Монстр

«И где?» — внутренне вопросил Билли городские небеса, задрав голову к по-осеннему мокрым веткам, нависающим над парковой аллеей. Насчет всего сразу вопросил — спокойствия, счастья, печенек и прочих радостей и неоспоримых преимуществ мирной жизни. Где? В видениях все было так прекрасно! Сейчас он всерьез подозревал, уж не сам ли Пеннивайз их ему подсунул в качестве троллинга. Великий день, в котором они одержали свою примечательную победу, еще не успел закончиться, а настроение становилось все поганее и поганее. Вяло распрощавшись, они расстались тогда на углу возле Пустоши, разойдясь по домам. В Дерри для них должно было все посветлеть, но создавалось тягостное ощущение, что на город, наоборот, опустились вязкие болотные сумерки. «Возможно, мы связаны сильнее, чем предполагали», пронеслось в голове у Билла, еще когда они выбирались из тоннеля. И сейчас либо Пеннивайз мог — а он, теоретически, не мог — дотягиваться до них через серебряное ограждение, проецируя нужные ему эмоции, либо они просто чувствовали… просто все они чувствовали, что не вынесут того, что сделали. Последовавшая за их недо-завершившейся миссией неделя точно так же не принесла ни долгожданного облегчения, ни покоя, хотя по всем признакам влияние Пеннивайза на Дерри прекратилось. Прекратилось везде, кроме снов. Потому что, заснув, Билл каждую из этих ночей обязательно просыпался от кошмара. Не во всех он видел Пеннивайза, хотя чаще всего ему снился именно коллектор и светлое пятно наверху, за которым всходила растущая луна, запах гнилой воды и писк крыс, копошащихся в углах. Иногда он видел клоуна, поворачивающего к нему пустые глазницы, лишенные золотых огней, иногда находил плиту пустой, но всякий раз потом его колотило после от ужаса и тоски, и первым порывом после пробуждения было слепо бежать, бежать в темноту прежде, чем она намертво сомкнется вокруг. Видел он и другие сны, десятки невнятных обрывков — в них он спасался от чудовища, сам превращался в чудовище, находился в нескольких местах одновременно, охотился на кроликов в виде бродячего пса и даже один раз стал ходячим мертвецом, и Беверли завизжала, когда он вышел к ней на Пустоши из зарослей ежевики. Не большее успокоение приносили и дни. Дерри был свободен, и Дерри, в отличие от Неудачников, стремительно терял память о пережитом — вплоть до того, что иногда Биллу казалось, что он вырос и провел детство в каком-то другом городе, существовавшем только в его воображении или в увиденном некогда фильме. Один за другим предметы, места и здания лишались своего волшебства — Водонапорная башня, развалины Металлургического завода, Канал, даже вода из коллекторов на Пустоши стала какой-то другой. Исчезла аура темного, отчаянно пугающего, но тем не менее — чуда, окутывавшая город, как если бы трехмерные, пятимерные структуры схлопнулись в плоскую картинку. Книжка-тридэшка закрыта, зрители возвращаются к рутинным делам. Однажды Билл по пути в школу застал Бена у дверей библиотеки: тот неуверенно топтался перед входом и наконец, так и не войдя внутрь, повернулся и пошел по улице, перейдя на другую сторону. Билл не стал его догонять и ни о чем спрашивать: он и так знал — фотоальбомы сейчас спали, обездвиженные дагерротипы никого не могли напугать, никаких клоунов среди шествий, оторванных голов на ветвях деревьев и оживших оркестров. Магия Пеннивайза исчезала, нити невидимой волшебной паутины, опутывавшей город, рвались и растворялись дождями, ветром и солнцем, жизнь в Дерри постепенно становилась безопасной — и словно лишившейся своей тайной пружины, как сдувшийся батут, на котором уже нельзя прыгать. С Неудачниками тоже творилось что-то странное. В