Приговор

— Я поверить не могу! — всплеснула руками Богиня Хаоса, Геката. Её слова эхом отразились по пустынному холлу и пронеслись по всему этажу здания.       Она до того нервно ходила из стороны в сторону, что выработала свой четкий ритм. Раз, два, три — поворот, раз, два, три — поворот, и так по кругу. Не замечая искусанных пальцев, взгляд её был устремлен прямиком в холодную серую плитку пола, и Геката забывала моргать — настолько она ушла в собственные мысли. Изредка, где-то вдали коридора доносился приглушенный, но различимый гомон репортеров за плотно закрытыми дверями. Иной раз кто-то громко крикнет, что заставляет Гекату болезненно вырваться из пут собственных чертогов разума и обернуться в сторону шума. Но там всегда было пусто. Охрана специально сделала так, чтобы это крыло старинного здания суда было безопасно для виновных, их адвокатов и судей. Но в безопасности Богиня Хаоса себя не чувствовала и в помине. И беспокоилась она не за себя, а за свою «клиентку» Деметру и её виновную дочь.       Геката с позором проиграла это дело. У неё не было никаких существенных доказательств, чтобы хоть как-то оправдать или смягчить деяния Богини Урожая. Всё равно, что бросить беззащитную женщину в пасть голодному хищнику, который только и жаждет расправы. Она искренне хотела помочь, но ничего не смогла поделать в обострившейся ситуации. Остается лишь сталкиваться с горестными последствиями объявленного им приговора и находить средства защиты. С одной стороны, наказания были удивительно мягкими для Деметры и Гекаты, что совершенно неожиданно от Зевса, любителя излишне драматичных и изощренных кар, но то, как он поступил с Персефоной… Геката не могла даже сейчас, спустя час, поверить в услышанное.       Громкий стук низких каблуков начищенных туфель женщины вслед её текущим размышлениям продолжил выбивать ровный ритм, подобно тиканью часов, отдаваясь по замкнутому пространству. Голова мучительно гудела, будто череп не выдерживал напора мозговой активности, что сейчас происходил в голове Богини Магии, и она запустила пальцы в черные, как смоль, волосы, совершенно не успокаиваясь, а только набирая всё больше и больше оборотов и скорости. Рой из причинно-следственной связи и бесконечных вопросов вырвался из неё через неконтролируемый возглас: — О чём Зевс только думает?! — О том, как больше боли нам причинить, — Деметра, что всё это время была здесь, прервала монологические выкрики Гекаты своим коротким ответом. Голос её был хриплым и надломленным, но, тем не менее, смог тут же привлечь внимание Богини Хаоса.       Геката, наконец, перестала метаться голубым маятником и взглянула на Деметру, чего раньше сделать боялась. Прислонившись к холодному бетону стены, Богиня Природы отчужденно стояла и хранила молчание — она тоже думала. Но не как Геката, думала о том, что произошло и почему, а думала о будущем: о своем, о дочери. И каждое было ужасающим. Если она опустит тяжелые веки, то истощенное пережитыми кошмарами наяву сознание нарисует во всех красках страшные картины. Белизна коридора давила на неё, словно Деметра находилась на операционном столе, и ей вскрывают грудную клетку без наркоза. Своими же глазами видит, как из неё извлекли страдающее материнское сердце и как его размозжили по стенке, оставив длинный кровавый след. Деметра сжала глаза ещё крепче, чтобы слёзы вновь не выступили на свет. Сейчас нет для них времени.       Горькие слова правды впитали стены, и женщины замолчали, обдумывая сказанное. Человек невнимательный ничего бы не заметил, но Геката обладала сверхъестественной проницательностью и могла понять в абсолютной тишине, что Деметра находится во всепоглощающей пучине отчаяния. В понурых глазах, полных несчастья, лопнул маленький капилляр от пролитых слёз и пережитого стресса. Но богиня ловко спрятала их, опустив в пол, в котором такими темпами пробурит дыру, куда она не прочь провалиться. Уголки её рта указывают строго вниз, а возле носа и лба образовались морщинистые дуги. В таком состоянии Богиня Урожая выглядела старше, чем Аид. Геката ерзала на месте от пожирающего изнутри чувства жалости к старой подруге. Если она не смогла помочь ей на суде, значит, хотя бы сейчас она должна подставить своё плечо поддержки. Но только чем она сможет помочь в сложившихся сумасшедших обстоятельствах или как подбодрить преступницу, чью дочь против воли отдают замуж? Богиня Хаоса чувствует — нет, знает, что грядут темные времена, и только Мойрам известно, когда им настанет конец.       Невольно Геката вспомнила Аида и его «выступление» на суде. Он, по-видимому, не осознавал, что его пылкие речи делали всё только хуже, ведь начисто позабыл или свысока наплевал, что последнее слово всегда будет за Зевсом. А будь Аид аккуратнее в выражениях и не заяви бы он на публику о своей глубокой симпатии к виновнице сегодняшнего торжества справедливости, то исход мог быть совсем иным. Серьезную же кашу заварил Владыка Мертвых, и, осознав всю щепетильность происходящего, потому что всё напрямую зависит от расположения духа Короля Богов, чье настроение легко меняется от любого дуновения ветерка, Геката подкатила глаза: — Аид его серьезно взбесил. На кой Тартар он вообще в адвокаты полез?! — приложив руку ко лбу, почти шепотом от усталости спросила у стен Богиня Магии. — Кстати, насчет этого: почему Персефона вообще у него жила? — Деметра отозвалась на риторический вопрос, что напомнил ей об очень неприятной вещи, которую она хотела бы выяснить. — Ох, сложно объяснить, — раздражение и бессилие Гекаты отступили на второй план, потому что их сменило смущение. Ей было совершенно нечего сказать в свою защиту, а лучше бы придумать что-то убедительнее, иначе всё будет ещё страшнее, чем на суде. — А ты уж постарайся, — процедила Богиня Урожая, сузив глаза, — почему ты не могла её принять? Почему моя дочь жила с мужчиной? — Но Персефоне было комфортно с Аидом, и он бы никогда ей вред не причинил, — неубедительно пролепетала Геката, пытаясь спастись от гнева Деметры, которого не без причины боятся. Но когда над тобой грозно нависает высокая фигура могущественной Предательницы, сложно сконцентрироваться, и язык сам по себе заплетается в замысловатый узел. — Моя дочь ещё совсем молода и наивна, она многого не понимает и часто не видит границ дозволенного. Признаюсь, моя ошибка воспитания, что не объяснила ей этого раньше. И Геката, милая, не забывай тот факт, что Аид — брат Зевса и Посейдона, а они все одинаковые! Помнишь его интрижку с Герой? — Конечно, помню, — печально вздохнула Геката.       