кривые зеркала

Обед выходит сытным, но без каких-либо особых излишеств: они варят себе кручёные макароны, перемешивают их с томатным соусом песто и добавляют поверх тёртый сыр. Поглощают приготовленное блюдо, сидя у широкого окна — с видом на пасмурное небо, молчаливо думают о чём-то своём и перекидываются беглыми взглядами и немного неловкими улыбками. Джено такой милый — Джемин непроизвольно ловит себя на этой греющей мысли. Смотрит на чужие губы, покрытые лёгким томатным слоем, заворожено наблюдает, как кончик языка периодически стирает тот, и чувствует себя, на удивление, уютно. Бушующий внутри мрак всё больше и больше рассеивается, пусть и всё-таки временно. Он безрадостно осознаёт это. Мытьё посуды по итогу остаётся на старшем — тот вызывается на данный героический поступок по собственной воле, а Джемин лишь убирает всё со стола и старательно протирает поверхность от возможных пятен. После — обнимает Джено со спины, прижимаясь щекой к напряжённому плечу, стоит так пару минут, ни о чём абсолютно не думая и не тревожась, и целует напоследок в шею. Кратко и довольно щекотно. — Я постараюсь сделать всё быстро, — произносит он, уже обуваясь. — Но, думаю, я не вернусь раньше трёх. Звони мне, если что, ладно? — Иди уже, — Джено бьёт его по боку тряпкой, которой сушит посуду, а получает в ответ только смешок и воздушный поцелуй. — Возьми мои ключи, кстати. Они висят на дверях. — А ты? — вопрос на самом деле глупый. Джемин кусает нижнюю губу, тут же догадываясь о дубликате, принадлежащем младшему Ли, и просто кивает на чужое подтверждение. Ещё раз прощается, теперь чуть более натянуто, и выходит из квартиры. Запирает дверь, торопливо спускается по лестнице вниз и выходит на улицу, тут же вбирая полной грудью свежий весенний воздух. До метро приходится добираться под неожиданным дождём. Джемин кутается в капюшон своей толстовки, включает в спотифае все треки неизвестной ему группы, «Bad Omens», чьё название было указано на плакатах Джено, и довольно быстро зацикливает воспроизведение на одной и той же — понравившейся ему — песне. Подобная музыка — не то рок, не то даже метал — оказывается совершенно не в его стиле, но та всё равно влюбляет в себя. Своей лирикой, необычной атмосферой и тем, что попросту нравилась Джено. Джемин пытается выстроить чужой образ в своей голове по новой, но тот неизбежно путается с другим представителем Ли. Один любит тяжёлую музыку, тёмные цвета, судя по чёрно-белой гамме чужой комнаты и гардероба, и при этом в его воспоминаниях предстаёт чертовски романтичным, очаровательным и просто заботливым парнем; а второй, как оказывается, курит, предпочитает нежно-пастельные успокаивающие оттенки, любит всякое выпекать и ведёт себя гораздо более развязано, чем младший брат. Это так странно и так не вяжется в его голове. У Джемина просто не получается разделить Джено на каких-то два отдельных человека с новыми, пока ещё незнакомыми ему интересами и вкусами. Быть может, он всё-таки спит и видит очередные кошмары? Те самые, от которых, как ему казалось, у него всё-таки получилось избавиться. Сильно щипать себя, правда, не помогает. Джемин безысходно прижимается лбом к холодному стеклу, прикрывает глаза, потому что сквозь окно всё равно ничего не видно — в метро ему рассматривать нечего, и продолжает на полной громкости слушать всю ту же песню. Притворяется, что всё хорошо, а рядом сидящие люди даже и не догадываются, что он собирается сделать сегодняшним вечером. Он и сам по-прежнему не может в это поверить. Правильно ли они поступили, решив пойти на такое? Бальзамирование, ведь, ничем, по сути, им не поможет. Это только лишь оттянет время от неизбежного исхода: Джено всё равно в конце концов уйдёт. Он уже от них ушёл. Тело — не человек. Это просто оболочка. Красивая обёртка. Джемина отчего-то мучают неясные сомнения, а потом он понимает, что ничего другого сделать всё равно не выйдет. Какая-то тупиковая получается ситуация, но выход всё ещё кажется только одним: оставить всё, как есть. Плыть по течению. Из мыслей его неожиданно вытаскивает громкое объявление о нужной станции. Брюнет высаживается на ней и торопливо добирается до дома. По пути пытается дозвониться до владельца своей съёмной квартиры, но трубку тот не берёт. Приходится оставить сообщение — небольшое предупреждение, что он намеревается съехать в ближайшее время. Правильное ли это решение — Джемин тоже не знает, но он почему-то всё равно идёт на этот шаг. Необходимых вещей оказывается не так уж и много: что-то по учёбе, что-то для повседневной жизни, что-то просто для личного комфорта. Он аккуратно складывает всё в большой чемодан, несколько раз обходит квартиру и выключает в ней электричество и воду, хотя намеревается вернуться ещё — завтра или уже в воскресенье. Его жизнь полностью переворачивается за одно грёбанное утро. Джемин по-прежнему не верит во всё случившееся и нерешительно оглядывает прихожую. По ощущениям, он будто бы собирается в какую-то поездку. Мысли об этом сразу же напоминают о Джено — и он бессильно скатывается по стенке, весь сжимаясь в бесформенный комок. Из глаз опять рвётся солёная влага (он так устал на самом деле от неё), а с губ — болезненное хрипение. Джемин бьётся головой о стену. Несильно, с каким-то странным ритмом. В наушниках у него всё ещё играет та песня. В наушниках у него всё ещё частица Джено. Он такой ужасный слабак. Парень, тем не менее, принудительно поднимает себя с пола, в который раз за сегодняшний день стирает ебучие жгучие слёзы и всё же выходит из дома. Оставляет чемодан пока что в прихожей и решает вернуться за тем только после покупок.

