Fallen and forsaken/Падшие и покинутые

«Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо».© Иоганн Вольфганг Гёте «Фауст». Микелетто Корелья, сколько себя помнил, редко молился Богу. Он родился и рос в Форли со своими родителями – Изабеллой и Джузеппе Корелья. По их дому порой гуляли сквозняки, и матери постоянно приходилось затыкать дыры в стенах ненужной ветошью. Однажды мать попросила отца нанять каменщика, чтобы тот привел в порядок стены, но получила в ответ на свои просьбы тяжелый взгляд исподлобья. – Я не потрачу на каменщика ни единого сольдо*. Я сам все починю. Но стены все так же приходилось затыкать старыми тряпками, а когда Изабелла вновь попросила позвать каменщика, то потом неделю или две прикрывала волосами правую сторону лица, где красовался большой фиолетовый синяк. Микеллетто рос, но долгое время оставался слабым, болезненным и беспомощным мальчиком и не мог дать отпор отцу, колотившему и его мать, и порой и его самого. В столь тяжелые моменты жизни он молился Богу, чтобы тот защитил их с матерью от насилия его отца, но не знал, слышат ли его молитвы небеса. Очень часто Джузеппе Корелья не задумывался, за что раздавать тумаки. На него не так посмотрели – удар в челюсть, не так улыбнулись – удар под дых. Мать недостаточно быстро, по мнению отца, принесла обед и кружку пива – мужчина хватал ее и волочил за волосы по полу так сильно, что вырывал их прядями. И тут же кулаками с огрубевшей и обветренной кожей он колотил бедную женщину по голове, по груди, по ребрам и иногда бил ее ногой в живот. Синяки потом сходили неделями, а ненависть не исчезала и только укреплялась в парне. – Микеле, – ласково обращалась к нему мать, изредка украдкой давая ему булочку с медом и стакан молока, когда ей удавалось скопить немного сольдо и купить любимые лакомства сыну. Так Изабелла Корелья пыталась смягчить гнев своего сына на его отца после особенно тяжелых дней. Иногда наступали дни затишья перед бурей, и Корелья-старший казался спокойным и даже добрым, подкидывая сыну сольдо-другой на его нужды. Микелетто настороженно благодарил отца и прятал деньги, кидая их в своеобразный тайник, представлявший собой узкую щель между половиц в его комнате. Корелья-младший становился сильнее не благодаря чему-то, но вопреки. Даже став подростком, он плохо питался, потому что его отец часто пропивал в таверне все, что заработал, когда на эти деньги предполагалось купить еды. Джузеппе пропивал не только свой заработок, но и весьма скудный заработок работавшей прачкой Изабеллы, если та не успевала припрятать хоть какую-то его часть. Иногда Микелетто следил за родителем и успевал незаметно обворовать того прямо в таверне, когда заплывшие глаза последнего говорили о сильном опьянении. Трактирщик никогда не останавливал его, сочувствуя Корелья-младшему, но всегда наливал выпить Корелья-старшему столько, сколько тот попросит, до тех пор, пока отставной вояка платит ему. В такие дни мальчишка мог купить еды себе и матери и быстро все съесть, не оставив не единой крошки. Микеле пытался подрабатывать, где мог, но ему платили ничтожно мало, а таких полуголодных мальчишек, как он, в Форли хватало. Рыночные торговцы часто нанимали ребятню в качестве грузчиков, но более сильные сверстники оттесняли Микелетто от тех подработок, где платили неплохие деньги, а ему оставалось довольствоваться малым. Все изменилось, когда Микелетто Корелья познакомился с гарротой и сразу проникся глубокой, граничащей с любовью симпатией к этому оружию. Это знакомство открыло для него новые возможности и пробудило в нем жажду крови и мести, а день, когда Корелья-младший задушил гарротой пьяного, трепыхавшегося как отвратительная рыбина Корелья-старшего в темном углу таверны, которую покинул через черный ход, навсегда отпечатался в его памяти, как клеймо. В тот же день он попрощался с матерью и покинул Форли. Микелетто ступил на скользкую дорожку, но со временем научился быть неуловимой тенью, достигая