2017, Июль. Мышкин
Аленка перешагнула порог квартиры подруг в тот самый момент, когда улыбающаяся от уха до уха Маша прятала телефон в карман домашних треников. Однако привлекло ее вовсе не это, а то, как разительно изменилась квартира — из огромного для советской шестиэтажки двухэтажного помещения она сузилась до двухкомнатной квартирки с совместным санузлом и электрической печкой прямо в зале. Она как раз собиралась спросить, что за чудеса сказочной науки происходили в этих стенах, как Варя, ловко переступив через ведро с грязной мыльной водой ехидно протянула: — Я смотрю, у вас ментальная связь похлеще некоторых будет — не успел он позвонить, как вы, мамзель Рыжова, тут как тут. Кое-какие догадки мелькнули на задворках сознания, но Алена, повинуясь присущим ей любопытству и любви к спорам, уперла руки в бока и поинтересовалась: — Это с кем у меня неземная ментальная связь? Моющая окна Снежка тихо захихикала, Варя громко фыркнула, а Маша, натягивая на руки резиновые перчатки спокойно разъяснила: — Саша звонил. Зовет завтра всех нас на вечеринку на чердаке Сидорова. Ты тоже приглашена, — зачем-то добавила она и тут же изо всех сил постаралась не рассмеяться: скривленная в гримасе показного возмущения физиономия Аленки выглядела на редкость забавной. Подруги уже были готовы к тому, что Рыжова через секунду-другую разойдется не на шутку и приведет им тысячу и один аргумент почему они с Абрикосовым не пара, но шторм стих, так и не успев начаться. Алена отбросила с плеча на спину высокий рыжий хвост, уселась на тумбочку у двери и оценивающим взглядом охватила знакомо-незнакомую комнату. — Что вы сделали с квартирой? — наконец спросила она, и Маша, усердно елозившая шваброй по полу, рассказала: — Хозяйка звонила, говорит, собирается продать квартиру и завтра придет сюда с риелтором. А если она увидит, что ее крохотная двушка выросла до размеров королевской спальни, нашему магическому секретику придет большой-большой… конец, я хотела сказать конец, — поспешила заверить Маша одновременно выкрикнувших ее имя Варю и Снежку и, не обращая внимания на их единодушный неверующий вздох, обратилась к Алене: — А ты к нам просто так или по делу? — По делу, — отозвалась Алена, почесывая веснушчатый нос — с приходом весны, а после и лета, все ее лицо, шею и руки усыпали конопушки разных форм и размеров. — Знаете, я, наверное, никуда не поеду. — Началось в колхозе утро, — протянула Варя таким тоном, что сразу стало понятно — подобное заявление от Алены они слышали далеко не впервые. — Что на этот раз? — Я не вижу в этом смысла, — спокойно пожала плечами Аленка и вдруг приметила большой сундук, живо интересуясь: — Ой, а что это у вас там? — Да ерунда всякая, — махнула рукой Снежка, и Алена ожидаемо спросила: — А можно посмотреть? Запрещать ей никто не стал, ведь в старом, купленном за гроши в лавке Фомы и Еремы сундуке в самом деле лежала всякая бессмыслица, в число которой входили и Снежкины рисунки, и Машкин сломанный ноутбук, и Варина диадема, прихваченная ею вместе с остальными вещами при побеге из дворца. Примеряя одновременно и подаренную Снежке меховую мантию (этот в основном бесполезный подарок определенно принадлежал Снежной королеве), и старые очки Маши, Алена повернулась к подругам и, уперев руки в бока, весело поинтересовалась: — Ну что, я похожа на Гарри Поттера? Однако вместо ответа на заданный вопрос, Алена услышала уже набившие оскомину слова: — Аленка, но почему? Это замечательная школа при Волшебном колледже с огромным конкурсом на место. Это большой шанс для тебя, ведь только там ты сможешь выучиться на настоящую волшебницу! — А если я не хочу учиться на волшебницу? Подобного ответа не ожидал никто. Да и можно ли было даже предположить, что Алена Рыжова, всю сознательную жизнь мечтавшая о мире магии и чудес, так легко и просто сможет отказаться от этого самого мира. — Но… почему? — едва смогла выдавить из себя Снежка, и Алена, выуживая из недр сундука жемчужную диадему, так похожую на знаменитую «Русскую красавицу»¹ на мгновение увлеклась разглядыванием слепящих своей белоснежностью капелек, но после весомо заметила: — Варя же не хочет быть принцессой, почему я не могу не хотеть быть волшебницей? — Я не хочу быть принцессой, потому что за четырнадцать лет немало хлебнула из-за этого, — сказала Варя, забирая из рук подруги диадему и аккуратно опуская ее на самое дно сундука. — Я хлебнула не меньше, — напомнила Алена. — Брат погиб, родители не понятно где, сама чуть не умерла — список продолжать? Позади нее неожиданно