jaem

сегодня в 13:45

что любил джено?

пожевать там всякое типа

jeno сегодня в 13:48 мармеладных мишек шоколадки ещё очень любил с большими орехами, от милка

jaem

сегодня в 13:49

окей

спасибо

Джемин смотрит на своё последнее сообщение и хмурится. Идиот. Какой же он идиот! Больше, ведь, нельзя думать только о ком-то одном. Джено двое. Их, чёрт возьми, действительно двое.

jaem

сегодня в 13:50

а ты что любишь?

jeno сегодня в 13:51 тебя

jaem

сегодня в 13:52

эй, я серьёзно 😒

jeno сегодня в 13:53 всё ещё только тебя ты — моё самоё любимое блюдо Джемин невольно срывается на смешок. Улыбается экрану и одновременно испытывает жуткий стыд, смущение и облегчение. Он не зря написал этому дураку.

jaem

сегодня в 13:54

ты так и напрашиваешься спать сегодня на диване 🔪

jeno сегодня в 13:55 ладно-ладно 😶 лимонное печенье и чипсеки с сыром

jaem

сегодня в 13:55

умничка

мой хороший мальчик

Настроение немного поднимается. Джемин закупается в магазине мармеладными мишками, большой плиткой шоколада с орехами от указанной фирмы, лимонным печеньем, сырными чипсами, берёт для себя ещё двухлитровую бутылку колы и тёмное пиво — две банки — и добавляет в корзину ароматические палочки — для комнаты младшего Джено. После — идёт уже в аптеку. Намеренно просит у молодой девушки за стойкой странный набор — упаковку хлорида ртути, долипран, два самых больших шприца, гигиеническую помаду, смазку и презервативы — и, кажется, если и вызывает какие-то подозрения, то скорее всего всё же неверные. Дорога обратно к Джено — получается, в его новый дом — занимает чуть больше времени, чем Джемин изначально планировал. В метро оказывается слишком много народа, а большой чемодан не особо помогает ловко протиснуться между людьми. По итогу добирается он уже после трёх часов, ближе к четырём. Немного теряется в домах, после — в подъездах, не запоминая номер нужной квартиры, и просто пытается открыть несколько дверей ключом. Выходит это только с третьего раза — он почему-то не догадывается позвонить, слишком забываясь в собственных мыслях. — Да что ж ты вредный такой, — ругается Джемин на свой чемодан, не желающий без упрямства пересекать порог, и всё-таки заходит внутрь. Джено возникает из ванной не сразу и вместо приветствия неожиданно одаривает его сильным чихом. Кажется, тот и вправду взялся за уборку, судя по мокрой тряпке в руках и приятному запаху каких-то цветов в помещении. — Ты, что, реально решил прибраться? Я же пошутил. Ему становится немного стыдно за свои дурацкие слова. — Ну да. Я везде пропылесосил, даже полы помыл. Осталось вот только в ванной доубраться. — Везде? — переспрашивает тем временем Джемин, разуваясь, и невольно переводит взгляд на единственно закрытую дверь. — Даже у Джено? — Да. И у него. Грудную клетку по новой стягивает тугими ремнями. Он нервно сглатывает слюну, представляя, насколько это было для того сложно, и решает всё же ни о чём не расспрашивать. Незачем тревожить чужие раны ещё больше. — Поможешь мне с вещами? — Да, конечно. Сейчас только руки помою. — Я с тобой. Джено по итогу разбирается с пакетами, пока Джемин тащит свой чемодан в чужую спальню. Он тут же садится на пол и раскрывает его, чтобы разложить куда-нибудь все свои вещи. — Я тебе там две полки в шкафу освободил, если что, — отдалённо доносится из другой комнаты. — Боже. Джемин. Что ты купил? — Что? — отзывается он не сразу, вытаскивая всю одежду на постель. — Клубничная смазка? Серьёзно? На его губах возникает мгновенная ухмылка, и он непроизвольно поворачивается к дверному проходу, хотя Джено в том не оказывается. — Тебя смущает, что она клубничная или что это смазка? — Первое? — чужая голова всё же возникает из-за угла. — Не любишь клубнику? — Не знал, что