***
Майкл Тэтчер после службы в армии вернулся в родные места и уже четыре года работал полицейским. Вверенное ему под опеку поселение состояло из фермерских хозяйств, в основном занимавшихся выращиванием и сбором клюквы, а также небольших частных домовладений, хаотично раскиданных по территории. Майклу была хорошо знакома эта местность с болотистыми лесами, кристально чистыми озёрами, густо усыпанная скалами. Проживающие здесь граждане были слегка мутные. Многие из них жили на пособия, выплачиваемые государством, как коренному населению. Странные сообщения начали поступать в течении последних трёх дней. Люди жаловались на некое мифическое человекоподобное существо, ростом не выше пятилетнего ребёнка, рыскающее у них по дворам и отбирающее еду у собак. Существо описывали как пугливое и одновременно агрессивное, всё заросшее длинными белыми волосами. Хотя некоторые утверждали, что волосы были зелёные. При опросе, мнения местных жителей разделились: одни утверждали, что бесчинствует ангиак, тогда как другие, менее суеверные, утверждали, что видели ребенка-Маугли в сопровождении белого волка. Первую версию Майкл откинул сразу, вторая тоже казалась несостоятельной. Сообщений о без вести пропавших детях не было уже несколько лет. Местные жители, правда, слишком часто говорили об ангиаке. Это легенда о духе заснеженных лесов — некогда вытравленном из лона матери ребенке и оставленном умирать в дикой природе. После смерти такой ребенок становился ангиаком, который возвращался в своё селение, чтобы пить молоко матери и питаться кровью своих соплеменников. Поговаривали, что даже знают, кто именно так жестоко избавился от ребенка. Обвиняли жену Джона Вилкса, некую Мери, которая несколько лет назад так и не доносила свою беременность. Майкл мало верил местным, но за дело взялся со всей серьёзностью. Майкл обошёл немало домов, собирая показания, но ничего правдоподобного не услышал. На Молли, любящую хорошо выпить многодетную мать, тоже особой надежды не было. Женщина театрально подымала руки, гримасничала, показывая свой немалый актёрский талант. — Молли, прекрати паясничать. Все знают, какая ты хреновая мать, поэтому не стоит переигрывать. Майкл чертыхнулся, споткнувшись об бутылку из-под горячительного напитка, брошенную в высокой траве возле дома. Ещё одна, точно такая же, лежала на коленях у девчушки лет пяти, которая медленно раскачивалась на качели. Пустая тара заменяла ей куклу. Малышка напевала бутылке колыбельную. — У неё, что игрушек других нет? — спросил Майкл, не рассчитывая услышать внятный ответ. На девочке была обувь не по размеру. Огромные ботинки, скорей всего принадлежали одному из её старших братьев, учащихся в средней школе. Резко прекратив истерику, как-будто её никогда и не было, Молли начала свой путаный рассказ: — Вчера я немного «заработалась». Спать пошла поздно. Поэтому, когда проснулась, старшие дети были уже в школе, а Джекки играла. Ночью теперь заморозки, и я решила растопить печь. Пошла в сарай за дровами. Дочь была вот там, с собакой, — Молли показала рукой в сторону собачьей будки. — Я растопила печь, вышла покурить на крыльцо. Дочь всё ещё играла с собакой. Я докурила, допила. А-а-а. Э-э-э. «Травяной чай» допила! Разворачиваюсь такая, чтобы зайти в дом. Тут из дому выходит Джекки. Я встала и в испуге смотрю: то на дочь, то на чудище возле собаки. А на том чудище! — тут женщина заголосила, уже не театрально, а по-настоящему. — На том чудище были ботиночки моей дочери. Такие красные, совсем новые. Я ей недавно их купила, — всхлипывая, простонала Молли. — Правый, надетый на левую ногу, а левый — на правую. Вот так, — ноги Молли скрестились в неизвестной Майклу танцевальной позиции. — Я схватила топор. Он у меня вот здесь, под крыльцом. А оно посмотрело на меня так… Глаза такие страшные, огромные… Я этот топор и выронила, а оно убежало. В ботиночках. Ботиночки моей дочери украло! Майкл вошёл в дом, подошёл к грязной плите и поднял крышку кастрюли. Пусто. Ещё одна, побольше, стояла на окне. Майкл и с неё снял крышку. В нос ударил резкий запах чего-то кислого, забродившего. Полицейский, зажав