***
Как и ожидалось, Корделия просыпается уже будучи в его объятиях, надёжно прижатая к горячему, зажившему торсу. Крепкие мужские руки обхватывают ослабшее туловище поперёк, и девушка чувствует себя по-настоящему выспавшейся и отдохнувшей. Ей до неприличия хорошо и мирно. К сожалению или к счастью, это именно то, чего так не хватало. Ведьма смотрит на заколдованные вчера часы, настроенные под рамки этого места, и понимает, что нужно вставать и собираться на работу, хотя очень хочется проваляться в его руках как можно дольше, компенсируя все недосыпы последних месяцев. Блондинка медленно выбирается из объятий и поднимается, идя в душ. Холодная вода бодрит, и вроде помогает собраться. Делия быстренько одевается и порхает на кухню. Сэндвич, наскоро слепленный, съедается в два счёта, и девушка делает отвар для демона и нарезку из найденной копчёной курицы. Она едва ли не проливает всё это великолепие, когда на пороге в комнату её встречает полуголый демон. — Доброе утро? — удивлённо спрашивает он, радуясь, что она не ушла, но по одежде понимает, что собирается. — Доброе, — её голос твёрдый и явно не очень довольный, — ты чего встал? Тебе восстанавливаться надо. Иди ложись, я принесла завтрак, — белокурая проходит мимо него, стремясь побыстрее поставить кружку с тарелкой на тумбочку. — Я в порядке, милая, — что-то в груди малышки приятно ноет от такого обращения, — ты…за вещами? Кстати, очень классно выглядишь, поверхность пошла тебе на пользу. Прямо светишься. И румянец такой весёлый, — расплывается в улыбке, смущая её, как обычно. На комплименты для такой женщины он никогда не скупился. Она тяжело вздыхает. — Спасибо. Франция и лазурный берег благотворно влияют на кожу, — взволнованно смеётся. — Конкретно сейчас я на работу. Вообще, у меня должен был быть выходной, но в первой половине дня я подменяю напарницу, у неё трудности с ребёнком сейчас. — А во второй? Придёшь? — пусть придёт, хоть даже и забрать пожитки. Он готов цепляться за любую возможность насладиться её обществом. — Приду, — дарит надежду ведьма, — кушай и ложись, хорошо? Я ещё тебя отругаю за твои бездумные выходки, — её личико красиво насупилось, заставив его максимально широко улыбнуться. Ворожея останавливается у самой двери, застывая на месте, когда он спрашивает: — Зачем? Зачем ты лечила меня? — Астарот, — разворачивается и выглядит робкой и тревожной, приобнимает себя руками и гладит. — А ты…всё ещё любишь меня? Его лицо меняется на досадно-изумлённое, и он тяжело-тяжело, медленно вздыхает, потом так же медленно выдыхает, сжимая руки в кулаки и цедит: — Тц. Как же ты меня заебала! — искренне, со всей усталостью. А потом смеётся надрывно и подходит к ведьме, зажимая у двери в тупике рук. Взгляд его меняется на серьёзный. — А ты как думаешь, малыш? Конечно, люблю! Больше всего на Свете, больше всего в Аду. Больше, чем себя и кого-либо ещё. Или ты думаешь, что любовь за день проходит?! А теперь ответь на мой вопрос, пожалуйста. Она хитро щурится, думает, всматривается, а потом тянется к нему, кладя руки на плечи, и резко, всеобъемлюще, сладко целует, оказываясь моментально схвачена в кольцо рук. Поцелуй не длится больше, чем пол минуты, но даёт разрядку обоим. — Вот тебе ответ, засранец, — усмехается бестия, — я вернусь, — коротко чмокает в губы ещё раз и ускользает за дверь.***
О да, она зарядила его на жизнь вперёд. Чёрт, он готов был порхать, как бабочка, лететь на тёплый светлый огонёк в лице этой вредной малышки. Пришла, вылечила, поцеловала! Вся его серьёзность улетучилась, а боль выздоровления приглушилась. Её запах вновь витает по комнате, её энергия ощущается на кухне, и демона просто разрывает от того, насколько всё легко рядом с ведьмой. Однако эйфория резко сменяется досадой и неопределённостью. Чего эта невыносимая тигрица хочет от него? Неужели кто-то сделал ей больно, обидел, раз она пришла за утешением сюда. Но расстроенной Делия не выглядела, да и о море во Франции, о работе, говорила с воодушевлением. Может… Нет, точно нет! Корделия не даёт пустых надежд, а вернуться к нему она априори не может. Но поцелуй… Всё-таки, Астарот пришёл к