поставленных целей, превратив убийство в искусство и неплохой способ заработка. С тех пор наемник всегда верил только в себя и в свою верную гарроту, как бы богохульно это ни звучало. Его хозяин Чезаре Борджиа стал единственным человеком, в которого он поверил, которому доверился целиком, как себе. Он мог врать матери, что учится на врача, он мог врать приятелям, что стал солдатом, как его отец, но он никогда не врал Чезаре. Микелетто всегда старался понимать своего хозяина. Он наблюдал со стороны болезненную привязанность Чезаре Борджиа к его сестре Лукреции Борджиа, но не осуждал сына Папы. У каждого свой путь и свой крест, пусть даже Микелетто Корелья не причислял себя к фаталистам и не загадывал, что может произойти с ним в будущем. Они давно общались даже не словами. Мыслями. Один незаметный кивок Чезаре – ответный кивок Микелетто. Он все выполнит в точности, и хозяин будет им доволен. После промашки с Джулиано делла Ровере наемник больше не позволял себе ошибаться. Чутье редко подводило Корелья, будучи таким же тонким, как любовно ложащаяся в его руку гаррота. Чутье и орлиное зрение позволило ему издалека увидеть, как Чезаре и Лукреция общаются с неизвестным ему господином, но не приблизиться к ним, оставаясь в тени на безопасном расстоянии. Что-то новое и чуждое появилось в их движениях и облике, и это настораживало. Когда же его внимание привлек сидящий на крыше папской обители мужчина, в котором он признал подмастерье кузнеца, то Микелетто даже отшатнулся назад в тот момент, когда из спины слуги показались большие красные крылья. Наемник, давно не веривший в Бога, перекрестился и начал судорожно вспоминать хоть одну молитву, но, несмотря на шок, остался наблюдать за разворачивающейся перед ним сценой на том же безопасном расстоянии, что и прежде. *** Под гипнотическим взглядом Люцифера Морнингстара, князь Владислав Дракула исповедовался так, как ни одному священнику, ни православному, ни католическому. После каждого его откровения гнев охватывал Чезаре и Лукрецию, а Люцифер поражался его наглости. Слыханное ли дело – какой-то самонадеянный вампир захотел разрушить до основания саму церковь и тем самым подставить под удар падшего архангела, чтобы гнев Отца не заставил себя долго ждать. Дьяволу захотелось наказать Владислава Дракулу за дерзость, но Дети князя опередили его. Они так разгневались на своего Создателя за то, что он отвел им роль своих марионеток, и их ярость становилась столь неудержимой, что узы Дитя и Создателя совершенно невероятным образом начали трещать по швам, и сила приказа значительно ослабела. – Мы не хотим быть твоими рабами, Дракула, и не навредим нашему отцу! Как наш Создатель, ты должен отпустить нас. Я требую этого! – зарычал Чезаре Борджиа, бросившись на князя. Тела вампиров завертелись в быстром клубке, но Лукреция и Люцифер ясно видели каждое из кажущихся хаотичными движений. Они оба наносили друг другу увечья, и их кровь обагряла брусчатку, а одежда местами висела клочьями. Видя, что ее брату нужна помощь, вампирша, помня об уязвимостях созданий ночи, прыгнула на растущее неподалеку дерево, сломала толстую ветку и резко воткнула ее в тело Создателя. Она незначительно промахнулась – ветка торчала в паре сантиметров от сердца князя. Это причинило Владу неимоверную боль, и хотя это его не убило, в какой-то момент вампир почувствовал, что становится бестелесным и уносится куда-то прочь. Сумрачное место, без ветра, без солнца, похожее на объемный и черный шатер или занавес, и в то же время не похожее ни на одно из известных ему мест или явлений, встретило его оглушительной тишиной. Его шаги оставались бесшумными, и даже его одежда не шуршала при движении. Владислав не знал, чего ему ожидать. Неужели истинная смерть настигла его? – Здравствуй, Дитя мое, – Цезарь незаметно и бесшумно возник перед ним. Взгляд Создателя нес в себе великую печаль, когда он смотрел на Дракулу. – Я умер? – поразился Влад. – Еще нет, ты вернешься, хотя