушка выбежала на улицу.       Лафайет её сразу заметил. Его лицо озарила улыбка. Он начал поспешно привязывать поводья к столбу. Мари быстрым шагом шла навстречу. Сердце в груди билось как бешенное. В тонком платье было холодно, ветер продувал его насквозь. Но ей было не до этого.       Маркиз наконец-то привязал коня и бросился к девушке навстречу. В этот момент небо ярко осветила молния. Мари и Гилберт остановились, невольно посмотрев наверх. Через доли секунд гром с опозданием эхом пронесся над ними. И с неба стали падать ещё редкие, но очень крупные капли дождя.       — Мари, возвращайся в дом. Сейчас начнётся ливень! — крикнул Лафайет.       Он был прав. Девушка не раздумывая развернулась и, подобрав юбки, побежала к дому. Где-то позади были слышны шаги маркиза.       Уже перед дверями дождь ощутимо усилился, но Мари успела забежать внутрь. Обернувшись, она посмотрела на приближающегося Лафайета. Дождь уже лил стеной. Маркиз заскочил в дом и не без труда захлопнул за собой дверь, которую буквально вырывал из рук бушующий ветер.       В мгновение стало тихо. Мужчина стряхнул с волос капли дождя и скинул порядком промокший плащ. Он как всегда был в военной форме. Статный и красивый. Мари не могла отвести от него глаз.       Лафайет сделал шаг к ней и, не дав опомниться, заключил в объятия. Его лицо оказалось так близко. Она чувствовала его дыхание. Тёмные волосы были слегка влажными. Мари, не удержавшись, провела по ним рукой, коснувшись щеки мужчины. Его кожа была горячая. Он внимательно на неё смотрел. Его глаза завораживающе блестели. Но стоило ей взглядом чуть ниже спуститься к его губам, как он притянул её к себе и поцеловал.       Поцелуй был невероятно пылким. Горячей была не только его кожа, но и губы, и дыхание. Его рука скользнула по её спине, и он жадно прижал её к себе, все больше углубляя поцелуй. Мари пьянела. Её щёки горели. Это было каким-то безумием.       Внезапно со стороны кухни раздался шум от падения какого-то предмета. Маркиз очень спешно, но явно неохотно отпустил Марию.       — Здесь только София из прислуги? — голос Лафайета был слегка охрипшим, а дыхание рваным.       Мари не сразу смогла собраться с мыслями. Грудь взволнованно вздымалась, ноги едва держали её.       — Это упала деревянная ваза с подоконника. Уже не первый раз. Софии здесь нет, — Мари чуть нервно облизнула губы, что не укрылось от маркиза, — Мы здесь одни.       На этих словах её щеки вспыхнули с новой силой. Горели даже уши. Ей стало невероятно жарко.       Лафайет медленно приблизился к Мари. Её запах, её смущение, её губы сводили его с ума. Мысли хаотично метались в голове. Он сегодня во весь опор мчался к ней, чтобы просто увидеть её улыбку. Он так соскучился. Но уже после их первого поцелуя остатки его самообладания летели в пропасть. А после её слов «мы здесь одни» он был уже не в силах остановиться. Да, он должен был держать себя в руках, но желание захватывало его с такой силой, что ему было даже трудно дышать.       Его руки нежно обхватили её за талию, слегка притянув к себе. Её взгляд был затуманен от взаимного желания. Он не ошибался. Он скользнул взглядом по её губам, которые были заманчиво приоткрыты. Лафайет коснулся её лица, склонившись чуть ближе. Прижимая её к себе, он нежно провел большим пальцем по ее губам. Они были такими горячими, такими влажными, такими пленительными и такими желанными. Гилберт, едва касаясь пальцами, провёл дальше рукой по щеке, спустился ниже на шею и затем мягко, уводя руку чуть назад, запустил её в мягкие волосы. Нетерпеливо выдохнув, он склонился к её губам и накрыл их поцелуем.       Мари ухватилась за плечо маркиза. Лафайет слегка улыбнулся этому движению и, сначала немного отстранившись, снова легонько поцеловал девушку. Мария только слабо приоткрыла глаза, разгоряченная поцелуями, когда вдруг ощутила на шее горячее дыхание Лафайета. Мужчина едва коснулся губами нежной кожи, девушка затрепетала и слегка отстранилась.       — Ты вся дрожишь, — тихо прошептал Лафайет, пытаясь скрыть разочарование. Но если она не была готова, он должен остановиться.       