кривые зеркала

Взгляд Джемина практически сразу же рвётся к комнате младшего Ли, чтобы убедиться, что дверь в той стороне закрыта, скользит затем по окружающим предметам в торопливом поиске всего, что может выдать их сегодняшнее «развлечение», и возвращается обратно к Джено. Он молчаливо кивает в сторону повторного стука, отдающегося в его грудной клетке раскатистым громом, и нервно мнёт губы, не представляя, чего им сейчас ожидать. Какой ещё ужас им уготован? Входная дверь между тем послушно отпирается и раскрывает взор на двух высоких мужчин в тёмной форме. — Здравствуйте. Простите, что беспокоим вас. Мы из местного участка. Я — сержант Со, а это — сержант Чон, — начинает самый крупный из них и одновременно демонстрирует своё удостоверение. — Нам необходимо задать вам несколько вопросов. Можно войти? Мы не займём у вас много времени. — Да, конечно. Парень пропускает сержантов внутрь, закрывает за ними дверь и неловко топчется рядом. Наверное, тоже жутко нервничает, как и Джемин, но виду всё же не подаёт. У того невероятно хорошо получается скрывать свои чувства. — Кто из вас Ли Джено? — подхватывает уже Чон. — Я, — отзывается старший. — Можете предоставить ваш идентификатор? Для подтверждения личности. — Да. Сейчас принесу. Джено тут же уходит в сторону своей комнаты, а Джемин провожает его встревоженным взглядом. Ему не хочется оставаться с этими мужчинами наедине — страшно, что те начнут расспрашивать про что-нибудь… неправильное. Ожидание, тем не менее, проходит в полном молчании, пусть и довольно гнетущем. Издалека доносится шумное копошение и тихое чертыхание — и он мысленно просит своего парня поторопиться с поиском электронного браслета. Ловит на себе любопытные взгляды, неловко приподнимает уголки своих губ и теребит рукой край футболки. — Вот, — наконец-то возвращается Ли со своим идентификатором и протягивает его одному из сотрудников полиции. Тот сканирует серийный код небольшим специальным устройством, проверяет полученную информацию на экране и удовлетворительно кивает, отдавая браслет обратно Джено. Проверка, судя по всему, оказывается успешной, но это ни черта не утешает их. — Благодарю, — мужчина убирает свой аппарат обратно под мышку. — Сегодня днём к нам в участок пришла женщина. Она призналась, что сбила человека, велосипедиста. Это произошло в прошлую субботу, когда она возвращалась с работы. В двух кварталах отсюда. Джемин непроизвольно расширяет глаза и одновременно раскрывает губы. Это же… убийца Джено. — Мы проверили её показания по местным камерам — и они подтвердились. Мы также смогли распознать на видео жертву: ею были Вы, господин Ли. Это так? — Так. — Почему Вы не подали жалобу? — Мне было не до этого, — по сути, даже и не врёт сейчас Джено. — Я сильно ударился головой. Вы, думаю, заметили это на своём видео. Так что все эти дни я восстанавливался, скажем так. — И Вы не обратились за должной помощью к врачу? — С головной травмой-то? Это слишком дорого. Мне помог мой парень, — он указывает на Джемина кратким кивком. — Сила любви и всё такое. Мужчины шутку, естественно, не оценивают — Джено произносит всё сухо, без каких-либо эмоций, плотно закрываясь в себе и, вероятно, попросту пытаясь переварить неожиданную новость о поимке убийцы своего младшего брата. — Вы — невероятный счастливчик, господин Ли, — тем не менее, подмечает Со и снова удовлетворительно кивает. — Вам повезло, что Вы выжили после такого. Вот только Джено не выжил. Тот лежит сейчас в соседней комнате, наполненный непонятной химической жидкостью, впитывает в себя их горькие слёзы и гниёт с каждой новой секундой всё больше и больше. Неизбежно разлагается и ускользает от них, как песчинки — сквозь пальцы. Чужие слова оттого звучат как какой-то грёбанный упрёк. «Вы — невероятный счастливчик, господин Ли. Вам чертовски повезло, что