выводу, что солнышко кто-то обидел и сильно задел. Нужно выяснить и успокоить её. Лёжа в постели по её указанию, мужчина прикидывал, как встретить её. Разумеется, хотелось удивить, задержать у себя подольше. Она стала такая сияющая. И как можно было держать такое великолепие в клетке, когда она создана, чтобы светить? Запер, ага, как неуверенный в себе скот. Неужели нельзя было просто позволить ей уйти в тот злополучный вечер три года назад, а уже потом, на свободе, сделать всё, чтобы она ушла от Лэнгдона? У них бы всё равно начались трудности, а его любовь могла бы спасти её. Как жаль, что такие простые, но невероятно важные пути решения проблем, приходят, когда уже поздно. Всё больше и больше погружаясь в мысли о ведьме, представляя, какой ужин приготовит для неё, брюнет уснул, уткнувшись в её подушку, окутанный ароматом весны и радости. Пусть она и раздражает своими метаниями, качелями, плевать. Это не мешает ему оставаться влюблённым идиотом.***
Клиент попросил её помочь составить букет для любимой девушки. Уже был конец её смены, и она собиралась закрывать магазин, оставляя ключи в соседнем, для сменщицы. У них как раз был часовой перерыв, когда закрытая посреди дня точка не вызовет вопросов. Но буквально за минуту до окончания, когда ведьма наводила порядок, вбежал юный парниша с озадаченным и виноватым лицом с просьбой о помощи. Мальчишка умоляюще смотрит на ведьму и сообщает, чуть ли не в истерике, что поссорился с девушкой своей мечты, которую «добивался целый год!». И белокурая не может отказать. Всё-таки, делает она вывод, люди всегда любили и будут любить, и как бы не хотелось отгородиться от этого, это практически невозможно. Всем нравится чувствовать, брать и отдавать, тонуть в эмоциях, быть живыми. Гуд, уточнив предпочтения девушки, заключающиеся в: «Только не розы», вспоминает букет, который ей подарил демон. Почему-то ещё до того, как парень начал обсуждать с ней композицию, в голову пришёл тот загадочный подарок. Сразу нахлынули воспоминания, как глупо она себя чувствовала, пытаясь разгадать секрет чёрной розы. Какое тепло издавали цветы. Что ж, в этой картине розе явно не место, но лилии вполне подойдут, чтобы сделать яркий комплимент. Девушка обсуждает с парнишкой свою идею, уточняет, нет ли у его возлюбленной аллергии на лилии и начинает собирать, мысленно благодаря брюнета за то, что ей сейчас не приходится много думать. Пышный подарок выходит очень красивым, и она может уйти домой с чувством выполненного долга и надеждой на то, что те двое помирятся. С работы, стараясь не спешить, контролируя нескончаемый потом самых разных эмоций, Корделия направляется к Миртл, чтобы переодеться и объяснить своё отсутствие ночью. Солнышко сопровождает её, иногда слишком припекая, и хочется заменить платье на какую-нибудь длинную рубашку. С запахом вишни и коньяка, желательно. Ведьма почти смирилась, почти приняла ту мысль, что, кажется, её счастье заключается в демоне. Если борьба приносит лишь ноющую боль и пустоту в груди, а чувства взаимны, то есть ли смысл бороться? Вчерашний визит к нему служил прощупыванием самой себя. Впервые Делия хотела целиком и полностью довериться чувствам и сердцу. И сердце отреагировало громогласным: «Да! Это то, что нам нужно! Хватит упрямиться!». Она больше не Верховная, мир спасён, Майкл — вполне гармоничная личность, а Корделия Гуд — человек. Прежде всего. Простой, сотканный из чувств, противоречий, внутренних конфликтов, эмоций. А простой человек, не тягающий вечно груз ответственности, имеет право ошибаться, имеет возможность выбирать и делать выборы не в пользу общества. К чёрту последствия, всё к чёрту. К Астароту. Майкл звонил чуть больше не дели назад по видео-связи. Этот разговор дался нелегко обоим. Они начали со скомканного: «Что ты думаешь о нас?», и каждый высказался примерно в одном ключе, чему Делия приятно удивилась. Разные, к сожалению. Антихрист сказал, что видит, как на них обоих влияют пережитые годы, чувствует ту пропасть и, несмотря на те чувства, что были между ними, не знает, хватит ли у него сил всё восстановить. Они всё ещё держали обиду друг на друга. Ну