засмеялась Маша. — Все ясно, — сказала она, понимающе кивая, — у кого-то ПМС. Варя в который раз фыркнула, наблюдая за тем, как щеки Снежки мило розовеют, а Маша продолжала как ни в чем не бывало: — Аленушка, хорошая моя, давайте этот невероятно сложный период в вашей жизни закончится и тогда вы окончательно озвучите нам свое решение. — Ой, да ну вас, — буркнула Алена, притопнув ногой. — Я вам о серьезном, а вы только смеяться можете! Подруги дальше спорить не стали. Во многом потому, что знали, что каждый новый аргумент Алены будет звучать все пафоснее и одновременно глупее. Подобные заявление об отказе от обучения звучали далеко не впервые со времен, когда Василиса Васильевна предложила Алене поступить в Волшебную школу при колледже. Аленка этой новости сначала очень обрадовалась, а после, как и любой человек на ее месте засомневалась: а так ли нужно ей все это? Маша ее не винила, напротив, всецело понимала, да и была уверена, что окажись на месте Алены вела бы себя точно также. Это же не просто школу сменить, где из нового — только лица и расписание, это кардинальная смена жизни. Новые учебные предметы, о которых прежде ты знал только из подростковых фэнтези, необычные существа, сидящие с тобой за одной партой, другие нравы и морали и — самое страшное — ради того, чтобы окунуться во все это великолепие, приходилось покинуть родной дом и семью. Понятное дело, как бы подросток не кичился собственной важностью и взрослостью, он оставался ребенком, а ребенку всегда трудно улетать из родного гнезда. — А какие у вас планы на лето? — спросила Алена, внезапно для всех перескакивая на новую тему. Девушки переглянулись. Забавно, но до сих пор на тему грядущих планов они не разговаривали. — Как только я приеду домой, мы всей семьей поедем на море, — поделилась Снежка. — А ты, Маш? — Мой самый главный план на лето: наконец-то выспаться. А то с уроками Кота в шесть-семь утра о здоровом сне думаешь, как о чем-то несбыточном! — Это точно, — закивала любившая поспать Алена и перевела взгляд на третью подругу. — Варь, что ты скажешь? Опустившись в старое, прожженное чьей-то сигаретой кресло, Варя что-то прикинула в уме и рассказала: — Сначала в Штормград, к отцу. Там десяток церемоний, пять балов и тьма выездов в театры и консерватории. Где-то в десятых числах августа я уезжаю в Питер — к Василисе. Она обещала музеи, бутики и аквапарк, а там посмотрим. Рыжевато-коричневые брови Алены стремительно взлетели вверх: озвученная Варей программа на полтора месяца превосходила ее собственную на ближайшие лет пять. Маша, впрочем, от нее далеко не ушла и стояла, удивленно хлопая глазами. Одна лишь Снежка понимающе глядела на Варю, не видя в озвученном ею ничего удивительного. Пусть дедушка еще в середине девятнадцатого века отказался от трона, прислуги, балов и прочих радостей светской жизни, Снежка со всеми дворцовыми премудростями была знакома куда больше, чем просто поверхностно. Спасибо за это тете, которая сама детей не имела и, следовательно, видела в Снежке единственную возможную наследницу Зимнего престола, отчего и обучала ее этикету, танцам, а по достижению шестнадцати и вовсе обещала начать вывозить в свет. И учитывая, что минувшим месяцем ей как раз исполнилось шестнадцать, то велика была вероятность повстречаться с Варей на одном из балов или званых обедов. — Хороши у вас планы, — оценила Алена, наконец приходя в себя. Она вновь зарылась в сундук и вытащила на свет пожухлое от времени письмо, адресованное В. Н. М. — то самое, которое они нашли вместе с Ключом ветра, да так и забрали себе. — А у меня бабушка, представляете, огород посадила: картошка, помидоры, капуста… бр-р, походу все лето на грядках проведу! — и она состроила настолько грустную и обреченную мину, что девушки, не сдержавшись, весело и заливисто рассмеялись.***
Безвременье. Сказочный мир, Сказкоград
Первое время после прочтения извещения о произошедшем в усадьбе Дракулы, единственное, что могла делать Наталья Матвеевна — это переводить ошеломленный взгляд с текста на Визиря и обратно. Согласно принесенному документу, Граф Дракула жестоко избил Малахитова Романа Даниловича двадцати одного года отроду, однако вину не признавал и утверждал, что молодой крестьянин сам вынудил его к этому грешному поступку. Ответа самого Романа, к сожалению, в извещении предложено не было по одной простой причине: он находился без сознания в госпитале имени Ее Величества. — И какими же аргументами оправдывается граф? — спросила Наталья, наконец совладав с собственным эмоциями, и