С этим припомнила, как Аид флиртовал с Персефоной, когда он еще полностью не разобрался с отношениями с Минтой. Уже тогда Геката чувствовала неладное, и предчувствие её не подвело. Это было неправильно, она должна была остановить Аида, достучаться до его здравого смысла, но богиня сама отпустила поводья этой бешеной упряжки. Сомнения преследовали её при выборе лучшего решения, будто она стояла на распутье. Аид — старый и добрый друг Гекаты, они знают друг друга тысячелетиями. Из-за такого длительного срока внутреннее зрение часто приобретает нечеткость, и не заметно, как изменились друзья. Также и Геката, видит Аида тем самым молодым, зажатым парнишкой, с тоскливым взглядом и разбитым сердцем, который и мухи не обидит, боится собственной тени, а своего отца-тирана — тем более. Но ничто и никто не стоит на месте, Аид в том числе. Он изменился. С виду серьезный и важный мужчина, не умеющий улыбаться и понимать шуток, но Геката видела его насквозь — в душе он всё тот же мальчишка с детскими травмами. У Аида полно странностей, которые было бы неплохо проработать с психологом, но Богиня Магии, будто не замечает их более или спускает всё на «нет», просто пожимая плечами.       Решено: после всей суматохи она обязательно поговорит с Королём Подземелья о его поведении! И на сей раз она не будет вестись на его глубокие, слезливые глаза и жалостливые причитания о собственном ничтожном существовании. Таким наивным поведением он напоминал глупого пса, который прекрасно осознает, что натворил, но устраивает умилительные сцены извинений, что невольно забываешь о собственном недовольстве. Но это был последний раз — Геката будет неумолимой и справедливой и больше спуску не даст блудливому старому псу. — Подумать только: 2000 лет и 20! Это непостижимая разница! — Деметра и не думала утихать. — И как я упустила момент, что мою дочь захотели взять в жены двое богов? — Ты про кого именно? — робко уточнила Геката. — Аид назвал Кору своей женой! Я же вижу, что моей бедной девочкой хотят бессовестно воспользоваться! — воскликнула Богиня Природы, что её собеседница вздрогнула от неожиданности.       Желание заплакать возобновилось, и Деметра поспешно достала из карманов бежевых брюк маленький платок. У Богини Хаоса до боли сжалось сердце от этого зрелища. Как бы она не хотела помочь старой подруге, один лишь факт ясен — мать была неутешна. Её единственного ребенка отрывают от груди для чужих низменных желаний. Беспощадная судьба обрушилась на неё тяжелым камнем, и Деметра не знает, как перенесет потерю любимой дочери. Вероятно, зачахнет от горя, а вместе с ней и вся жизнь. Гекату пробило ужасающее осознание: природа умирает в Мире Смертных, и люди вместе с ней от голода. Неужели Зевс был прав, что Деметре лучше поторопиться и привести всё в порядок? — А как ты будешь восстанавливать бизнес? — попыталась отвлечь подругу от удручающих мыслей Геката. Но взамен Деметра метнула на неё раздраженный взгляд. — Мою дочь собираются выдать насильно замуж! Последнее о чём я буду думать, так это о том, что мне наказал Зевс, — огрызнулась она, но полминуты погодя, немного успокоилась и ответила: — Ничего сложного, верну своих работниц и будем пахать день и ночь. Это неважно. — Прости меня, пожалуйста, — поникши, сказала Геката. Её веки закрыли глаза, она больше была не в силах смотреть в разгоряченное гневом и великим горем лицо Богини Природы. Чувство вины непосильным грузом давило на душу.       Удрученный вид Гекаты смягчил злость Деметры. Ей стало неловко, что она во всём обвиняет Богиню Хаоса. Это несправедливо, потому что её подруга меньше всего участвовала в приключившимся бардаке. Она не заслужила терпеть приступы ярости Деметры просто потому, что попалась под горячую руку. Но Богиня Урожая лишь закусила нижнюю губу, приглушенно вздохнув. Обида была слишком глубока, и она не могла искренне принять извинения и отпустить всё с чистой душой. Всё-таки вина Гекаты есть — она могла остановить и повлиять на Короля Мертвых, но не сделала этого. С другой стороны, она не знала, к чему приведет эта безобидная шалость. Она хочет, чтобы Аид был счастлив, но почему это счастье ему должна дарить Кора? Пускай взрослый мужчина сам залечит свои старые раны, не используя юную девочку, а Геката не должна потакать этому поведению, хоть они и друзья.       Повисло долгое, мучительное молчание, которое не нравилось им обоим, но никто не мог ничего сказать. Каждая желала, чтобы случилось нечто такое, что послужило бы «рычагом», для начала нового диалога.       Сначала Геката подумала, что ей показалось, но звук приближающихся шагов повторился и усиливался по мере приближения к богиням. Вполоборота они повернули свои головы налево, к источнику звука, и были крайне удивлены: на них надвигался никто иной, как старший из Королей, Аид. Торопливым широким шагом он шел прямо и уверенно, не оборачиваясь и не озираясь по сторонам. Взгляд его был неясен и как будто затуманен, но красные пылающие зрачки подсказывали о крайней возбужденности бога. Геката и Деметра в солидарности мыслей нахмурились и всем своим видом так и говорили, что Аиду они не рады. Но он, кажется, этого не различал, поэтому крикнул вдалеке, а эхо вторило за ним: — Деметра!       Окликнутая Деметра нескромно цыкнула, подавая второй сигнал Аиду, но он продолжал ничего не замечать и настойчиво шёл к ним. Богини обменялись всё понимающими взглядами, и развернулись навстречу к непрошеному гостю. Деметра отстранилась от стены, встав твердо и сложив руки на груди. Вид её был суров и недоброжелателен, церемониться она не собиралась, особенно с ним. Послышалась тяжелая одышка, и осталось всего несколько шагов до желаемой цели горе-адвоката Аидонея, явно выходившего из себя, судя по чернеющему лицу с россыпью звезд. — Где Персефона? — чтобы не ходить вокруг да около, сразу спросил Аид, никак не пытаясь скрыть свои бурные эмоции. — Она отдыхает, — строго ответила Деметра, кивнув в сторону соседней двери.       