это был не Ваш день, а его.» Но если дело только в каком-то нелепом везении, то всю свою удачу младший Джено определённо растратил на знакомство с Джемином и ни о чём в итоге не пожалел. Так было просто нужно. Необходимая жертва. Всё тот же связывающий их всех мост. — И что будет с этой женщиной? — не сразу интересуется Ли. — Раз Вы в порядке, — ошибочно продолжает мужчина, не замечая, как их обоих на самом деле безжалостно разрывает на части от боли, — то это значительно облегчит её ситуацию. Тем более, она сама во всём нам призналась. Скорее всего суд выпишет ей штраф и лишит её водительских прав и свободы сроком на год. Быть может, она вообще обойдётся общественными работами. Это решаем не мы. — Всего лишь на год? — резко встревает Джемин, тут же отрывая свой тяжёлый взгляд от пола, и переводит его на самого разговорчивого из двух присутствующих полицейских. — Она же чуть не убила его! — Я понимаю Ваше недовольство, господин… — На. — Господин На. Но таковы правила, — спокойно уверяет его Со. — Вы не подали вовремя жалобу, вы не обратились за медицинской помощью, и, более того, как я вижу, Ваш партнёр сейчас в полном порядке, так что… — В полном порядке, — вторит он тому с несдержанным горьким смешком. — Ну да. Джено, чёрт возьми, не в порядке. Ни один из Ли даже не близок к данному состоянию. Ни физически, ни, тем более, душевно. Ебучие законы. Ебучее правительство. Ебучая несправедливая жизнь. — Вам ещё что-нибудь надо? — безжизненно подаёт свой голос Джено, ощущая жуткую усталость от всего происходящего, да и, в принципе, от всего. — Показания там подписать. Не знаю. — Нет, — подхватывает уже Чон. — Мы официально вызовем Вас в наш участок в понедельник. Там и займёмся всем этим. — Как скажете. — Да… Что ж, благодарим за ваше внимание, — вновь произносит Со. — Простите ещё раз, что побеспокоили. Настоятельно советуем Вам обратиться к врачу, господин Ли. Для студентов есть различные социальные помощи в этом плане. — Ага. Доброго вечера, — несколько грубо отрезает Джено. — Да. И вам. Мужчины кратко кланяются и один за другим скрываются за дверью, которая тут же захлопывается за ними с гулким грохотом. На протяжении нескольких секунд Джемин бездумно сверлит в той дырку и никак не может усмирить в себе чертовски быстро нарастающую злость. Это всё так несправедливо. Вселенная никак не может перестать издеваться над ними. — Пиздец, — выдавливает он из себя по итогу. — Это какой-то бесконечный пиздец! Ей светит всего лишь год. Год, блять. Или вообще, возможно, нихера. Охуеть. Джемин трёт ладонями лицо и срывается с места. Просто начинает хаотично перемещаться по помещению от одного конца к другому, не зная, ни куда себя деть, ни что делать с полученной информацией (до этого он почему-то даже и не задумывался о человеке, сбившим Джено), и шумно дышит, поддаваясь непонятной внутренней панике. Это, судя по всему, теперь его нормальное состояние. — Нам нужно что-нибудь сделать, — всё не унимается он. — Она же, получается, сразу же съебала, когда сбила его. Вот же бездушная тварь. Вот же… — Джемин прерывается, резко останавливаясь. — Мы пойдём на её суд. Точно! Мы… Мы как-нибудь увеличим ей срок. Исправим всё. Заступимся за Джено. Это же так несправедливо! Он, чёрт возьми, умер. Умер из-за этой мрази, а они думают, что он жив. — И что, что ты предлагаешь нам сделать? — отзывается старший всё так же устало и, более того, уже раздражённо. — Мы ни черта никому не докажем. У меня даже нет никакой головной травмы. Никаких ран и малейших царапин. — Да, но… — Но что, Джемин? Что? — тот ощутимо повышает свой голос и смотрит на него очень хмуро. Тяжело. Даже озлобленно. — Ты хочешь показать им труп моего брата? Ведь только так они нам и поверят. Но чтобы что? Чтобы всё, что он сделал ради сохранения нашего с ним секрета, было