***
В семье Донованов всё успокоилось и пошло своим чередом: дети росли, Макс и Джозеф работали. И тут, у корявой канадской полиции произошёл сбой в системе. Они начали пересмотр дела Агнессы Ридель в связи с новой информацией. Преступления Оливера Макклая были слишком явными, чтобы закрыть на них глаза. А ещё в избе сохранились дневники самой старухи, она скрупулёзно вела их для отчётности. В дневниках были отмечены все значительные, и не очень, события в жизни общины, сведения о преступлении против суррогатной матери Тео, незаконный «аборт» матери Макса и много-много чего другого. Одну тетрадь полиция отдала Донованам. С лицевой стороны старуха записывала всё, что касалось рождения и развития Макса, с обратной всё то же про Тео. Теперь они оба знали точную дату своего рождения.***
Судьба Магнуса-Оливера оказалась такой, какую он заслужил. Когда Макс оставил его в бассейне, тот не смог самостоятельно выбраться. Распутывание из собственного халата утомило Магнуса. Он кое-как добрался до скользких ступенек и сел на них, оставаясь по пояс в воде. Силы покинули его. К моменту, когда Магнуса обнаружила полиция, он находился в состоянии ближе к удовлетворительному — имелись признаки переохлаждения. В больнице пациент неожиданно впал в кому. Но, через неделю ему удалось выйти из неё. Впоследствии начал прогрессировать его тяжёлый диагноз и с каждым днём состояние пациента ухудшалось. На первое заседание суда он приехал в инвалидной коляске. Некогда сильный, коренастый Магнус теперь нуждался в особом уходе. Его поселили в специальный пансионат. Дорого, комфортно, но с решетками на окнах и охраной. Прекрасное и одновременно унылое место. Часть адептов Оливера Макклая вернулись в свои семьи и проходили терапию; часть растворились по стране и их след был утерян; ещё одна часть была привлечена к ответственности и находилась на подписке о невыезде. Особо верных Макклаю и имеющих к нему доступ осталось три человека. Ридель тоже не забыл заклятого друга. Наведывался к нему при возможности. Часто в компании тех верных адептов. Себастиан глумливо вручал Оливеру букетик пожухлых цветов и слащаво интересовался его здоровьем. Потом он и последователи пели Оливеру божественные гимны, придуманные им же самим. Себастиан нарочито фальшивил, а последователи имели гнусавые голоса от природы. Но это не портило природу ужасной мелодии. Оливер не слишком старался, когда писал её. За что теперь и расплачивался. Так история великого Магистра превратилась в дешёвый фарс. Весной Себастиан утратил интерес к Оливеру. Переключился на Паулу Макклай. Её, как раз взяли под арест. В своё последнее посещение Оливера, Себастиан взял его за руку, погладил бесчувственные пальцы и таинственно произнёс: — Ну что, Оливер. Моя дочь уже заждалась тебя…***
Себастиану Риделю было всё равно, какое наказание получит Паула. Потому что знал, в добром здравии она не покинет стены тюрьмы. Он стал навещать её, как ранее Оливера. Во время встреч Себастиан с Паулой не разговаривал. Он просто сидел напротив и смотрел ей в глаза. Паула не любила эти свидания. Ненавидела. После них у неё всегда случалась истерика. Она имела право отказаться от них, но у неё развилось странное к ним привыкание. Созависимость. Ридель был единственным человеком извне который к ней наведывался. Не считая её матери, с которой не о чем было говорить и адвоката. Паула боялась длительного срока. О пожизненном как-то не думала — она же женщина! Ещё до оглашения приговора суда её нервная система дала сбой. Впервые в жизни. Она металась по камере и орала так, что у видевших многое тюремных надзирателей стыла в жилах кровь… Паула потихоньку сходила с ума. Ридель был доволен тем, как наказаны его враги. И тем, что ему самолично не пришлось вершить правосудие тоже. У Паулы впереди есть много лет, чтобы пожалеть. Пожалеть, но не раскаяться. Такие не каются.***
После суда над Паулой, Лукас ошарашил семью своим решением перебраться в Калгари. Он хотел жить с Агнес самостоятельно, хотел свободы, хотел создавать свои правила, а не подчиняться чужим. Он объяснил своё решение тем, что столько половозрелых самцов не смогут ужиться на одной территории. Макс, улыбаясь во весь рот, первым пожал руку отцу. Сказал, что триста километров расстояния — ерунда по нынешним меркам. Будут наведываться друг к другу на выходные. Но в Калгари Лукас и Агнес задержались ненадолго. Они поехали путешествовать. Агнес навёрстывала всё, что пропустила в своей жизни.***
Макс с трудом сумел убедить Риделей в целесообразности родительства. Пришлось оказать давление и применить шантаж. Ридель поддался только потому, что виноват перед внуком. У Риделей родилась дочь. Славная, маленькая. Себастиан никогда в жизни столько не плакал, как когда впервые взял её на руки. Девочку назвал Мелиссой. Эта приятная новость стала поводом для пересудов и кривотолков в посёлке. Семьёй Ридель вновь заинтересовались соцслужбы. Только теперь в виду слишком взрослого паспортного возраста «молодых» родителей (на взгляд соцработников (!)). В этот раз Себастиан был готов к нападкам и только потешился с неоковырных.***
