14:57
Тело находится в максимальном напряжении. Взгляд сфокусирован. Полная сосредоточенность. Тихий вдох и такой же выдох. Необходимо выждать идеальный момент. Другого шанса не будет. Если они выдадут себя – это будет абсолютный провал миссии. Наконец враг пришёл в движение. Начинается обратный отсчёт. Три. Объект неторопливо прошел мимо. Сердцебиение ускорилось. Два. Замер возле окна. На лбу выступили капли пота. Один. Объект полностью обернулся к окну с намерением его закрыть. Нужно действовать. Сейчас или никогда! Выверенным броском напарника цель взметнулась вверх, пролетела чрез всю комнату, была перехвачена одним точным движением её руки и мгновенно скрыта от посторонних глаз. Враг быстро развернулся и обвёл взглядом помещение, но, не заметив ничего подозрительного, вернулся на наблюдательный пост за столом. Успех. Эцуко ухмыльнулась и подмигнула сидящему на другом конце класса Широ. Тот незаметно показал палец вверх и вернулся к своей работе. Такого напряжения, как на контрольной по математике, она не испытывала даже на перестрелке двухнедельной давности, невольной свидетельницей которой ей выпала честь стать. Помянув недобрым словом Пифагора, Аристотеля и других великих умов, приложивших руку к созданию этой полезной для всех, кроме неё, науки, Кавамура развернула полученную шпаргалку. Даже не пытаясь вникнуть в суть написанного, она начала переносить решения на свой лист. Так было всегда. Её дорогой друг Широ помогал ей не утонуть в море цифр, знаков и формул, а сама рыжеволосая вытаскивала парня из трясины горе-переводов и недосочинений. Кавамура и Юкимура. Филолог и математик. Идеальный дуэт на школьном поле боя. Такие сложные операции по спасению утопающего, как в этот раз, происходили крайне редко. Обычно им удавалось подготовиться заранее или сесть за соседние парты. Но сегодня был супер-мега-важный тест, к которому «нужно отнестись со всей серьёзностью, ведь от его результатов будет зависеть...» Дальше Эцуко не слушала, но судя по загробному тону, с которым Огава-сэнсэй это говорила, от проклятого теста зависела как минимум судьба человечества. И госпожа Огава подошла к выполнению этой задачи со всей ответственностью. Это была высокая, тощая женщина в возрасте, всегда собираюшая волосы в настолько тугой пучок, что морщины на её лице разглаживались, а глаза едва не выкатывались из глазниц. Консервативная «цапля», как называли её в школьной среде как ученики, так и некоторые преподаватели, смогла обогнать даже виверну-директрису в списке личной неприязни девушки. Стоит заметить, неприязнь была взаимной. Последние полтора года Эцуко частенько пропускала занятия, по причинам уважительным (как ей казалось) и не очень. И не выгнали её до сих пор потому, что она умело злоупотребляла возможностью подпольного доктора делать ей такие же подпольные справки, к достоверности которых, тем не менее, было не придраться. Ринтаро хоть и сверлил её порицающим взглядом, но одновременно с этим из раза в раз ставил красивую красную печать районной поликлиники. В конце концов, значительную часть свободного времени она была либо в клинике, либо бегала по поручениям её главного врача. Да, благодаря успешному контролю способностей спектр её обязанностей стал куда разнообразнее. Так что в школе она приобрела статус самой болезненной ученицы, что для Огавы было равносильно «отлынивающей». Как будто она виновата, что у неё случился приступ острого панкреатита (или гайморита, она точно и не вспомнит) именно во время самостоятельной по её предмету. Другие учителя вот входили в положение. А Цапля с упорством дятла долбила её своим идеально острым клювом в любой подходящий момент. Так что, когда женщина рассаживала по привычке севших вместе Эцуко и Широ, то улыбалась так сильно, что казалось, у неё вот-вот треснет лицо. Она была слишком занята подпольной стороной своей жизни, чтобы подготовиться к тесту заранее. Но она не была бы Эцуко Кавамурой, если бы не переиграла какую-то Цаплю. Поэтому перед началом теста девушка пробралась в кабинет и открыла окно в углу кабинета, самое дальнее и незаметное. К середине контрольной, как раз, когда Юкимура набросал ей решений хотя бы на «удовлетворительно», прохладный октябрьский воздух сделал своё дело, и вечно мёрзнущей костлявой каланче пришлось оторваться от прожигания её затылка