зря? Чтобы все его страдания были напрасными? Так получается? Или ты хочешь, как мой дед, ёбнуть меня головой об асфальт? Ну, а что, давай. Идём. Джено за пару шагов тут же подходит к нему и грубо тянет на себя, довольно больно хватаясь за плечо. — Прекрати, — Джемин пытается вырваться, но совсем безуспешно. Чужая рука не отпускает его. — Прекрати, чёрт возьми! — А что такое? — с удивлением интересуется Ли. — Серьёзно, идём. Я с радостью раскрошу свою голову ради него, если это хоть как-то сможет помочь. Мне не жалко. — Не говори так. Пожалуйста, Джено, перестань. Тот просто сходит с ума. От боли, от потери и от пустоты, засасывающей его, словно чёрная бездонная дыра. — Потому что это всё равно не вернёт его, так ведь? Даже если эту суку посадят на пожизненное, это ни хрена не вернёт его нам, Джемин. Как и это грёбанное бальзамирование! Тупая была идея. Совершенно бессмысленная и жестокая. Джено безысходно разжимает свои пальцы и уставляется тяжёлым взглядом в пол, а Джемин застывает не то в растерянности, не то в непонятной глупой обиде. Он понимает, что тот на самом деле прав, но… Это всё равно неприятно бьёт его под дых. — П-прости. Ему действительно становится жутко стыдно — и он невольно поджимает свою нижнюю губу, а Джено на это только лишь шумно вздыхает. Кажется, пытается собраться с мыслями или, наоборот, раздражается гораздо сильнее. — Иди ко мне, — несколько хрипло выдавливает тот по итогу и поднимает к нему свои опустошённые глаза. Тут же притягивает обратно к себе, но в этот раз действует предельно бережно. Без всякой непозволительной грубости. — Не извиняйся, котёнок, — ласково шепчет Джено за ухом, вызывая впоследствии непроизвольные мурашки по шее, и крепко стискивает его в своих руках. — Ты ни в чём не виноват. Это я должен извиняться. Срываюсь на тебе, как последний идиот, хотя ты просто хочешь как лучше. Джемин невольно прикрывает глаза, практически сразу же расслабляясь в тёплом объятии, и втягивает в лёгкие любимый запах чужого тела, действующий на него словно какое-то успокоительное — его обида практически моментально проходит. — Всё нормально, — срывается он так же на шёпот. — Ты, ведь, прав. Мы и вправду ничего не сможем сделать, чтобы доказать её вину и… тем более, чтобы вернуть Джено обратно. Нам не стоит привлекать к себе излишнее внимание, я понимаю это. — И всё же… мне не стоило так реагировать. Извини, что тебе приходится переживать весь этот кошмар, — происходит очередной тяжёлый вздох со стороны. — И при этом ещё и бездействовать. Но иначе они начнут до нас докапываться, проверять всякое… Мы не можем так рисковать. — Я знаю. Просто… это всё так нечестно, — невольно хрипит Джемин и слегка отстраняется, желая заглянуть в чужие глаза. — Я так ненавижу чувствовать себя беспомощным. Джено тянется своей ладонью к его щеке, аккуратно прикасается к той пальцами и утешительно поглаживает (царапает) тёплую кожу шершавыми подушечками. — Я тоже, — произносит тот несколько отстранённо. — Но мы должны оставить всё, как есть. Ради того, что он сделал для нас. Просто как-то продолжить жить дальше. Будто бы ничего и не случилось. Будто бы Джено никогда и не было двое. Джемин неуверенно — буквально неохотно — срывается на тихое «угу» и уставляется своим взглядом в широкую грудь. Задумчиво ведёт по ней ладонью, вырисовывая какие-то незатейливые узоры, и ненароком вспоминает своё детство, тот самый злосчастный день, когда у него забрали и его родителей, и Донхёка, — тот день, когда у него отняли всё. Он уже не может представить ни их лица, ни их голоса, ни их запахи и ужасно боится, что и после Джено по итогу останется только лишь бессмысленная боль. Боль, которая с лёгкостью растянется на бесчисленные года, а те, в свой черёд, ни черта не станут щадить его и так немногочисленные воспоминания о младшем Ли. — Мы