Когда губы маркиза коснулись её шеи, она задрожала. Мурашки бешеной волной пронеслись по всему телу. Это были невероятные и ранее ей незнакомые ощущения, которые распаляли её все больше. Маркиз что-то прошептал, но она не в состоянии была разобрать и ответить. Ей хотелось только одного, чтобы он не останавливался. Обхватив его рукой за шею, она потянулась за очередным поцелуем.       Мужчина воспринял это как руководство к действию. Он снова склонился к ней, едва касаясь губами её губ. Ей было мало. И она слегка потянула нижнюю губу маркиза, ближе к нему прижимаясь. Маркиз шумно выдохнул и сжал руки на её талии, буквально впиваясь в её рот губами. От такого головокружительного поцелуя с губ Мари слетел лёгкий стон, на который отреагировало всё тело мужчины. Как же это возбуждало. Для Лафайета это было начало конца. Он летел в омут с головой.       Его влечение росло с каждым поцелуем, с каждым касанием, а её чувственный стон только раздразнил его. Гилберт желал её со всей любовью, со всей страстью. Он блуждал взглядом по её прекрасным глазам, по её нежному лицу, по её тонкой шее, скользил рукой по ее волосам, он хотел запомнить этот момент.       Мария обвила его шею руками, явно с трудом стоя на ногах. Маркиз крепче прижал её к себе. Она явно почувствовала его возбуждение, слегка смутившись. Но Лафайет снова запустил руку её волосы и, мягко надавив на затылок, заставил Мари чуть повернуть голову. Она была податлива и расслабленна. Гилберт поцеловал её возле уха, слегка проведя губами вдоль челюсти и дойдя до уголка губ. От удовольствия девушка немного запрокинула голову, открывая всю шею для поцелуев, чем Лафайет тут же воспользовался.       Он мягкой дорожкой из поцелуев спустился вниз до ложбинки на шее, вызвав у Мари новую волну мурашек и лёгких стонов. Чуть потянув губами нежную кожу, он начал возвращаться к её ушку. На ласки в этом месте она реагировала ярче всего, сильно сжимая плечо и шею маркиза и буквально дрожа от удовольствия в его руках. Руки Лафайета скользнули на ее бедра, пока он нежно прикусил мочку её уха. Девушка выгнулась ему навстречу. Уже слегка посасывая мочку ее уха, он сжал её бедра, вплотную прижав к себе. Глубокий стон, сорвавшийся с её губ, разбил остатки его разума. Он подхватил её на руки и понёс в спальню.       Мария сходила с ума от настигшего её возбуждения. Когда маркиз прижал её бедра к себе, и она почувствовала, как сильно он её хочет, её тело буквально кричало от ответного желания. Низ живота горел невероятным огнём, все было влажным и разгоряченным.       Маркиз решительно подхватил её на руки и понёс по лестнице наверх в спальню. Она сразу обхватила его шею руками, снова потянувшись за поцелуем. Мужчина замер отвечая ей и все больше углубляя их поцелуй. Он буквально сжимал её в объятиях.       — Ты прекрасна, Мари, — низким подохрипшим голосом произнёс маркиз, снова целуя её и от нетерпения слегка покусывая её нижнюю губу.       От его охрипшего от возбуждения голоса, у Мари в низу живота словно прошла обжигающая волна. Слегка пошатываясь, маркиз продолжил движение по лестнице. И они, не успев прийти в себя после последнего поцелуя, оказались на пороге спальни.       Лафайет аккуратно отпустил её и, снова притянув к себе, продолжил страстно целовать. Мари сама не понимая почему, чуть смутилась и зажалась. То ли более яркий свет от лампы в спальне её немного отрезвил, то ли предостерегающие остатки разума с глубин сознания кричали ей, что может стоит остановиться. Но её тело со всей страстью желало продолжения.       Маркиз заметил перемену и сбавил пыл. Он посмотрел в её очаровательные и горящие желанием глаза. Нежно коснувшись щеки он аккуратно поцеловал её. Затем он сделал шаг к лампе, слегка покрутив рычажок. Свет стал тусклее. Он проворно поставил лампу чуть дальше от кровати. Освещение стало мягче и гораздо интимнее.       Все это произошло быстро. И она, едва успев понять, что он делает, снова оказалась в его объятиях. Его губы увлекли её в очередной пленительный и пьянящий поцелуй. Кого она обманывает. Она больше всего на свете сейчас хочет продолжения, ощутить близость его тела, ощутить его в себе.       Руки Лафайета уверенно скользили по ее телу, заставляя забывать дышать. Когда его рука коснулась её груди, а большой палец через платье нащупал затвердевший сосок и начал им играть, Мари чуть не лишилась рассудка.       — Гилберт… — едва выдохнула она.       