тебя и ранили, почти угодив в сердце, ты выживешь, вне всяких сомнений. Казалось, время замерло здесь, прекратив свой бег. Юлий Гладиус Цезарь объяснил своему Дитя, что наконец-то он обрел долгожданный покой, который не мог до конца обрести ни в человеческой, ни в вампирской жизни, как ни пытался. Истинная смерть, а не его вторая долгая жизнь помогла ему в этом. Его разум чист, ясен и спокоен, и многое открылось ему, когда он окончательно покинул мир смертных. Старый вампир рассказал своему Дитя, что он и созданные Дракулой новорожденные вампиры – не единственные. Существовали и другие вампиры, которых успел обратить Цезарь. – Я не помнил об этом, пока не умер истинной смертью, – глухо проговорил Гладиус. Владислав Дракула не перебивал его, понимая, как важно его Создателю выговориться. – Моя Создательница, Лилит, приказывала мне, чтобы я обращал понравившихся ей людей в вампиров. Кто-то выжил, кого-то она убила, но всякий раз она приказывала мне забыть об этом. Он на секунду прикрыл глаза, и призрачные лица его Детей словно пронеслись перед его внутренним взором. Лилит странным образом предусмотрела все: Юлий Гладиус Цезарь не мог по своей воле создавать вампиров тысячу лет, так приказала ему демоница. Но она же нашла лазейку в собственном приказе, и не по собственной воле, а повинуясь воле своей Создательнице, он создал и отпустил многих вампиров, когда этого желала Лилит, и совершенно не помнил об этом, пока истинная смерть не прояснила его отчасти затуманенный разум. – Я не знаю, каковы были ее причины. Знаю только, что если она лгала Люциферу, он понял, что Лилит лжет. И, вероятно, рано или поздно Люцифер догадается и о причинах лжи, и о том, что скрывает от него моя Создательница. Цезарь решил сменить тему, почувствовав, что их краткая встреча скоро прервется. – Дитя мое, я вижу, как ненависть переполняет тебя, но она не рациональна, не давай ей затуманить твой разум. Тебе дан удивительный дар – видеть, как сменяют друг друга эпохи, и какие удивительные открытия приходят в этот мир. Неужели, это не так интересно, как то, что ты задумал? – Наверное, вы правы, господин, – и впервые князь усомнился в том, что он делает, хотя Создатель и раньше отговаривал его от его планов. – Ты можешь называть меня просто Гладиус, Дитя мое. Я чувствую, что каким-то образом мы с тобой еще увидим друг друга. Возможно, не один раз. Тишина постепенно исчезала, и звуки проникали в сознание Дракулы. Ему казалось, что прошло не меньше десяти минут, но на самом деле его незримое отсутствие длилось не более мгновения. Все резко остановились в тот момент, когда уставший наблюдать за дракой Люцифер раскинул свои красные крылья и явил вампирам свое дьявольское лицо. Поморщившийся от боли Дракула, увидев истинный облик Морнингстара, замер на земле, Лукреция ахнула и спряталась за спиной брата, а Чезаре смотрел на дьявола расширившимися от удивления глазами. Ночные улицы Рима оставались на удивление пустынными там, где находились бессмертные, и ни один случайный прохожий, к счастью, не нарушил уединения сверхъестественных созданий. Стражники, которые патрулировали улицы, еще не возникли в том месте, где несколько мгновений назад дрались вампиры, но если бы они и появились, их приближение вампиры учуяли бы заранее и решили эту проблему. – Что ж, я узнал достаточно, – зловеще произнес Люцифер, наслаждаясь тем эффектом, который он произвел на вампиров. – Мне не слишком важно, кто занимает трон Святого Петра, сколько в Риме кардиналов или духовенства в целом. Он сделал многозначительную паузу. – Родриго Борджиа после смерти попадет в ад, как и добрая половина его кардиналов, и ад встретит их с распростертыми объятиями, – хмыкнул дьявол. – Но я не допущу того, чтобы какой-то обозлившийся на церковь вампир мешал мне жить. Люцифер взглянул на Дракулу, и тот невольно поежился. – Если ты не отступишься от своих планов, Дракула, то познаешь мой гнев. Твой Создатель появился на свет, потому