Credo

      Отношения с грозами у Кэйи сложные. Раньше в этот порочный круг входили и проливные дожди, но с Крио Глазом бога всё стало проще. Дождь из врага превратился в союзника. Замораживать противников, превращать их в глыбы льда, а потом слушать, как изящно сплетаются хруст льда и хруст костей – наслаждение, сравнимое с хорошим вином. Неправильное, порочное, греховное. Сказано ведь: «Не убий». Но и вином наслаждаться в какой-то мере тоже греховно, ведь слишком много вина превращают наслаждение в убивающий яд. А ближе себя у человека никого не будет. Отчего тогда убивать ближнего своего – грех, а убивать себя – нет, только не в городе вина и песен?        Если проливной дождь худо-бедно Кэйю устраивал – какое дело ему до дождя в сухой таверне? – то сверкнувшая в окне молния… он ощутимо вздрогнул, чуть не расплескал «Полуденную смерть» из фужера в руке. За одно это впору ненавидеть грозы. Умом Кэйа, как и всякий взрослый человек, понимал, что ничего страшного не случится. В городе есть громоотводы, в городе шпили мельниц и собора отведут все молнии. Но одно дело – рассудок, холодный, что его Глаз бога. А совсем другое – звериное нутро человека, вмороженное в лёд, но иногда под ним бьющееся и ворочающее.        Отставить праздные мысли. Кэйа поставил стакан на стол, посмотрел на часы в кармане. Если он всё правильно понял, то что-то интересное начнётся через полчаса. Вновь сверкнула молния, громыхнуло. Кэйю едва не подбросило – застарелая касатка детских страхов ударилась об лёд рассудка. Но все вокруг расслаблены донельзя. Посетители играли в кости, болтали. Галдели, как птичья стая, никогда не знавшая когтей коршуна. Кэйа заставил себя расслабиться, нацепил на лицо извечную улыбку, пусть не перед кем сейчас играть. Захотелось напиться, но сегодня нельзя. Кэйа пришёл в «Долю ангелов» не просто так.        В «Доле ангелов» сегодня за бармена один джентльмен, что очень любит менять красное вино Кэйи на красный же виноградный сок. Пора белое заказывать. В детстве сок из белого винограда Дилюку никогда не нравился, и вряд ли он его держит столько же, сколько красного.        Почему он вообще помнит, какой сок нравится человеку, который был готов его убить?        В «Доле ангелов» сегодня до отвратительного хорошо. Отвратительно расслабленно текут разговоры, Кэйю в дальнем углу не трогают, а если и трогают – то салютуют ему, как старому другу, и не лезут с пустой болтовнёй. Не то чтобы Кэйа не любил поболтать, но сегодня настроения не было. Даже этот человек, который был готов его убить, сегодня до одури хорош. Дилюку идёт быть… расслабленным. Из-за погоды никто не рвался в таверну, вечно гневящий его ротмистр сидел в дальнем углу и молчал. Поэтому хозяин таверны перебирал бутылки и принимал заказы с таким умиротворённым лицом, что вековой лёд на сердце Кэйи трещал. То билась не касатка детских страхов, а какой-то голубой кит – безобидный, но огромный настолько, что даже до дна промёрзшему морю не удержать. Именно в такие расслабленные дни Кэйю тянет совершать глупости. Может, он бы и совершил одну.        Но как хорошо, что для расслабления у Кэйи есть только час при лучшем исходе. Некоторым людям такая собачья погода подходит, как никогда.        Очередной посетитель зашёл в таверну с громким чихом. Кэйа повернул голову. Насупившийся, словно промокший котёнок, Венти тёр нос. Дождливые дни – катастрофа для пола таверны, и стекающая ручьями с плащика барда вода – лишнее тому доказательство. Кэйа невольно усмехнулся, смотря, как Дилюк устало вздыхает и щиплет себя за переносицу. Уже думает, поди, во сколько обойдётся уборка или замена отсыревших досок. Каким же он стал скучным.        – Ну и погода! – звонко рассмеялся Венти. – И куда только хранители ветров смотрят? Ух, давно таких бурь не было!.. Мастер Дилюк, можно мне чего-нибудь согреться?        – Твоя задолженность уже не вмещается в строку. Даже у твоего везения есть предел.       Ах, этот старый и совсем не добрый тон… Почему Крио Глазом бога причащён Кэйа, а звучит треском льда с вершин Драконьего хребта Дилюк? Какие же боги шутники иногда. По крайней мере, глупый и наивный голубой кит перестал ломать лёд, разделяющий тёплое дно и убийственную стужу. По крайней мере, теперь Кэйе есть чем себя занять на ближайший час.       – Запиши на мой счёт, – насмешливо сказал Кэйа, подмигнув Дилюку из своего закутка – подмигивать с одним глазом непросто, но порой у него выходило. – И, будь добр, поставь нашему милому барду что-нибудь. В такую собачью погоду все заслуживают немного тепла!       Дилюк ответил Кэйе убийственным взглядом, в котором только слепец не разглядит: «Кроме тебя». Что же. Вот и поговорили. Будь у мондштатских мертвецов более материальная форма, чем ветер, бедный мастер Крепус давно бы себе лицо ладонью в кровь разбил.       Венти с до смешного довольной улыбкой и стаканом чего-то крепкого плюхнулся напротив Кэйи на стол. Промок он ужасно. Ротмистр почувствовал себя самым везучим человеком в Мондшадте, ведь он нырнул в таверну буквально за пару минут до того, как небо разверзлось и сбросило на город стену дождя и ревущие громы. И либо дождь прекратится в ближайший час, либо пару дней придётся провести без накидки. Сушится она долго.        – Сегодня ветры разгулялись, – с усмешкой сказал Кэйа, глядя на то, как Венти отжимает свой берет от воды и с грустью вынимает испорченную сесилию. – Не будь я собой, уже бы молился Барбатосу, чтобы он отвёл от нас тучу!        – Да в такую погоду и самому Барбатосу только и остаётся, что молиться… – Венти заправил безнадёжно вымокшие бирюзовые косички за берет и пригубил напиток. – Спасибо, кстати! Я вообще думал просто погреться, а тут...       – Не за что, – хмыкнул Кэйа.       Этот щуплый бард подросткового возраста осушил коктейль, на вид в котором градусов двадцать, если вдруг Дилюк не стал выдумывать что-то сверху меню, залпом. С подобного вздрагивал даже Кэйа. А Венти даже бровью не повёл.       – До сих пор поражаюсь, что самый законопослушный гражданин… – если не учитывать неизбежный ущерб от огненных способностей Дилюка во время его ночных вылазок. – Мондштадта согласился продавать тебе алкоголь. Ты не выглядишь как кто-то, кому можно пить…       – У меня были очень весомые аргументы, – Венти хитро прищурил глаза.       Кэйа знал этот взгляд, сам часто таким разбрасывался. Если они с Венти понимают друг друга, то значит он: «Я не хочу открывать суть дела, но пошутить на его тему очень даже хочу». Ну что же, Кэйа только рад таким шуткам.       – Настолько весомые, что даже на этого чёрствого вредину подействовали? – ротмистр мягко рассмеялся, пригубил «Полуденную смерть». – Воистину у тебя красноречие самого Барбатоса, бард!       – Ага, – беззаботно отозвался Венти. – А ещё лира Барбатоса, косы Барбатоса и терпение Барбатоса! У мастера Дилюка доброе сердце, но оно в лабиринте из шипов, и пробиться к нему – всё равно что на утлой лодчонке плыть в Инадзуму.       Дилюк за стойкой фыркнул, и тон его – услада для ушей Кэйи. Ну надо же. Он пытался скрыть смех. С тех пор, как младший – и единственный теперь – Рагнвиндр вернулся в Мондштадт, Кэйа ни разу не слышал его смех.       