такое вообще существует. — У них там обычная просто закончилась, — поясняет младший. — Я вообще её купил для прикрытия типа. Не хотел получить лишних вопросов, поэтому и набрал всякого. — То есть, она нам будет служить просто декором? — интересуется Джено и прислоняется боком к дверному проёму, слегка ухмыляясь. — Ну, если захочешь, ты сможешь использовать её как небольшую специю к твоему любимому блюду, — Джемин игриво приподнимает бровь и тоже обнажает зубы. — Какое совпадение, я как раз голоден. — Тогда иди и завари нам чай. Перекусим снеками, которые я купил. — Ну ты и обломщик, — с шутливым осуждением заключает Джено и всё-таки скрывается за поворотом. Джемин в ответ срывается на смешок и возвращается обратно к разборке вещей. Укладывает одежду в выделенные полки, ставит ноутбук и игровую приставку на чужой рабочий стол, а под него — рюкзак со всеми университетскими вещами, и достаёт небольшой тканевый мешок со всеми принадлежностями для ванной комнаты. После — убирает чемодан под кровать, чтобы тот не мешался под ногами, отправляется в уборную и расставляет в той свои шампунь, гель для душа, увлажняющий крем и расчёску по полкам. На зубной щётке он немного застывает. Неуверенно суёт ту в стаканчик, в котором и так оказывается две похожих, и нервно мнёт губы. Ловит себя на непроизвольной мысли, что уже никогда не узнает каких-то мелких деталей о Джено — до жути банальных и совершенно незначительных на первый взгляд, но всё равно по-своему чертовски важных. Никакой домашней рутины между ними не будет. У Джемина из-за этого щемит в груди. — Чай готов, — очень вовремя встревает в его мысли Ли, возникая за спиной. — Хорошо. Попробую наконец-то твоё печенье, а то оно было таким аппетитным на упаковке. — Наше печенье, — поправляет его Джено и подходит ближе, сгребая в охапку. Утыкается подбородком в плечо и смотрит на их отражение в зеркале. — Я так и не сказал тебе, но… Добро пожаловать домой, малыш. — Малыш? — Джемин приподнимает в недоумении бровь. — Это слишком? — Хочу быть котёнком, — демонстративно выпячивая губу, подмечает он следом. — Мне всегда хотелось, чтобы мой парень называл меня так. — Хорошо, — добавляет Джено уже шёпотом и приближается своими губами к краю его уха. — Идём пить чай, котёнок. Мурашки мгновенно пробираются ему под кожу и скользят по шее вниз. На губах застывает ужасно довольная улыбка. — Идём. Небольшой перекус проходит за обсуждением снеков (кто что любит и что им в следующий раз себе накупить), правил по дому (они распределяют всевозможные обязанности и всякие финансовые траты) и предстоящей процедуры над телом Джено. Они решают сначала помыть везде кожу дезинфицирующим средством и волосы шампунем, надеясь в процессе ничего не испортить, а после — приступить к вводу раствора, который ещё предстоит приготовить. — Я купил нам маски и перчатки, — протягивая всё это, информирует Джено. — Я сейчас притащу тазик с тёплой водой, а ты возьми пару неиспользованных губок в шкафчике под раковиной. На кухне. — Прихвати тогда с собой шампунь, — направляясь в указанную сторону, просит Джемин и одновременно натягивает на лицо тряпичную маску, а на ладони — синие перчатки. — И средство для дезинфицирования. — Они уже в комнате. — А, окей. Он достаёт две губки — без грубой зелёной поверхности — и следует к ванной. Помогает Джено вытащить из той тазик, придерживая дверь, проделывает то же и с чужой спальней, пока что не смотря в сторону постели, и снова морщится от неприятного запаха. — Ты закрыл окно? — Да. Тут начали собираться мухи. Я читал, что они могут откладывать яйца в мёртвом теле. Так что либо надо установить тут сетку от них, либо будем проветривать комнату только время от времени. — Я купил ароматические палочки с