MGPD Preferences

Ты заходишь в палату, не говоря ни слова, внимательно рассматриваешь лежащего на койке Диму, тот приветливо улыбается тебе, рукой машет, а после смущается под твоим прожигающим взглядом. Он выглядит куда лучше, чем тогда, когда ты нашла его — его лицо уже приобрело здоровый румянец, он не выглядит таким… мертвым, как прежде. А ты не понимаешь, что хочешь сделать — обнять его или ударить. — Привет? — тихо говорит Дима, а ты хмуришься, складывая руки на груди и оставаясь в дверном проеме. — Это то, что ты мне хочешь сказать? — раздраженно отвечаешь ты. — Привет? Ты серьезно сейчас? — А что ты хочешь от меня услышать? — Дима, кажется, старается быть спокойным, но у него получается плохо: он заливается краской, отводит глаза и начинает покусывать губу. — Что случилось? — ты проходишь чуть вперед и встаешь в ногах постели Димы. — Не важно, — Дима пожимает плечами и протягивает тебе руку ладонью вверх. — Посиди со мной. Ты мотаешь головой. Это он тебя заболтать пытается, но ты не так проста, не собираешься попадаться на его уловки. Тебе просто нужно знать, что, черт возьми произошло. Не факт, что от этого станет легче, но ты хотя бы перестанешь мучиться от неизвестности. — Ты серьезно? — зло отзываешься ты. — Я чуть с ума не сошла, когда тебя обнаружила, а ты мне даже объяснить не хочешь? Я что, не заслуживаю знать, что с тобой случилось? Даже после того, как твое сердце, блядь, остановилось у меня на глазах? Ты сама пугаешься этой своей тирады и сглатываешь, силясь не заплакать. Все не так плохо вообще-то, правда. Нет, конечно, Дубин действительно заставил тебя изрядно понервничать, но сейчас он ведь даже в порядке, он жив. Дубин качает головой и тяжело вздыхает, а после тихо говорит: — Прости. А на лице его столько искренней вины и столько чистой, почти детской надежды, что ты его поймешь, что ты вдруг расслабляешься. И как на него обижаться? Как можно обижаться на человека, который так смотрит? — Черт с тобой, — вздыхаешь ты. — Все правда хорошо. — Еще бы не было хорошо, — хмыкаешь ты. — Если бы было не хорошо, я б тебя убила свои руками. Когда Дима посмеивается, тебе становится легче. Пусть и совсем немного, но сейчас, когда ты все отчетливее понимаешь, что он будет в порядке, дышать получается спокойнее, глубже. И даже воспоминания о глупой ссоре с мамой и бабушкой не испортили бы этого. Потому что Дубин жив, а это сейчас самое главное. — Ты же понимаешь, что тебе все равно придется мне рассказать, что произошло? — тихо говоришь ты, наконец подходя еще ближе и усаживаясь на приставленный к кровати Дубина стул, а тот неловко улыбается тебе. — Откровение за откровение. Я расскажу, что случилось, а ты скажешь, что тебя тревожит, — неожиданно говорит Дима. Ты хмуришься и смотришь на него непонимающе. Что он имеет в виду? А он прищуривается и не говорит ни слова, словно дожидаясь, пока до тебя дойдет. Только вот твой мозг, видимо, отказывается работать в нужном направлении, поэтому ты наконец спрашиваешь: — Что меня тревожит? Кроме того, что ты оказался в больнице с дыркой в животе? Он усмехается и головой качает. — Тебя не только это волнует. Что-то случилось. Я вижу. Только тогда ты наконец понимаешь: он говорит про твою ссору с мамой и бабушкой. И как догадался? Ты ведь действительно почти перестала об этом думать — все твое сознание в тот момент, когда ты зашла в палату, было занято только желанием удостовериться, что с Димой все в порядке. И чем ты себя выдала? Хотя, возможно, Дубин, вспомнив о том, как ты пришла к нему посреди ночи после ссоры с мамой, просто попал пальцем в небо. Не нужно обладать экстрасенсорными способностями, чтобы понять, что просто так из дома не