MGPD Preferences

Ты ненавидишь себя за решение рассказать обо всем родителям. Если бы ты продолжала скрывать, то все было бы хорошо. Ты бы продолжила жить так же, как прежде, скрывала бы от родных свои… наклонности, общалась бы с Юлей и, может быть, даже чувствовала бы себя счастливой. Ложь. Ты бы не смогла быть полноценно счастливой, не имея никакой возможности по-настоящему быть с любимым человеком. Возможно, тебе бы пришлось найти какого-нибудь парня, чтобы удовлетворить желания родителей, ты бы даже, вероятно, вышла бы замуж, родила бы детей, но счастливой так и не стала бы. Только вот много ли счастья в твоей жизни теперь, когда тебе и выйти-то из квартиры не позволяется? Когда твой телефон у папы, а вайфай отключен, чтобы ты не попыталась связаться с ней через стационарный компьютер, потому что ноутбук тоже забрали? Когда мама смотрит на тебя так, словно ты ее предала, отец игнорирует твое существование, а брат старательно отводит взгляд и старается не общаться лишний раз? Конечно, ты предполагала, что реакция может быть бурной, но даже подумать не могла, что настолько. В конце концов, тебе казалось, что тебя достаточно любят, чтобы если не принять, то хотя бы игнорировать рассказанный тобой факт. Кажется, так плохо тебе не было никогда. Все происходящее кажется просто плохим сном, не больше, и ты почти хочешь верить, что сможешь проснуться и все будет хорошо. Потому что твои родители всегда понимающе относились к твоим решениям. По крайней мере, так казалось раньше. Сейчас, оглядываясь назад, ты понимаешь, что вообще-то это не совсем так. Слишком часто они не были готовы принять твой выбор, слишком часто пытались противиться. А если ты не хотела соглашаться, то они мягко и ненавязчиво пытались убедить тебя в обратном, притворяясь, что это твое решение. И ты даже искренне в это верила. Но, как оказалось, свободного выбора у тебя не было никогда. И понимать это чертовски больно. Ты падаешь на кровать и укрываешься с головой, пытаясь скрыться ото всех: от родителей, от собственных переживаний, от чертова мира, который никогда не сможет принять тот факт, что люди действительно разные. И не все обязаны следовать по одному и тому же пути. — Ненавижу, — выдыхаешь ты. Конечно, это ложь, ты даже немного понимаешь своих родителей, потому что ты бы наверняка тоже заволновалась, если бы твой ребенок рассказал бы тебе о чем-то подобном. Не стала бы ограничивать общение, конечно, точно не стала бы забирать телефон, но заволновалась бы. В основном потому, что испугалась бы того, что твой ребёнок может столкнуться с плохим отношением в обществе. Хочется просто заснуть и проснуться там, где все будет хорошо. Где ты сможешь быть с Юлей, а семья это примет. Но все не так просто. — Т/И? Ты поднимаешь голову и без эмоций смотришь на вошедшего в комнату брата. Тот неловко мнется в дверях, словно не решаясь подойти ближе, а ты снова опускаешь голову на подушку и принимаешься разглядывать потолок, увитый тоненькими трещинками. Что угодно, лишь бы не расплакаться у него на глазах. — Я просто хотел сказать… что мне не нравится то, что делают мама с папой. Но они ведь о тебе заботятся, понимаешь? Ты усмехаешься. И как он вообще может всерьез такое говорить? — Хорошенькая забота, — едко выплевываешь ты. — Запирать свою совершеннолетнюю дочь в комнате, забрать у нее телефон… Сильно это мне поможет? — Ну, ты сама виновата, — тихо говорит брат. Ты поднимаешь голову и морщишься, разглядывая его. Он крайне серьезен. Кажется, он искренне в это верит. Кажется, он правда считает, что ты чем-то провинилась и заслуживаешь наказания. — Уходи, — хрипишь ты. И/Т/Б поджимает губы и вздыхает, но молча выходит. Странно даже. Ты ожидала, что он скажет что-то еще. После этого короткого разговора на душе становится еще хуже. Ты чувствуешь, как по щекам текут слезы, переворачиваешься, утыкаешься лицом в подушку и издаешь вопль, надеясь, что его никто не услышит. В тот момент ты чувствуешь, что больше никто и никогда тебе не поможет. Даже Юля.