лавандой. Может, зажжём их тогда? — Неплохая идея. Джемин кивает и тут же срывается с места. Интересуется у Джено, куда он те положил и где зажигалка, приносит всё в конце концов в комнату и устанавливает палочки на чужом столе, пока старший просто застывает рядом с кроватью. Рассматривает младшего брата отрешённым взглядом и нервно теребит край своей футболки. — С чего начнём? — Джемин пытается отвлечь того от тягостных мыслей и хватает за дрожащую ладонь, сжимая её в своих пальцах. Ручная работа, как правило, действительно помогает абстрагироваться от всего неприятного в голове. — Снимем с него одежду? — Да. Порежем ткань ножницами, потом — всё сожжём, а под конец оденем его во что-нибудь чистое. На словах всё оказывается гораздо проще, чем на деле. Они практически сразу же теряются, не зная, с чего начать и как вообще притронуться к Джено. Выглядит тот откровенно хреново. Всё происходящее — ужасная давка. Голова кипит от навязчивых мыслей, а глаза снова предательски щиплет от нарастающих чувств. — Я включу музыку. Ты не против? — иначе Джемин не выдержит этого напряжённого молчания. Потому после чужого согласного кивка он достаёт из кармана мобильный, включает в рандомном воспроизведении все треки всё той же группы — «Bad Omens» — и откладывает тот к ароматическим палочкам. Лавандовый запах, на удивление, и впрямь перебивает другой — откровенно тошнотворный. — Никогда не понимал, как ты можешь слушать такое, — обращается Джено к младшему Ли и срывается на лёгкую болезненную улыбку. — Он часто включал эту идиотскую, на мой взгляд, музыку на всю громкость в колонках и забавно бесился. Как настоящий рокер, мотал своей головой и трясся так, будто у него какой-то эпилептический припадок. А в детстве всё мечтал стать звездой. Крутым барабанщиком. Джено присаживается на край кровати, тянется ладонью к лицу своего брата и ласково убирает тёмные пряди волос с впалой щеки. Джемин из-за этого шумно вздыхает. Не знает, что сказать в ответ, и просто молчаливо наблюдает за старшим. — У меня, к сожалению, никогда не было хорошего музыкального слуха, — продолжает тот свой монолог. — Поэтому из-за меня Джено пришлось оставить свою мечту позади. Прости, что я так много всего испортил в твоей жизни. «Прости, что я остался жив вместо тебя», — читает Джемин в чужих глазах и весь сжимается изнутри. Он не выдерживает и садится рядом. Обнимает со спины, обхватывая руками за талию, прижимается щекой к плечу, одновременно прикрывая глаза, и крепко-крепко стискивает своего парня. Изо всех сил пытается удержать того на плаву. Рядом с собой. Ему так сильно хочется забрать чужую боль, несмотря на то, что в своей собственной он безнадёжно захлёбывается. — Не изводи себя такими мыслями, — произносит Джемин куда-то за ухо. — Ты был для него самым лучшим. Я уверен. Самым важным и самым близким человеком, которого он очень любил. Ты был его незаменимой частью. Джено неожиданно дёргает плечами — ещё, и ещё, и ещё — и зарывается в свои ладони, а Джемин сжимает того только крепче и ни за что не позволяет сорваться с обрыва. Буря утихомиривается ровно через одну недлинную песню — и они в конце концов приступают к делу. Молчаливо разрезают ткань чужой одежды, аккуратно избавляют от той несчастное тело, несколько раз подавляя в себе рвотный позыв, и начинают омывать кожу воду. Ласковыми, бережными и неуместно любовными движениями. После — заново проделывают то же, но уже с дезинфицирующим средством. В каких-то местах кожа оказывается слишком засохшей и странно потрескавшейся, в каких-то — сильно сморщенной, а в каких-то — покрытой уродливыми пятнами и чересчур хлипкой. Джемин нечаянно отрывает ту в районе щиколотки и, резко вскрикивая, испуганно отбрасывает на пол свою губку