взглядом и закрыть его. Всё было спланировано. Не надо было быть гением, чтобы догадаться о подставе с пересадкой. Конечно, Огава-сэнсэй могла закрыть окно раньше или разгорячиться от ненависти к ужасно воспитанному поколению, и затея бы провалилась. Но вот Эцуко поставила последнюю закорючку, с удовольствием отмечая выполненные две трети теста. Она обязательно расскажет об этом рискованном плане доктору Мори. Уж такой стратег, как он, точно оценит. Оставшиеся полчаса времени было решено посвятить изобразительному искусству. Тщательно вырисовывая карикатурную птицу с седым пучком и акульими зубами, Кавамура выстраивала куда более сложную стратегию того, как вытащить врача-трудоголика с хроническим недосыпом на приближающийся Осенний фестиваль. От размышлений о том, что надо бы привлечь к делу Элис, её отвлекло тяжёлое дыхание откуда-то с задних парт. Повернувшись так, чтобы это не было подозрительно для всевидящего, карающего ока учителя, она взглянула на пыхтящего, как дракон, одноклассника. Она помнила его лицо, но не помнила имени. Зато знала, что он даже более нерадивый ученик, чем она сама. Сейчас одна его рука была сжата в кулак, а другая грозилась переломать карандаш надвое. Он прожигал взглядом парту, закрыв чёлкой верхнюю часть лица, но нижняя раскраснелась от нездорового дыхания. Волчий слух уловил скрежет зубов и сильно учащённый пульс. Все признаки человека в гневе. Учёба что только не делает с людьми, но чтобы настолько. Можно было бы списать это на стресс или на отчаяние от невыполнимости теста, но та самая звериная чуйка внутри Эцуко агрессивно утверждала, что всё не так просто. Кажется, сейчас произойдёт что-то нехорошее. – Кавамура! Нет, не в этом смысле «нехорошее». Кажется, она слишком долго сворачивала шею, желая утолить своё любопытство. Цокот идеально начищенных туфель остановился рядом с её партой. Класс продолжал работать, но каждый посчитал своим долгом бросить на неё либо сочувствующий, либо ехидный взгляд. Девушка было попыталась прикрыть своё художество, но явно делающая это множество раз Огава-сэнсэй рванула к себе несчастный листок. Что ж, хотя бы шпаргалка была предусмотрительно спрятана в карман пиджака. – Не припомню, чтобы в тесте было задание на проверку художественных способностей, Кавамура-чан. Но если они равны вашим знаниям по моему предмету, я смогу сэкономить своё время и поставить вам заслуженное «плохо». – «Плохо», а не «ужасно»? Удивительная похвала с вашей стороны, – не удержалась от колкости Эцуко, надевая на лицо самую глумливую ухмылку из своего арсенала. Если уж погибать, то делать это эффектно. – Добавлю бал за старание, – рисунок был показательно разорван на две части. И ещё на две. – Сдайте работу и свободны. Вставить ответную реплику ей не дал жалобный треск парты, на которую с силой опустился мужской кулак. – Заткнитесь, – сквозь сжатые зубы, на грани слышимости просвистел заинтересовавший её ранее парень. На громкий стук повернулись уже все. Глаза Цапли, оказывается, могут выкатиться ещё больше. Жуткое зрелище. – Как вы себя ведёте, молодой человек! – она тут же оказалась у его парты, в свою очередь, хлопая по ней ладонью. – Ну-ка повтори, что ты сказал, Араи-кун! – Заткнитесь, – уже прорычал парень. – Заткнитесь, заткнитесь, заткнитесь! А дальше, как в замедленной съемке, он воткнул карандаш прямо в лежащую на парте руку преподавателя. Да, примерно такое «нехорошее» она и представляла. Ученики повскакивали со своих мест. Кто-то закричал. Те, кто сидели ближе всего к парню, мгновенно оказались у двери, но не покинули класс. Конечно, не каждый день контрольная срывается подобным образом. На видео никто не снимал только потому, что все мобильники, предварительно собранные в начале урока, лежали в запертом на ключ ящике учительского стола. Надолго карандаш в учительской руке не задержался. Этот Араи-кун выдернул его и тут же ударил пребывающую в шоковом состоянии женщину другой рукой. От удара такой силы она потеряла равновесие, приложилась виском об угол парты и упала почти в ноги Кавамуры. Парень поднял взгляд, и волк внутри девушки яростно вздыбил шерсть. Белки чужих глаз были странного фиолетового цвета, радужки глаз наоборот, казалось, выцвели, став почти белыми. На лице и напряженной шее пульсировали неестественные фиолетовые вены. Ах, да, в руке он всё еще сжимал окровавленный карандаш. В целом, весь его вид17:13