что я, падший архангел Люцифер, этого захотел. Морнингстар злобно усмехнулся, и ему показалось, что и без того бледные вампиры побледнели еще сильнее. – Гладиус оказался умнее и осторожнее тебя, поэтому сумел прожить долго, – в голосе дьявола чувствовалась угроза. – Гладиус мертв, господин, – тихо отозвался Дракула. – Но каким-то образом я смог встретиться и поговорить с ним. – Неужели? – спросил Люцифер, сложив и спрятав свои крылья. – Это к лучшему, пожалуй. В таком случае, я надеюсь, что он смог тебя убедить в ошибочности выбранного тобой пути. Падший архангел перевел взгляд на Лукрецию, крепко вцепившуюся в своего ошеломленного брата. Ее страх ощущался почти физически. Вампирша лихорадочно молилась про себя и хотела бы не верить своим собственным глазам. Дьявол существует, стоит перед ней и ждет того момента, когда заполучит душу ее отца Родриго Борджиа! И пусть сейчас она бессмертна, не так уязвима, как раньше, но ее все еще можно убить. Куда она попадет теперь после смерти, если ее убьют? – Твоя душа тоже лакомый кусочек, Лукреция Борджиа, – дьявол поддразнил вампиршу, испугав ее еще сильнее. – Она привлекает внимание, как мрачноватый маяк, где бы ты ни находилась. «Искаженная, несомненно, душа. Рай не примет ее», – падший архангел лениво скользнул взглядом по лицу папской дочери, подмечая расширенные от ужаса зрачки. Люцифер подумал, что так даже лучше. Пусть вампирша живет и знает, что при желании он найдет ее и узнает все ее тайны. – Не буду врать, ваше семейство и особенно вы двое пробудили мое любопытство настолько, что я покинул ад. Но мой интерес к вам не пропал, хоть вы и стали вампирами. Вампирша ахнула, и, если бы она все еще оставалась человеком, то давно бы лишилась чувств. Чезаре крепко держал свою сестру, как самую большую в мире драгоценность, готовый сражаться за нее со всем миром, если потребуется. – Хуан Борджиа даже не представляет себе, насколько оказался прав насчет вас двоих, – усмехнулся Люцифер Морнингстар. При упоминании брата Чезаре Борджиа утробно зарычал, но не бросился на дьявола. Если бы ему пришлось защищать Лукрецию от Люцифера, то мужчина без всяких сомнений напал бы на него, несмотря на очевидное неравенство сил. Да, Чезаре – грешник, и он проклят навеки, но он готов забрать на себя все грехи любимой сестры, если придется. Если это спасет ее от наказания за ее грехи. – Вы можете меня не бояться. По крайней мере, сейчас. Почему-то дьяволу захотелось их приободрить. И он им не лгал, ведь став вампирами, они могли жить вечно. Особенно, если не перейдут ему дорогу, как это едва не сделал князь Владислав Дракула, их Создатель. Если их настигнет истинная смерть, столкнутся ли они с Гладиусом, который нашел свой последний приют в чистилище? Ведь даже там он мог бы от них скрыться, если бы пожелал. Падший архангел дал Дитя Лилит возможность ограниченно менять чистилище на свое усмотрение, но не сказал ему об этом, чтобы старый вампир сам разобрался в этом. – Господин, мой Создатель сказал, что госпожа Лилит заставляла его создавать других вампиров и каждый раз приказывала ему забыть об этом. Возможно, это важно, – сказал Дракула, дав Люциферу пищи для размышления. Падший архангел ничего не ответил, только задумчиво кивнул. «Полагаю, однажды мы еще встретимся, Дракула. И с вами тоже, Чезаре и Лукреция Борджиа, и только Отец знает, при каких обстоятельствах. Что касается других Детей Цезаря, это все, конечно, очень интересно», – подумал Морнингстар, а после раскрыл крылья и покинул вампиров. *** Тяжелый и душный ночной воздух Рима едва заметно переменился. Ничто не предвещало внезапной смены погоды, но вампиры остро ее ощутили. Вскоре налетел сильный ветер, который раскачивал деревья и сгонял тучи в одну большую и неповоротливую массу. Князь медленно поднялся с брусчатки, еще медленнее вынул из тела ветку, когда в небе раздался гром, и на землю упали первые тяжелые дождевые капли. Лукреция не могла заставить себя пошевелиться или