нос, стал рассматривать красноватую жижу, покрытую белыми пенящимися пузырьками. — Кроме этой бормотухи, у детей есть какая-нибудь еда? — Это напиток из слив испортился. Я же говорю, «заработалась». А вчера весь день отдыхала, — выкручивалась Молли, прикрывая широким рукавом испачканную в такой же жиже кружку, — некогда было убраться. — Чем ты кормила сегодня свою дочь? — добивался правды полицейский. Прогнозировано ответа не последовало. — Где твой ёб… Мужчина? — задал следующий вопрос Майкл. — В лес ушёл, чтобы расправиться с чудищем. — Иди сюда, — Майкл притянул женщину за волосы к себе. — Слушай меня. Я не знаю, как ты это сделаешь. Мне всё равно. Но если через час твой мужик и все, кто с ним ушел не будут дома, если с этим, как ты говоришь, чудищем что-нибудь случится. Я тебе обещаю… Ты больше никогда не увидишь своих детей. И социальных денег тоже. Скажу больше, ты будешь отбывать срок, за оставление своих малолетних детей в опасности. Поняла? — зашипел Майкл. После визита к Молли полицейский опросил ещё одного фермера, зарабатывающего на жизнь выращиванием спаржи. Он рассказал, что двумя днями ранее рыбачил на том «маленьком» озере, и выловленную рыбу складывал в ведёрко рядом с собой. Когда что-то плюхнуло, он обернулся посмотреть. И да — это была она! Маленькая девочка, хотела украсть рыбу, но та была скользкая и плохо давалась в руки. Потом, увидев, что её заметили, малышка быстро убежала. Обычная девочка, только не ухоженная. Фермер попытался её догнать, но получил жёсткий удар веткой по лбу, отчего кратковременно потерял сознание. — Вот, — ткнул себя в лоб фермер, обращая внимание на огромный расплывшийся синяк. В том, что существо, переполошившее весь поселок — человек, не оставалось сомнений. Майкл был уверен — нужно начинать масштабные поиски. В лесу, когда температура воздуха уже несколько дней подряд опускается ниже нуля, ему не выжить. Майкл остановил машину у реки. Дальше дороги не было. То, что он увидел, счёл за удачу. На выступе скалы, на видном месте сидел он (или она), подставляясь под лучи заходящего солнца. Добраться к нему было непросто. Майкл лез на скалу, царапая руки об острые камни. Он (а может она) сидел неподвижно и смотрел на Майкла. Это был ребёнок. Его длинные светлые волосы отсвечивали в закате. Ребёнок дождался, когда Майкл приблизится на опасное расстояние и быстро вскарабкался по скале, удаляясь от преследователя. Майкл ускорился. Ну, не может же такой мелкий так быстро передвигаться ! Вскоре они бежали лесом. Майкл преследовал, ребёнок убегал. Ветки жёстко хлестали Майкла в лицо, но он прикладывал все усилия, чтобы не потерять малыша из виду. Громкое детское дыхание было отчётливо слышно, так же, как и плохо контролируемые вскрики, переходящие в плач. Обычный испуганный ребёнок. Майкл не понимал, как его можно было принять за монстра. Внезапно плач перестал удаляться, и Майкл, неожиданно для себя, встретился взглядом с малышом. Странный у него был взгляд, не детский, какой-то затравленный и совсем немигающий. Именно взгляд, дал местным повод думать, что имеют дело не с человеком. Глаза малыша были удивительные, необычайно огромные, разного цвета. Один тёмно-серый, как осеннее небо, а второй болотно-зеленый. Такая особенность была слишком заметная и очень запоминающаяся. Майкл, затаив дыхание, шагнул вперёд. Малыш сделал останавливающий жест. И Майкл, будто под гипнозом повиновался, сам не зная почему. Осмотрелся. По некоторым признакам, по сопкам, по блестящим островкам воды он догадался, что находится посреди болота и каким-то чудом пока не увяз в нём. Опасаясь сделать неудачное движение, неверный шаг, лишний вдох, рискуя собой, полицейский медленно пошёл навстречу малышу. Нужно пройти всего лишь несколько метров. Ещё шаг… Сердце бешено колотилось! Майкл пытался установить зрительный контакт с ребенком. Только бы не наделал глупостей! Только бы не надумал бежать! И тут, вопреки опасениям Майкла, малыш опустился на четвереньки и пополз навстречу неизвестному. Инстинкт самосохранения подсказал ему правильное решение. Майкл схватил испуганного малыша за руку и