Голубой кит опять ударился об лёд. Интересно, его хоть что-то заставит успокоиться? Или он как касатка животных страхов – вечный, неизменный и такая же необходимая часть человечности, без которой ты либо машина бездушная, либо зверь неразумный?       Дверь вновь скрипнула, и в таверну вошёл совершенно непримечательный мужчина средних лет, разве что на рукаве у него жёлтая заплата. Он заказал две порции разбавленного вина из одуванчиков, и Кэйю едва не передёрнуло от такого святотатства. Но это по-своему разумно – на хмельную голову много не поделишь. Посетитель дождался заказ и сел к другому совершенно непримечательному мужчине, выглядящего младше лет на пять. Сели они в самый пьяный и оживлённый угол, чтобы их не услышали. Какие умные мальчики. Кэйа подавил хищную улыбку. Пусть прячутся, глушат разговоры, уходят от чужих взглядов. Как будто это спасёт…       – Даже интересно, с чем ты сравнишь моё сердце. Если оно у меня есть, конечно! – как ни в чём не бывало отозвался Кэйа. Теперь у него есть минут сорок. Надо же тем двум совершенно непримечательным господам совершенно непримечательно посидеть в таверне.       – М, дай подумать… – Венти задумчиво приложил палец к губам. – Ну я даже не знаю. Спрятанный подо льдом цветок из далёких земель, с которым даже самый жаркий огонь не справляется.       Кэйа позволил себе короткий смешок, но сердце против воли что-то кольнуло. То ли бард так специально подбирал слова, то ли у него настолько на лице написаны все терзания. Сам Кэйа привык думать, что его сердце и разум – кладбища в лёд вмёрзших китов, и пусть так оно и остаётся. Размораживать их нет ни сил, ни даже желания.       – Если люди что-то прячут – то по хорошим причинам. Всегда удивляло это… всепоглощающее стремление к честности! – Кэйа чуть повысил голос – не настолько, чтобы привлечь к себе внимание, но чтобы один правдоруб за барной стойкой точно услышал. – В конце концов, разве свобода не означает и свободу хранить свои секреты?       Венти рассмеялся, но было в этом смехе что-то не-бардовское. Кэйа насторожился. Так, скорее, смеялся мастер Крепус, когда его сыновья указывали ему на что-то, что важные и умные взрослые при всей своей взрослости умудрились забыть. Но ставить в один ряд Венти и отца – настолько странно, что ротмистр даже оставил «Полуденную смерть». Что же. Видимо, после бессонных ночей он, как не прискорбно, и впрямь быстро хмелеет.       – Да, это тоже свобода… ну, до тех пор, пока эти секреты не несут никому вреда! Всё-таки молчать про кошмар и про то, где вы делите товар для чёрного рынка – немного разные вещи…       Кэйа бросил взгляд на мужчин с разбавленным вином. Те даже не вскинулись, так что болтовню Венти не услышали. Хвала Барбатосу. Спугнёшь – и ищи-свищи этих молодцов по всему Мондштадту, от Светлой Короны до Утёса Звездолова! Не то чтобы Кэйа против длительных командировок. Но сейчас время неподходящее. Джинн опять готова свалиться в обморок от усталости, и, пока Барбара в очередной раз попытается вправить ей мозги и в очередной раз не сможет, кто-то должен разобраться с текучкой. В такие моменты Кэйа поминал недобрым словом Варку. Из всех десяти капитанов в Мондштадте оставили только его, как самого молодого и – вот же противное слово – «желторотого». С одной стороны, ротмистр радовался, что его оставили в тёплом и сухом городе. Но с другой… но с другой стороны, когда на улицах стала маячить до боли знакомая огненно-красная макушка, Кэйа едва не сорвался за остальными. Пешком.       