не то, чтобы жгучую, пожирающую обиду, но довольно значимый осадочек. Вот так, оказывается: прежде, чем ссориться, срываться, нужно остановиться и подумать, к чему это приведёт. Подсознание не обманешь, подсознание боится повторения тех страданий. У них был единственный шанс на воссоединение при условии, что сначала будет невероятно много скандалов, недопониманий, разногласий, что им в очередной раз придётся себя перекраивать и постоянно упрекать друг друга за прошлые грехи, пока не придёт умиротворение и не зародятся новые чувства. Оба пришли к выводу, что рисковать, прикладывая титанические усилия, ради неизвестного результата не готовы. В их случае простить оказалось равно отпустить. «Если не хотим так мучиться, может, мы уже не любим друг друга?» — с грустной усмешкой спросил тогда блондин. Ведьма грустно рассмеялась. Может. Так тоже бывает. Однако оба знали, что в сердцах друг у друга останутся навсегда. Делия будет благодарна Майклу за то, что именно он запустил в ней процесс переосмысления своих идеалов, Майкл Делии — за то, что не позволила дать ему скатиться в пучину убийств, уничтожения, которое привело бы и к его уничтожению; за то, что научила думать своей головой и не дала обмануться, повестись на речи Отца. Они стали друг другу бесценным опытом и условились, что если кому-то из них когда-нибудь понадобиться помощь в критической ситуации — помогут, обязательно помогут.***
Переодевшись как можно быстрее, Корделия движется к выходу, пока тётушка делает вид, что поверила рассказам про новую подругу. Она чувствует себя шкодливым подростком, и даже это заставляет смеяться и радоваться. Миртл выходит в коридор в тот момент, когда белокурая уже надевает скромные чёрные туфли на невысоком каблуке, прекрасно дополняющие лёгкое лавандовое платье в пол. — Ты куда? — Сноу скрещивает руки на груди, внимательно смотря на подопечную. — Я, — Делия недолго мнётся, но растерянно почёсывает затылок, — к подруге. — И как зовут твою новую подругу? — с подозрением спрашивает рыжая. — Мари, — первое, что приходит в голову. — Делия, Мари — героиня твоей любимой книги детства. Ты уже на свидания с Хэнком под предлогом Мари убегала. Могла бы что-то и поновее придумать, — прищуривается старшая, звуча по-матерински строго. — А я и забыла, — неловко улыбается Гуд. — Ну, я… Миртл, ты не поймёшь. — Лепесточек, — взволнованно вздыхает старушка, — я слишком сильно тебя люблю и слишком хорошо знаю, чтобы не понять. Я бы хотела, если честно, крикнуть на тебя, сказать, что это абсурд, и я не понимаю, как так можно после всего, что он сделал. Но если ты уверена — иди. Только прошу, не исчезай, — Миртл находит в себе силы не сорваться и подойти, крепко, по-медвежьи, обнимая дочь, и ведьма слышит тихие слёзы, режущие прямо по сердцу. — Я не исчезну, эй, — она отстраняется, чтобы убедительно взглянуть. — Мне на работу через два дня, как я могу исчезнуть? — улыбается. — Ты и в правду несносная девица, — тётушка пригрозила кулаком и тоже улыбнулась. Она должна верить. Ну не будет Делия возвращаться туда, зная, что там обидят, не будет. А значит, Астарот был с ней достаточно нежен и учтив. Старшая знает свою девочку, та точно не побежит в лапы насильника и маньяка. — Я очень тебя люблю, Миртл, и обязательно приду в ближайшее время. Просто я больше не могу. Мне нужно туда, я это знаю, — она целует тётушку, машет на прощание и тихонько выходит за дверь под волнующийся, прощающий взгляд матери. Только мать может так понимать.***
Привычная энергия встречает её в Аду, и ей хочется смеяться от всей абсурдности ситуации. Корделия Гуд, не оглядываясь, торопится в Преисподнюю. Приплыли. Однако ей спокойно, и она уверено идёт к двери его покоев. А его там нет. Блондинка начинает волноваться. Неужели опять кому-то что-то доказывать пошёл? Ему надо отлёживаться, вот же… Вдруг мощный поток магии окутывает девушку. Он зовёт её из кухни. Ведьма воинственно разворачивается и направляется к нему. Да, действительно, вот он, одетый в коричневую рубашку, целомудренно полностью застёгнутую, в тёмных брюках, стоит, улыбается, а позади него стол. С фруктами, индейкой, картошкой