Персефона не приходила в себя, поэтому Деметра донесла её в свободную комнату. Тихо и мирно лежит розовая богиня на маленьком, как она сама, диванчике, оправляясь после пережитого потрясения. Мать поначалу наотрез отказалась отходить от дочери, но после долгих уговоров Гекаты, она согласилась выйти и поговорить, а заодно подышать свежим воздухом. Сейчас Деметра понимает, что если бы она не отошла и осталась один на один со своей спящей дочерью, то окончательно сошла бы с ума. Лицезрение, как твое единственное сокровище не возвращается в сознание, дает лишь больше пищи для больной фантазии. Вдруг Персефона вообще не проснется? Нет, этого не может быть, это невозможно, а когда она проснется, Деметра будет горой за неё стоять, но ни за что не отдаст никому. Пусть Зевс подвергнет её самым страшным пыткам, которые и не снились Прометею, но она не позволит наказанию Коры сбыться.       Услышав это, Аид чудно́ засиял, предавшись своим тайным мечтаниям, и поддался вперед, но Деметра вмиг раскусила его. Одним твердым толчком в плечо она вернула его в реальность, а полные презрения глаза и изогнутая вверх бровь живо объяснили ему ситуацию. Мужчина потупился и отошел на один шаг назад. Между ними повисло ощутимое напряжение, словно сам воздух был заряжен их противодействием, как перед надвигающейся грозой. Деметра шагнула вперед на относительно маленькое расстояние, но этим маленьким жестом, она показала Аиду своё отношение. — Я тебя к ней не подпущу, мерзавец, — словно плевок в лицо Аида прошипела богиня. — Я иду разбираться с Зевсом, — моментально собравшись, ответил Аид. Но одну из Предателей это никак не впечатлило.       Чтобы не затягивать снова наступившее молчание, Аид проскользнул мимо великодушно расступившихся дам, только серый плащ за ним и поспевал, развиваясь от каждого шага своего хозяина. Деметра на пару с Гекатой долго сверлила его широкую спину взглядом из-под полуприкрытых век, пока не крикнула ему вслед: — Удачи.       Этого было почти не видно, но она готова поспорить — Аид кивнул ей в ответ. Шёл он точно к кабинету в конце коридора. К двери, за которой скрывались ото всех два Короля. Чем ближе Аидоней подходил к заветному проходу, тем сильнее вокруг него сгущалась синева ночи. Последнее, что увидели две богини — это хлестко открытую дверь и такое же резкое её закрытие. Из комнаты послышалась ругань и крики. Деметра и Геката прислушивались, но постепенно громкие голоса затихали, пока, в конце концов, и вовсе не прекратились, оставив женщин в тишине.       Ещё немного промолчав, Геката прервала безмолвие вопросом: — Что ты думаешь насчет Аполлона? — Аполлон, — повторила за подругой Деметра, растягивая это имя, будто могла его попробовать и сказать, каково оно на вкус. Она подняла глаза к потолку, словно там была подсказка, и сказала: — Выродок Лето, да? — Ага, — подтвердила Геката, посмотрев туда же, куда глядела Богиня Урожая. Но там ничего не было, — довольно успешный для своего молодого возраста, правда, тщеславен до ужаса.       Деметра лишь прыснула, услышав последнее слово. Геката вопросительно на неё посмотрела, не понимая её реакции на чистую правду. — Тщеславие — это ещё цветочки, Геката, — загадочно проговорила Деметра, заинтересовав Богиню Хаоса. — Я имела удовольствие с ним недолго пообщаться на одной корпоративной вечеринке Зевса. — И что ты там поняла? — спросила заинтригованная Геката. Деметра повернулась к ней, странно и пристально на неё посмотрев, чем не на шутку встревожила богиню. — А вот что: он сумасшедший, — широко распахнув глаза, с жутким спокойствием ответила Богиня Природы, но сама она была напугана не меньше.

***

      В это же время, в тихом кабинете дымились сигары, наполняя крохотное помещение горькой вонью и почти непроглядным смогом. Бог Морей и Океанов, Посейдон, то и дело отмахивал надоедливые гадкие кольца и ленты от своего носа и глухо покашливал в кулак, и со скучающим видом поглядывал на младшего брата. Он-то и был источником непостижимого количества сигарного дыма. Посейдон за прошедший нервный час насчитал около семи скуренных толстых сигар, если пепельница с бычками не обманывает. А Зевс продолжал делать длительные затяжки и шумно выдыхать серый дым наружу из легких. Не находя себе места, он то присаживался на кожаное кресло, нервно топоча по полу, то вскакивал и по новой начинал мерить комнату нервными шагами. В десять широких шагов измерялся кабинет: от кресла, где секунду назад сидел Король Богов, до пустого стеллажа.       Заседание прошло совсем не так, как он того хотел — его милый, но глупый старший братец спутал ему все карты. Кто же мог предугадать, что Король Мертвых объявит без предварительного предупреждения о своём назначении адвокатом Персефоны. Гадкое-прегадкое положение, в котором оказался Зевс — как он его ненавидел. Титаническими усилиями воли он удерживал в горле крик, что рвался наружу. Зевс потерял контроль над происходящем, и прямо сейчас последствия торопятся к нему. Ему же остается считать последние минуты до них, пока догорает сигара меж его губ. Он уже не замечал, как быстро он курил дорогой табак, как и не замечал, что в кабинете разглядеть что-либо было затруднительно. Решив, что лучше остановиться на восьмой сигарете, Зевс потушил окурок в пепельнице, а Посейдон удосужился распахнуть окно и впустить хоть толику свежего воздуха.       Ветер был сегодня тих, и царил полный штиль. Вечерело. Король Подводного Царства помнил, что когда он только приехал на суд, небо было голубым и ясным. Но вот уже небосвод розовел, а на горизонт загорался рыжим пламенем закатного солнца. Много же времени они здесь провели, что неимоверно злило Посейдона.       Легкий бриз невесомо пробежался в фиолетовых локонах Зевса, и он почувствовал приятный блуждающий холодок на вспаренной шее. Хлопнув по карманам, бог нашел сложенный четыре раза платок и провел им по шее и лбу. Под пальцами чувствовалась влага, впитавшаяся в льняную ткань. Беспокойство не покидало его, отчего Зевс теребил в руках лоскуток, скручивал, сжимал и распускал. Недолго это бессмысленное действие могло его занять, поэтому он неаккуратно запихал платок в левый карман пиджака. Сдававшие нервы проявлялись в ежесекундном постукиванием носком ботинок по полу. У Посейдона под этот ритм дергается нижнее веко. Пальцы бессознательно потянулись к сухим губам и короткими ногтями снимали с них кусочки коричневой бумаги легким царапаньем. Но этого было недостаточно.       «Пропади всё пропадом!» — в мыслях разразился Зевс и дернулся в сторону комода, на котором стояла тлеющая пепельница и портсигар. Он-то и был нужен Королю. Резким жестом он схватил небольшую серебряную коробочку, но не успел мужчина открыть незамысловатый замок, как рука его замерла в сантиметре от заветной цели. Вглядевшись в выграненную грозовыми молниями поверхность хьюмидора, пальцы, словно по своей воле, прикоснулись к холодному металлу, бережно гладя каждый выступающий рельеф и узор. Под ложечкой тоскливо подсасывало; Зевс сглотнул подступивший в горле ком нахлынувших воспоминаний. Этот портсигар подарил ему Аид. В этой небольшой вещице, которой Зевс раньше не придавал сакрального значения, внезапно отпечатались не только память о веселом празднике, но и призрачное чувство времен, когда всё было хорошо. Когда они не ругались. Когда всё легко решалось шуткой. Когда ничто не могло встать между тремя братьями, тремя Королями.       Но Аид предпочел семье преступницу. «Он сам виноват!» — ведомый собственными разгоряченными чувствами, сделал выводы Зевс. Он откинул крышку коробки и достал новую сигару, громко защелкнул хьюмидор и небрежно кинул его на свое прежнее место — ящик, на котором он пролетел, прежде чем столкнуться со стеклянной посудиной. Возведенная горка пепла сразу же посыпалась и разлетелась далеко за пределы своей обозначенной территории краями пепельницы. Посейдона же не обрадовал вновь закуривший Зевс и он не выдержал: — Присядь ты уже и брось эти чертовы сигары! Надымил тут, как паровоз, дышать нечем, и маячишь перед глазами. Аж тошно. — Не мешай мне думать, Посейдон, — раздраженно ответил Зевс, постукивая указательным пальцем по толстой сигарете, сбрасывая пепел в круглую посуду. — А чем же ты тогда на самом суде занимался, если только сейчас думать начал? — подколол брата Король Морей. — Ой, вот только не надо всё перекидывать на меня, — парировал Зевс, начиная закипать, как чайник. Того и глядишь, из ушей пар повалит, а шея уже начала покрываться темно-фиолетовыми пятнами вместе с щеками. — Ты и слова за весь процесс не удосужился сказать. Просто отсидеться ради приличия пришел! — Извини, но я последний был осведомлен обо всем произошедшем и, честно, не очень хотелось разбираться. А потом ты и Аид начали так спорить, что ничего поперек и не скажешь.       Открыв было рот и нахмурив брови, Зевс вдруг остановился на полпути и обернулся в сторону двери. За ней глухо отдавались эхом по коридору чьи-то тяжелые шаги, от которых позвякивали прозрачные вазы с цветами и стаканы с водой. Привстал из своего кресла и Посейдон, напрягшись от почуянной угрозы. Повеяло морозом, но не свежим, а могильным холодом, словно боги необъяснимым образом оказались под землей. Изо рта Короля Небес вышло облачко пара — аналогично с Королем Морей. Они перекинулись одинаковыми серьёзными взглядами. Мужчины понимали, что к ним движется. А точнее кто. Внезапно стало темнеть — лампы плавно затухали и вмиг загорались, а потом и вовсе замигали, подобно гирляндам на ёлке, пока не затрещали и не выключились окончательно. Потухла и сигарета, которую как будто сдуло ветром; от неё тянулась совсем тонкая струйка еле видного дыма. Зевс затушил её окончательно и ещё раз взглянул на Посейдона. «Перекур окончен», — подумали об одном и том же братья.       Секунда за секундой — они длятся вечно, шаги всё громче и громче, а он ближе, ближе и ближе. Щель под дверью постепенно заполнялась густой черно-синеватой дымкой, сверкающей бриллиантами. Не прошло и больше минуты, как и сама защитная преграда неестественно потемнела, словно и не было двери вовсе, и вместо неё возник проход в беспросветный коридор, безмолвный, предостерегающий Королей рокочущим эхом приближающегося некто. Но послышался трескучий скрип — это продолговатая ручка болезненно скрипнула под сильным напором, после чего мгла развеялась распахнувшейся дверью.       На пороге стоял сам Владыка глубин Ада, старший из Королей, Аидоней собственной персоной, совершенно теряющий контроль над своей истинной сутью. Сдерживать себя становилось невыносимо сложно до такой степени, что практически стал копией своего тирана-отца: иссиня-черная, горящая мириадами звёзд кожа, подобная бескрайнему космосу, и холодные, пустые глаза, тускло светящиеся голубым сиянием, что не вселяли добрых надежд. Он помедлил всего лишь долю секунды, которой ему хватило, чтобы оценить обстановку и найти главную цель своего визита — младшего брата, — без промедления бросится на неё с душераздирающим воплем: — Предатель!       Вцепившись в жемчужно-белые грудки пиджака Зевса своими чудовищными лапами с удлинившимися, как у дикого зверя, когтями, Аид приподнял брата над землей так, чтобы лица братьев разделяли считанные миллиметры. Бога Молний и Грома обдало удивительно горячим и сбитым дыханием, на что он в отвращении поморщился. Ему была видна каждая глубокая морщина на лбу, под глазами, возле носа и губ Аида, что вот уж точно не ублажало его взор. Вместо терпения подобных выходок, Зевс, не отрывая проницающего до костей уверенностью взгляда, сжал, что есть силы, запястья Бога Богатств. А по силе младший брат далеко от старшего не отступал и в чём-то превосходил. Поэтому Аид стиснул до скрипа ряды белоснежных клыков в животном оскале, но продолжил держать брата, пока не почувствовал, как начинают трещать его кости рук. Издав краткий хрип, он сдался и отпустил Зевса и его воротник, который теперь был помят. — Эй, вообще-то это я тебе хотел сказать! — саркастично ответил Король Богов погодя. — Ты предал семью! — Ты специально выдал мою Персефону за этого урода, чтобы позлить меня?! Тогда наслаждайся, я в бешенстве! — и Аид не лгал — он был в неописуемом гневе: прическе пришел закономерный конец, представляя из себя разоренное гнездо; каждый мускул лица мужчины дергался, что делало его еще старше визуально; по вискам стекали прозрачные капли пота. — Ты доволен теперь?! Отмени немедленно наказание Коры! — Ничего отменять я не буду, — сложив руки на груди, упрямо стоял на своём Зевс. Аид обомлел и изумленно уставился на него. Будто решая трудное уравнение, его голубые извилины скрипели, чтобы прийти к нужному умозаключению. Но как только осознание дошло, Аид, подобно спящему вулкану, вскипал вновь, готовый разразиться уничтожающей все живое огненной лавой.       