Визирь, от которого ее разделял всего-навсего один деревянный стол, мгновенно отозвался: — Его светлость уверяет, что Малахитов прятал в своем доме Красную Шапочку. — И это правда? — Волколаки уверяют, что там в самом деле присутствует запах, напоминающий Красную Шапочку, но прочих ее следов не обнаружено. Быть может, сбегая от графа, она оказалась в доме Малахитова, утолила жажду, голод и отправилась дальше. — Мимоходом, значит, — задумчиво повторила Наталья и тут же крепко сжала в тонких пальцах перьевую ручку — именно это чудо немаговской техники невестка подарила ей на день рождения за несколько лет до закрытия портала. — А какого черта тогда граф едва не отправил его на тот свет?! Она едва удержалась от того, чтобы ударить кулаком по столу, и Визирь не смог (пусть и мысленно) не восхититься ее самообладанию: за последние дни — если эти промежутки времени можно было так назвать — граф выкинул столько таких фортелей, что волосы на голове дыбом вставали! И будь Визирь на месте королевы, он бы уже давно лишил его титула и взашей выгнал из королевства, без права на амнистию. Но Наталья Матвеевна не то решила податься в страстотерпцы, не то вела свою игру, и все выходки графа пропускала между пальцев, лишь справляясь с последствиями. Сжег деревню? Пересилить погорельцев в место получше и выдать денежную компенсацию в пределах ста рублей на обустройство нового жилья. Прокутил жалование своих слуг? Возместить им из государственной казны. В порыве эмоций порвал бальное платье царицы Южного государства? Замять международный конфликт чашкой чая и отправить на пошив к венценосной коллеге лучшую модистку королевства. Граф однако за выходки свои не получал не то что предупреждений, но даже обходился без созерцания неодобрительного взгляда своей королевы. Но сейчас в лице Натальи что-то изменилось и, Визирь это подспудно чувствовал, на этот раз граф имел огромную возможность получить за все свои погрешения разом. Глубоко вздохнув, Наталья достала чистый листок бумаги и с полной сосредоточенностью на лице вывела там определенные слова — да так быстро, что единственное, что успел разглядеть Визирь, это маленькая каллиграфическая подпись в конце: «ВНМ» — и расшифровка перед ней (на сей раз чуть размашистая, с завитками и подчеркиванием): Божиею поспе́шествующею милостию, Мы, Наталья Матвеевна, Королева и Самодержец Всесказочная; Государыня Сказкоградская; Великая княгиня Тридевятовская и Тридесятовская; Наследница Беловодская и прочая, и прочая. Покончив с написанием собственного титула, она протянула Визирю руку с зажатым в ней документом и отчеканила, сверкая глазами-васильками: — Малахитова лечить за мой счет — лучшие лекарства, врачи и уход. Сестру его определить к Моргане — она как раз недавно жаловалась, что ей не хватает маленьких актеров. А графа… — она на мгновение остановилась, раздумывая, и наконец продолжила, четко шевеля губами: — Повесить. Прилюдно. Принимая из ее рук листок, на поверку оказавшийся разрешением на казнь, Визирь заметил: — Боюсь, если мы повесим Дракулу прилюдно, он потом выпьет меня, вас и сверху еще человек двадцать. Не согласиться с высокой вероятностью такого исхода было невозможно, поэтому она милостиво заменила прилюдную казнь на тихую, «меж своими». — Еще указания? — спросил Визирь, пряча разрешение в черную папку, и Наталья живо отозвалась: — Да. Как закончите, передайте графу, что я очень хочу его видеть. — Слушаюсь, ваше величество, — сказал Визирь, кланяясь, и быстрым шагом покинул кабинет, направляясь выполнять поручения. Дверь в ее кабинет открылась вновь только час спустя, и Наталья Матвеевна, даже не поднимая взгляда от прошения, услышала тяжелые шаги, возвещающие о приходе Дракулы. — Граф, — залебезила она, поднимая голову, — Как самочувствие? — Вашими молитвами, Наталья Матвеевна, — отозвался граф, разминая шею. — Знаете, на мгновение вспомнил чудесные времена царствования вашего прадеда, царствие ему небесное, очень уж он любил меня казнить. Стабильно раз в неделю по вторникам он меня то вешал, то расстреливал. — Надо же какое совпадение: сегодня как раз вторник! — восхитилась Наталья, но тут же сощурилась и, переплетя ладони, процедила: — Должно быть, самое время возобновить старую дедушкину традицию, того и гляди, наконец укрощу вас. — Чтобы меня укротить, вы слишком верны своему мужу, — иронично произнес Дракула, и Наталья, и без того готовая загореться от нахлынувшей злости, ударила кулаком по столу и подскочила на ноги: — Не смейте разговаривать со мной в таком ключе, граф! Никогда