и ещё парочкой вкусных, её любимых, угощений, красиво оформленный, только свеч не хватает. Наверное, посчитал, что не к месту. — Я знаю, что ты будешь ругаться, но я полностью восстановился, правда. Ран нет, чувствую себя идеально и готов к новым подвигам, — вместо приветствия скандирует демон. — Астарот, — со смиренной безысходностью вздыхает ведьмочка и дарит ему нежную улыбку, — ну и что ты тут воротил? — Я подумал, что ты захочешь кушать после работы и решил сделать небольшой сюрприз, — он подходит к стулу и отдвигает, призывая ведьму сесть, — поедим? Тут есть фирменная картошка с индейкой, как ты любишь. — Сам готовил? — Делия присаживается и чувствует, что и впрямь проголодалась. — Слуги. Я сначала старался и сделал сам, но когда попробовал, понял, что тебе такое есть нельзя. Тут никакое бессмертие не поможет, — и они оба весело хохочут. — Как на работе? Устала? — интересуется мужчина, садясь напротив. Её глазки маняще горят. — На самом деле, да. Я не привыкла к такому. Пусть я и занимаюсь флористикой, — на этих словах брюнет присвистнул, удивляясь, как ей так удалось найти работу по душе, — но всё же мне непривычно укладываться в определённый срок с какими-то поручениями, и я изматываюсь. — Ничего, малыш, ты сильная девочка, привыкнешь. Ещё сама себя переплюнешь, — подбадривает он. — И где же мне ещё встретить такого доброго демона? — мечтательно улыбается блондинка. — О, я в единственном экземпляре. — Не сомневаюсь. Она рассказывает и про букет в конце дня, вызывая в красноглазом щемящее тепло. Помнит, котёнок, радуется. Нужно ещё подарить, если не уйдёт. Вот чёрт. После трапезы, Астарот идёт с ней в комнату и неловко заговаривает. — Малыш, тебя кто-то обидел? Там, на верху? Просто ты так неожиданно пришла и…будто тебе нужна была какая-то помощь. Если кто-то сделал тебе больно… — Никто, — резко перебивает ведьма, — никто меня не обижал. Я пришла к тебе, — видно, что собирается с силами. — Ко мне? — он выглядит озадаченным. — Астарот. Ты сказал, что любишь меня, — котёнок садится на краешек кровати, опуская глаза и мнёт подол платья. — И…- ужасно смущается и мнётся. Тяжело. — И мне кажется…я не знаю до конца, но думаю…почти уверена, — тяжёлый вздох и поднятый взгляд, — что я…кажется тебя тоже, — вот теперь легко. Самое страшное позади. Если это сон, то стоит ли просыпаться? Что-то подобное проскальзывает в его голове. Делия и «люблю» в отношение его никак не вязалось, было просто фантастикой. Чёрт, да как она умудряется так его переворачивать с ног на голову по десять раз за день?! Любит. Кажется. Это кажется вообще не смущает, учитывая, что она сама пришла и сидит здесь, такая желанная и родная. Он не может в это поверить. Его старания окупились. Да это лучшее, что может услышать такая скотина, как он из уст такой недосягаемой малышки. Лишь бы не свалиться от нахлынувших эмоций. Моль в животе превращается в слащавых бабочек. Он в два счёта оказывается рядом, нависает над ней и ставит руки по обе стороны от её бёдер. — Просто скажи, что ты моя. Его взгляда достаточно, чтобы понять, что это того стоит. Достаточно, чтобы стереть в собственной голове все рамки приличия и общественных порицаний, чтобы потеряться в необъяснимой страсти предполагаемого Стокгольмского синдрома. — Твоя. А этого достаточно ему. То, что нужно, чтобы повалить на постель, жарко, не сдержанно целуя. Дальше Делия не понимает, с ней ли разум и нужен ли он вообще сейчас. Она доверчиво и без сомнений подставляет шею под настойчивые, собственнические, голодные губы и первая рвёт хлипкую рубашку. Поцелуи обжигают, раскаляют до невозможного, и им обоим плевать на всё и всех, остаётся только нечеловеческое желание раствориться друг в друге. Когда он дорожкой поцелуев добирается до груди и жадно втягивает губами сосок, она стонет так, что сама краснеет от такого бесстыдного звука. Ещё. Нужно больше. В миг становится жарко. Они суетятся, судорожно раздевая друг друга, стягивая эту блядскую одежду. И нахрена он вообще оделся? Её чертовски бесят эти брюки. Он играется с сосками, проходит ногтями по рёбрам, и она выгибается, пытаясь быть ещё