Заметив помрачневшее, как уголь, лицо брата, Посейдон почувствовал угрозу, и быстро встал между Аидом и Зевсом, чтобы нейтрализовать любую возможность для драки: — Я считаю, что нам всем нужно успокоиться, — он мягко положил обе руки на плечи своим братьям. — Давайте выпьем стаканчик виски, это поможет расслабиться. Кто «за»? — Я не хочу пить, Посейдон, — Аид, не церемонясь, грубо сбросил руку брата с плеча, не отрывая буровящего Зевса взгляда, полного ненависти. — Я хочу, чтобы наш брат прекратил себя вести, как эгоцентричный мудак. — Соглашусь лишь наполовину с Аидом, — Зевс же продолжал разговаривать в своем пренебрежительном тоне, нисколько не пугаясь разгневанного Короля Мертвых, — сейчас не самое подходящее время для выпивки, Посейдон. Я же хочу, чтобы Аид не вел себя, как слепо влюблённый старый долбоёб.       Аид дернулся в сторону Бога Молний, но Посейдон вовремя среагировал и остановил рывок брата, расставив в стороны руки. — Тихо-тихо, — спешно пролепетал он Королю Подземелья, но Аид не скрывал своего злобного оскала, — вот что, проведем ещё одно мини-заседание. Пусть каждый по очереди выскажет свою точку зрения, а потом мы найдем компромисс! — Звучит разумно, — согласился Зевс с идей Посейдона.       Они расселись по разные стороны баррикад: Зевс и Аид поставили мягкие квадратные кресла друг напротив друга, а Посейдон сел на пуфик посередине. Зевс мысленно поразился, как его беспечный морской брат вдруг вызвался решать конфликт и причем так грамотно. Такого он точно не ожидал от любителя выпить с девяти утра, помутить воду и шумных гулянок, продолжительностью в неделю и больше. Зря многие делают поспешные выводы о Посейдоне, судя лишь по его разгульной стороне. Зевс никогда не сомневался в своем решении сделать его королем. Чего не скажешь про Аида. Рубить сгоряча Зевс не любил, но дурная привычка стала его постоянной чертой личности. И она подливала масла в огонь, давая его пылающей фантазии представлять, как он лишает Аида его титула, низвергая его до червя, жалкого и мизерного, раздавить которого не представляет особо труда. Аид ушел недалеко от своего младшего брата, думая лишь о том, как сладко было бы размозжить голову Зевса об ближайшую стенку, и по его синему лицу это намерение ясно читалось.       Посейдон, волею судьбы оставленный между враждующими сторонами, поглядывал то на Зевса, то на Аида. Тянуть было опасно, потому что тонкая ниточка их общего терпения звенела от напряжения и вот-вот затрещит, и с глухим хлопком порвется.       Бог Морей кашлянул в кулак, давая сигнал о начале дискуссии: — Итак, начнем с тебя, Аид? — Спасибо, Посейдон, — формально поблагодарил Аид.       Не было в голосе его доброты и той самой благодарности. Это «спасибо» он выплюнул автоматически, не удосужившись окинуть рационального брата, который хоть немного, но помогает ему самым простым, но уважительным способом. Не теряя драгоценных секунд их общего, расписанного в графиках поминутно, времени, Бог Богатств спешно, то и дело брызгая слюной, тараторил свою эмоциональную речь: — Я хочу сказать, что может быть лучше свернуть этот цирк, который ты устроил? Ты заставляешь Персефону выйти замуж за ублюдка, который преследовал её! И ради чего? Какой-то мнимой справедливости! Чем этот незначительный инцидент помешал твоему авторитету? Чем он помешал твоей работе? Если бы ты сам не раздул из мухи слона на публику, то и твой пресловутый авторитет бы не пошатнулся! Зачем надо будет отдавать Персефону Аполлону? О чём ты вообще думаешь?       Зевс выслушивал тираду старшего брата на удивление тихо. Он не перебивал, не отвлекался на что-нибудь, лишь бы показать собеседнику, как ему неинтересно слушать бессмысленный треп. Вовсе не так: мужчина глядел точно на запыхавшегося Аида, глядел прямо в его широко раскрытый рот, пересчитывал все его желтоватые от постоянного курения зубы, жадно ловил каждое громкое словцо, вылетавшее из синей пасти. Аид говорил долго, но все его ораторские способности были израсходованы на суде и, видимо, там же и остались. Его мысли сбивались, противоречили сами себе, были то объективными, то подчеркнуто личными, а иногда и интимными. Посейдон и Зевс откровенно скучали. Им, в конце концов, эта игра в поддавки надоела: Зевс вальяжно разложился на кресле, подперев рукой голову, а Посейдон жестом показал Аиду, что пора закругляться. Закончив свою бравую речь, Король Подземелья шумно выдохнул — на одном дыхании всё высказал! Выглядел он очень довольным собой, но братья его энтузиазма не разделяли. Посейдон кивнул, давая понять Аиду, что он был услышан, и, повернувшись ко всё такому же расслабленному Зевсу, сказал: — А ты что думаешь, Зевс? — Что ж, выдача Персефоны за Аполлона — вынужденная мера, к которой вынудил меня прибегнуть именно ты, братец, — и бровью не проведя, изволил ответить одной емкой фразой Король Небес. — Что? — поперхнулся Аид, надеясь, что ослышался. — Видишь ли, отсутствия Персефоны у дел никто не заметит, за неё всё сделает Деметра, будем честны. А вот ты в последнее время упрямо игнорируешь свои обязанности, скидывая всю работу на Гекату. И ради чего? Какой-то богини, которую ты встретил на вечеринке месяц назад. Не знаю, как там Аполлон преследовал Персефону, но в отличие от тебя, его работа всегда выполняется в сроки и идеально. Так что, — да! — мой авторитет зависит от неё, потому что из-за этой малявки Король Мертвых стал половой тряпкой, которая ни черта не работает и посылает свою семью куда подальше! — Да ты же сам предлагал мне взять Персефону в жены без её согласия! — Аид повысил голос, чтобы перекричать слова брата. Ровен час и Зевс последует его примеру. А там и до драки не далеко. — Но я тогда не знал, к каким это последствиям приведет, и я счастлив, что ты повел себя, как настоящий нытик, и отказался! — рявкнул в ответ Зевс. Процесс запущен, осталось обмолвиться всего какой-то парочкой ласковых слов, и чей-то кулак отправится точно в скулу соперника.       Но им не потребовались прощальные слова, братья были готова растерзать друг друга в эту же секунду! Синхронно вскочили со своих мест и замерли, выжидая любое малейшее движение, любой дрог мускула, вымеряли лучший момент для смертельного броска, словно они перестали быть богами, высшими, мудрейшими существами в этой вселенной, а жалкими, дикими зверями. — А ну-ка! Быстро сели на места!       