сказать хоть одно слово. Ее мир, перевернувшийся после того, как ее превратили в создание ночи, снова перевернулся после того, как она лицом к лицу столкнулась с дьяволом. Только кровавые слезы текли по ее щекам, и она не делала ни одной попытки их стереть. Всполохи мечущихся в небе молний подсвечивали ее бледное лицо с алыми пятнами слез, а сама она в какой-то момент стала напоминать безжизненную восковую фигуру. Девушка взглянула на брата, и его боль и страх за нее читались в каждом его взгляде и жесте. Им двигала сильная любовь к ней, которая всегда давала ей силы пережить все, что угодно. Брат, готовый исполнить любое ее желание, ждал хоть какого-то знака, что у нее еще осталось, чего желать. Это подействовало на нее. Лукреция Борджиа заставила себя робко улыбнуться Чезаре Борджиа, и ее оцепенение начало постепенно спадать. Хотя тучи закрыли луну, до рассвета оставалось еще пара часов. Ливень смывал с вампиров грязь и кровь, и Чезаре хотелось, чтобы вода смыла и страхи его сестры. Первый шок мужчины проходил, и он с удивлением обнаружил, что оказался сильнее духом, чем мог бы мечтать. Раз есть на свете дьявол, значит, Бог тоже существует. В Библии сказано, что Господь прощает все беззакония и исцеляет все недуги. И может быть он, как бывший кардинал, поймет, как им обрести покой и счастье, даже если они с Лукрецией всегда будут любить друг друга не как брат и сестра, но как возлюбленные. Дракула задумчиво посмотрел на своих Детей. Его ярость утихла, и он думал о разговоре со своим Создателем. Влад злился на Гладиуса, который его покинул. Злился на церковь, которая не поддержала его в его битвах, но, как бы странно это ни звучало, в его дела вмешался дьявол, и после этого его Дети выплеснули на него свою ярость, и, находясь на грани, близкой к истинной смерти, князь смог снова поговорить со старым вампиром. И именно этот разговор повлиял на Влада сильнее, чем те, которые происходили у них с Гладиусом, пока его Создатель находился в мире смертных. Его месть поблекла и показалась ему какой-то жалкой и мелочной после того, как он побывал в месте, где обрел покой Цезарь. И все-таки одно обстоятельство утешало его – он сделал детей Папы Римского, самого главного человека католической церкви и человека, которого считал своим врагом из-за его принадлежности к трону Святого Петра, своими Детьми. И пусть князь Владислав Дракула почти потерял над ними власть, отчасти он выполнил задуманное. Возможно, время его битв действительно осталось позади. Возможно, его ждут новые битвы, о которых ему еще неизвестно. А может, ему, как и Гладиусу, получится с интересом наблюдать, как удивительно меняются эпохи. Почему бы не позволить себе просто жить? – Теперь вы отпустите нас, господин? – напомнил о себе Чезаре Борджиа, прервав беспокойные мысли Владислава. Чезаре считал, что Дракула не может не отпустить их, но это решение воспринимал уже больше формальностью, чем повелением. Князь хотел что-то сказать перед тем, как попрощается со своими Детьми, но потом, махнув рукой, он передумал и произнес заветный приказ: – Чезаре и Лукреция Борджиа, как ваш Создатель я отпускаю вас. Я научил вас всему, что знал сам. И сурово добавил: – Не привлекайте к себе излишнее ненужное внимание, если хотите жить. Вампиры обменялись мрачными взглядами. Чезаре уже доказал, что его не так-то просто убить. Особенно, когда сестра на его стороне, а двое – это сила, с которой придется считаться. Владислав Дракула снова подумал о своем Создателе, который так много видел и пережил, но ушел, устав, вероятно, от своей бесконечной жизни. Неужели он тоже однажды устанет от своего бессмертия, когда краски вечной жизни навсегда поблекнут для него? Гладиус сопровождал его в Рим, и князь так надеялся, что он встанет на его сторону. Старый вампир же позволил ему наступить на его грабли и ошибиться и, в конце концов, князь выбрал другой путь. Нарочито медленно удаляясь все дальше по римским улицам, мимолетно