Нездоровое влечение

Экипаж то и дело подпрыгивал на ухабах и ямах. Базаров задумчиво смотрел в окно. Усадьба Одинцовой была уже совсем недалеко. Вокруг было тихо. Подозрительная тишина в последние дни установилась и в жизни Евгения Васильевича. Прошло чуть больше двух недель с его чудесного возвращения в жизни, и он уже твердо стоял на ногах и даже вновь принялся помогать отцу с больными. Только утомлялся быстрее обычного. По случаю выздоровления Базаров получил приглашение от Анны Сергеевны, которая в своем послании даже призналась, что была очень обеспокоена его состоянием. Впрочем, все это не выходя за рамки дружеского сочувствия. Базаров закрыл глаза и прислушался к собственным ощущениям — ничего. С тех пор, как господин Тиф появился в его жизни, чуть было ее не оборвав, между ними произошли некоторые перемены. Их связь значительно возросла: теперь Тиф мог давать о себе знать и наяву, они научились друг с другом говорить, хотя, как правило, неугомонный недуг первым начинал диалог, а Базаров в основном безмолвно отмахивался и приказывал не мешать. В отмечу за это, последние несколько ночей Тиф сповадился дурманить его разными странными видениями, не давая уснуть иногда вплоть до рассвета. То были яркие абстрактные (хотя временами промелькивало и что-то реалистичное) образы; насыщенные, тягучие, бессмысленные, утомляющие; на следующий день Базаров едва мог припомнить какой-нибудь из них. Зато он хорошо помнил издевательский смех Тифа, с удовольствием наблюдавшего за его блуждания и в иллюзорных дебрях. Остановка экипажа заставила его открыть глаза. Выйдя из него, Евгений окинул взглядом знакомую усадьбу и почувствовал, что начинает волноваться и даже робеть. «Вот еще! Терять мне нечего, надеяться тоже, чего это я?» — Подумал Базаров, нахмурился и решительным шагом пошел в дому. Сегодня Анна Сергеевна не заставила ждать и десяти минут. Здороваясь и подавая руку, она смерила Базарова недолгим, но очень внимательным взглядом. Он все еще не выглядел вполне здоровым и, учитывая, что на самом деле болезнь никуда не ушла, не был уверен, что вообще до конца восстановится. — Выходит, случилось чудо? — Госпожа Одинцова была в прекрасном расположении духа, ее глаза озорно сверкали, что случалось с ней редко. — Право, это довольно иронично, что оно произошло именно с вами. Они сидели в одной из гостиных ее богато обставленного дома. Эта была не самой просторной, меблирована скромнее прочих и отлично подходила для неформальной приятной беседы. — Вы намекаете, что мне стоит вынести урок и пересмотреть свои взгляды? — Усмехнулся Базаров. — А если и так? — Очевидно, хозяйка была в настроении поспорить. Базарову было не привыкать — уж его-то частенько склоняли к полемике все, кому не лень. Тем более оказать такую услугу Анне Сергеевне он был готов в любое время суток. В равной степени остроумный и справедливый ответ был уже готов сорваться с языка, как вдруг он почувствовал хорошо знакомый жар и легкое головокружение. Решительно сказав себе, что подавать виду он ни в коем случае не будет, Базаров сказал: — Единственный урок, который я могу вынес… — на полуслове его голос охрип. Горло вдруг свело, некоторые мышцы натянулись как струна, а затем их обожлго, как будто кто-то церковным крапилом обрызгал их капельками раскаленного воска. Ощущение это было довольно яркое, но на удивление, не такое болезненное, как обыкновенные шалости господина Тифа. — Евгений Васильевич, вы в порядке? — Донеслось откуда-то издалека. — Да, — Базаров как врач не привык врать о своем состоянии, но сейчас ему было не до объяснений. — Не помешал? — В его голове раздался издевательский голосок. — Что тебе