От прогремевшего возгласа, которого не ожидал никто, Аид и Зевс вздрогнули и повернули свои головы к владельцу громкого крика — Посейдону. Его мрачный и крайне раздраженный вид заставил братьев приспустить поводья своей ненависти и остановиться. Случаи, когда Посейдон выходил из себя, были очень редки, от того и такие пугающие, потому что доводить Короля Морей и Океанов до белого каления — занятие самоубийц. Для всеобщего благополучия зеленому богу лучше оставаться всё таким же неунывающим и праздным весельчаком, каким он зачастую и представлялся людям и богам. Зевс и Аид опомнились и, вспомнив слова брата, поспешили сесть обратно на кресла. — Я вас выслушал, давайте разбираться уже. Мне тут далеко не в радость терпеть ваши истерики, у меня пиво греется в чемодане!       Старший и младший братья растерянно заморгали. Нет, это знакомый им Посейдон, что весь свой нагнанный ужас и трепет смог вмиг свести на «нет» одной фразой, которую без смеха не воспринимаешь. Но Аид и Зевс не засмеялись — они ждали, какие выводы сделает их морской братец. — Аид, — обратился Посейдон к Королю Подземелья. — Тебе действительно так дорога Персефона, что ты готов пожертвовать отношениями со своими близкими? — Ты очень неудобно поставил вопрос, — смутился Аид, но всё же постарался ответить: — Мне кажется, что мы знаем друг друга тысячу лет, а не три недели. — Постой, вы знакомы три недели, а ты уже её в жены зовешь? — переспросил Посейдон, изумившись. — А сколько у вас свиданий было и насколько тесных? — Официальных свиданий у нас не было, — неловко произнес Бог Богатств, — но мы много общались, когда она у меня гостила, обнимались ещё и два раза поцеловались. — Ну, ты даешь, Аид, — округлив от шока глаза, прошептал Посейдон и наклонился за пуфик и без стыда и совести начал в чем-то копаться, отчего доносился звон стекла. — Даже я год с Амфитритой провел в отношениях, прежде чем предлагать ей стать моей Королевой, но ты побил все рекорды.       Кряхтя, он соизволил вылезти к братьям лицом, но уже с железной банкой пива, которую без промедления вскрыл. Она зашипела и запенилась, а на вопросительные взгляды королей Бог Океанов сказал в свою защиту: — Вы меня извините, но на трезвую голову я это уже вывозить не могу, — и с громким хлюпаньем начал жадно пить сначала всю ту пену, которая успела растечься по крышке банки, а потом и само пиво. — Тут нужно что-то покрепче, Посейдон, чтобы такое переваривать, — вставил свои пять копеек Зевс, — водка, например.       Бог Молний и Бог Морей заливисто рассмеялись, развеяв прочь гнетущую атмосферу судебных и семейных разбирательств. Аид поумерил своё недовольство и даже на шутки братьев не стал обижаться, напротив, тоска поселилась на его душе. Раньше он и не задумывался, как же ему этого не хватало: глупых шуток и подколов, выпивки и обыкновенных задушевных разговоров за жизнь, политику и, конечно, любимых женщин. В последнее время Аид только и делал, что ссорился с Зевсом и Посейдоном, которые хоть и бестолковые гуляки те ещё, но они никогда не желали ему зла, а хотели только помочь советом и делом. Дошло всё до такого, что Аид позабыл, как звучит их глумливый смех, который раньше не прекращался. Как будто они вернулись на войну, где не было места веселью, смеху, беззаботности и спокойствию, а только крикам, слезам и проклятьям. Королю Мертвых стало совестно, что он так по-скотски, совершенно не задумываясь о чувствах самых близких ему богов, отнёсся к братьям. От мыслей его отвлек затихшие смешки — Зевс поднял руку, призывая успокоиться и себя, и Посейдона. — А если серьезно, рыбная палочка права, — Зевс вернулся к старой неприятной теме, — никогда не торопись с такой страшной штукой, как брак. И держи в голове, что Гера ненавидит браки расторгать, так что обратной дороги точно не будет. Ты сам не знаешь, на что себя обрекаешь, особенно с такой «зелёной» девицей. Я представляю, что у тебя после тех холодных отношений с Минтой просто крышу срывает от всех прелестей Персефоны, но, пожалуйста, подумай головой, а не «головкой». — Возможно, я действительно тороплю события, — сдался Аид, окончательно придя в свое нормальное синее состояние. — Но всё равно умоляю тебя, не обрекай Персефону на вечные мучения. Мне на колени перед тобой встать, чтобы ты отказался от этой затеи? — Успокойся, ради милосердной Гейи, — замахал руками Зевс, несколько смутившись благородным порывам брата. Это даже растрогало его, отчего он решился пойти на уступок: — Хорошо, я подумаю над другим приговором для Персефоны, а в любом другом случае могу просто признать их брак недействительным, и всё! Сам не очень-то хочу идти на поводу у Аполлона. — Спасибо, Зевс, — Владыка Ада не мог сдержать скромной улыбки счастья. Ему тоже нужно было сказать кое-что важное: — И извини меня за тот случай, когда сказал, что терплю тебя только за спасение. Я погорячился, и это была неправда. — Ты тоже меня извини за те слова про тебя на суде. И за влюблённого долбоёба тоже, — последнее Зевс уже добавил с вырвавшимся смешком, и Аид не мог ему противостоять, засмеявшись следом. — Да обнимитесь вы уже! — крикнул им Посейдон, который всё это время наблюдал за двумя идиотами.       Они поначалу смутились, но спустя одно неловкое переглядывание боги всё-таки крепко обнялись на пару секунд. Сотни лет они этого не делали, если не больше, ещё со времен Титаномахии. В головах мужчин крутились опасными змеями смутные сомнения насчет всего происходящего, страхи насчет будущего и недоверие друг к другу, но зачем портить такой момент? К тому же, Король Подводного Царства не мог не умилиться и кинуться с распростертыми объятиями к помирившимся братьям, сжав их обоих до хруста костей. Аид и Зевс заворчали, шутливо просили Посейдона отпустить их и что хватит щенячьих нежностей, но кого они обманывают, им слишком хорошо в такое неспокойное время.       Но всё-таки им пришлось разъединить братские объятья, потому что становилось уже неудобно, они ведь не дети малые, чтобы вцепиться в друг дружку и пролежать так всю ночь в страхе, что вернется их отец. — А теперь можно выпить по стаканчику виски, в честь найденного компромисса? — завел свою любимую шарманку Посейдон, открывая свой чемодан с тайными запасами. — Я всё равно пас, рыбка, мне же ещё с Герой говорить сегодня придется, помнишь? — Зевс говорил это задорно, но всем было понятно, что он не очень-то рад. — Если я заявлюсь домой пьяный, то она меня вообще убьет. — А мне Амфитрита никогда истерики не закатывает, — похвастался Король Морей, — как же я люблю её. — Повезло, а мне разбираться с этим, — пробурчал Зевс, уже подходя к двери. — Если завтра утром я не выйду на связь, то считайте меня мертвым и закатывайте самые помпезные похороны на свете. — С хмельными красавицами, шампанским в фонтанах и обнаженными танцами на твой могиле? — усмехнулся Аид с поразительным для него смешным сарказмом. — Так и опиши, когда будешь делать заказ в похоронном бюро, — на прощанье сказал Зевс, прежде чем приоткрыть на несколько сантиметров дверь и замереть.       