Эцуко была готова поверить в существование временных петель, потому что за восемь лет Полицейский Департамент Йокогамы не изменился от слова совсем. Пусть она и была здесь в последний раз в десять лет, но отлично помнит и идентичное расположение столов, и офицеров, имитирующих бурную деятельность, и гвалт в камерах временного содержания, и облупившуюся краску на стенах, которые не обновляли, кажется, со времен постройки этого департамента. Даже ржавый кофейный автомат стоит на том же месте возле окна. Единственное, теперь Кавамура понимает, почему железного беднягу постоянно лупили все, кому ни лень, – от кофе в этой коричневой водичке, которую она цедит уже пятнадцать минут, одно название. Каждый раз, когда была очередь Тэкеши забирать дочь из детского сада или школы, он вынужденно приводил её к себе на работу. Поначалу она скромно сидела в маленьком кабинете, где в её распоряжении был допотопный компьютер с установленными на нём «сапёром» и «косынкой». Но привычка совать нос, куда не просят, и необходимость сходить в туалет вынудили её покинуть своё убежище. А так, как маленький ребёнок – редкое явление в стенах так называемого оплота правосудия, о том, что маленькое, кудрявое нечто – дочь Тэкеши Кавамуры, совсем скоро узнали почти все. Сотрудники быстро привыкли к её присутствию и всегда хорошо к ней относились. Сейчас её вряд ли кто-то вспомнит, да и девушка никого не узнаёт. Ну, почти. Детектива Хамато Эцуко узнала мгновенно. На его лице прибавилось морщин и усы стали пышнее, но потрепанную ковбойскую шляпу, которая много раз побывала и у неё на голове, забыть было невозможно. Ясухиро Хамато был напарником и близким другом её отца. Близким настолько, чтобы знать о его способности и не трепаться об этом. В Кавамуре-младшей он души не чаял, постоянно закармливал её вредной едой, рассказывал о многочисленных преступлениях во всех подробностях, к восторгу маленькой, обожающей детективные истории Эцуко, да и просто был неплохим человеком. Копом он тоже был хорошим, хоть и со скверным нравом, фляжкой за пазухой и умением профессионально отлынивать от работы. От него же она узнала о великом искусстве сарказма и иронии, к великому неудовольствию, ну, всех. Тэкеши часто жаловался, что напарник ему ребёнка испортил, а тот лишь отмахивался, говоря, что подобный навык чрезвычайно важен в жизни, и обменивался лукавыми усмешками с Эцуко. Вот только после начала войны, когда еженедельные походы в участок прекратились, Кавамура встречала мужчину редко, но метко, в исключительно паршивых ситуациях. После автомобильной аварии, после смерти Тэкеши. И вот сейчас, не изменяя традиции. После скорой к дверям школы причалила и полиция во главе с детективом Хамато. С фразой: «Прямо как отец, Эцуко: всегда в центре заварушки», – он решил то ли опросить, то ли допросить её не на месте преступления, а прямо в участке, заверяя, что после доставит её прямо домой. Ностальгия ему, что ли, в голову выстрелила. Хотя она была рада скрыться от любопытных глаз всей школы, будь она неладна. Госпожу Огаву увозили на скорой с неутешительными прогнозами. А пришедшему в себя Иошито Араи (так полностью звали парня) пришлось вколоть лошадиную дозу успокоительного, что с превеликим удовольствием и сделал медик, которому парень попытался выдавить глаза. Его в сопровождении пары офицеров тоже увезли в больницу. И вот рыжеволосая сидит в тишине личного кабинета детектива Хамато, пытаясь разглядеть в «кофейной» гуще на дне пластмассового стаканчика, какие ещё неприятности её ждут в ближайшем будущем. От этого увлекательнейшего занятия её отвлек зашедший в кабинет Широ, которому местный судмедэксперт обрабатывала ладони. Естественно он поехал с ней. Вообще, его присутствие было не обязательно, но он как бы тоже свидетель, и не хочет оставлять её одну, и ехать в больницу из-за ерунды... В общем, теперь они вместе ждали вышедшего «на пять минут» полчаса назад детектива. Прямо сейчас волчица безбожно пропускала чаепитие с Элис, и ей придётся долго замаливать перед ней этот грех. Её телефон, как и телефон Юкимуры, остался лежать в злополучном кабинете математики. Она отстранённо подумала, что Ринтаро может зайти в интернет и понять, во что она снова вляпалась. Даже если школа попытается