Потому что лучше сдохнуть неведомо где неведомо как, чем выносить этот, блядь, взгляд.       – Свобода одного заканчивается там, где начинается свобода другого, – продолжил Венти, заметив, что Кэйа задумался о чём-то своём. – Правда, найти эти пересечения и определить, чья свобода или, скорее, благополучие важнее – целая морока, но… Жизнь без свободы – ничто, так что можно и потерпеть!       – Даже не спорю, – кивнул Кэйа, а на душе вдруг стало гадко. Потому что подлинной модштадтской свободы он и не знал никогда. Она есть, конечно. Может быть, даже для всех. Кроме одной конкретной половинчатой химеры, ноги у которой застряли в земле, а голова в небе Селестии.       Шестипалый Хосе мучал лиру. Венти, судя по его лицу, пересматривал своё отношение к свободе – барды свободны дурно играть, но с какого-то момента дурную игру следует считать грехом перед Барбатосом. Вечер опять вошёл в донельзя расслабленную колею. Даже погода смилостивилась. Сверкать перестало. Судя по окнам, дождь всё ещё стеной, но молний нет – и на том спасибо. В конце концов, эти голубчики вымокнут насквозь, пока дойдут до схрона. В конце концов, как не греховно, а Кэйе нравится слушать, как изящно сплетаются хруст льда и хруст костей.       Наконец-то. Мужчины допили своё разбавленное – за это одно Кэйа готов их убить – вино и вышли из таверны. Кэйа посмотрел на часы и дал себе десять минут. Эти голубчики умные, они хвост затылком почуют. Вспорхнут – и даже боги не знают, сколько ещё Кэйе придётся их искать. Вряд ли они успеют вывезти со схрона всё. Но зачем накрывать один только товар, если можно избавиться от продавцов и спутать карты остальной банде?       Они с Венти говорили ещё о чём-то – Кэйа не запоминал. Отмеренные десять минут вышли. Ротмистр отставил пустой бокал «Полуденной смерти» и поднялся на пробу. Что же, его не вело, мысли не путались. Можно работать. Обидно, если добыча сорвётся из-за его пьянства. И обидно даже не из-за самой добычи, а из-за того, сколько шпилек вставит Дилюк. Он только прикидывается обходительным джентльменом, ой как хорошо прикидывается… из них двоих остряком всегда слыл Кэйа, но упаси Барбатос давать Дилюку повод.       – Мне на сегодня хватит, пожалуй. Дела не ждут.       – Быстро вы сегодня, капитан, – Венти отсалютовал ему пустым бокалом и тоже поднялся. – Ну и я тоже пойду. Без хорошей компании и выпивки в таверне сидеть – сомнительное развлечение…       Кэйе оставалось только закатить глаза. Этот бард вполне мог увязаться за ним, чего ротмистр хотел в последнюю очередь. Он работает грязно. Варка часто шутил, что после Кэйи хоть потоп. Может, поэтому не взял его в и без того сомнительную экспедицию. Зачем ему ещё одна головная боль в виде капитана, который своих подчинённых не бережёт? Нет, Венти там делать нечего. Кэйа подозревал, что бард не робкого десятка, да и за здорово живёшь Глазом бога не причащают, но… нет уж, он не станет брать на себя ответственность за жизнь этого мальчишки. Пусть он и вёл себя не как мальчишка. Нет. Джинн его не простит. Сам Кэйа себя – тоже, но не мог понять, почему он волнуется об очередном собутыльнике. Может, Венти прав, и есть под вмороженными в лёд китами, касатками и галеонами что-то ещё.       В каждом ведь человеке есть что-то святое, верно?       Кэйа сел перед баром, специально правой стороной к Дилюку, чтобы его убийственный взгляд не так жёг. Иногда ротмистру казалось, что хозяин таверны действительно может убивать взглядом. Как хорошо, что это очередное наваждение. Не то чтобы Кэйа надеялся на долгую и счастливую жизнь. Но сдохнуть прямо в таверне будет попросту обидно. Ротмистр достал кошель, подумал пару секунд и положил его на стойку весь.       – Ты не настолько пьян, чтобы разучиться считать, – холодно бросил Дилюк.       – Сдачу запиши на счёт нашего милого барда, – Кэйа чуть тряхнул головой, чтобы чёлка перекрыла обзор сильнее. Всё-таки и у монокулярного зрения есть плюсы – можно не замечать то, что замечать не хочется.       Судя по затянувшемуся молчанию, ему удалось удивить Дилюка. Ну конечно, не каждый день тварь из преисподней совершает что-то человеколюбивое и думает о ком-то, кроме себя!       – …ты уверен? – спросил Дилюк севшим голосом, и Кэйа невольно посмотрел на него.       В алых глазах не было презрения, недоверия, отвращения, как сначала показалось. В них было что-то полузабытое, такое, к чему Кэйа привык лет восемь назад, но за последние четыре года забыл, что так бывает. Это выбило его из колеи, ударило под дых. Да лучше бы ненавидел. Ненависть Кэйю не трогала. Она ему привычна, пристала, как вторая кожа – и не отдерёшь. А вот так…       Ещё не поздно сбежать вслед за Варкой, верно?       – Тут твоя месячная зарплата, – пояснил Дилюк, видимо, по-своему истолковав ступор Кэйи. – Ты точно уверен?       Как давно Кэйа не слышал переживающего Дилюка? Он вообще умеет за кого-то переживать? Поразительно. Мир полон открытий.       – Тебе не нравится моя зарплата? – притворно удивился Кэйа. – Да, это не активы Рагнвиндров, но вполне себе неплохо, мне на жизнь хватает…       – Ты на что жить будешь, умник? – с тяжёлым вздохом спросил Дилюк.       – Думаешь, я настолько глуп, чтобы не запасать мору?       – Ты? Запасать? – Кэйа мог похлопать себе – он смог удивить нового Дилюка Рагнвиндра.       – Люди меняются, братец, – издевательски-ласковым тоном сказал Кэйа. – Да и вообще, как говорят старые кавалеристы, деньги – это сор в ногах настоящих мужчин!       Дилюк посмотрел на него так сочувственно, что Кэйе стало почти что совестно. Конечно, никаких запасов дальше недельного проживания у ротмистра нет. Он довольно легко расстаётся с деньгами, особенно учитывая, что проблем с проживанием, недвижимостью и прочим подобным у него нет – капитанам в казармах выделялись очень даже сносные личные комнаты, и съезжать Кэйа не собирается.       Да и что ему деньги, если в такую собачью погоду можно добыть всё, что угодно? Когда Дилюк был милым юнцом, читающим после отбоя романы про рыцарей и древних героев, он иногда говорил, что за шумом дождя можно скрыть звук преступления. Тогда Кэйа подтрунивал над ним, но сейчас сам порой так делал. Ротмистр не собирался совершать настоящих преступлений – это просто неуважение и к Мондштадту, и к себе. Но вот про должностные никто не говорил.       В конце концов, Кэйа делает для города больше, чем отлынивающие караульные. А комендант казарм до сих пор вычитает любой чих из зарплаты ротмистра. Можно и обнаглеть немного, если со свободой и благополучием Ордена это вразрез не идёт.       – Ладно. Хорошо. Поступай, как знаешь! – стороннему слушателю голос Дилюка казался ровным и спокойным, но Кэйа знал, как он взвинчен.       – Премного благодарен, – Кэйа обезоруживающе улыбнулся. – Выпей за моё здоровье, Венти!       Кэйа вышел из таверны. Похоже, сегодня Барбатос улыбнулся и ему. Проливной дождь превратился в обычный, что не промочит мех насквозь, если идти побыстрее. Небо немного посветлело. Где-то в вышине, за влажным маревом дождя, виднелись смутные силуэты шпилей собора и огромной статуи бога, что каменными крыльями осеняла свой город. Иногда и от блудного владыки ветров дожидались благословений. Идти под грозой совсем не хотелось.       