***
Он выходит из здания школы, когда солнце уже почти зашло за горизонт, и на мгновение замирает на ступенях, ведущих вниз к небольшой площади, позволив теплому ветру шаловливо растрепать его и без того буйные кудри, прогоняя все мысли, все воспоминания прочь. Что толку ныть да размышлять, было ли до его чувств хотя бы какое-то дело, когда прошлого не вернешь, а быть использованным во второй раз никак не входит в список его планов на ближайшее будущее. Юноша обещал снова посидеть с племянником на выходных, поэтому пришлось выйти за сменщика в ночную смену, где усталость в ногах точно выбьет всю дурь из головы, но не из сердца. Ресторан обещали расширить, и планировкой, как и строительством, почему-то занимались ребята из Батуми, будто для местных работы было слишком много или те отказались бы от такого предложения. Мераб заходит с черного входа, остановившись в переулке лишь чтобы выкурить сигарету, как вдруг, прямо на пороге сталкивается с тем, кого так тщательно избегал все утро, боясь столкнуться лицом к лицу. Они застывают почти синхронно, едва не ударившись лбами, и на лице у каждого появляется выражение некого смущения и даже страха, только ко всему прочему Мераб еще и краснеет, позорно и очень заметно. — Привет. На смену спешишь? — Привет. Да, на смену. Неловкие улыбки, излишняя жестикуляция и стойкое избегание смотреть друг другу в глаза выдают обоих с потрохами, и в этот раз Иракли первым нарушает зловещую тишину, хлопнув юношу по плечу и сославшись на работу. — Да, мне тоже пора. Мераб умудряется трижды перепутать заказы и едва не посылает куда подальше какого-то толстопуза, когда тот жалуется на холодный суп и избыточное количество там петрушки. Из рук все валится, а в голове будто в барабаны бьют. Ну почему именно этот ресторан, почему именно в этом городе? Как сказал один из ребят на кухне, некоторые проекты в столице перешли под управление одного бизнесмена из Батуми, который теперь сует своего, не шибко разбирающегося в строительстве зятя, на все объекты, будто бы набираться опыта. — Все по блату в этом мире, — ворчит себе в бороду кто-то из персонала, накидывая куртку, чтобы выйти покурить, — отсосут себе девку побогаче и вот уже бригадиры! — Скорее не отсосут, а отлижут. — Шутит другой парень, и все, кто стоял на кухне, заходятся долгим смехом, сопровождающимся дальнейшими шутками не самого лучшего содержания. Мераб молчит, как воду в рот набрал, и в голове начинает четко прорисовываться картинка. Теперь он, наверное, счастлив. Живет в тепле, имеет молодую жену, все прекрасно. Молодец, что и говорить. Смена заканчивается уже за полночь, и юноша спешно покидает ресторан. Не хватало еще поймать хвост следом. Он устал, хотелось ужасно спать, а потому сразу падает на кровать и засыпает без задних ног, так и не услышав нервных шагов у входной двери того, кто шел за ним следом от самого ресторана.***
Давид, как и его жена, были молоды, и ребенок по большому счету в их планы не слишком входил. Молодая женщина исполняла свой долг, как положено, не жалуясь и не прося о помощи, но всякий раз, как Мераб брал племянника на хотя бы какое-то время, от его взгляда не утаивалось, с каким облегчением и какой благодарностью смотрит на него невестка. Давид так вообще либо работал, либо проводил время с друзьями, и сыном интересоваться стал только когда малец уже пошел и не приходилось постоянно менять ему пеленки. Ведя племянника за руку по парку, Мераб думал даже не о том, как пытался выцепить взглядом в куче строителей Иракли и просто вновь заглянуть в его глаза, а скорее о вещах масштабных, например, как общество ломает жизнь людей, заставляя их жить в соответствии с теми установками, которые пора бы уже давным-давно поменять. Гоги просит сахарную вату, и Мераб, невыспавшийся и уставший, ведет ребенка к ларьку со сладостями, купив заодно и себе маленький круглый леденец. — Может домой пойдем? Племянник в ответ отрицательно качает головой, уминая вату за обе щеки, и юноше остается лишь расположиться на лавочке вольготнее, подставив лицо теплым лучам полуденного солнца. Он обнимает маленького хулигана за плечи, прикрыв глаза от накатившей на него дремы, и тут понимает, что светило будто бы скрылось за тучами, более не ослепляя через слегка зажмуренные веки, а Гоги сильнее прижимается к нему, схватив маленькой ручкой за куртку. — Хей, боишься меня, мелкий? Твою мать. Мераб резко распахивает глаза и видит, как Иракли, присев на корточки, смотрит не на Гоги, а на него, улыбаясь будто бы игриво, как тогда, два года назад. — Гуляете? — Да, — Мераб тотчас выпрямляется и сдержанно улыбается в ответ, — гуляем. — Едите сахарную вату и сосете леденцы? Иракли улыбается беззлобно, даже открыто, почти по-дружески, однако отчего-то эта фраза, брошенная им без всякого дурного умысла, а может даже без тени заигрывания, просто в шутку, вызвала в Мерабе яркую вспышку недовольства. — Нам пора, уже поздно. Рад был повидаться. Он не заводит разговоров, хотя так хотел, не поддается желанию побыть вместе хотя бы немного; юноша выбрасывает леденец в урну и, не обращая внимания на слабые протесты ребенка, ведет его на выход из парка. — Я обещал маме привести тебя к обеду. А время уже обед. Мераб говорит и говорит, потому что слышит, как за спиной усиливаются чужие шаги, и вскоре Иракли догоняет их, преградив путь. — Да что с тобой? Я что, сказал что-то не то? — Ты издеваешься? — Мераб нервно поправляет рюкзак на плече, крепче сжимая ладонь племянника. — Ты нахрена следишь за мной? Заняться больше нечем? Или просто тупо скучно? — Эй, успокойся! — Примирительно вскидывает руки Иракли, отступив на шаг. — Мы просто с ребятами гуляли в парке, я увидел тебя и решил подойти, поздороваться! — Знаешь что, сделай одолжение, в следующий раз, как увидишь меня где-то, иди, черт возьми, мимо! Он отталкивает его плечом, подхватив Гоги на руки, и идет так быстро, как только может. Они почти доходят до дома, как тут Мераба прорывает, и слезы, удушающие и горячие, бурным потоком бьют из глаз, как бы юноша не пытался их удержать. Ребенок, по глупости полагая, будто в том его вина, обнимает дядю за шею, прижимаясь ближе, даже не подозревая, какая боль затаена в чужом сердце.