уходят. — Я не хочу погружать тебя в свои проблемы, — ты качаешь головой. — Это не так важно, правда. Дима резко становится серьезным. Он смотрит на тебя из-под очков внимательно, словно пытаясь увидеть в тебе что-то несказанное. А ты натягиваешь на лицо улыбку и пожимаешь плечами. — Т/И, но я хочу погружаться в твои проблемы, — вздыхает Дубин. — Я хочу, чтобы ты делилась со мной и доверяла мне, потому что… Ну, потому что мне не все равно, понимаешь? Ты поджимаешь губы, испытывая неожиданный прилив нежности. Тебе и правда хочется поверить, что ему не все равно, он смотрит на тебя так… искренне, что хочется рассказать обо всем. Хочется рассказать обо всех тех едких словах, которые говорила тебе бабушка, о том, как вела себя мама. Но ты просто не можешь себе это позволить. Потому что никто не любит тех, кто ноет. И потому, что ты слишком привыкла не выносить сор из избы, как бы тяжело ни было. — Ладно, — вздыхает Дима. — Я не буду давить. А по поводу произошедшего со мной… Ну, все сложно. Он смотрит на тебя взглядом, практически кричащим: «Видишь? Я тебе доверяю. Доверься и ты мне». А тебе неловко становится за то, что ты не можешь открыться. Это даже немного нечестно по отношению к Дубину. — Я просто… Ну, я с работы шел и нарвался на каких-то придурков. Ты сжимаешь зубы и вперед подаешься, впитывая каждое слово. — Они напали на тебя? — изумленно выдыхаешь ты. Дима усмехается и качает головой. В его глазах появляется горечь, он словно стесняется говорить дальше, и ему требуется некоторое время, чтобы продолжить. — Не совсем. Они к какой-то девушке пристали, а я за нее заступиться решил, — он вздыхает. — Я же не знал, что у них есть нож. — Дима, — тебе удается только его имя произнести, потому что страх перехватывает горло, ты снова чувствуешь жуткий ужас, хотя все самое плохое уже прошло. И почему ему нужно было вмешиваться? «Потому что это Дима, — подсказывает твой внутренний голос. — Он слишком хочет всем помогать, спасать всех, кого получится спасти». — Они сами испугались, когда кто-то из них меня ножом ударил, — быстро добавляет Дубин, словно это должно тебя успокоить. — Сразу сбежали, а я домой пошел. А потом по дороге вспомнил, что там ты, пугать не хотел, поэтому, когда отключаться стал, у подъезда сел, хотел скорую вызвать. Но отключился, кажется. — Дима, — повторяешь ты. — Прости, что напугал, — парень кажется взволнованным, а ты вдруг чувствуешь раздражение. Почему? Почему он решил, что лучше отключиться на земле у подъезда, чем позвонить тебе и попросить помощи, или вызвать скорую из дома, или лучше вызвать скорую сразу на месте, или позвонить Игорю… У него было множество вариантов, но он пошел по самому ужасному пути. — Какой же ты дурак! — выпаливаешь ты, а Дима становится еще более несчастным. — Дурак! Никогда так не делай больше, слышишь? — Прости, — повторяет он. Ты качаешь головой и добавляешь с нервным смешком: — Я теперь тебе каждые десять минут звонить буду. Мало ли, вдруг ты снова решишь себе какие-нибудь приключения на голову найти? — Я не буду против, — мягко отвечает он. Остаток времени, которое отведено на посещение, вы разговариваете обо всем, что только в голову приходит. Дима еще пару раз пытается завести разговор о твоей маме, но ты быстро переводишь тему, и он больше ее не затрагивает. Когда ты уже собираешься уходить, Дима вдруг обращается к тебе и показывает рукой на шкаф в углу палаты. — Возьми ключи в кармане. Станешь хозяйкой моей квартиры на время моего отсутствия? — он видит, как расширяются твои глаза, как ты качаешь головой, и добавляет как-то обиженно: — Да брось, мне же нужна твоя помощь. Бросишь раненого в беде? И ты не находишь ничего лучше, чем согласиться.