Пройти три дома, завернуть за угол. На окраинах города дома наползали на крепостные валы, жались к ним стенами. Крыши будто насуплены, улочки узкие и тёмные. На вкус Кэйи откровенно плохих районов в Мондштадте нет – то ли так Архонт влиял, то ли сами горожане не запускали. Но близ стен ему нравилось меньше всего. На балконе одного из домов повязан жёлтый флажок – в цвет заплаты на рукаве у того мужчины. На лицо Кэйи наползла ухмылка.       Если Дилюк правда думает, что шум дождя способен скрыть преступление, ему стоит проверить уши у лекаря.       Кэйа толкнул входную дверь дома, поднялся на третий этаж. Старые доски скрипели. Изнутри квартир не доносилось ни звука, ни шороха. Пустые дома – редкость в Мондштадте, гнездовье крыс в обличье людей, тот смрад и та грязь, которую ротмистр почитал одним из своих врагов. Нужно подать прошение Джинн, чтобы она направила сюда караул, разыскать хозяев, если нет – конфисковать в пользу города и выставить на торги, чтобы тут была жизнь. Единственная квартира, в которой кто-то был – на третьем этаже, к перилам балкона которой подвязана жёлтая канареечная тряпица. Кэйа ясно слышал скрип досок и шаги четверых, если он не ошибся, людей. Есть вероятность, что эти ребята попытаются утечь через балкон. Придётся действовать быстро.       В конце концов, двое из них должны были промокнуть насквозь.       Дверь они заперли. В таких схронах обычно делалась куча замков, три запора и цепочка сверху – чтобы уж точно никто не вскрыл и любой медвежатник ушёл с пустыми руками. Воры защищались от таких же воров, но Глаза бога… о, Глаза бога им неподвластны. Кэйа нашёл зазор между косяком и дверью, где должны прятаться механизмы, и направил туда энергию Крио. Холод бесшумен, неосязаем до поры до времени, и в этом – его смертоносность. Ждать пришлось долго. Даже сила божьего дара не безгранична. В квартире никто не шевельнулся. Кэйа слышал, как сверяли книги, приход с уходом, карты с руинами. Кто-то вспомнил про него даже.       «Сраный Олберич», сказанное с придыханием и почти священным страхом – музыка для ушей Кэйи.       Дверь поддалась. Кэйа рванул ручку. Промёрзший насквозь металл бился, как стекло, а сам ротмистр ощутимо пошатнулся. Проще было бы залезть через балкон, наверное. Или нет. В прошлом схроне на нём стояли медвежьи капканы, и если бы тогда взбешённый охранник не рванулся вперёд и не угодил в него раньше Кэйи – пришлось бы выдумывать историю про унаследованный от деда-пирата ножной протез. Он что, четверых низкопробных Похитителей сокровищ не одолеет? Может, Лиза права и они с Джинн оба убиваются. Только одна на работе, а второму ебанутые планы покоя не дают.       Это должно быть просто. Послать вперёд себя ледяную волну, двоих обратить в ледяные статуи. Ещё с двумя – драться на мечах, балансируя в танце и тратя время даже не на противников, а на то, чтобы не споткнуться о свёртки и ящики с товаром. Похитители на сей раз попались злющие. Дерутся – что дикие псы бросаются, но о технике совсем не думают. И Кэйа играюче толкнул одного в сторону балкона – о, всё-таки и здесь капкан, хорошо, что не полез! Второму досталось мечом под лёгкие. Что ж, эти больше не побегают…       Голова затрещала, в ушах зазвенело, из здорового глаза будто звёзды посыпались – спасибо, что зрачок не выбили. Просчёт. Всё-таки не хватило влаги в одежде, чтобы вморозить их надолго. Кэйа рухнул между коробок, замер на время. Сразу его не убьют. Судя по ошарашенным лицам Похитителей – «сраного Олберича» они увидеть не ожидали. Или на фоне криков их товарища в капкане мыслить связно не получалось. Обычно разбойники воспринимали подобный ужас проще, чем Кэйа – всё-таки они в нём живут. Но эти относительно безобидны, раз их напугал человек в капкане. Влажный воздух схрона провонял кровью так, что стало тошно.       – Нет хвоста? И это, сука, нет хвоста?! – вдруг заорал Похититель, зажимая рану на боку. – Блядь, я на мокруху не подписывался! Где мы спрячем самый приметный в городе труп?       – Да не дрейфь, – успокоил его мужчина с жёлтой заплатой. – Тут стена рядом, патруль пьяный в таверне сидит… раз и всё.       Кэйе впору смеяться от такого нахальства. Он осторожно напряг руку. Плохо, но слушалась – если повезёт, то этого хватит. Пальцы сводило от крио-энергии. Пусть только подойдёт чуть поближе – если правильно заморозить, и мясо может биться, словно стекло!       И Похититель сокровищ подходит, сжимает в руке нож грубой работы. Зря он, конечно.       – Ну что, конец тебе! – классическая ошибка. Нельзя говорить с живым противником. Если уж хочется – то поболтать лучше с трупом. – Думаешь, Барбатос сейчас с неба свалится и поможет те?..       Что-то сверху затрещало. Мгновение, второе. Грохот, треск, глухой удар. В воздух поднялось целое облако пыли. Похитители закашлялись, Кэйа помахал рукой перед лицом, чтобы развеять извёстку. В крыше дыра, черепица и балки раскололись и ввалились внутрь, и на них сидел Венти с таким видом, будто ничего удивительного не случилось. На мужика в капкане он даже не смотрел. Ну и выдержка у барда.       – Привет, господа! – Венти поднялся на ноги и поклонился, будто перед выступлением. – Извините за крышу. Старая она у вас. Совсем развалилась!       – …напомни мне стрясти с Джима двойную ставку. Два трупа прятать я точно не подписывался.       Кэйа выбросил руку вперёд. Крио не успело набрать силу, но ноги парню с жёлтой заплатой заморозило хорошо. Он вскочил на ноги, ощутимо пошатываясь – высыпаться надо было, а не откладывать отчёты на последний день – и бросился в драку. Теперь приходилось напирать ещё сильнее. Какого хера Венти тут забыл? Он что, закрыл его счёт, чтобы этот дурак увязался следом и помер здесь?!       В комнате забурлила элементальная энергия. Порывы ветра, взявшиеся непонятно откуда, рвали брезент на ящиках. Кэйа отпрыгнул в сторону, толкнул какую-то вазу под ноги Похитителям и посмотрел на Венти. Тот непонятно откуда взял лук и натягивал тетиву. К наконечнику стрелы стягивались порывы ветра и вихрились близ неё с такой силой, будто на её кончике плясал настоящий смерч.       – Ложись! – крикнул Венти.       Кэйа не стал спорить – послушно лёг и прикрыл голову руками, благо, Кли с бомбочками и не такому научат. Воздух взорвался в ушах так, будто в этой комнате бушевал ураган. Ужасный ветер трепал одежду Кэйи, его волосы, и вдруг стих, будто его и не было. Ротмистр поднял голову. От Похитителей не осталось и следа, и даже жёлтая тряпица плясала где-то в небе над Мондштадтом. Кэйа поднялся, на негнущихся ногах вышел на балкон и взглянул вниз.       А нет, следы от Похитителей остались. Четыре изломанных трупа на брусчатке, кровь из-под которых смешивалась с водой в лужах.       – …потрясающе, – выдохнул Кэйа совершенно искренне. – Это… вау! Ты не думал вступить в Ордо Фавониус? Тебе цены нет, Венти.       – Поэтому и не вступаю. Раз мне цены нет, то и платить мне нечем! – Венти хихикнул так беззаботно, словно не он только что отправил в смертельный полёт четверых здоровых мужиков. – Ну, разве что мне будут бесплатно выпивку ставить…       – К сожалению, это несбыточная мечта всех нас, – ностальгически вздохнул Кэйа. При мастере Крепусе рыцарям порой удавалось урвать коктейли за счёт заведения. А при Дилюке… иногда Кэйа слышал, как тот хотел брать с рыцарей вдвое больше, чем с обычных людей. Во избежание пьянства в рабочее время. И Кэйа был бы с ним согласен, если бы сам знал, когда рабочее время кончается.       – Вот как будут наливать – я подумаю.       Барбатос великий… этот парень только что убил четырёх здоровых мужиков и бровью не повёл. Кэйа не знал, что ему делать. Восхищаться? Подавать рапорт Джинн? Депортировать Венти как угрозу обществу и, возможно, миру? Что он вообще тут делает? Если бы он шёл рядом – Кэйа бы его заметил. Не мог же он случайно проломить именно эту крышу…       – Слушай, – иногда лучший вопрос – это вопрос в лоб. – Как ты тут оказался? Разве ты не должен напиваться на радостях или что-то такое?       Венти сел на один из ящиков и болтал ногами в воздухе. Как дитя, право слово.       – Ну я выпил бокальчик. А потом мне стало совестно, что я даже спасибо не сказал, и пошёл догонять. И тут… ну, а ты тут. Вот и всё, – Венти невинно таращился бирюзовыми глазами.       – Спасибо, конечно, за помощь, но на будущее – если капитан Ордо Фавониус куда-то идёт, то следить за ним не надо, – Кэйа ненавидел отцовский назидательный тон, но иногда приходилось им пользоваться. – У меня всё под контролем.       – Ага, – согласился Венти. – Настолько, что если бы я не рухнул с крыши – ты бы в Сидровом озере плавал, словно тело причудливой рыбы, не вынесшей тягот холодных северных вод…       Кэйа тяжело вздохнул. Товара здесь много – ящиков и свёртков штук сорок, не меньше. Как хорошо, что не ему опись делать. Ему только нужно подать рапорт Джинн, отчитаться и всё. Кэйа разрезал канат на одном из ящиков мечом, откинул брезент. Да, схрон попался что надо. Диковины из Ли Юэ и мондштадтских усыпальниц, вещи из Фонтейна, даже из Сумеру браслеты и широкие ожерелья, расходящиеся, как солнечные лучи… Кэйа выудил несколько кошелей с морой. Видимо, это поставка от совсем диких Похитителей сокровищ, которые не гнушались резать горла богатым путникам на привалах. По крайней мере, в могилу с собой мору не возьмёшь, и вряд ли она нужна хозяевам. Один кошель Кэйа сунул себе в карман, а второй бросил Венти. Тот посмотрел на ротмистра удивлённо и не очень-то обрадованно.       – Я бы мог долго распинаться о том, как я благодарен за помощь, но за «спасибо» выпить не купишь, – Кэйа заговорщицки подмигнул барду. – Тебя могут допросить, как участника событий. Так вот, можешь рассказать всё, как было, но про кошели молчи. Тут так много товара, что Ордо Фавониус точно не обеднеет, если мы с тобой возьмём что-то на память!       – …не знаю, воровать краденное – всё равно воровать, – Венти покрутил в руках кошель и задумчиво глядел на него.       – Если бы я был частным лицом, а не служащим Ордена, то я бы мог всё это себе присвоить, – Кэйа пожал плечами. – А ты – частное лицо без всяких поправок.       – Не нравится мне это всё, – Венти слишком серьёзно вздохнул.       – Мне нечем больше благодарить тебя. А мора – она всегда мора. Мора не пахнет.       Пах только кошель: старой кожей, чьим-то потом и – совсем немного – кровью и обманом. Очередным маленьким обманом, из которых построены те галеоны, что вморожены в лёд сердца Кэйи.