с небольшим куском плоти от Джено. Он тут же впадает в истерику. Его по новой накрывает ненужными эмоциями. Жутко трясёт и так и тянет выблевать все свои внутренности наружу. Особенно — этот бесполезный ошмёток мяса, бешено бьющийся у него под грудной клеткой. Сегодня он переживает самый настоящий кошмар наяву. — Давай я всё закончу сам, — Джено пытается быть сильным, гладит его по спине, но Джемин упрямо мотает своей головой. Ни за что не сдаётся. — Нет. Они должны пережить это вместе. — Может, поменяешь тогда воду в тазике? — старший, кажется, пытается найти альтернативный вариант. Другое спасение. — А потом возьмёшься за мытьё волос. Джемин на это всё же ведётся. Ощущает острую необходимость проветриться и умыться. Он послушно берёт пластиковый резервуар, относит в ванную комнату и выливает всё в унитаз. После — ополаскивает тазик чистой водой, заполняет тот почти что до края и отбрасывает в сторону мокрую из-за слёз маску, чтобы умыть покрасневшее и немного опухшее лицо. — Тряпка, — с отвращением хрипит он собственному отражению и брезгливо отворачивается от того. Джемин впоследствии возвращается к Джено, опускается у изголовья кровати на колени и стягивает с ладоней перчатки, за которые могут зацепиться чужие густые пряди. Аккуратно смачивает их тёплой водой, нежно приглаживает пальцами и в какой-то момент добавляет шампунь. Возвращает брюнету его прежний запах, заботливо втирая тот в волосы, внимательно следит за своими действиями, боясь что-то испортить ещё — уже в третий раз, и по итогу справляется с поставленной задачей без каких-либо новых происшествий. — Я закончил, — оповещает он Джено и поднимается с пола. — Я тоже почти уже всё. Приготовишь нам раствор? Нужно раздавить таблетки в порошок и смешать потом с формалином. — Мне прям всё использовать? — Думаю, да. Джемин кивает. Вновь хватается за тазик, в этот раз просто избавляя тот от мыльной грязной воды, ещё раз тщательно всё ополаскивает и убирает под умывальник на пол. После — идёт на кухню. Берёт оттуда глубокую тарелку и деревянную толкушку, направляется с этим всем к столу, на поверхности которого его ожидает упаковка с сулемой, и высыпает всё содержимое себе на ладонь. Разглядывает бесцветные кристаллы, завороженно роняет их в тарелку и безжалостно раздавливает один за другим. Время летит почти незаметно. Джемин окончательно успокаивается за данным монотонным занятием. — Всё в порядке? Он непроизвольно вздрагивает из-за чужого голоса, оборачивается к Джено и кивает, непроизвольно хмурясь. Тот предстаёт перед ним чертовски уставшим и истерзанным. Своими же мыслями и чувствами. Не стоило им в это всё-таки лезть, но жать на тормоза, кажется, уже слишком поздно. — Осталось только смешать всё, — оповещает Джемин. — Я помогу. Они вместе подготавливают раствор, терпеливо ожидают, когда порошок окончательно растворится в прозрачной жидкости, и всё это время молчат. Им тяжело, но никто не признаёт этого вслух. Осознание, что всё это — бесполезная трата времени и особенно нервов, неприятно давит на них невидимым грузом; однако они всё равно зачем-то продолжают себя мучить. Очистить чужое тело от всяких возможных «гадостей» кажется им нужным и важным, как и всего-навсего привыкнуть видеть Джено таким. — Наверное, всё, — заключает Джемин, осматривая итоговый раствор. — Можно начать. Старший соглашается молчаливым кивком, послушно поднимается со своего места и тащит тяжёлый контейнер в комнату, а он просто следует за тем. С чего начать — опять непонятно. Они набирают жидкость в шприцы, пытаются нащупать артерию в шее и в ногах, естественно, не представляя, где её точное местонахождение — никакого пульса же нет, и приходят к заключению, что будут просто колоть раствор вслепую. Хуже