Сердце пропустило удар — перед ним открылась сцена, от которой он потерял дар речи: из комнаты отдыха, где покоилась Персефона, её саму, всё ещё без сознания, выносил на руках Аполлон. Произошло это за долю секунды, которую посчастливилось увидеть Королю Богов, но для него она растянулась на вечность. Красный плащ плескался, как море крови, когда Аполлон плавно парил по воздуху и бережно держал Персефону, которая податливо обмякла на его руках. По всей видимости, он почувствовал пытливый взгляд на себе и обернулся, встретившись глазами точно с Зевсом. Бог Молний никогда бы в этом не признался вслух, но он на мгновение испугался. Испугался безумных желтых глаз, от которых кожу прокалывала сотня невидимых игл. Такого Аполлона он не знал и знать не хотел. Это был не всеми любимый Бог Солнца, это был монстр. От него можно было ожидать любого зла и к нему лучше не поворачиваться спиной. Но, может быть, Зевсу показалось? Аполлон будто прочел его мысли и резко изменился в лице. Он тоже был напуган и заметно оробел, отчего поспешил скрыться, испарившись. Остался лишь след мерцавших солнечных бликов в воздухе.       Вернулось же и дыхание Зевсу. Он сам и не заметил, как у него дыхание сперло, и он сипло вдохнул. В голове вспыхнула сотня вопросов: как он пробрался в закрытое крыло? Телепортировался. Куда подевались Геката и Деметра, которые, как сторожевые собаки, охраняли Персефону? Отошли куда-нибудь. А Аполлон, скользкий тип, время зря не терял и подгадал момент. У Зевса защемило в груди — совесть взывала к нему. Он подумал об Аиде. Его разрывало на части от противоречий. С одной стороны, Зевс не хотел заставлять страдать своего брата, с которым он только-только нашел компромисс. А с другой стороны, Персефона должна вынести урок, и Зевс всегда может просто заставить их подписать развод. Разум подсказывал ему перейти на вторую сторону, и, рассудив, Зевс закрыл перед собой дверь. — Что случилось, Зевс? — спросил Аид, заметив, как Бог Грозы вдруг помрачнел. — Н-ничего, — он попытался говорить как обычно: непринужденно и весело, но волнение заставило его голос дрогнуть. — Я тут подумал: а знаете что? Плевать! Посейдон, наливай!       Дважды повторять Посейдону не нужно — он мигом метнулся в чемодан за бокалами и бутылкой дорого виски. Аид и Зевс диву давались, что они в своих кейсах держат нужные документы для заседания, а Посейдон захватил с собой, как он считает, самое нужное лично для него. — Всё равно мне мозг вынесут, а так хотя бы не настолько плохо будет, — поспешил придумать отговорку Зевс. — Думаешь, она будет настолько зла? — Король Мертвых не чувствовал, а знал, что с братом что-то случилось, но решил, что хватит на сегодня допросов, и можно ему подыграть. — Я уверен, — принял от среднего брата бокал с алкоголем Повелитель Небес и залпом выпил, без закуски, отчего лицо его сжалось, словно он лимону откусил.

***

— Гад!       И приглушенный, но отчетливый звон хрустальных осколков раздался над головой Зевса. Стан его не дрогнул — он продолжил сидеть за длинным, жемчужно-белым обеденным столом и прислушивался. Этажом выше его любимая жена била об пол антикварную вазу викторианской эпохи — подарок от Гестии на годовщину свадьбы Короля и Королевы Богов. Воцарилась звенящая тишина, которая совершенно не успокаивала, потому что Зевс знал — это затишье перед новым всплеском гнева Геры. И он был прав, ведь снова раздался женский крик: — Тварь!       Не требовалось личного присутствия в спальне своей жены, чтобы догадаться, что же на этот раз полетело навстречу стене и вдребезги разлетелось на тысячу осколков. Новый звук отличался от предыдущего — он был тяжелый, грохочущий и в этом предмете явно хранились другие вещи: по потолку пробежался град маленьких бусин, которые ещё долго катились в разные стороны, постукивая при каждом прыжке. Стало быть, под руку женщины попала малахитовая шкатулка, покрытая золотой гравировкой перьев павлина и драгоценными камнями рубинов, сапфиров и аметистов, а из неё разлетелись все длинные веревки бус. Вещица была маленькой, но увесистой — её Зевс подарил жене на день Рождения. — Урод!       Вновь другая мелодия и на сей раз — треск поломанной древесины в аккомпанементе со знакомой песней бьющегося стекла. Зевсу всё ясно, как белый день — в дело пошли фотографии в стеклянных рамках. Одна за другой рубились осиновые хлипкие рамы и билось хрупкое стекло. Зевс продолжал не двигаться, а глаза его упрямо, не отрываясь, уперлись в потолок — он слушал. — Му-дак! — крикнула Королева, сделав короткую паузу в ругательстве, словно из её груди был выбит воздух непосильным грузом.       «Поднимает или толкает что-то тяжелое», — понял Король. И был он как никогда прав: на весь дом прогремел страшный удар, от которого люстра в столовой дрогнула, а с потолка упали песчинки побелки. Методом исключения, если перебрать варианты тяжелых предметов в комнате Геры её шкафы с одеждой и обувью, останется только один такой элемент интерьера: мраморный туалетный столик, который Зевс преподнес ей в качестве подарка «просто так», но всем было понятно, что он замаливал свою очередную измену.       Что-то внезапно щелкнуло в его голове, будто дернули рубильник, отчего Зевс сорвался с места и помчался быстрее к лестнице, ведущей на второй этаж. Он всё ждал, что Гера побеснуется немного и сама успокоится, чтобы вести с ней разумный диалог, но время шло, а такими темпами скоро закончится вся мебель в доме. Больше слушать душераздирающие стенания собственной жены мужчина не намеревался и поспешил своими силами прекратить её истерику. Миновав лестницу и двигаясь по коридору, Зевс невольно остановился возле светло-сиреневой двери. Со скрипом на душе он провел ладонью по гладкой древесине близ золотой таблички с подписью «Комната Гебы». Неумолимая тоска охватила его, стоило ему представить, как крошечная Геба обхватила свои коленки и сидит в глубине гардероба. Зевс не раз находил её такой после многочисленных ссор с Герой, что разбивало ему сердце каждый раз. Гебе снова приходится это всё выслушивать, зажимать маленькими ручками свои уши и мечтать оказаться в любом другом месте, где нет криков и ругани. Когда Гера придет в себя и перестанет всё громить, Зевс осмелится всё-таки поговорить с дочерью о происходящем в их семье.       