потихоньку потянул за собой. — Ну какой из тебя «ангиак»? Совсем обычный ребёночек. Ангелочек. У меня дома таких двое, — Майкл закинул малыша себе на плечо. — Лёгкий, как пёрышко! Страшно тебе? Малыш громко плакал. Понятно, что страшно. Глупый вопрос. Мерный шаг Майкла укачивал и успокаивал. Вскоре ребёнок притих, его плач сменился на тяжёлое дыхание, но и оно становилось всё тише, а потом превратилось в сонное сопение. Мальчишка (Майкл не был до конца уверен, что это мальчик, но повадки у того были пацанячьи) уснул у Майкла под мышкой в совсем неудобной для этого дела позе. Когда Майкл добрался до машины, совсем стемнело. В этих северных краях темнеет всегда неожиданно. Странный малыш спал крепко. Не проснулся, когда Майкл укладывал его на заднем сидении машины. Продолжал спать всю дорогу до местной клиники. Длительное нахождение в дикой природе тяжело сказалось на ребёнке.***
Майкл навестил свою «находку» на следующий день. Правда, увидеть ребенка не получилось. Тот отходил от наркоза. Малыш был жертвой насилия взрослых. Таких Майклу, за его довольно короткую практику довелось видеть немало. Все жертвы насилия имеют похожие черты. Найдёныш мало чем отличался от остальных. Со слов соцработников, был молчалив и отстранён от окружающего мира. Майкл оставил малышу жестяную коробку с печеньем.***
Шёл десятый день пребывания малыша в клинике. Его физическое состояние заметно улучшилось. Показатели крови, ранее указывающие на анемию, теперь приближались к норме. Что касается психического состояния, то ребенок проявлял едва заметный интерес к окружению, что облегчало работу психологов и позволяло медицинскому персоналу проводить некоторые манипуляции. Наверное, это всё. Малыш не разговаривал и кажется плохо понимал разговорную речь. Был ли он таким от рождения — установить сложно. Возможно малыш был немой, а может страдал от глубокой умственной отсталости. Неизвестно. Когда малыш окреп и стал более уверенно передвигаться по палате, социальный работник, скучная женщина в унылом костюме, принесла несколько плюшевых мишек и куклу. К мишкам мальчик остался равнодушным, а куклу испугался, приняв ее за мертвого ребенка. В тот день без сильнодействующих успокоительных не обошлось. Найдёныш, по всей видимости, не имел до этого дело с игрушками. Деревянная коробка с карандашами, которую принёс Майкл, заинтересовала мальчика куда больше игрушек. Он аккуратно трогал карандаши своими пальчиками и складывал в понятной только ему закономерности. Строил из них примитивные домики. Майкл показал, что с помощью карандашей можно ещё и рисовать. Малыш увлёкся рисованием, гордо создавая нескладные рисунки. Своей работой он остался доволен. Настолько, что заговорил. Сначала Майкл не понял его. Подумал, детский лепет. Только после повторения отдельных фраз и слов Майкл догадался — ребёнок иностранец. Судя по грубому звучанию его речи — немец. Здесь, в англоязычной части Канады, редко услышишь немецкую речь. Французскую — да, но не немецкую. Мальчик аккуратно сложил карандаши в коробку и недоверчиво посмотрев на Майкла, спрятал их под подушку. — Это тебе… Подарок. Можешь не прятать. Их не отнимут, — Майкл старался говорить отчётливо, будто бы малыш мог его понять. Странно, но он кивнул. Больше всего поражало — найдёнышу присущи манеры. Его воспитанием усердно занимались, что опровергало происхождение малыша из маргинальной среды. У Майкла, один из детей был примерно его возраста, и он знал, как трудно добиться послушания. Неужели запрещенными методами (!)? Малыш прилично себя вёл за столом, умело пользовался столовыми приборами, уважительно относился к одежде, выделенной ему благотворительной организацией. Всегда, без напоминаний переодевался на ночь в пижаму и аккуратно складывал её утром. Он не игнорировал гигиенические процедуры, мылся, приводил себя в порядок сам, умело выпроваживая одним лишь взглядом, присланную на помощь нянечку. От его манер веяло муштрой. Малыш не был похож на домашнего ребенка, а больше напоминал воспитанника старорежимного приюта.***
