В последний раз

— Эй, чего не спишь? Курчавый молодой человек резко дергается, когда на плечо ложится рука брата — тяжелая и мозолистая, но такая теплая, что хочется уткнуться в нее щекой, как ленивый кот, и долго, протяжно замурчать. — Не хочу. — Завтра на работу? В ответ лишь кивок, и окурок сигареты летит вниз прямиком в цветочный горшок соседки, которая обязательно придет завтра выяснять отношения с их матерью за подобное хамство ее непутных сынков. Мераб никогда не любил эту бабенку, уж слишком любила она совать свой нос в чужие дела. — Алеко спрашивал про тебя. — Какого хера ему надо? — Не знаю. — Парень рассеянно проводит рукой по кудрям, приглаживая их пятерней. — Скучает может. Получив шуточный подзатыльник, он идет мимо брата обратно в квартиру, тихонько затворив за собой дверь, чтобы не разбудить родных. В своей съемной квартире он бы уже отшвырнул ботинки в сторону и бросил с размаха ключи на обувную подставку, но здесь юноша теперь ведет себя так, чтобы никто лишний раз даже не замечал его присутствия. Чтобы его присутствие не разбудило прошлое и те воспоминания, которые так хотелось навсегда стереть из памяти. Он ложится на свою кровать и какое-то время еще долго глядит в потолок, не думая при этом ни о чем, и с этой душевной пустотой Мераб, сам того не заметив, проваливается в сон, где видит, спустя несколько мучительно медленно ползущих лет, лицо того, кого пообещал сам себе никогда более не вспоминать.

***

      Летняя танцевальная школа была основной работой, требующей полной отдачи, а с учетом того, что старый Алеко поспособствовал получению юношей должности младшего преподавателя, выкладываться приходилось по полной. В выходные работая официантом, а слово «отпуск» благополучно вычеркнув из своего словарного запаса, Мераб строил свою жизнь так, чтобы в ней не оставалось места ни для каких авантюр, и если бы не брат, возможно вообще не вылезал из той уютной норы, что снимал рядом с работой. Давид уговаривал его задуматься о переезде за границу, но для такого решения требовалась куда более твердая позиция все изменить к лучшему, нежели простые страхи перед призраками прошлого, которые в итоге его и настигли в самый непредсказуемый момент. Он вышел из здания школы поздно вечером, весь потный и уставший, немного злой, весь в своих мыслях. План внести в народный танец немного личности каждого из танцующих, их индивидуальных черт характера, некой толики души и страсти, вновь и вновь натыкался на консервативность взглядов всего преподавательского состава, косившегося в сторону молодого педагога, как в сторону раздевшейся на паперти проститутки. Мераб идет в свою хибару, единственным плюсом которой был выход на крышу, где открывался чудесный обзор на ночной город, и тут слышит до боли знакомый голос. Не может быть. — Мераб! Молодой человек молится сразу всем богам мира, чтобы это оказались слуховые галлюцинации. Он в Батуми, какого черта ему быть здесь? — Хей, чувак, ты оглох? Его нагоняют, уверенно схватив за локоть и развернув к себе. Все та же улыбка, та же серьга в ухе, тот же блеск в глазах. Не галлюцинации. — Ты? — Мераб даже не представляет, насколько удивленным выглядит его лицо в данный момент, и делает шаг назад. — Что ты здесь делаешь? — По работе. — Иракли улыбается криво и слегка нервозно, хотя последнее тщательно скрывал за маской наигранной уверенности и бравады. — А ты откуда в такую темень пылишь? — С работы. Уйди. Исчезни. Не подходи ближе. Иракли подходит ближе, стремясь заключить в дружеские объятия. Юноша так и стоит столбом, когда крепкие руки похлопывают его по спине, а щеку опаляет чужое горячее дыхание. — Рад тебя видеть. Где женушку забыл, хочется спросить прямо в лоб, но вместо этого Мераб задает дежурный вопрос про работу, жизнь, семью, на которые отвечают как-то натянуто и не слишком откровенно. — Давай посидим где-нибудь, поболтаем? Как ни крути два года не виделись. — Действительно. — Мераб нервно дергает плечом, сбрасывая руку Иракли, что буквально огнем обжигала кожу, проникая волнами жара в бурлящую по венам кровь, и едва не дает деру, чтобы только сдуру не согласиться на встречу. — Мне завтра рано вставать. И я часто работаю по вечерам. — Кто-то ходит на танцы ночью? — Нет. В рестораны ходят. Я еще и официант. Иракли понимающе кивает и, дабы молчание гнетуще не затянулось, спрашивает про Давида. Как будто ему было до него какое-то дело. — Нормально. Женат. Есть сын. — Это круто, поздравляю! — Улыбается парень, сверкнув в полумраке зубами. — А у нас пока детей нет. Мераб только кивает в ответ и под благовидным предлогом уже собирается уходить, но ему не позволяет даже шагу ступить вновь схватившая за локоть чужая рука. — Слушай, а может встретимся на неделе все вместе? Ты, я, Давид, девчонки. — Давид? Хочешь, чтобы он тебе нос сломал? — Вскидывает бровь Мераб. — Лучше не попадайся ему на глаза. — Так он знает про… — Так вышло. Я не собирался ему душу изливать, но он узнал. Настала очередь Иракли молча кивать в ответ. Они стоят в все же наступившей могильной тишине, и чувство неловкости сковывает тела обоих. Мераб решается первым, вновь говорит про ранний подъем утром и отходит, надеясь, что на этот раз за ним не побегут следом. И не побежали. Ну и отлично, вали к своей женушке, — думает про себя молодой человек, пока ноги сами волокут его до квартиры. Он заходит быстро, буквально запечатав за собой дверь на все замки, и тут слышит чьи-то шаги на лестнице. Боязливо вытянув шею, будто кто-то мог его увидеть в квартире и осмеять, юноша смотрит в глазок и видит, как никто иной, как сам Иракли открывает соседнюю дверь. Твою мать. Вот тебе и прораб на стройке. Мераб сползает на ковер, грязный и волосатый, что лежал в прихожей, устало отшвырнув рюкзак в сторону. Могло быть и хуже, возится у него в голове, в конце концов, Иракли не знает, что они с ним соседи.