последний раз Бен попытался вовлечь их в игру — они собирались поиграть в Робин Гуда и шайку лесных разбойников, ведущих вечную распрю с шерифом Нотингема и его правой рукой Гаем Гисборном, и Бев, конечно, отводилась роль прекрасной Мэриан (Гисборном был Генри — не зная о том. Впрочем, они в Виктором изрядно присмирели в последнее время и редко задирали Неудачников, а уж о том, чтобы вести себя с той долей инфернальности, которая была присуща им в последнее время — об этом не шло и речи) — и впервые в жизни у них ничего не получилось: начав игру, они почувствовали, что фальшивят и совершенно не способны ни на миг понарошку забыть, кто же они на самом деле, и от этого все кажется глупым и неестественным, как дурной карнавал. Первой сдалась Бев, грустно сняв венок из кувшинок. Бен — монах Тук — плюхнулся рядом с ней, и Билл отложил лук в сторону, понимая, что надвигается разговор, которого им не избежать. Сегодня после школы он наблюдал, как несколько учеников младших классов расчерчивают мелками асфальт в скользящей солнечной тени. Во сне — кошмаре, Билл, кошмаре — ему привиделось что-то подобное — и одна из девчушек бежала к нему, раскинув руки, и у нее были глаза Беверли, и кудряшки в тот же цвет огня, что у Бев — и у Пеннивайза — Билл подхватил малышку на руки — во сне он был куда выше ростом, чем сейчас — и закружил среди полос и мелькающих пятен ветра и света. Он был совершенно счастлив, и разве чудеса — такая уж большая цена за то, чтобы дети безмятежно носились над пропастью во ржи, или как там, как? И он думал это всерьез, пока не увидел, как его дочь смотрит на что-то между деревьями на противоположной стороне парка. Сердце у него стукнуло и ухнуло вниз, вниз, туда, где все, все, всё летит, летит — еще прежде, чем детский голос воскликнул: «Папа, смотри, смотри! Там клоун! С красными шариками, пап!» — его ребенок изумленно указывал в ту сторону, где лежала на границе песка, света и травы тень под деревьями, толпившимися гуще, чем везде, за покосившейся каменной скамейкой. Билл посмотрел туда — и никого не увидел.

***

 — Так, — Ричи, добывший на охоте запрещенного оленя, скинул с плеча изображающую оного огромную сухую ветку, вполне годившуюся в костер, хоть и абсолютно несъедобную, и озабоченно всмотрелся в их понурые физиономии. — Эд, освежуй-ка нам этого рогатого красавца, который не достанется нынче шерифу и его прихвостням, ни наследному принцу, чтоб его разорвало! В другое время ответом ему послужил бы общий безмятежный смех. Сейчас не засмеялся никто, и знака неприятнее нельзя было и придумать. — Так, — повторил Ричи, но в глазах его мелькнула растерянность — даже Билл, их герой, Билл, для которого Сильвер был живым спутником, для которого тигры рычали в зарослях на Пустоши, а вожди племени майори раскуривали трубку мира, запивая огненной водой, сидел, опустив взгляд. И надвигающееся будущее увиделось ему вдруг, как в искаженном зеркале, чередой бедствий, из которых не было выхода, и событий, между которыми нельзя было найти ни малейшего просвета. Мысль, заставившая их сейчас инстинктивно прижаться друг к другу, была воистину ужасна — намного ужаснее любого живущего в канализации чудовища. «Неужели вот так все и заканчивается?» — читалось заглавными буквами на каждой из вытянувшихся физиономий. «Неужели мы?..» «Становитесь взрослыми?» — ехидные слова сами собой для них прозвучали голосом Пеннивайза. — «Разве вы этого еще не поняли, глупые вкусные наивные детишки? Вы все неудачники, и только начинаете ими быть.» Эдди отщепил кусок ветки — рогов оленя — кинул туда, где на месте много раз разводимого костра лежали остывшие угольки, и озвучил то, о чем они