Взятые у малыша образцы ДНК, сверили с образцами ДНК жителей поселка, которые теоретически могли оказаться родственниками. Так же искали совпадения по всевозможным базам данных. Если таковых не обнаружится, то ребенку подберут приемную семью, где уже воспитывается несколько таких же приемных детей. ДНК исследование показало, что в посёлке у малыша родственников нет. Зато в базе данных полиции нашлось совпадение. В последних числах лета у обочины дороги, нашли труп молодой женщины. Она была жертвой преступления, которое пока не раскрыли. Эта женщина являлась биологической матерью ребенка. Погибшая происходила из семьи немецких мигрантов. Делила крышу с родителями, не замужем, детей не имела. Беременной её никогда не видели. Работала фитнес тренером. А по неподтвержденным данным подрабатывала в эскорте. Родители погибшей категорически отрицали, как сомнительную работу дочери, так и наличие у неё ребёнка. Увидеть внука –категорически отказались. Данная информация опечалила Майкла, но вскоре пришли и другие новости. Тоже связанные с преступлением. Более давним. Больше тридцати лет назад произошло убийство почти всей семьи — матери и обоих её сыновей. Преступление осталось нераскрытым. С развитием технологий дело подымалось, пересматривались, изымались дополнительные биологические материалы, делались анализы. Но потом всё затихало и вновь откладывалось в долгий ящик. Эта погибшая семья была биологически близкой малышу. Один из ныне живущих её членов являлся мальчику дедом. На связь вышел адвокат семьи. Приехал, посмотрел на ребенка, внимательно изучил его медицинскую документацию, но так ничего не сказав, уехал. Малыш понемногу поправлялся. Ему уже нельзя оставаться в больнице. Соцработники подыскивали подходящую приемную семью. Майклу было очень жаль малыша. С такими проблемами ему придётся сменить много приёмных семей. Майкл знал детей, которые кочевали из одного дома в другой по несколько раз за учебный год. Несмотря на то что бюрократическая система в стране неоднозначная и сложная, Майкл решил попытаться взять ребенка себе на воспитание. Соцработник, занимающаяся найдёнышем, показала медицинские выписки, вшитые в его дело и сказала: — Не стоит…***
Вновь приехал адвокат семьи мальчика и предъявил на него права. Своим возвращением он освободил Майкла от тяжёлого принятия решения и угрызений совести. Адвокат производил впечатление очень дорогого специалиста. Таковым он и являлся, несмотря на то, что ему не так давно исполнилось всего лишь тридцать три. Он резким рывком открыл дверь палаты малыша. «Сейчас испугает ребенка», – подумала проходящая мимо нянечка, но ничего не сказала. Мальчишка спокойно отреагировал на своего гостя. Отвечал на все его вопросы на немецком языке. Конечно же, в присутствии персонала. В какой-то момент малышу надоел адвокат и он на достаточно чистом английском, но с сильным акцентом, заявил: — Ты похож на немецкую овчарку! Эта фраза заставила удивиться и «овчарку», и всех остальных присутствующих. — Что за непрофессионализм? В отчётах написано, что он не знает английский. Что за… — Адвокат посмотрел уничижительным взглядом на скучную соцработницу. — Теперь, знаю, — ответил за соцработницу мальчик и занялся своими карандашами. Фыркнув, адвокат покинул помещение. Но вскоре дверь палаты отворилась, и в проёме появилась его высокая фигура: — Я ещё не закончил… Ты так и не назвал свое имя. Малыш разбирал свои карандаши и разговаривать не хотел. — Ты слишком распущен, — взбесился адвокат и подошёл ближе к ребёнку. — Видно, твоим воспитанием никто не занимался. Ничего, Питер это быстро исправит. Мальчик достал из коробки маленькую точилку и стал преспокойно затачивать черный карандаш. Свой любимый цвет. — Отвечай, когда с тобой старший разговаривает! — Мужчина потянул ребенка за рукав. Прикосновение вызвало у малыша неприятие и вернуло в этот мир. — У меня нет имени, сэр. — Понятно, — ничуть не удивился адвокат. — Будешь называться — Макс. Так зовут мою овчарку. — Только отец может дать имя, — серьезно заявил мальчик. — Ты мой отец? Этот вопрос окончательно вывел адвоката из себя. Он хлопнул дверью и несколько раз подряд сердито прошептал: — Ненавижу детей! Ненавижу детей!