консонанс

Группа была слабая. Курапика мог выделить лишь несколько человек, которые делали настоящие успехи в английском, остальные же ученики производили впечатление людей, которых на урок прийти заставили. Он этого не понимал — взрослые же все люди, самостоятельно приняли решение приехать в другую страну, выучить язык, так почему такое отношение? Или думают, что поживут, за счет языковой школы, устраивающей им экскурсии, посмотрят достопримечательности и уедут обратно? Сегодня же, на последнем перед Рождеством занятии, они были совсем никакие: не могли собраться, постоянно отвлекались, переходили на свой родной язык — французский, испанский или итальянский — хотя во время урока этого делать нельзя, отказывались думать, шумели и превращали все в балаган. Курапика устал от этого и был разочарован — у него сорвалась работа с текстом, не удалось закрепить изученное, да и вообще весь задуманный урок пошел псу под хвост. Он, конечно, пытался направить их энергию в нужное русло, использовал наглядный материал: музыку, вырезки из бумаги, рисунки, даже маленькую искусственную елочку, стоявшую у него на столе — ведь темой урока было злоебучее Рождество — но учеников так ничего и не проняло, а работать продолжали одни и те же несколько человек. Он устало складывал не сработавший сегодня как надо раздаточный материал в мультифору, когда к нему подошел один из них. — Простите, — окликнул он. Курапика поднял голову. Это был Леорио. Старательный итальянец, достигший огромных успехов за короткий срок — к концу года наверняка заговорит бегло. Ну, тем лучше для него: он вроде собирался поступать где-то здесь в университет, и ему будет тяжело, если он не освоит язык на должном уровне. — Да? — заставил себя улыбнуться сквозь усталость Курапика. — Могу я помочь с этим? — почти совсем чисто выпалил Леорио и смутился. Поскреб указательным пальцем висок, улыбнулся. Курапика сперва не сообразил, про что тот говорил, но Леорио так выразительно посмотрел на радио, используемое для аудирования, на книжки-учебники, на бумажки со сделанными Курапикой записями, разбросанные по столу, что все моментально стало понятно. Обычно в таких случаях он отказывался от помощи, потому что ученики делали все не так, как он привык — ставили радио не туда, не в том порядке складывали книги, и потом ему приходилось их перекладывать, ведь иначе изнутри точило глухое необъяснимое раздражение — но сегодня все и так уже вверх тормашками, куда уж хуже? — Конечно, — кивнул он, — сложите это вон в тот шкаф, пожалуйста. Говоря, Курапика подкреплял речь жестами: за несколько лет работы с иностранцами у него это уже вошло в привычку. И хотя Леорио точно хватало словарного запаса, чтобы понять подобное простое предложение, он все равно послушно проследил за его рукой. Леорио был эмоциональным, несдержанным и открытым, как и почти все представители его национальности, которых Курапике доводилось встречать. В первое время его учебы здесь, он был таким же тугим, как и вся группа, во многом даже хуже, поэтому Курапика назначил ему индивидуальные занятия. Он иногда так делал, когда видел в ученике потенциал, не прогадал и в этот раз. Поначалу все было хуже некуда: Леорио упрямился, отказывался учить и понимать простейшие правила, считал, что может ограничиться только зубрежкой слов. Но ни на одном языке нельзя заговорить, если не заниматься и грамматикой тоже! Курапику бесило, когда люди, подобно Леорио, считали, что их поймут, если они просто будут кидаться словами в собеседника без какой-либо системы, поэтому он с не меньшим упрямством, чем у своего ученика, учил его. И добился-таки результата! Леорио менялся на глазах: его уровень быстро повышался, он перестал ограничиваться лишь расширением своего лексикона, и хотя у него все еще были проблемы, например, с видовременными формами глаголов, он очень старался, к занятиям стал относиться серьезнее и ответственнее, ловил каждое слово, следил за каждым Курапикиным жестом, приходил раньше, уходил позже и всегда — всегда! — пытался разговаривать, а это самое главное. — Это был интересный урок, — сказал он, ставя радио на полку. Курапике всегда было приятно слышать подобные слова от учеников. — Спасибо, — поблагодарил он, чувствуя, что улыбка становится искренней. — Мне нравится песня, — продолжил Леорио, легонько хлопнув ладонью по прибору. — Я слышал эту песню. Это было неудивительно. «Jingle bells» многие слышали, и именно поэтому ее было удобно использовать на уроках. — Но сегодня она стала немного понятнее, правда? — Да… На какое-то время в кабинете повисла тишина. Курапика скидал свои вещи в сумку, Леорио сложил учебные книги в стопку, тщательно выпрямил ее, похлопав по корешкам. — Что вы делать вечером? — наконец, нарушив тишину, спросил он. Спросил и покраснел. — Будете делать, — автоматически поправил Курапика. — Будущее время не употребляется без вспомогательного глагола. А потом только понял смысл слов, сказанных Леорио. Вскинул брови, задаваясь вопросом, не ослышался ли, открыл рот, чтобы переспросить, но Леорио его опередил, заговорив отрывисто и торопливо, натыкаясь словами друг на друга: — Это последний урок. Затем Рождество. Каникулы. Долго. Мы можем пойти в кафе? Курапика забыл, что еще минут десять назад испытывал усталость и недовольство, и во все глаза уставился на ученика. Ученик два метра ростом неловко мялся, как настоящий школьник, и ждал ответа. — Это что свидание? — только и смог спросить Курапика. — Свидание? — словно забыв, что значит это слово, переспросил Леорио. — Да, свидание. Я с вами на свидании. У Курапики не было планов на вечер. Дома его никто и ничто не ждало, там даже есть было нечего. Но свидание? Это как-то не вписывалось в его картину мира. Тем более, с учеником — он считал это неэтичным. Но с другой стороны, почему нет? Почему он не может себе этого позволить? К тому же нельзя сказать, что Леорио ему был неприятен, скорее даже наоборот: его грубоватая и горячая южная внешность казалась красивой, упрямство вызывало азарт, а старательность — уважение, да и сам он производил впечатление интересного человека. — Вам надо будет подучить слова-связки, — заметил Курапика, слегка злорадно радуясь появляющемуся на лице Леорио недоумению, — чтобы было легче строить сложные предложения. Хотя вы делаете заметные успехи: я вполне понимаю, что вы говорите, — он примолк, надевая на плечо сумку, растягивая время. И все-таки не выдержал, когда увидел, как Леорио весь сник: — Я согласен пойти с вами на свидание. Улыбка появилась медленно, не сразу — по мере того, как Леорио осмысливал и переводил в голове сказанное. Но когда он понял — просиял, и Курапика окончательно утвердился в мысли, что это было правильное решение — вечер пройдет хорошо.