MGPD Preferences

Из всех возможных способов раскрыться этот оказывается худшим. На самом деле, ты предполагала, что это может случиться достаточно скоро, потому что все тайное рано или поздно становится явным, но ты и в страшном сне не могла представить, что Алтан застанет тебя, курящую сигарету у него в оранжерее. Едва только заметив его, ты уже понимаешь, что тебя ждёт жестокая расправа, потому что тебя, Алтан, конечно, любит, но цветы ему дороги ничуть не меньше. И ты серьезно облажалась, решив спрятаться от него с сигаретой именно здесь. — Ты что делаешь? — восклицает он, в два огромных шага преодолевая расстояние до тебя, выхватывая сигарету и неуклюже пытаясь потушить ее. Кажется, он умудряется обжечься, ахает и раздраженно смотрит на тебя. — Сколько раз мне говорить, чтобы ты… На его лице вдруг появляется понимание. Он шокировано смотрит на тебя сверху вниз, а затем присаживается перед тобой на корточки, чтобы оказаться примерно на одном уровне с тобой. — Погоди, ты куришь? — Упс? — неловко разводишь руки в стороны ты. — Упс? — переспрашивает Алтан, нахмурившись. — Ты серьезно? И давно ты покуриваешь у меня в оранжерее? — В оранжерее в первый раз, честно, — искренне говоришь ты. — Просто очень нужно было, и я… не нашла места лучше. Прости, пожалуйста. Угораздило же тебя попасться именно в один из тех коротких разов, когда ты укрылась именно в здесь. Конечно, ты делала это и раньше, когда Алтан надолго уходил из дома или когда точно не планировал посетить оранжерею в ближайшее время, но происходило это так редко, что вероятность того, что Дагбаев увидит тебя именно здесь, была ничтожно мала. Ты до сих пор не до конца понимаешь, почему вообще пряталась. В конце концов, ты уже взрослый человек, можешь отвечать за свои действия, и Алтан наверняка прекрасно бы это понял. Но вдруг в тебе взыграли детские установки про то, что никто не любит курящих девушек. Поэтому сигареты прятались, а бычки выбрасывались вне дома. Сложнее всего было избавиться от запаха: одежду приходилось стирать слишком часто, Дагбаев даже искренне удивлялся твоей чистоплотности, а домработница уже начала косо смотреть. А под рукой у тебя всегда была жвачка, чтобы освежить дыхание. Черт, как же глупо. — Почему я ни разу не видел, как ты курила? — задает вопрос Алтан, и ты напрягаешься. Как можно рассказать ему о настоящей причине? — Я просто… делаю это редко. Ложь. С тех пор, как теракт в Питере лишил тебя действительно многого, ты никак не можешь избавиться от этой привычки. Иногда тебя по-прежнему мучают фантомные боли, и тогда сигарета — лучше любого анальгетика. А еще лучше любого антидепрессанта и успокоительного, особенно когда тебе снова снятся кошмары, о которых Алтану пока повезло не знать. — Ты что, боишься меня? — вдруг растерянно спрашивает Дагбаев и забирает пачку сигарет с твоих коленей. Ты отводишь взгляд. — Т/И, у меня большая часть прислуги курит, моя сестра курит, мой дед курит, даже я иногда могу себе это позволить. Чего ты стеснялась? — Никто не любит девушек-пепельниц, — тихо говоришь ты. Алтан издает какой-то странный звук и касается твоей руки. Ты переводишь взгляд на него и смотришь ему в глаза, в которых отражается непонятная эмоция, похожая на искреннее сожаление. — Кто тебе это сказал? Ты молчишь, концентрируясь на собственном сердцебиении. Кажется, сердце готово по-настоящему выскочить из груди, ты не думала, что этот момент будет таким волнительным. Тебе страшно, что Алтан сейчас подтвердит твои страхи, поднимется и уйдет, а вечером скажет тебе собирать вещи и уходить. — Т/И, я ведь не твой отец, я не могу на тебя влиять. Просто не имею права. И мне очень печально осознавать, что нам настолько не удалось установить доверительные взаимоотношения, что тебе приходится скрывать такую мелочь. Возможно, это моя вина. Он говорит спокойно, но его щеки краснеют, а рука чуть сжимает твою ладонь. Ты переплетаешь ваши пальцы, ловишь на себе его взгляд и быстро говоришь: — В этом нет твоей вины, Алтан! Я просто так привыкла, и для меня оказалось слишком сложно отступиться от обычного поведения в таких ситуациях, — ты мягко улыбаешься, а Алтан смотрит на тебя теперь почему-то виновато. Ты его эмоций не понимаешь. Это ведь ты скрывалась, это ты по-настоящему обманывала его, это ты внесла глупые тайны в ваши отношения. Это из-за тебя, будь Дагбаев менее терпеливым, все могло рухнуть. Но почему-то именно Алтан сейчас выглядит, как побитый щенок. — Алтан, мне жаль, что я скрывала от тебя это. Я обещаю, что никаких тайн между нами больше не будет. В разумных пределах, конечно, — усмехаешься ты. Это не помогает. Дагбаев начинает постепенно уходить в себя, и ты с ужасом понимаешь, что не можешь его удержать. Если сейчас он совсем погрузится в вину, то вытащить его потом будет почти невозможно. — Алтан, я, кажется, твои фиалки случайно придавила, — говоришь ты самым виноватым голосом, и Алтан вздрагивает, испуганно оглядываясь по сторонам. А потом вспоминает, что в оранжерее нет фиалок и качает головой. — Не пугай так, — тихо говорит он, а на лице его появляется слабая улыбка. — Мир, — ты протягиваешь ему руку с вытянутым мизинцем. Он замирает, скептично глядя на тебя, а затем цепляется за тебя своим мизинцем и вздыхает теперь уже с искренней улыбкой. — Обещаю больше не скрывать свои маленькие особенности. — Хорошо, — кивает Алтан, а затем заходит тебе за спину и берется за ручки коляски. И лишь только когда вы выходите из оранжереи, он ласково касается твоих волос, наклоняется к твоему уху и тихо, но строго говорит: — Не вздумай больше курить у меня в оранжерее. Иначе приставлю к тебе Вадима, и он будет везде следовать за тобой и забирать у тебя сигареты. — Батюшка, да вы садист! — смеешься ты, но согласно киваешь. По крайней мере, теперь в игре в прятки нет необходимости.