Он тут же поцеловал её. Затем нежно коснувшись губами её уголка губ, подбородка, он заскользил вниз по шее, в этот раз уже дойдя до ложбинки груди. Она была частично скрыта платьем, с завязками которого уже ловко справлялись пальцы Лафайета.       Через несколько мгновений незамысловатое платье Мари упало к её ногам, оставив её в тонкой нижней сорочке.       Руки Лафайета ощущались особенно горячими через тонкую ткань. Его ласки были невероятными. На секунду они прекратились, и Мари открыла глаза. Маркиз сбросил мундир, ремень и скинул сапоги. Она шагнула к нему. В мгновение он подхватил её и, приподняв, поцеловал. Поцелуй был долгий и тягучий. Его язык изучал её рот, её зубы, был очень властным и настойчивым. Ей это нравилось.       Отпустив её, он очень нежно провёл пальцами по ее груди, животу, бедрам. Присев, он медленно коснулся обнажённых голеней Мари. Она вздрогнула. Это было так приятно. Гилберт аккуратно двинулся вверх поглаживая её ноги и поднимая нижнюю сорочку. Вскоре его руки добрались до ткани панталон. Он более дерзко скользнул руками на внутреннюю поверхность бедра, заставив Мари шумно выдохнуть и пошатнуться. Вернувшись руками на бёдра, он сжал их и поцеловал Мари в живот.       Аккуратно стянув её нижнее белье, он снова начал скользить руками к уже обнаженным бёдрам. Мария томно постанывала от сладкой пытки. Поднимая ночную сорочку, маркиз поцеловал её бедро, проведя языком до нижней части живота. Слегка потянув губами кожу, он двинулся выше. Искусно сняв сорочку он слегка коснулся губами соска, опалив своим горячим дыханием грудь Мари. Откинув эту уже давно ненужную вещь в сторону он скользнул взглядом по её обнажённому телу. Не оставив ей ни секунды на возможность смутиться, он поцеловал её и, подхватив на руки, понёс в кровать.       Мари лежала в постели изнывая от невероятного желания, пока Лафайет спешно скидывал с себя остатки одежды. Она буквально пожирала его глазами. Его широкие плечи, сильные руки, крепкое тело. Как мужчина он был чертовски привлекателен. Когда он остался без одежды, её взгляд скользнул на его возбуждение. Кровь мгновенно прильнула не только к щекам.       Лафайет опустился на неё, раздвинув коленом ноги и увлекая в тягучий чувственный поцелуй. Жар и тяжесть его тела. Его твёрдая плоть, упирающаяся ей в бедро. Его рука сжимающая её грудь. Его язык, ласкающий её рот. Мари находилась в сладкой истоме.       Слегка прикусив её губы, маркиз начал медленно спускаться к её груди. Она дрожала от его ласки, призывно выгибаясь навстречу. Мужчина мягко губами обхватил сосок и нежно потянул, при этом сжав руку на её талии и плотно прижав себе. С губ Марии сорвался такой стон, который от себя она не ожидала услышать. Маркиз не останавливался. Слегка надавливая на её кожу, его рука от талии двинулась вверх, аккуратно обхватив вторую грудь. Пока он языком и губами играл с её твёрдым от возбуждения соском, пальцы руки нежно поглаживали и сжимали грудь.       Руки Мари скользили по его спине, его рукам, периодически сдавливая плечи. От его прикосновений она выгибалась, прижимаясь к нему и прося продолжения. Между ног было невероятно влажно и горячо. Когда он слегка прикусил сосок, она вздрогнула и, потянув его наверх, с мольбой прошептала:       — Гилберт…       Лафайет коснулся ладонью её щёки, нежно проведя по ней пальцем, и очень пламенно поцеловал. Мари почувствовала, что он готов в неё войти. Она открыла глаза, встретившись с ним взглядом. Его лицо было очень близко. Они словно вместе дышали.       Он осторожно подался вперёд, медленно входя в неё. Мари закрыла глаза, запрокидывая голову назад. Мужчина мгновенно склонился к её шее и, коротко поцеловав, вошёл до конца.       Их стон был одновременным, громким и полным желания.       — Гилберт… — снова возбужденно прошептала Мари.       Прикусив её мочку уха, а затем подбородок, Лафайет начал аккуратно двигаться. Целуя и сжимая её, он начал набирать темп. Каждое его движение заставляло её стонать и впиваться пальцами в его плечи. Урывками он неистово целовал её шею, губы, а она страстно отвечала. Его дыхание было шумным и рваным.       Волны удовольствия проносились по её телу, унося всё дальше. Лафайет это видел. Она вся горела в его руках. Сквозь её сладкие стоны он слышал своё имя. Его это распаляло, доводило до безумия. Такого он ещё не испытывал. Они двигались в такт и наслаждались друг другом.        