ближе. Такой он её ещё не видел, и от этого кровь закипает, провоцируя рычать, кусать нежную кожу, сжимать сильнее и гладить бёдра. Корделия стонет только громче, хватает за волосы и тянет к губам, переплетаясь языками. Вишня, коньяк, демон, повелитель. Она его полностью, и сегодня она отдаётся без остатка, лишь бы снова и снова чувствовать окутавший тело жар и грубые ладони. Когда всё тело зацеловано и исцарапано, его руки спускаются к намокшему низу, начиная нетерпеливо массировать клитор. — Ммм, чёрт, — срывается с пересохши губ, а по телу расходятся резкие разряды тока, покалывая в сосках и доходя до разума, окончательно его отключая. — К чёрту пальцы, Господи, просто возьми меня! — Блять, ты меня добиваешь, солнце, — отзывается, еле выговаривая. Котёнок умоляет и хныкает, она ужасно скучала по его телу, и возбуждение доходит до опасной грани. Он целует, а она кусается, почти приказывая трахнуть её прямо сейчас. Это уже не та милая Делия. Это его Королева, добровольно спустившаяся к нему. Демон отрывается от сочных просящих губ и резко входит на всю длину, выстанывая её имя. Как же феерически хорошо! Туго, мокро, узко, как всегда, Боже. Он стонет, ускоряется и наслаждается, видя, как ведьма вскидывает бёдра, насаживаясь до основания и до боли стискивает в кулачках простыни. Ей великолепно. Трение по стеночкам внутри, чувство наполненности, чувство, будто её растягивают до максимума, вызывают сумасшедший восторг и искры перед глазами. Острые женские коготочки не щадят широкую спину, царапают до крови, и они сгорают, испепеляют друг друга. — Прошу, не жалей меня, — ведьма чувствует, что это не максимум, и готова выть от желания большего. Перевозбуждение в ней достигает пика, и его сдержанность ни к чему. Ей нравится эйфорическая боль. — Делия, замолчи, я же тебя растерзаю, — он потный, шокированный от ощущений полной отдачи, и он даже боится её напора. Её хрупкость внутри не позволяет разойтись на полную. Чтобы задобрить и помочь мужчина придушивает, зная, что она та ещё извращенка, и видит наиприятнейшую картину в виде закатанных глаз. Им уже не жарко, им горячо. Её губы, запах секса вокруг, общие стоны — всё это одна больная мечта. — Пожалуйста. Просто покажи мне, что я твоя. Заставь меня не сомневаться, — она знает, что это спусковой крючок. — Агрх, Корделия! Иди сюда! Брюнет с пошлым звуком выходит, ужасно расстраивая её, хватает за руку, тянет на себя, а потом швыряет на живот. Демон наваливается всем телом, теперь уже двигаясь предельно жёстко и быстро, под идеальным углом, наматывая волосы на кулак, и не спрашивая разрешения, кусает по-настоящему. От её крови глаза ярко вспыхивают оранжевым, а руки не слушаются, звонко шлёпая малышку, что почти визжит, выгибается и подставляется, как кошка. Сейчас ей нужно по-животному, чёртова мазохистка. Он явно её испортил. Она кончает, сжимая его член так, что в глазах темнеет, кричит его имя, и опадает, принимая его вес на себя. Он изливается внутрь и скатывается вниз, обмякая рядом, улавливая сквозь пелену острого удовольствия утихающие стоны, краем глаза видя, что она трясётся, даже не пытаясь успокоиться. Чёрт, это очень опасно. Он и без таких рисков может довести ведьму до таких оргазмов. Однако нельзя отрицать, что ему нравится видеть собственные укусы на изнеженной спине. — Ты в порядке, — красноглазый поворачивает голову, мягко касаясь запястья девушки, видя отголоски оргазма. — В полном, — она заползает на раскалённую, быстро вздымающуюся грудь, — это самое лучшее, что у нас было. Что в принципе было, — пытается отдышаться. — Ты же понимаешь, что не отвертишься после такого? — он ласково, со всей доступной нежностью, целует мягкую макушку и трепетно прижимает поближе. Ласково до одури. — Даже не попытаюсь. Дальше ведьма не может говорить, только расслабленно мычать. Отлежавшись, та ковыляет в душ, потом он, а когда ложится, просит «кофе с пироженкой». «Конечно, моя Королева», — демон вальяжно кланяется и, окрылённый, летит на кухню. Видимо, небеса, за то, что когда-то он не разгромил их ангелов и не превратил их в пыль, возвращают должок в виде самой любимой малышки.