***

Было бы глупо отрицать, что Юле страшно. Когда трубку схватил отец Т/И, она почувствовала на секунду, что ей удастся договориться с ним, объяснить, что так нельзя, дать понять, что эта любовь настоящая, совсем не надуманная, что они с Т/И счастливы. Но эта глупая надежда обрушилась, когда мужчина начал кричать, а затем просто сбросил трубку, даже не дослушав. Конечно, Пчелкина пыталась дозвониться до Т/И. Ей просто нужно было удостовериться, что все хорошо и что девушка в порядке, но трубку никто так и не взял. И от этого стало так страшно, что в какой-то момент Юле показалось, что сорваться с места и поехать в родной город Т/Ф — не такая уж плохая идея, но на носу было слишком много встреч, поэтому пришлось остаться в Питере. Пчелкина обещает себе, что обязательно заберёт Т/И к себе, чего бы ей это ни стоило. И тогда они будут вместе, и никто не сможет им помешать. Съёмки новых видео приходится отложить, потому что все валится из рук, ничего не выходит, и Пчелкина чувствует жуткое отчаяние, потому что даже проверить не может, все ли с Т/И хорошо. И узнает она, только когда на ее телефон поступает звонок. С номера Т/И. Дрожащими руками Юля снимает трубку, чувствуя, как внутри натягивается какая-то невидимая пружина. Страшнее всего, что звонить может кто-то из ее родных. Так вообще-то и происходит. Только все оказывается куда страшнее, чем Пчелкина подумать могла. Она прижимает телефон к уху и вздрагивает, когда на том конце провода раздаются громкие, несдержанные рыдания. А затем позвонивший быстро говорит женским надломленным голосом: — Это ты! Это все ты виновата! Пока она тебя не встретила, у неё все было хорошо! Это из-за тебя она… Пружина внутри лопается, и Юля чувствует, как на глаза наворачиваются слёзы. Она поджимает губы, шумно вдыхает и выдыхает, а затем тихо, почти шепотом, спрашивает сквозь зубы, чтобы подбородок перестал дрожать: — Что произошло? Где Т/И? — Т/И больше нет, — так же тихо отвечает женщина. — Ни для тебя, ни для нас — ни для кого. Просто нет. — Что случилось? — Юля переходит на сип и бросает быстрый взгляд на зеркало, виднеющееся в другой комнате. Даже издалека видно, как раскраснелось ее лицо, как блестят в тусклом свете ламп слезы, обильно льющиеся из глаз. От осознания бессилия становится жаль саму себя и Т/И — их обоих. — Она умерла! — выпаливает женщина на надрыве и снова начинает рыдать. — Из-за тебя все! Из-за тебя она на это решилась! Это ты ее убила! Говоря Т/И о том, что ей нужно рассказать родителям обо всем, Пчелкина предполагала, что ее родители могут отреагировать достаточно бурно. Но даже в самом страшном сне она представить не могла, что все обернётся так. Ей не сказали и вряд ли скажут, что случилось, напрямую, но Юля и так все отлично понимает. Не выдержав всего, что на неё навалилось, Т/И приняла самое жуткое, самое неправильное решение в своей жизни. И если ей, возможно, и стало от этого легче, то как теперь жить Пчелкиной? Как справляться с осознанием, что именно она отчасти виновата в этом? — Ты разрушила ее жизнь! — кричит женщина, мама Т/И, а Юля поджимает губы и выплевывает неожиданно злобно: — Вы сами все испортили. Она сбрасывает звонок и так и остаётся стоять посреди комнаты с выключенным телефоном в руках. В тот момент ей кажется, что ее жизнь разрушена.