больше не будем тревожить его покой, — после недолгой паузы в конце концов решает старший за них двоих и продолжает ласкать мягкую кожу джеминова лица. — Позволим Джено спокойно уйти насовсем. Хотя он всё равно будет оставаться с нами, несмотря ни на что. В этот же миг Джемин непроизвольно приглаживает ладонью то место, где суетливо бьётся чужое сердце, и согласно кивает. Всё верно. Джено с ними навсегда. — И даже когда мы всё-таки похороним его, как следует, он продолжит быть с нами. — Можно, мы увезём его к морю? — вдруг неожиданно подхватывает Джемин и поднимает чуть более оживлённый взгляд к чужому лицу. — На Чеджу, там, где скалы и красивый вид на бескрайнюю морскую пучину. Хочу, чтобы мы все вместе, втроём, всё-таки съездили куда-нибудь, как он и обещал. Джено неожиданно срывается на слабую улыбку, а затем резко сжимает дрожащие губы зубами, продолжая тянуть их уголки вверх, и начинает часто-часто моргать. Джемин, в свой черёд, не выдерживает и тут же порывается того обнять, позволяя впоследствии крепко вжаться в себя. — Это замечательная идея, — выдавливает Джено ему куда-то в плечо. Данное спонтанное решение в результате становится их неким стимулом двигаться дальше, невзирая ни на какие трудности или преграды. Они постепенно приспосабливаются к своему новому ходу жизни. Привыкают жить бок о бок с болью и особенно с мёртвым телом и кропотливо помогают друг другу идти только вперёд, не смотря себе под ноги — на манящую тёмную бездну. В полиции Джено выясняет, что женщина сбила его брата из-за проблемы с чересчур изношенными колёсами — затормозить та вроде как успела, но остановиться так быстро, как следовало бы, всего-навсего не смогла. Из-за подобной халатности её всё-таки приговорили к лишению свободы, однако срок — всего лишь шесть никчёмных месяцев. Джемин на подобную несправедливость, конечно же, злится и откровенно проклинает их тупое правительство в очередной (и, к сожалению, далеко не последний) раз, но дурацким законам на это оказывается совершенно плевать. Жизнь решает «подсластить» ещё и владелец квартиры Джемина. Тот не даёт ему спокойно съехать, обвиняя в каждом — даже малейшем — пятне на стенах, пытается содрать с него напоследок немалую сумму денег (якобы на ремонт) и оставляет впоследствии чертовски неприятный осадок. — Предлагаю пополнить нашу коллекцию новым трупом, — произносит На, выгружая из квартиры свои последние вещи, и задирает голову к окну, с которого все последние месяцы задумчиво наблюдал за серым городским горизонтом. — Звучит, конечно, заманчиво, — Джено невольно усмехается и забирает у него коробки, кратко целуя в висок. — Но, увы, у нас больше нет места в багажнике. Если б знал, заказал бы машину побольше. — Э-ээх. Очень жаль. Учитывая их ситуацию, шутить подобным образом кажется, наверное, мерзким и аморальным, но это помогает им переживать всепоглощающий ужас. Делать вид, что всё в порядке и что они — совершенно обычные среднестатистические студенты со скучной монотонной жизнью, пусть это и не является правдой. В действительности им чертовски хреново, но и в то же время далеко не так, как в самые первые дни. Человеческая невероятная способность привыкать абсолютно ко всему — даже к самому чудовищному — тут оказывается крайне полезной, а ещё им помогает обычная бытовая жизнь. Как правило, люди утверждают, что последнее — одно из самых сложных испытаний в любых отношениях, однако Джемин не ощущает ничего подобного с Джено. Это, наоборот, оказывается очень волнительным и приятным: совместные походы в магазин за продуктами, постоянная готовка, кропотливая уборка, новое распределение финансовых затрат, закупка всяких мелких декоров для бо́льшего уюта… В какой-то момент — спустя пару месяцев — они даже решают сделать незначительный косметический ремонт: обновить цвет стен в их