не отличавшийся излишним честолюбием Дракула, вдруг отчетливо понял, что со своей едкой ремаркой совершенно перегнул палку. Тема супружеской верности для Натальи была весьма больной: родители, не стесняясь, открыто изменяли друг другу, дед имел несколько детей на стороне, прадед и вовсе женился второй раз на фрейлине, с которой долгое время был в романтической связи. Высший свет, прекрасно зная об этом, ожидал, что в Наталье, вышедшей замуж исключительно из политических соображений за друга детства, рано или поздно гены предков взыграют и она обязательно обзаведется фаворитами. Вот только посторонних в ее постели не было — ни через год, ни через три, ни даже через десять, а муж, со временем, полюбился нежнейшей и искренней любовью, какие уж там любовники. Но высший свет, которому лишь бы посудачить, даже из этой безукоризненной супружеской жизни раздул сюжет, достойный Шекспировской драмы. Скрывает, мол, за нежными супружескими улыбками наша королева свою страстную натуру. И второй участник этой пьесы нашелся достаточно быстро — на его роль аристократия единогласно выбрала графа Дракулу, всю свою долгую вампирскую жизнь посвятившего служению Воронцовской фамилии. Неизвестно, чем бы закончилась эта щекотливая ситуация, если бы не ловко провернутая Федором Валентиновичем афера, раз и навсегда убедившая сплетников в чести жены. Правда эхо тех слухов то и дело звучало из разных сторон, изводя всех участников грязной молвы. — Прошу прощения, я позволил себе лишнее, — сказал он, и Наталья, взяв себя в руки, сложила ладони на животе и, ядовито улыбаясь, произнесла: — Повешение, смотрю, на вас никак не повлияло. Ну ничего, в следующий раз повелю вас расстрелять. — Главное не сожгите. — А это, граф, зависит от вашего поведения. Он позволил губам расплыться в ироничной улыбке, на что Наталья Матвеевна тут же возмутилась: — Не вижу ничего смешного, граф. Вы избили невинного человека едва ли не дó смерти. А если бы Визирь с волколаками пришел на пару минут позже? Вы бы добили его? Выпили? — Он укрывал Шапочку, — единственное, что ответил Дракула, сузив глаза неестественного красного цвета. — Я чувствовал ее запах у него в доме. — Его сестре шесть лет, — озвучила Наталья, и Дракула нахмурился — ему эта информация была абсолютно безразлична: — Их родители пропали, прочих родственников нет, а вы, мало того, что избили Романа на глазах маленькой девочки, что пагубно может повлиять на ее психику, так еще и едва не оставили ее сиротой! Кто бы о ней позаботился в случае смерти брата? Вы? — Решили надавить на жалость? — поинтересовался Дракула, приподнимая кустистые брови, и Наталья покачала головой: — Хотела призвать к совести. Но, очевидно, ее у вас отродясь не было. Она вздохнула — коротко, совсем по-женски, и ненадолго взглянула в окно. Одно из главных преимуществ ее кабинета было то, что окна выходили в заросший глицинией сад и благодаря мягкому и всегда теплому климату Сказкограда (а еще, несомненно, при помощи чар Земли), глициния радовала своим цветением круглый год, и Наталья не могла этому не радоваться — если бы здесь, как и в большинстве стран Сказочного мира, была смена сезонов года, она бы с ума сошла, созерцая голые ветви любимого растения и припорошенную снегом летнюю беседку. Именно в этом саду она впервые поцеловалась с Федором, гуляла с маленьким сыном, играла с внуком и была обрадована вестью о грядущем рождении внучки… Она едва не расплакалась, припомнив самые светлые моменты жизни, которые после всех событий отдавали нестерпимой болью и горечью, и вновь возвратила взор на графа. — Что насчет моего поручения? — спросила она, искренне надеясь, что граф не распознает плаксивые нотки в ее голосе. Но Дракула, даже если и догадался, задевать за живое не стал, и ответил: — Он уехал на воды — подправить здоровье, но обещался вернуться к балу. — Что ж он задумал, интриган хвостатый? — пробормотала Наталья, но Дракула, обладавший острым слухом, произнес: — Вам незачем бояться переворота — вас очень любит народ. А вот утерянный ключ — действительно, проблема. — Как только Малахитов придет в себе, я обязательно допрошу лично, а до тех пор молитесь на волколаков. — А что насчет его сестры? — поинтересовался граф, и Наталья уперла в него неодобрительный взгляд и недовольно сказала: — Оставьте девочку в покое, она и так натерпелась из-за вас. А теперь идите. Дракула, невероятно послушно для своей породы, едва коснулся ее запястья губами и вышел, оставив Наталью в кабинете, наедине с ее грустными и щемящими сердце воспоминаниями.