замять инцидент, жадные до скандальных новостей подростки уже должны были написать с десяток твитов об этом, непременно с кучей дурацких хэштегов. Оставалось надеяться, что её имя никак в них не фигурирует. – Уверена, что тебе не нужна помощь врача? – первым тишину нарушил Юкимура. – Тот удар был, ну знаешь, сильным. Боль в спине давно прошла, все синяки исчезли, и на данный момент единственное, что её беспокоило в физическом плане, – это давящая тяжесть внизу живота. Ещё утром она считала, что ничего хуже начавшихся месячных и теста по самому нелюбимому предмету за сегодня не случится. Никогда не говори «никогда». Особенно в этом городе. – Да, порядок. На мне всё заживает как на собаке. – Твоя история болезни с этим поспорит, – он усмехнулся, она тоже. Как хороший друг, Широ проявлял внимание к её отсутствию в школе и рвался помочь, если девушка болела. Поэтому пришлось ограничиться полуправдой о том, что её опекун – доктор и пишет ей неправдивые, но законные справки. На это парень лишь сокрушенно покачал головой, но моралей читать не стал, смирившись с беспечной натурой рыжеволосой. И естественно никому об этом не рассказал, даже наоборот, прикрывал её, если было необходимо. Наверное, Эцуко не заслуживала такого друга. – Твой отец ведь тоже был полицейским когда-то? – она кивнула. – Я его помню, – он нервно усмехнулся и продолжил: – Никогда не забуду тот день, когда пришел к тебе в гости в первый раз. В тринадцать, для проекта по биологии, помнишь? – Ещё бы. Он явно не был готов, что я начну водить парней домой так рано, – она искренне улыбнулась, мысленно возвращаясь в беззаботные деньки. На щеках Широ выступил румянец. – Ты тогда здорово струхнул, но держался молодцом. – Я бы посмотрел на парня, который не струхнул бы перед Тэкеши Кавамурой. Он ведь подловил момент, когда тебя рядом не было. Я уже было настроился на серьёзный разговор, но он лишь сказал: «Если ты её обидишь, парень, даже я тебе помочь не смогу. Удачи и терпения», – и сочувственно похлопал меня по плечу. – Серьёзно?! – рыжеволосая с неподдельным удивлением посмотрела на друга. – Ага. Я так опешил, что смог только нервно кивнуть и поспешил убраться с его глаз долой. Твой старик пытался меня предупредить, а я не понял. Вот сейчас всё чаще и чаще вспоминаю его слова. – Хей, – она псевдо-возмущенно толкнула его в плечо. – Что это ещё значит? – Ты просто такая... – беззаботность исчезла из его голоса. – Всегда находишь неприятности и окунаешься в них с головой. Вместо того чтобы уходить от угрозы, ты двигаешься прямо ей навстречу. Даже если это псих с карандашом. Это уже звучало не как шутка, а как претензия. – Я знала, что делаю. Я умею драться, в отличие от того же тебя. Прицепился к нему, как коала к эвкалипту. Тебе нужно было уйти вместе со всеми и дать мне разобраться, – в ней поднялось раздражение. Девушка не любила, когда её поучали. – Ты мог пострадать гораздо серьёзнее. – Так у тебя всё было под контролем? – парень тоже начал заводиться. – Откуда мне было знать? Я видел, что Араи проломил тобой стол, это не выглядело так, будто ты справляешься. Что мне нужно было делать? Я думал, он тебя убьёт! Кавамура никогда не видела приятеля таким... Таким. Он был самым обычным спокойным парнем – не зубрила, но и не крутой. Обычный. И ей это в нём нравилось. Юкимура не строил из себя того, кем не является. Не лез с ненужными расспросами, сглаживал конфликтный характер девушки. А она принимала это как должное. И как-то не задумывалась о том, что что-то может быть не так. Но у всех людей есть предел терпения и прямо сейчас Широ достиг своего. Он вскочил с места. – За последний год ты стала как будто совсем другим человеком. Дерёшься, как ниндзя, с каких-то пор начала разбираться в медицине, хотя она тебя никогда не интересовала, постоянно где-то пропадаешь, сохраняешь ненормальное спокойствие в любой ситуации. Я много молчал, но с меня хватит! Ты что-то скрываешь... – Значит так нужно, – холодно отрезала девушка и медленно поднялась на ноги. – Я не буду оправдываться или объясняться из-за одной твоей эмоциональной речи. Если тебя всё это так не устраивало, ты мог просто перестать со мной общаться. Я бы не расплакалась, сохранила бы ненормальное спокойствие. Вот только ты сам решил играть не то в безмолвного рыцаря, не то в верного пса. Я тебя