спальне, оставаясь во всё тех же пастельных тонах, а в общей гостиной — полностью убрать обои и заменить их тоже на однотонную краску. Этакая своеобразная терапия. Работа, конечно, не из лёгких, но их она всё-таки вдохновляет. Потому что вместе. Потому что это всё теперь их. Общее. В комнате Джено всё остаётся, тем не менее, без изменений, если, конечно, не брать в счёт постепенно гниющее тело. С каждым днём то увядает всё больше и больше, хотя Джемин не замечает этого так же сильно, как старший Ли, — он заходит в чужую спальню гораздо чаще, чем его парень. Как минимум, раз в два дня, чтобы проветрить помещение и, как правило, остаться там посидеть на полу или на краю кровати. В такие моменты он обычно рассказывает об их бытовой жизни или же о своих чувствах, когда на него слишком сильно накатывает, а иногда молчаливо играет в видеоигры, потому что, как выясняется, делал это он раньше именно с самым младшим из братьев. Джемин с особой ответственностью подходит к времяпрепровождению с обоими Джено, пусть и со старшим это, конечно же, выходит гораздо больше и… счастливее. Каждый раз он испытывает невероятно сильную вину за подобные ощущения, чувствуя себя каким-то предателем, однако ничего поделать с собой всё равно не может. С одним Джено ему головокружительно и уютно, а с другим — чертовски тягостно и порой даже удушительно. Это так сильно гложет его. Время, тем не менее, тащит Джемина вперёд, несмотря ни на что. Четвёртый курс успешно заканчивается — и он с Джено переходит на следующий, с отличием сдав все экзамены. Для них наступает очень важный учебный год — год стажировки в настоящем школьном заведении, чтобы по окончанию официально стать преподавателем математики. Работать между тем оказывается довольно сложно, пусть и всё же увлекательно. — Дети — зло, — заключает, однако, Джено спустя три месяца работы с этими невыносимыми монстрами, приходя как-то домой после шести часов вечера, чертовски уставший. — Но я, наверное, какой-то латентный мазохист, раз мне это всё равно отчего-то нравится. — Ты так говоришь, потому что сегодня — пятница, — усмехаясь, подмечает Джемин. — В понедельник ты будешь это всё ненавидеть по новой. — Не говори мне таких ужасных слов как «понедельник», прошу. — Какая же ты неженка, Джено. — Так, сейчас кое-кто получит по жопе. — Я? — младший наигранно прижимает ладони к груди, якобы в удивлении, и раскрывает в шоке рот. — На-имилейшество Джемин? Джено обнажает свои зубы в улыбке, не сдерживаясь от невольного умиления, и всё-таки приступает к атаке. Нагоняет срывающегося с места парня в их спальне, ловко заваливает того на постель и нападает в итоге множеством мелких поцелуев. По лицу, по шее, по плечам. Джемин пытается выбраться из крепкой хватки, громко ругается, одновременно срываясь на смех, и в конце концов сдаётся, отвечая на ласку ответной. Старший, как и обычно, с лёгкостью сводит его с ума. Тот оказывается безумно тактильным. Проходя просто мимо, Ли обязательно куда-нибудь чмокнет его, например, в одну из его ягодиц, а потом наигранно станет жаловаться, как крайне капризный ребёнок, что другой вообще-то будет очень грустно без его — столь желанного! — поцелуя. Джемин на это, как правило, закатывает глаза, но всё же позволяет своему придурку творить с ним всякую забавную ерунду. Это приятно — чувствовать себя настолько любимым и любить того равносильно в ответ. Почему, интересно, так выходит, что нечто ужасное вносит в его жизнь нечто настолько хорошее — и это всё оказывается практически одним человеком? Ради какого-то непонятного баланса? Но неужели они не могли быть счастливы втроём? Все вместе. Как одна большая семья. От Джено тем временем не остаётся уже практически ничего. Ему требуется примерно полтора года, чтобы превратиться из очаровательного щеночка с солнечной улыбкой в обыкновенную