все молчали: — Как вы думаете, он еще жив? В середине вопроса голос его осип и он закашлялся в наступившей тишине. Бев с молчаливой заботой подала ему ингалятор и посмотрела на каждого из них. — Я думаю, — медленно и очень серьезно произнесла она, взвешивая мысль, которая, видно, не однажды за эти дни посещала ее рыжую голову (косичку сбоку заплел ей сегодня, словно маленькой, отец — никаких темных чар, Беверли, никаких темных чар), — что если бы мы были внутри одного из его кошмаров… этот был бы худший. Даже Билл после ее высказывания открыл от удивления рот, безмолвно таращась на старого друга — которого, он до этой минуты думал, неплохо знал. Что там, они все на нее таращились. — Мы должны снова спуститься вниз? — с надеждой предположил Эдди. — Убить Оно по-настоящему, и кошмар кончится? — Видно, не одна Бев размышляла о подобном, отметил про себя Билл. — Кошмар? — Ричи отмахнулся от них. — Не смеши меня, Эд. «Добро пожаловать в реальность, детка, наш сберегательный фонд «Иисус» спасет тебя»! Эдди ощутимо пихнул его в бок — вместо обычного бип-бип, не вынося, когда шутки друга заходили уж слишком далеко, касаясь того, о чем, по его представлению, Ричи не имел ни малейшего понятия. — Что скажешь, Большой Билл? — Бен спросил его, хотя Билл скорее был готов услышать его версию, чем делиться своей. — Должны ли мы спуститься во мрак и добить чудовище, насылающее на нас сны? Билл закусил губу, терзая, как струну, тетиву лука. Опять он оказывался во главе их маленького войска, и они ждали его решения, словно решения капитана — но что он мог им сказать? Он даже не рискнул проверить, что стало с подшивками новостных газет в библиотеке Дерри — слишком пугало то, что, как он догадывался, в них обнаружит. Он и задумываться не хотел, кто на что влиял в действительности: Пеннивайз на реальный мир или реальный мир на Пеннивайза — достаточно было и того, что самым жутким из страхов, преследовавший его в эти дни, был страх зайти в старый дом и не обнаружить там колодца. Пока он хотел оставить им всем хоть какой-то шанс. — Ричи прав, это просто реальный мир. Вероятно. Лучше думать так — потому что если Оно просто прикинулось, сделало вид, что поймано, если все это трюк, чтобы нагнать на нас жути… вот такой взрослой жути… то Пеннивайз нас сейчас попросту радостно переваривает. Бен покачал головой: — Информацию про оборотней мы нашли не в Дерри, вспомните. Я привез ее после каникул в Бангоре. Да и что-то мне подсказывает, что Оно не стало бы так притворятся. Пеннивайз слишком гордец для подобного унижения, и слишком нетерпелив. Билл внутренне улыбнулся, услышав вполне себе личностную характеристику монстра, чье существование, не исключено, вообще было плодом их воображения. — Да, — подтвердил он. — К тому же, если допустить вариант с притворством, то мы увязнем в полной безнадежности. Будем считать, что все не настолько плохо. Думаю, Ричи прав, и Бен тоже прав: Оно если и может сейчас куда-то пробиться, так только в сновидения. Не больше. И, конечно, раз это единственный рычаг и способ до нас дотянуться, Оно пробует влиять на нас через сны. — … Пытаясь спастись, — эхом закончила его мысль Беверли, поежившись, хотя вечер стоял теплым, как никогда. Билл кивнул, предаваясь нерадостным размышлениям. «Напугать нас будущим, которое нас ждет, чтобы мы выбрали остаться детьми. С ним. Напугать нас реальностью, в которой между нами и смертью не будет стоять никаких ухмыляющихся монстров с волшебными шариками. Реальностью, в которой осенью 1957 года моего брата Джорджи на углу Уитчем–стрит сбил грузовик, оторвав ему руку, потому что водитель не справился с управлением на залитой наводнением дороге».