Стоны Мари стали более глубокими, и через несколько движений её тело пронзило от удовольствия. Ощущения были настолько яркими, что она громко застонала и выгнулась. Обхватив Лафайета ногами, она всем телом прижалась к нему.       Маркиз рукой подхватил Мари за спину, притягивая к себе и продолжая двигаться. Внутри неё все пульсировало, сжимая его член всё сильнее и сильнее и заставляя задыхаться от потрясающих ощущений. Все его тело было на пределе. И через пару движений, достигнув своей высшей точки наслаждения, он с громким и низким стоном излился в неё.       Поцеловав разгоряченные губы Мари, Лафайет замер, прижав её к постели. Немного отдышавшись и еще раз поцеловав её, он буквально упал с ней рядом. Его тело было ватным. Он был счастлив, как никогда. Немного придя в себя, маркиз притянул к себе обмякшую девушку и нежно обнял.       Мари уткнулась ему в плечо. Все её тело до сих пор горело, медленно стихая. Таких ярких эмоций у неё не было никогда. Рукой она плавно скользнула по его животу и, проведя вверх, замерла на груди. Мужчина накрыл её руку своей.       — Я люблю тебя, Гилберт, — прошептала Мари.       — Мари, — тихо выдохнул Лафайет, прижимая ее к себе, — Я тоже люблю тебя.       После его слов Мари высвободила руку и, скользнув по его щеке, потянулась за поцелуем. Маркиз только крепче обнял её и очень нежно и мягко поцеловал.       Мари сонно улыбалась, пока Лафайет покрывал её лицо и губы лёгкими неторопливыми поцелуями и обнимал за талию, поглаживая большим пальцем. Она была невероятно расслаблена и не заметила, как заснула в его объятиях.       Гилберт смотрел на спящую Марию с одной мыслью — он сделает всё, чтобы такой счастливой она была всегда. ***       Лучик солнца, пробивающийся из-под не до конца закрытых ставень настойчиво будил Лафайета, попадая ему прямо в глаз. Мужчина несколько раз недовольно уворачивался, но в конце концов утренний проказник его разбудил. Мужчина медленно открыл глаза. В его объятиях, лёжа на боку, спала Мари. Его рука покоилась на её талии, а он носом почти утыкался в её волосы. Это был не сон.       Он жадно втянул её запах, очень нежно проведя рукой по ее плечу. Она немного заворочалась и, чуть подавшись назад, прижалась к нему. Лафайет улыбнулся. Это было потрясающее утро.       Но все тот же озорной лучик напомнил, что уже светает. Сегодня ему надо быть в гарнизоне. Вчера он спешил увидеть Марию и планировал к позднему вечеру вернуться в казарму. Но ночь сложилась совсем иначе. От этих мыслей по телу прошла приятная волна. Надо было собираться. Тем более он не знал, как рано вернётся София. А его она здесь точно не должна застать.       Маркиз очень быстро оделся. Армейские навыки тут были кстати. Все также стараясь не разбудить Марию, он аккуратно сложил её вещи. Уже направившись к лестнице Лафайет понял, что вот так молча уйти он не может. Его порыв не будить её в сложившейся ситуации может быть оскорбительным. И о чём он только думал.       Спешно вернувшись, мужчина аккуратно сел на кровать и склонился к девушке.       — Мари, — он негромко позвал её.       Но в ответ она лишь заворочалась. Он невольно улыбнулся.       — Мари, — в этот раз он мягко прошептал, нежно коснувшись её губами.       Девушка снова заворочалась, немного сонно потягиваясь, и открыла глаза. Она была такая забавная с растрепанными волосами и заспанным лицом. Лафайет снова склонился к ней с лёгким поцелуем. Её тёплая рука скользнула ему на шею.       — Доброе утро, — он с нежностью посмотрел ей в глаза.       — Гилберт, ты уже уходишь? — сонным тонким голосом спросила она.       — Мне нужно в гарнизон. И София в скором времени должна прийти.       — Да, точно…        — Я вернусь завтра.       — Буду ждать тебя здесь.       Лафайет ничего не ответил, лишь снова потянулся за поцелуем. Мари немного приподнялась, отвечая ему. Рука маркиза скользнула по её обнажённой спине, от чего его бросило в жар, а во рту пересохло. Он мягко отстранился. Его глаза скользнули по руке девушки, которая придерживала на груди одеяло, по её открытым плечам, шее, и слегка зарумянившимся щекам. Он был близок послать всё к чёрту и остаться.       