груду костей. Джемин, в свой черёд, не замечает, как пролетает время. Он прикрывает глаза, довольно отчётливо вспоминая их самую первую встречу — тот день, когда он подошёл к одинокому парню и сел на свободное место рядом, и, раскрывая их, оказывается уже у моря, тёмно-синей глади, шумно разбивающейся о скалы, как и его неожиданные, но скупые слёзы — о мягкие подушечки пальцев. Путь до Чеджу выходит не особо долгим, но чересчур нервным из-за наличия сумки, наполненной «остатками» Джено. Каждую минуту они крупно рискуют, пусть и всё кажется относительно продуманным (вместо самолёта они перемещаются поездами и теплоходом, в которых не ведётся тщательный контроль багажа), а, наконец-то добираясь до места, не представляют, где соорудить для Джено могилу. Копать на скалистой поверхности для них оказывается непосильной задачей. — Может, просто сбросим всё в воду? Прямо отсюда, — предлагает Джемин, стоя у высокого обрыва. — Это, ведь, не будет слишком? — Ну, это почти как развеять чей-то прах? — вопросительно предполагает Джено, заглядывая вниз, в убаюкивающе пенящиеся море. Полтора года назад он, вероятно, спрыгнул бы в эту манящую тёмную пучину, даже не раздумывая. Так, чтобы точно насмерть — ближе к своему младшему брату. — Тогда… это сделаешь ты или я? — Давай просто вместе. Джемин лишь согласно кивает. Они практически одновременно подходят к самому краю обрыва, садятся на тот, свесив ноги над бушующей морской водой, и укладывают большую сумку себе на колени. Джено открывает её, выпуская из той резкий запах гнили, и задумчиво вглядывается в содержимое. Без всякого страха и ужаса в глазах. — Хочешь сказать ему что-нибудь напоследок? — интересуется младший, потому что сам не представляет, какие слова здесь нужны. «Прощай» — слишком недостаточно, а «до встречи» — наверное, всё-таки лживо. Он, ведь, не представляет, что на самом деле там будет — по другую сторону, после своего последнего вздоха. — Не знаю, — признаётся Джено не сразу. — Это на самом деле так странно. На протяжении двадцати двух лет у нас всегда было что сказать друг другу. Мы говорили абсолютно про всё. Про чувства, про мысли, про происходящее вокруг нас, а теперь… одна лишь только тишина. Тяжёлое молчание впоследствии повисает и между ними. Джемин обхватывает чужие плечи рукой, прижимает к себе податливое тело и тоже утыкается задумчивым взглядом в сумку. Нервно мнёт свои губы, кусает кожу щеки изнутри и понимает, что вот-вот сорвётся по новой. Это всё ещё очень тяжело для него. Для них. — Я… так сильно скучаю по тебе, — произносит шёпотом Джено, а его слова мгновенно заглатывают шумные волны. — Мне действительно не хватает тебя, хоть я и вижу каждодневно твоё лицо в своём отражении. Джемин, кстати, недавно такую забавную дурость учудил, — он срывается на невольную улыбку. — Вхожу я такой в нашу спальню, а он уже лежит там в постели. Говорю, ща включу свет, спрячься под одеяло, и всё-таки включаю тот. А Джемин просто жмурится и наигранно кричит, что ослеплён. Не светом, а моей красотой якобы. Дурак, скажи же, — в ответ он между тем получает несильный толчок со стороны. — Сам дурак, — брюнет в отместку ещё и кусает за предплечье. — Ай! — рефлекторно восклицает Ли и оттягивает свою руку, всматриваясь в оставленный след зубов. — Смотри, на кого ты меня оставил, Джено! Они шутливо дерутся друг с другом и прекращают только в тот роковой момент, когда чуть было не роняют сумку вниз. Сердце на мгновение тут же замирает от страха. — Пронесло, — с облегчением заключает Джемин. — Да уж. Между ними на какое-то время вновь повисает молчание. Говорит только лишь море, безустанно омывая подножье их скалы. — Надеюсь, тебе нравится, где мы сейчас находимся, — произносит по итогу Джемин, поднимая взгляд к горизонту, и сам толком не понимает, к кому именно обращается в