об этом не просила, – ей не стоило всего этого говорить, и после она об этом пожалеет. Но было уже поздно. Юкимура молча прожигал её не то грустным, не то разочарованным взглядом. – Кажется, я тебе и вовсе не нужен. Так обременяю тебя, – он говорил уже спокойнее. – Ты эгоистичная стерва, Эцуко, – выплюнул он под конец. Она удивлённо приподняла бровь и зло улыбнулась. – Ты понятия не имеешь, кто я, – едва не прошипела девушка ему прямо в лицо. Дверь в кабинет громко распахнулась. – Извините за ожидание, детки, сами понимаете... – Хамато обвёл заинтересованным взглядом замершую в напряжённых позах парочку. – Похоже, я появился в самой середине подростковой драмы, неловко как-то, – ни разу не раскаявшимся тоном произнёс мужчина, усаживаясь за стол. – Что вы, детектив, вы застали самое её окончание, – она состроила неестественно милое выражение лица. – Юкимура-кун нехорошо себя чувствует. Такой стресс. Думаю, его можно отпустить, я сама всё расскажу. – Да, ты ведь всегда справляешься сама, – он хмуро усмехнулся. Они несколько долгих секунд испепеляли друг друга взглядом. – Кхм, да, никакого напряжения, – он пробурчал себе в усы. – Я распоряжусь, чтобы тебя отвезли домой. – Не утруждайтесь, я прогуляюсь. Всего хорошего, детектив, – он резко открыл дверь, но удосужился не хлопнуть ей. Хороший мальчик. – Твой парень? – мужчина усмехнулся. – Нет, друг. Был им, по крайней мере, – она села по другую сторону стола. – Друг, ну да, ну да. Поверь моему опыту, ты для него явно... – Я ждала вас пятьдесят минут для того, чтобы обсудить ваш неудачный опыт в романтических похождениях или, как вариант, кровавое нападение в школе? – она резко перебила мужчину, заставив того поперхнуться словами. – Ну и стерва же из тебя выросла, – на самом деле беззлобно подметил он. Эцуко, закатив глаза, скрестила руки на груди и сладко улыбнулась: да, вот она я. – А за ожидание не обессудь. Последнее время участились разборки уличных банд, – Кавамура заинтересованно наклонила голову. Может, узнает что-нибудь полезное. – Чёрт ногу сломит, пока поймёт, кто там прав, кто виноват. Кто начал, кто закончил. Где Мафия, где не Мафия... Даже разбираться не хочется. Для полиции Йокогамы от присутствия в городе Мафии был один несравненный плюс – все нераскрытые дела можно повесить на неё. А там уже никто не захочет связываться, и дело засунут поглубже в архив, к сотне таких же висяков. Вот она, борьба с преступностью в самом лучшем её проявлении. Эцуко удержала себя от едкого смеха. – В такие моменты Тэкеши ой как не хватает, – он снял шляпу и покрутил её в руках, – Жаль, что он после войны решил завязать с этим. – Похоже, Хамато ни с кем не обсуждал смерть Кавамуры-старшего. Ему бы к психологу обратиться, а не ей соль на рану сыпать. Но Эцуко молчала. – Ушел в какую-то охранную организацию, чёрт возьми. С его-то послужным списком. Ладно, было и было. Вообще, не было. Но «охранная организация» звучало более допустимо в обществе, чем «Портовая Мафия». Хорошая легенда, все в неё поверили. Ясухиро наконец заметил отстранённость на лице девушки и решив, что это из-за болезненных воспоминаний, перешёл к делу. – Расскажи, что произошло сегодня. После краткого пересказа пошли вопросы о том, каким парнем был Араи, с кем общался, чем жил. Она рассказала, что знали все: плохая успеваемость, отсутствие близких знакомых, по крайней мере, в школе, не самая благополучная семья. Проще говоря, местный аутсайдер. Но Араи казался нормальным. Хотя... Она не то, чтобы обращала внимание на его состояние. На него вообще никто не обращал внимание. Теперь рыжеволосая вспомнила, что последние пару недель парня в школе почти не было. – Вы знаете, что с ним было? Как человек, в котором всю жизнь были кожа да кости смог прокачаться до уровня олимпийского чемпиона по тяжёлой атлетике меньше, чем за месяц? Супер-стероиды? – детектив напряжённо задумался, его пальцы нервно барабанили по столу. Эцуко подозрительно прищурилась. – Почему вы вообще этим занимаетесь школьным нападением, когда у вас куча проблем с Мафией и другим? Это был не первый случай, верно? Детектив устало вздохнул. – М-да, яблочко от яблоньки. Не думала по отцовским стопам пойти? – Кавамура на это не повелась и продолжила испытывающе смотреть на детектива. – Так, по старой дружбе рассказываю. Больше об этом никому. Она