Собрав остатки воли в кулак, он все-таки зашагал к двери. Оглянувшись напоследок на Мари, он устремился к лестнице. Аккуратно пройдя в помещения прислуги он взял один из запасных ключей. Здесь он все знал. Покинув дом через чёрный ход, он запер за собой дверь. Осторожно осмотревшись, он направился к навесу.       На небе плавно поднималось солнце. После дождя воздух был невероятно свежим и вкусным. В лесу ещё была заметна лёгкая дымка от испарений влаги. Маркиз отвязал Ветра и повёл его к другой дороге. Нельзя было встретить Софию по пути.       Отойдя на приличное расстояние от дома, маркиз оседлал коня и помчал во весь опор. Такой лёгкости он давно не ощущал. ***       Мари полдня нежилась в кровати, стараясь не загружать себя тревожными мыслями, но к вечеру они все равно её одолели. Прошлая ночь была прекрасна. Даже в самых смелых фантазиях, ей не было так хорошо. От одних воспоминаний сердце начинало учащенно биться, по телу проносились мурашки, а внизу живота сладко ныло.       Но с её стороны было опрометчиво пойти на поводу у эмоций. Даже по меркам её современного мира всё произошло так быстро, что для неё совсем не характерно. А для этого времени с более жесткими нравами особенно. С другой стороны она никогда раньше так не любила, и в чувствах Лафайета не сомневалась. Но всё равно было немного тревожно.       Но не это так сильно волновало её. Она давно хотела рассказать маркизу правду. Рассказать кто она на самом деле. Планировала она это сделать ещё до их первого поцелуя в той самой бухте. Но обстоятельства сложились совсем иначе. Поэтому разговор должен был состояться после его возвращения, откладывать уже было нельзя, пока их отношения не зашли дальше. Но прошлая ночь перевернула все её планы. Сможет ли Лафайет принять правду? Эта мысль не давала ей покоя. ***       Мария стояла в небольшой недостроенной ротонде, расположенной в конце пляжа, и с далека с тревогой наблюдала за Лафайетом. Маркиз привязал Ветра под навесом. Поприветствовав горничную Софию и мастера, пилившего доски, он направился к ней. Он улыбался. Но чем ближе он приближался, тем больше от волнения у нее сводило желудок, и дрожали руки.       — Ты прекрасно выглядишь, Мари.       Он с такой любовью смотрел на неё. Её губы пересохли. Правильно ли она хочет поступить?       Мари выглядела немного встревоженной и смущенной, глядя на него. Но Лафайета это не удивило, вспоминая их прошлую ночь. Последние дни между ними все происходило так стремительно, что сейчас он хотел окончательно всё расставить по своим местам.       Пока она явно собиралась с мыслями, он нежно взял её руки в свои. От посторонних глаз их частично скрывали колонны ротонды, поэтому этот безобидный жест должен был остаться между ними.       — Мари, я это хотел сделать сразу по возвращению из Филадельфии, но в тот вечер все произошло так внезапно.       На этих словах щёки девушки вспыхнули. Он тоже был немного смущён, но продолжил.       — Я очень тебя люблю. И хочу прожить эту жизнь только с тобой. Мари, ты станешь моей женой?       Мари застыла и смотрела в глаза Лафайету. Сердце отбивало барабанную дробь. Кому нужна эта правда? Её счастье перед ней, буквально в её руках. Только не уронить и не разбить это хрупкое чувство. Она тяжело дышала. Противоречивые мысли душили её.       — Мари? — мягко позвал маркиз.       — Гилберт, я… — на этих словах она сделала шаг назад и посмотрела на море.       Она нервно заламывала пальцы. Лафайет хорошо знал это жест. Тревога охватила его, но он терпеливо ждал. Молчание затягивалось.       — Мари, я не понимаю…       Девушка словно опомнилась. И посмотрела ему в глаза. Она выглядела напуганной. И он уже на самом деле ничего не понимал.       — Гилберт, я тоже люблю тебя… И я очень хочу стать твоей женой, — её голос немного дрожал.       Она снова замолчала. Он немного нахмурился.       — Как понимаю, есть какое-то «но»? — тишина пугала маркиза.       — Есть одна тайна, которую ты должен узнать. Она может повлиять на твоё решение, — эти слова ей дались с большим трудом.       Лафайет немного засомневался в этом, и слегка ободряюще ей улыбнулся. Он искренне недоумевал, что такого может скрывать Мари и что в состоянии хоть как-то повлиять на его на решение.       — Гилберт, я не настоящая Мария-Антуанетта.