они, по сути, сделать всё равно не могут. Джено достаётся шея, Джемин же берётся за ноги. Они аккуратно втыкают иглу в приблизительном расположении артерии, выдавливают в мёртвую плоть весь набранный в шприц раствор и просто какое-то время ждут, не польётся ли тот из каких-нибудь возможных «щелей». Всё вроде бы оказывается в порядке — и они чуть смелее повторяют свои действия. Ещё, и ещё, и ещё… Жидкость в контейнере постепенно уменьшается, судя по всему, всё же равномерно расползаясь по чужому телу. Однако — на всякий случай — они вводят ту не только через шею и бёдра. Совершают ещё несколько уколов в туловище и в предплечьях, а голову всё же не трогают — вдруг всё полезет через глаза. Зрелище будет просто ужасным, и Джемин такое точно не выдержит. Контейнер, тем не менее, в конце концов опустошается — и они с явным облегчением бросают внутрь использованные шприцы. Остаётся только лишь одеть Джено в другую одежду. Они выбирают самое практичное и эластичное: свободные штаны и рубашку с короткими рукавами; и довольно много мучаются, чтобы натянуть всё это на чертовски неподатливое тело. Чужие конечности практически не гнутся — и это значительно осложняет их работу. В какой-то момент им даже хочется попросту сдаться, однако они всё-таки находят в себе достаточно упрямства и силы воли (и, быть может, ещё и немного отчаяния), чтобы довести всё по итогу до конца. — Всё? — Похоже на то. Джемину в это, тем не менее, совершенно не верится. Он скользит по Джено — сначала по старшему, а затем по младшему — немного растерянным взглядом, подходит ко второму у изголовья кровати и нависает тенью над невозмутимым умиротворённым лицом. Опускается губами ко лбу, целует в него, непроизвольно прикрывая глаза, и одновременно приглаживает подушечками пальцев кожу на уровне острых скул. — Я обязательно найду тебя снова, там, в новом мире, — произносит он шёпотом, опускаясь к чужому уху, — как нашёл тебя здесь. Джемин с ним, естественно, не прощается. По новой нежно мажет губами по коже — по любимой родинке под глазом — и всё-таки отстраняется. Выходит из помещения, позволяя братьям остаться наедине, идёт в ванную комнату, чтобы снова умыть лицо холодной водой, а руки — жидким мылом, и впоследствии устало валится на постель своей новой спальни. Через какое-то время к нему присоединяется и Джено. Опускается рядом с тяжёлым вздохом — и Джемин тут же тянется к тому. Ластится к старшему, словно коала — к стволу, прикрывает глаза и жадно заполняет свои лёгкие чужим сладковатым запахом. Говорить ни о чём совершенно не хочется. Они просто наслаждаются присутствием друг друга в приятном молчании. В помещении оседает сумеречная темнота — расслабляющая и почти убаюкивающая, а по окну мягко тарабанят капли дождя. Мир будто бы замирает и сужается до размеров их комнаты. Ничего больше не важно. Ничто их больше не страшит. Они есть друг у друга — и теперь это самое главное. Младший Джено становится неразрушимым мостом между ними. Из их безмятежной идиллии, тем не менее, вырывает неожиданный дверной звонок. Джемин резко раскрывает глаза, немного растеряно отстраняется от старшего и вопросительным взглядом уставляется на того. — Я никого не жду, — произносит Ли следом и неохотно поднимается с постели. — Может, соседи? А может, последний получас просто был каким-то затишьем перед очередной свирепой бурей? Джемин своими сомнениями и необъяснимо нарастающей тревогой всё же не делится. Просто также встаёт с кровати, торопливо следует за Джено, решительно направляющимся к входной двери, и нервно кусает себя за щёку изнутри. Старший заглядывает в глазок, тут же к нему оборачивается и нервно и громко сглатывает слюну. — Это полиция. Впервые чей-то шёпот настолько сильно оглушает его.