с самым честным видом кивнула, скрестив пальцы под столом. – Доставили к нам недавно парочку клиентов за разбой. Сначала адекватные были, отсидели бы свои пятнадцать суток и вышли бы свободными людьми до следующего раза. Но они сначала какими-то сонными стали, потом раздражительными, на шум жаловались, можешь себе представить. А потом как белены объелись. Выломали дверь в камере, нападали на всех, кого видели, без разбору. А глазищи – точно как ты описала: фиолетовые. Трое наших в больницу попали. – А нападавшие? – Одного... пришлось застрелить. Второго мы скрутили и с мигалками в психушку спровадили. Он умер ночью от разрыва сердца. А позавчера вызов поступил: в трущобах женщина напала на мужа, из окна его выкинула. Свидетели сказали, что на её теле были странные фиолетовые вены. Её ночью в переулке нашли. – С разрывом сердца? – Точно. Но то были неблагополучные районы, там чего только не происходит: наркотики, проституция, торговля органами. А тут вызов из школы. Это уже серьёзно. Девушка презрительно хмыкнула. Конечно, дело всегда становится серьёзным, только когда об этом может узнать общественность. Неизвестно, сколько ещё погибло бы людей в бедных кварталах, если бы не сегодняшний случай. Йокогама напоминала Кавамуре бутерброд: одна сторона красивая, с золотистой корочкой, маслом и икрой. Благополучные районы, бизнес-центры, парки. Город для жизни – такой Йокогама предстаёт для всего мира. Но редко кто заглядывает под бутерброд, чтобы увидеть вторую сторону. Заплесневелую, грязную, ту на, которую несчастный кусок хлеба падает, когда его роняют. Пока плесень не начнёт разрастаться, можно не волноваться. С мамой Эцуко жила в достаточно оживлённом районе, безопасном. Но вот квартира отца, хоть и была абсолютно благоприятной, находилась на границе с теми самыми «трущобами». Там не было опасно 24/7, там жили и работали самые обычные люди, хорошие и плохие. Она ходила в местные магазины, закусочные и другие места досуга. Встречала достойных личностей. Разница была в том, что если там случалось что-то плохое, этому придавали гораздо меньшее значение, чем, если бы то же самое случилось в центре. И подобным пренебрежением с удовольствием пользовались преступные элементы всех мастей. Их даже Портовая Мафия, которая, как ей казалось, должна следить за соблюдением преступных законов, больше не сдерживала. А после того, как лучший в своём деле детектив Тэкеши стал мафиози, откладывая все заработанные кровью деньги ей на хорошую жизнь, а позже и сама девушка вклинилась в подпольную жизнь города, подобное разделение ощущалось ещё острее. Как будто существовало два обособленных мира, пытающихся игнорировать один другой, но в итоге разрушающих самих себя. Не Йокогама, а Готэм-сити, ей богу. Может, этому городу тоже нужен герой? Одна проблема – героев не существует. Как-то она в философском порыве выразила все свои опасения Ринтаро, добавив, что, если в ближайшее время что-то не изменить, Йокогама утонет в крови её жителей. Подпольный доктор тогда так пронзительно посмотрел на неё, с редчайшим для него серьёзным выражением лица, но потом в гипнотизирующих рубиновых глазах зажегся огонь не то гордости, не то радости, и он со всей неприсущей ему нежностью сказал: «Всё уже меняется, Эцуко. И мы находимся в самом центре перемен. Нужно лишь быть терпеливыми». Какая жалость, что терпением Кавамура никогда не отличалась. Поэтому в этот самый момент в её голове загорелась очень рискованная идея. Стараясь не показывать сильной заинтересованности, рыжеволосая спросила детектива: – Вскрытие ещё что-нибудь показало? Хамато помолчал, скорее всего прикидывая в уме, сколько правил он нарушает, выкладывая подобную конфиденциальную информацию подростку, но ответил: – Совершенно ничего. В крови не было ничего подозрительного: ни присутствия вируса, ни каких либо наркотических препаратов. Сейчас наша надежда – этот школьник. Возможно, удастся понять, что с ним, пока он жив. В больнице Ходогаи хорошие врачи, а анализы отправят в Университетский медицинский центр. Ничего не обнаружили. Пока жив. Ходогая. – Думаю, мы закончили, – он поднялся с места, надевая шляпу на голову. – Был рад видеть тебя снова в этих стенах, хоть и при таких обстоятельствах, – а Эцуко как была рада, что прибыла сюда в качестве свидетеля, а не обвиняемой. – Заходи сюда, если будет время. Как в старые-добрые, – какое полезное предложение. Возможно, девушка обязательно им воспользуется позже. Она стала слишком расчётливой. Ринтаро будет ей гордиться. Мужчина на прощание потрепал девушку по голове, как всегда делал раньше, посадил в полицейскую машину и приказал офицеру довести её до дома. Она попросила высадить её возле парка, заявив, что хочет прогуляться. А уже оттуда рукой подать до Центральной Больницы Ходогаи. •••18:21