нужно? — Безмолвно ответил Базаров, чувствуя, как невидимая хватка на горле ослабевает. — Ничего нового, как и всегда, мне нужны вы. Оглядевшись, он обнаружил на столике рядом с ними поднос с двумя чашками. Он отхлебнул горячего чая и сказал: — Извините, это сейчас пройдет. — С этими словами он чуть было не выронил расписанную зелеными узорами чашку. По бедрами прошлась тяжелая судорога, которая сменилась горячим спазмом. — Что за выходки в духе обиженного гимназиста? В ответ раздался звонкий смех Тифа, параллельно с которым Базаров ощутил щекочущую, с примесью боли, негу, это было в животе… или груди? Он уже не мог точно разобраться; закружилась голова. Уперев локти в колени, Базаров спрятал лицо в ладонях. — Насколько я понимаю, пытаться с тобой договориться сейчас бесполезно, не так ли? — А мы с вами уже разговаривали, Евгений Васильевич. Только вы меня слушать всерьез отказывались. Говорили, что я вам ничего сделать не могу, коли до сих пор не убил. Каждый мой аргумент осаждали; душно, Евгений Васильевич! Когда тянущее пламя расползались внизу живота, Базаров понял, что ситуация полностью вышла из-под контроля. Вернее было бы поставить другой вопрос: а держал ли он когда-нибудь Тиф под контролем? Было, конечно, здорово уметь доказать проклятой заразе, что это он раб Базарова, тип как питает к нему странную слабость, а не наоборот. Но это никак не отменяло того, что каждый орган и нерв уездного лекаря были в полном распоряжении Тифа, и об этой уязвимости Базаров имел неосторожность забыть. А между тем, Тиф уже во все беззастенчиво пользовался своим положением. Он мог коснуться его там, где это было физически невозможно для человека. Базаров задыхался. От жара, привыкнуть к которому, он, наверное, не смог бы и в сотый раз, ему казалось, что в один прекрасный день он попросту умрет от перегрева. Он задыхался в попытках сдержать рвавшийся наружу стон вперемешку с ругательствами. Нужно было срочно на что-то отвлечься, иначе неизвестно, чем это могло кончиться. — Может, вам стоит прилечь? — Анну Сергеевну не на шутку встревожил его вид: он страшно покраснел и поминутно вздрагивал, шепча про себя что-то неразборчивое. — Или вызвать доктора? Поднять глаза на Одинцову, будучи в таком состоянии, он не смел. Не хватало еще кончить , глядя ей в лицо! При мысли об этом Базарову стало совсем нехорошо. Тиф хорошо чувствовал его все возрастающую беспомощность и ощутимее надавил на его самые чувствительные точки. В глубине души ему было немного жаль своего дорогого Евгения Васильевича, но этот строптивец не снизошел даже до того, что бы попросить остановиться! Поэтому Тиф продолжал наблюдать, как ослабевало сопротивление Базарова против непрошенного удовольствия. На его плечо осторожно легла рука. Казалось, вместе с этим мягким прикосновением, на Базарова свалилась скопившаяся за бессонные ночи усталость и злость на мир за свою нелегкую долю. Плохо понимая, что он делает, Базаров грубо сбросил ее руку и вскочил с места. — Знаете что, Анна Сергеевна? — Вскрикнул он дрогнувшим голос. — Раньше надо было предлагать прилечь! Гнев, вызванный Тифом, обратился на ни в чем неповинную Одинцову. Осознав, что он сморозил непозволительную глупость, Базаров бросился прочь. Тиф почти перестал терзать его, но своеобразная хватка все еще осталась ощутимой. Голову разрывало от его безудержного хохота. — Постойте! Куда же вы теперь? — Голос Анны Сергеевны только подстрекнул его практически перейти на бег. Яркое солнце неприятно резанул глаза, зато легкий прохладный ветерок слегка остудил разгоряченную голову и тело. Разве это жизнь? О чем он только думал, полагая, что сможет полноценно жить с Тифом