Но сейчас нужно решить главную проблему, которая вновь дала о себе знать — опять раздался звон черепицы. Медлить нельзя и Зевс без стука и предупреждения ворвался в спальню жены. Страшная картина предстала перед ним: Гера с тяжелой отдышкой стоит посреди моря из осколков и погрома, а в руках держит горшок с алоэ, намереваясь разбить и его, когда наберется сил на очередной бросок. Отойдя от шока, Зевс рванул прямо к ней. Страшный, громкий хруст стекла, мрамора, хрусталя, черепков и древесины оглушал его. Заметив быстро приближающегося мужа, Гера запустила цветком прямиком в него, но мужчина, не растерявший молниеносных рефлексов с войны, увернулся, и горшок почти долетел до стены. Воспользовавшись заминкой, Зевс схватил Богиню Брака за запястья, чтобы она больше не бросала вещи в приступе ярости, на что та тут же стала выворачивать руки, чтобы освободиться и запустить чем-нибудь ещё в недалекого мужа. — Гера, тебе нужно немедленно успокоиться! — он кричал, умоляя его Золотую Предательницу перестать извиваться в страшных конвульсиях, кусаться, наступать ему на ноги маленькими каблуками своих «лодочек» и ломать себе руки, но она и слушать не желала. — Тебе же может стать хуже! — Ты! — всхлипывая, дребезжащим голосом воскликнула Гера. — Ты причиняешь мне боль!       У Зевса звенело в ушах — он не хотел этого слышать. Не хотел видеть, как его любимая горюче плачет, с текущей вниз тушью. Не хотел быть здесь. Но он продолжил крепко сжимать её руки, сам напуганный не на шутку, потому что представить не мог, как привести Королеву Богов в равновесие. — Как? Как ты мог так поступить с Персефоной?! — продолжала вопрошать и плакать Гера. — Послушай меня, успокойся и прекрати кричать! — но Зевс толковал о совершенно других вещах, как обычно. — Нет! Я была права! — благодаря удачному рывку руками вниз Гера получила свободу от мертвой хватки Бога Небес. Тяжело дыша, будто сама не верила собственным, вырвавшимся из горла, словам, она, стуча себе в грудь, повторила: — Я была права, понимаешь?       Но её муж лишь измученно застонал, закинув голову назад и закрыв лицо руками. И Королева поняла, что Зевс никогда не примет её сторону. Гера чувствовала лишь одно: как её вновь предал самый близкий человек. Вместе с этим подступают второстепенные чувства: боль, обида, гнев. Такой коктейль она не могла выдержать, только вместо рвоты выходят бесконечные потоки слёз. Но она не оставляла попыток убедить его в своей правоте: — Я разговаривала с ней, — Геру всё ещё трясло волнение, но она старалась говорить тише. — Он опорочил её. — Может быть, девочка сама себе надумала что-то, а твоё видение было ошибочным? Может, она всё не так поняла? — Зевс мягко опустил свои фиолетовые ладони на золотые, крошечные, по сравнению с его руками, плечи Геры, в надежде, что она прислушается к нему.       Гера потеряла дар речи, а глаза округлились до размера чайных блюдечек. Она действительно задумалась. Задумалась о том, как она смогла согласиться выйти за это чудовище? Ответы были неутешительными. И Зевс воспринял её затянутое молчание за хороший знак, поэтому позволил себе расслабиться и потерять бдительность. За что и поплатился, потому что Гера в эту же секунду выдернула плечо из-под руки мужа, и хлестко ударила ладонью по высокой скуле Зевса.       Пошатнувшись, он сгорбился, держа руку на том месте, где красовался темно-фиолетовый след, и ошарашено смотрел на Геру, покуда в ушах звенели колокола. Взирал сосредоточенно, и с каждым мгновением взгляд его становился мрачнее с черными толстыми бровями на переносице. Вот уже в его бледно-сиреневых белках кипела гроза, тучи наливались свинцом и сверкали первые молнии, но бог тактично сдерживал в себе негодование. Гера не выдержала и отвернулась, всхлипывая и собирая пальцами навернувшиеся слезинки. Размазав черные реки туши вокруг век, Королева приобрела жалкий вид обыкновенной несчастной женщины, который так ненавидела. Могло ли быть всё иначе, если бы она приняла другое решение? Размышления об этом отражались горьковатой сладостью на кончике языке, что сорвались невпопад ситуации: — Лучше бы я согласилась выйти за Аида и провела всю жизнь в Подземелье, чем быть с тобой.       Осознав, что она только что сказала вслух, Гера на долю секунды испугалась, но затем задумалась. Сколько можно уже хранить эти преступные слова, которые тысячи лет не давали ей покоя? Пусть Зевс наконец-то столкнется с нелицеприятной правдой, слишком долго он от неё убегал. Она больше не желала видеть его, и, отвернувшись спиной, Гера дала ему понять, что разговор на этом окончен.       Последняя капля упала в переполненную чашу терпения Короля Богов, и хлипкая посудина покрылась трещинами, которой понадобится длительное время для починки. Он не мог поверить в услышанное. Не желал. Отрицал. И в итоге, цепи, что держали его пылающий ревностным огнем гнев, хлипко спали и были разбиты. Его душа будто бы покинула своё тело, больше не управляла им, а наблюдала со стороны, как язык сам зашевелился, а из горла вырвался деспотичный приказ: — Я приказываю тебе благословить брак Аполлона и Персефоны!       Её руки отпрянули от лица, но робко и неуверенно, словно Гера ослышалась. Но ей не показалось. Медленно, подобно замедленной киносъемке, она повернула к нему своё лицо, и Зевс готов поклясться, такой испуганной и разбитой Золотая Предательница была лишь однажды. Голубые, будто небесная гладь, глаза потускнели, но Зевс всегда будет помнить, как они горели и блестели от счастья. Губы дрожали, а рот скривился, готовый выдать новый болезненный крик плача, но Гера молчала. Она не могла дышать от ужаса. Зевс поклялся себе и небу сделать жизнь его единственной возлюбленной жены настолько безоблачной, настолько богатой, настолько прекрасной, чтобы она никогда не становилась той самой Герой на Титаномахии, войне, где каждый по сей день живет внутри. Но Зевс безжалостно нарушил собственное обещание, растерзав золотое сердце той, кто его по-настоящему любила когда-то.