это мгновение. — Здесь так красиво. Прямо как на картинках, только гораздо лучше. Тебе здесь точно будет хорошо, — он непроизвольно приглаживает сумку ладонью, тем самым будто бы и Джено тоже. — Помню, в детстве родители подарили нам с Донхёком морскую раковину. Сказали, что в ней слышен шум моря. Мы тогда и вправду в это верили, принимали за настоящее волшебство. Только повзрослев, я узнал, что это всякие глупости. Но… я теперь так хочу, чтобы это было всё-таки правдой. Чтобы мы могли так с тобой связываться. Слышать, как тебя омывает море. — Мы обязательно поищем на берегу такую раковину, — подхватывает Джено. Джемин приподнимает уголки своих губ, переводит на него взгляд и кивает. Чужая поддержка чертовски приятная и тёплая, как и солнечные лучи, ласково касающиеся их кожи. — Ну, что, приступим? — Да, пора бы, — соглашается Джено и раскрывает сумку пошире. Замирает, понимая, что это тот самый момент, когда ему необходимо отпустить своего брата насовсем. — Спасибо за всё, что ты сделал для меня. Для нас обоих. — И за то, каким ты был, — подхватывает уже и Джемин. — Где бы ты ни был, надеюсь, тебе там хорошо. Ешь своих мармеладных мишек, слушаешь свою любимую музыкальную группу и… — Тебе там не одиноко. — Точно. После — они обмениваются молчаливыми взглядами, хватаются, каждый, за концы большой сумки и медленно переворачивают её, чтобы всё содержимое вывалилось вниз, в морскую глубину. — Мы любим тебя, — кидает Джено вслед летящим в воду костям, местами ещё и разбивающимся о скалы, как неспокойные волны. — Очень сильно. За несколько секунд всё исчезает в бушующей пене — и Джемин, к своему удивлению, не ощущает никакой тягости, ни сожалений. Только лишь странное облегчение. Не потому, что Джено окончательно от них ушёл, а потому, что теперь тот точно в покое, тот наконец-то свободен. Где-то там ожидает их прибытия, готовый встретить тёплой улыбкой и крепким объятием, но, естественно, никого не торопит. Джемин откладывает опустошённую сумку в сторону и переводит свой взгляд обратно вниз. Они безмолвно наблюдают за морем — как тёплый ветер заставляет его покачиваться при каждом порыве — и думают о чём-то своём. Не то о хорошем, не то о плохом, перебирая в своей голове какие-то отдельные воспоминания. В какой-то момент Джено не выдерживает подобного груза, ненароком оседающего на его плечи, и откидывается назад — на скалистую неровную поверхность, лишь слегка покрытую пушистой травой. Он тяжело вздыхает, прикрывает глаза — не то из-за усталости, не то из-за ярких солнечных лучей, моментально тянущихся его согреть, — и зарывается пальцами в выступающие колючие травинки. Джемин практически ревностно наблюдает за тем, как его парень нежно оглаживает их, и всё-таки ложится рядом. Прижимается боком к боку, ловит чужую руку своей, переплетаясь пальцами, меж которых ещё застревает и зелень, и так же прикрывает глаза. Здесь оказывается так хорошо и так безмятежно. Джено тут определённо будет спокойно. Лучше, чем в тюрьме из четырёх давящих стен. — Джемин. — М-мм? — Если бы я тебе предложил спрыгнуть за ним, ты бы спрыгнул вместе со мной? Сердцебиение на миг по новой пропускает удар — и Джемин сразу же раскрывает глаза, одновременно поворачивая голову к Джено. Встречается с ответным искрящимся из-за всё тех же солнечных лучей взглядом, молчаливо разглядывает любимое лицо и, не выдерживая, тянется к тому свободной ладонью. Опускается подушечками пальцев на щёку и срывается на лёгкую улыбку. — Конечно. Это как вместо «я тебя люблю», но гораздо сильнее, более трепетно и более волнительно. Джено тоже приподнимает уголки, а затем подаётся вперёд и опускается на его губы своими. То ли мажет по ним заглушённое ветром и морем «давай тогда спрыгнем», то ли попросту нежно целует того, прикрывая глаза. Любой конец — это начало чего-то нового.