У Кавамуры, зашедшей в приёмную больницы с букетом нагло сорванных в парке цветов, не было чёткого плана действий. Сейчас ей придётся использовать всё своё красноречие, изворотливость и харизму, чтобы суметь продвинуться хоть чуть-чуть дальше этой самой приёмной. На самом деле, Цетральная больница в приходе Ходогая, несмотря на слово «центральная» в названии, была самой обычной: вытянутое белое строение с резко выделяющимся главным входом, парковкой и высаженными вдоль здания клёнами. Больница была государственной, а не частной, поэтому, как и большинство старых предприятий, просило освежающего ремонта. Внутри всё было в режущих глаз светлых тонах, пахло хлоркой, которой недавно вымыли коричневый кафельный пол, диваны для посетителей были пусты, а воздухе витала удручающая тишина. Никто не вопил от боли, покрывая всех и вся трёхэтажны матом, не гоготал над тупыми шутками приятелей по несчастью, не разбрасывался ехидными комментариями направо и налево. Скукотища. За стойкой сидела такая же скучная, но вписывающаяся в общую атмосферу медсестра. Время стратегий прошло, настало время импровизации. Она состроила самое невинное лицо и выдавила вежливую улыбку. – Здравствуйте. К вам сегодня доставили мою преподавательницу, госпожу Огаву, с травмой головы. Я бы очень хотела узнать, как она. Женщина напротив обвела её взглядом и начала что-то набирать на компьютере. Школьная форма, которую она по большей части терпеть не могла, сейчас сыграла ей отличную службу. Даже не испачкалась и не порвалась, несмотря на дневные события. – Госпожа Огава, открытая травма височной доли и проникающее ранение в руку. Пациентка прибыла в тяжёлом состоянии. Её удалось стабилизировать, но сейчас она находиться в коме. – Когда она из неё выйдет? – Кавамура могла сколько угодно не любить Цаплю, но смерти она ей никогда не желала. И когда думала о том, как пройти в больницу, мысль проведать ненавидящую её преподавательницу показалась... Правильной. – Через день, или неделю, или никогда. Врачи сделали, что смогли, но намеренно вывести её из комы вне наших возможностей, – она говорила с ней, как с неразумным ребёнком. Вот ведь высокомерная гадина. – Я могу её навестить? – ангельским голосом проворковала Эцуко. – Время посещений – с двух до шести. Приходите завтра. – Но я принесла цветы, – рыжеволосая демонстративно помахала премилым веником из геоцинтов. – Оставлю их и уйду, пожалуйста! – Ничем не могу помочь, – мало того, что высокомерная сволочь, так ещё и принципиальная. – Она же совсем одинокая, – запела эмоциональную песню Эцуко, – Всё это... это произошло на моих глазах. Как на неё напали. И теперь она там одна, лежит и может уже не проснётся, – голос начал дрожать. – У неё нет семьи, никто не будет за неё переживать. А вам жалко дать мне увидеть её и занести цветы? У вас что, совсем сердца нет?! – пылко закончила девушка, да так, что пустила одинокую слезу. Медсестра смотрела на неё широко округлившимися глазами. Сглотнула, опустила взгляд, прикусила губу. Стыд. Дело сделано. Надо было всё-таки искать себе театральный кружок. – Палата 317. Только быстро. Бахилы возьмите в автомате. ••• Доктор Мори в очередной раз оказался прав: в государственных клиниках экономят на всём, кроме бахил. Именно поэтому количество камер в больнице было раза в три меньше, чем в любом частном медицинском центре. Она столько раз за сегодня вспомнила подпольного хирурга, что он должен без остановки заходиться ужасными приступами икоты. Бедняга. Ей не жаль. Камеры были на улице у входа, в приёмной, возле стоек регистрации каждого отделения и возможно в лифте. Она воспользовалась лестницей. Там камер не было. На самом деле ей было важно, только чтобы не просматривались коридоры и вход в палату Иошито. А его палату она вычислила быстро: в самом конце коридора, под охраной двух вооруженных