внутри? Болезни у-би-ва-ют, уж ему-то стыдно об этом забывать. Мысли путались, но на свежем воздухе Базаров чувствовал себя значительно лучше. А разве был у него выбор, жить с Тифом или нет? Не было… Может, тогда самое время начать принимать решения? Тиф почуял что-то неладное. Читать мысли Евгения Васильевича он не мог, зато почувствовал, что все его эмоции куда-то улетучились. Еще минуту назад съедающие его отчаяние вперемешку со стыдом вдруг сменились неожиданным и неуместно глубоким спокойствием. Между пышно зеленевшими березами что-то блеснуло. Прямо за небольшой рощей располагался довольно обширный и глубокий пруд. — Евгений Васильевич! Полно уже бежать, никто за вами не гонится! — Базаров и раньше частенько его игнорировал Тиф, но сейчас он будто впрямь не слышал его. — Ну виноват, самодур! Ей-богу, только пошалить хотел, я же люблю вас… — Любишь? — Без тени радости Базаров усмехнулся. — Люди, и те любить не умеют, а ты, зараза, только убивать и годишься. После этих слов он уже не отвечал ни на какие оклики и восклицания Тифа. Промедлять более Тиф не мог; он проявил всю свою власть над этим телом, заставив Базарова упасть без чувств от резкого перепада давления, устроенного за какие-то парк мгновений. *** Темные пятна постепенно приобретали очертания знакомых потолочных досок. Базаров еще не помнил почему, но его, вроде, здесь быть не должно. — Очнулись? — Утомленный вздох у Базарова от этого голоса вырвался сам собой. — Я ж вас не бог знает как изувечил, а вы три часа провалились. За деланной небрежностью ясно слышалась нервозность. — Не хотел подниматься. Воспоминания о коротком визите к Анне Сергеевне уже не вызывали каких-то сильных эмоций. Вы что тогда удумали? В пруд броситься хотели?! Базаров только сейчас заметил, как поменялось поведение его микроскопического Мефистофеля. Также его одолело гаденькое чувство стыда за недавний сентиментальный порыв, когда он действительно хотел броситься в воду. — Как я здесь оказался? — Кучер мимо прогуливался, подобрал. — Буркнул Тиф. С апатией Базаров оглядел свою комнату. За окном уже смеркалось. Родителей, наверное, перепугал, с досадой подумал он. Впрочем, скоро все убедятся, что внезапный обморок для жизни угрозы не представлял. А сам-то он? Правда ли утопился бы так, по глупости? А отчего не утопиться, Базаров в тот момент здорово голову потерял. Выходит, зря он тогда Тифу упрекнул, мол, тот только для убийства годится. — По поводу Анны Сергеевны я бы на вашем месте не беспокоился, больному и не такое простят. — Это я и так знаю, ты лучше скажи, для чего весь этот цирк устроил? — Строго спросил Базаров. Тиф растерялся. Черт возьми, ему раньше не приходилось теряться перед людьми. Но Евгений Васильевич и сам был той еще язвой. Стоило однажды заметить ему, что он говорит своей болезни «ты», так весь оставшийся день он издевательски обращался к Тифу «ваша заразность». — Развлечься хотел, напомнить, что у вас жилец есть… право, не думал, что вас так заденет! Ну, простите заразного? — Куда я денусь? Как в тебе человеческого много, невозможно просто. — Ворчливый тон Базарова говорил о том, что он действительно не злится. — А вам вся моя человечность не близка? — Лукаво спросил Тиф. — Насчет человечности не знаю, а ближе тебя еще попробуй отыщи. Мягкое, совершенно не обжигающее тепло окутало тело Базарова. Ишь ведь, ластится он, что ли? Глаза слипались, в голову словно заливали тягучий свинец, придававший чувство неземной тяжести, медленно опрокидывающего в сон. Если это было проделкой Тифа, то Базаров мог бы поклясться, что это лучшее, что творила с ним болезнь, так защищенно и спокойно он себя еще никогда не чувствовал.