наблюдая, как новые дома соседствуют с состоящими из хаотичного нагромождения камней развалинами, Дракула размышлял о том, стоит ли ему покинуть абсолютно чуждый ему Рим и вернуться в родную Валахию. Или найти для себя какое-то место, которое в своей бессмертной жизни он мог бы назвать подобием дома или прибежища. Но он также не мог не думать о том, что ему следовало бы здесь остаться, хотя бы для того, чтобы какое-то время присматривать за получившими от него свободу отпрысками Папы. «Гладиус, я и подумать не мог, что когда-нибудь изменю свое решение. Возможно, у меня получится просто жить. Если же я снова каким-то образом навлеку на себя гнев дьявола, то умру, сражаясь с ним. Я воин. Воином жил, воином умру, и смена эпох едва ли изменит мою суть». *** Гроза все еще бушевала в небе, но Чезаре это не беспокоило. Он обнимал Лукрецию, осыпая поцелуями ее лицо, надеясь ее растормошить. – Любовь моя! Чего бы ты хотела? Девушка мягко взяла его за руку и поцеловала его ладонь. – Я хочу забыть все, как страшный сон. Мы никогда не будем в безопасности. Мы сильны и бессмертны, но дьявол вряд ли о нас забудет, Чезаре! Теперь, когда они остались наедине, эмоции, которые изо всех сил сдерживала в себе Лукреция Борджиа, прорвались, как ненадежно построенная плотина на реке. – Я никому тебя не отдам. Даже дьяволу! – горячо прошептал мужчина. – Ты – моя! Чезаре исступленно целовал губы своей сестры, гладил ее прохладные руки, стараясь утешить ее и поделиться с ней хотя бы толикой своей уверенности. Сердце девушки сладко замирало от его слов и поцелуев, она верила ему, как никому другому в целом свете. – Есть еще кое-что, что не дает мне покоя, – вампирша нехотя разорвала их поцелуй и слегка отстранилась. – Мой сын Джованни… Я опасна для собственного дитя, – грустно сказала Лукреция. Вампирша положила свои изящные ладони на лицо брата, проводя тонкими пальцами по его намокшим под дождем волосам. От воды его волосы вились еще сильнее. – Все эти новые чувства и ощущения, которые накрыли меня в моей новой ипостаси, и встреча с дьяволом, которым нас особенно сильно пугали в детстве мамины служанки, заставили меня на какое-то время забыть о моем сыне. Наверное, я ужасная мать. – Нет, Лукреция, ты не… – начал было Чезаре, но осекся, потому что что-то привлекло его внимание. Вампир заметил еле уловимое движение в нескольких кварталах от себя и мгновенно среагировал, переместившись вперед. Микелетто не ожидал, что его обнаружат, но его господин теперь видел и слышал гораздо лучше, чем обычный человек, а значит, мог заметить то, чего не видят человеческие глаза, чего не может услышать ни один простой смертный. Корелья достал из ножен клинок, готовый отражать удары, но Чезаре лишь усмехнулся. Он отвернулся от своего слуги и негромко позвал Лукрецию. Вампирша мгновенно, как и ее брат, оказалась перед встревоженным Микелетто Корелья. Чезаре кивнул ей, и она поняла его просьбу без слов. – Не бойся, Микелетто, мы не причиним тебе вреда, – мягко говорила девушка, успокаивая своим нежным голосом замершего мужчину. – Нам нужна твоя помощь. – Что я должен сделать, мадонна? – глухо спросил наемник. – Отец нас искал. Скажи ему, что ты нашел нас, и завтра мы увидимся с ним. После наступления сумерек мы придем к резиденции Его Святейшества, ты впустишь нас, чтобы мы могли привести себя в порядок и предстать перед нашим отцом. Микелетто кивнул, и вампиры убедились, что верный слуга все сделает в точности. Как и всегда. Ветер унес грозовые тучи незадолго до рассвета. Солнце вскоре должно было взойти, когда Чезаре с Лукрецией вернулись под сень древних катакомб. До тех пор, пока первые лучи солнца не коснулись земли, поцеловав ее теплом и светом, Чезаре Борджиа поклялся своей сестре на собственной крови, что сделает все возможное и невозможное для ее счастья, и скрепил их клятву кровавым поцелуем. *Сольдо — разменная монета, имевшая хождение в итальянских государствах в конце XII — 2-й половине XIX века.