полицейских. Если охраняют – значит жив. Людей почти не было: одна болтающая по телефону медсестра, парочка бродящих пациентов и везущие кого-то на каталке санитары. В сон-час она что ли пришла? Эцуко ожидала увидеть родителей парня возле его палаты. Уж если странную девчонку после одной слезливой истерики пропустили, то взволнованных родителей пустили бы и подавно. Но там были только явно скучающие офицеры. Скучающие, а не спящие. Так просто только в кино бывает. Но сначала палата 317. Обычная палата с видом на парк. Тишину комнаты разрезал размеренный писк аппарата поддержания жизнеобеспечения. Огава-сэнсей выглядела... как Огава-сэнсэй в коме. Она не изменилась за несколько часов (прошло всего несколько часов!), но в больничной одежде, со своими худосочными конечностями и распущенными волосами, обрамлявшими в полной мере морщинистое лицо, преподавательница представляла довольно удручающее зрелище. Нет, эта упрямая старушенция точно выкарабкается. Хотя бы для того, чтобы заставить всех переписать чёртову контрольную. Улыбнувшись этой мысли, она осмотрелась в поисках вазы, но ничего не обнаружила. Потом услышала подъезжающий звук и в палату, толкая перед собой тележку с инструментами, вошла молоденькая санитарка. Та удивлённо посмотрела на рыжеволосую. – Здравствуйте. Мне... разрешили занести цветы. Но я не знаю, куда их поставить, – изображая неловкость, тихо сказала Кавамура. На миловидном лице появилась понимающая улыбка. Хороший знак, выгонять со скандалом её не собираются. – Твоя учительница? – Эцуко кивнула. – У меня обход, но... Подожди здесь. Она вышла в коридор. Тележка с медицинскими принадлежностями осталась рядом с ней. Девушка медленно опустила на неё взгляд. Искра. Буря. Медицинский шприц. Изначально Кавамура хотела просто попытаться поговорить с парнем, но раз жизнь сама предоставила ей такую возможность... Она всего лишь возьмёт образец крови, а доктор Мори разберётся, что с ним делать. Да. Всё складывается как нельзя лучше. Ей принесли обещанную вазу с водой, и пока Эцуко устраивала её на окне, решила попытаться разговорить приятно расположенную к ней блондинку. Та как раз проделывала необходимые манипуляции по установке капельницы. – Надеюсь, всё будет хорошо. Без Огавы-сэнсэй в школе будет... по-другому. Как в Хогвартсе без Снейпа – вроде и лучше, но всё равно не то. – Не могу сказать. Так мило, что ты беспокоишься о преподавательнице. А говорят, подросткам на всех плевать, кроме себя, – забавно: её за один день назвали и эгоистичной, и заботливой. – Вся эта ситуация такая ужасная. Вы ведь знаете, что случилось, – светлая макушка качнулась. – Тот парень ведь в самой крайней палате, с полицейскими, да? Совсем рядом. Уверена, это какое-то недоразумение. Он ничего не говорил? То ли её вид был настолько доверительным, то ли девушка была преисполнена наивности, но она без раздумий ответила: – Ничего. Его как привезли, он без сознания и лежит. Разве что анализы взяли на экспертизу. Офицеры сидят, ждут, пока проснётся. Никогда подобной жути не видела. – Подобной жути... – Вздувшиеся вены и капилляры, чёрная кровь, выцветшая радужка, ненормальный для бессознательного состояния пульс. И все показатели зашкаливают, словно организм задействует все ресурсы и системы одновременно. Заведующий предполагает действие какого-то наркотика. – Спасибо вам, – сказала Эцуко, и санитарка снова улыбнулась. Как у неё щеки не болят? – Я вас и так задержала. Не подскажете только, где здесь туалет? – Как выйдете из палаты – налево. Так они и разошлись: словоохотливая блондинка в следующую палату, а Кавамура, не доходя до туалетов, остановилась за углом с относительно хорошим обзором. Возле палаты остался всего один полицейский. Второй в этот момент ждал свой кофе из автомата. Она была уверена, такой же поганый, как и в полицейском участке. Ударил его офицер крайне неприязненно. Превосходно. Хоть в чем-то этот металлолом будет ей полезен. По лёгкому мановению её кисти автомат рухнул на пол, чудом не задев отскочившего вовремя мужчину. Грохот был знатный. Бегло заглянув в палату, второй офицер поспешил на помощь своему напарнику, пытавшемуся поставить автомат на место. Эцуко не стала терять времени, пока в её сторону никто не смотрел. Она забежала в палату, на всякий случай напрягая сверхъестественный слух. Потом достала