Оливер Макклай покинул сей бренный мир. К тому времени о нём все забыли. Он продержался намного дольше, чем ему пророчили врачи. После себя он оставил многомиллионное состояние, которое, за небольшими исключениями завещал Максу. Чего хотел этим добиться Магнус, никто не знал. Возможно, таким образом, напомнить о себе. Может наказать Макса своим наследством, а может, действительно, считал его своим сыном. Макс наследство принял без особой радости, но и печали тоже не было. Из одной его части он учредил благотворительный фонд для борьбы с рассеянным склерозом. Этот поступок существенно повысил статус Макса в обществе. Теперь все забыли о том, что он не на своём месте, что живёт с мужчиной. И о том, что создал себе детей в пробирке, тоже забыли. Теперь больше судили о его делах. Остальное наследство Макс разделил между настоящими потомками Макклаев, которых вычислил благодаря ДНК взятому из захоронений в Пшемысле. К тому времени оставшиеся Макклаи утратили свои настоящие фамилии, связь с родом и ничего не знали о славных предках. Канибалы уничтожили их прошлое основательно. Новоявленные Макклаи не сразу поверили Максу. Приняли его за того чувака, афериста из интернета, с «неизлечимой болезнью», который всем предлагает наследство. В этот раз произошло чудо, и накатанная схема дала сбой. Так, ничем не примечательные, но хорошие люди в одно утро проснулись богатыми.***
Сыпал снег. Фарук усердно мылся на печи. В доме царил уют. Фиона готовила бутерброды, тонко нарезала яйца, помидоры. Старалась. Её внук, Макс часто забывал о семейных праздниках, днях рождениях близких. Почти всегда. Это бесило. Вспомнит ли Макс в этом году о дне рождении дочери? В случае с Максом её дар предвидения не работал. За пределами кухни раздалось крикливое пение Рахмоны, она пела громко, но в ноты попадала чётко. Макс и Джозеф тяжело выдохнули — их спокойствие на сегодня закончилось. Рахмона ворвалась на кухню, словно свежий ветер, и всё стало по-другому. Из одежды на ней было только боди телесного цвета. Издали казалось, что она совсем голая. Макс недовольно уставился на дочь. — Ты почему ходишь по дому голая? — С приездом папочка, — Рахмона кинулась на шею к отцу. Макс отстранился, но не выдержав потока обаяния, прижался к нежному личику дочери. Он не в силах ей противостоять. — Только не выкручивайтесь, юная леди! Отвечайте на вопрос! – потребовал Макс. Рахмона не собиралась отвечать на глупые вопросы отца. Куда лучше съесть бутерброд, приготовленный Фионой. Она, как и многие здоровые дети, была худой и вечно голодной. Рахмона вскарабкалась босыми ногами на шкаф, где на самом вверху стояло блюдо с готовыми бутербродами. Схватив свою добычу она спрыгнула вниз. Макс посмотрел на дочь строго, а потом растаял и едва не выдал себя улыбкой. Рахмона росла складной, длинноногой и лёгкой. Только очень строптивой. Всё, как хотел Макс. — Я не голая! — заверила она, — На мне есть одежда. Разве мы у себя дома не в праве носить, что хотим? — Нет, — покачал головой Макс. — Голая ты можешь находиться исключительно у себя а комнате. — Но я же не голая, — упорно настаивала Рахмона. — У меня в восемь урок с Басти. Почему я не могу появиться на кухне в том, в чём буду тренироваться. Джозеф с интересом следил за перепалкой Макса с дочерью. Он мог гарантировано предсказать ход их противостояния. Победа останется за Рахмоной. Так было всегда. Макс слишком эмоционально неповоротлив. Эта пятилетка сделает отца. Недаром она так много времени проводит в женской компании. Макс уже был озадаченный. — Я могу запретить Басти с тобой заниматься, если вы не будете придерживаться норм приличия, мисс. — Ой, папа, ну это же балет. Неужели ты не видел в чём сейчас танцуют в La Scala, Grand Opéra? Не будь ханжой! — Рахмона очень быстро в три укуса съела бутерброд. Макс и Джозеф переглянулись. Аппетит у малышки был не девчачий. — Не смей мне говорить, каким я должен быть! – строго приказал Макс. — А кто тебе ещё скажет. Все остальные боятся, — заявила Рахмона и полезла за очередным бутербродом. В этот раз Макс не позволил ей прыгать на пол с высоты, а подхватил на лету во время прыжка. Он не хотел, чтобы его дочь ушибла себе стопы. Макс поднял Рахмону высоко над головой. — Вы слишком много себе позволяете, мисс, — он посмотрел дочери в глаза снизу вверх. — А знаешь, что я сделаю? Выпорю тебя. — Ты только обещаешь. Выпори уже раз и успокойся. Только потом не плачь, что обидел родную дочь в день её рождения. Рахмона выкрутилась из рук отца и села за стол. Фиона поставила перед ней чашку с какао и тарелку с бутербродами. Она с укором посмотрела на своего внука, как он, такой негодяй, посмел забыть о дне рождении своей дочери? Рахмона тоже расстроилась чёрствостью отца и наморщив свой аккуратный носик, собиралась разреветься. Макс не любил, когда его дочь плачет. — Я помню… Помню. — успокоил её Макс и ласково погладил рыжую косичку. — Тогда где мой подарок, папа? Только не говори, что вечером будет. Ты всегда так выкручиваешься! Макс поцеловал дочь в макушку и вышел с кухни, а вскоре вернулся с деревянной коробкой. На ней было помечено где верх, где низ, а значит, внутри хрупкая вещь. Рахмона нетерпеливо заёрзала на стуле. — Что там? — Сама посмотри. Макс дал ей в руки коробку, и та нетерпеливо сдвинула крышку. Внутри было лежали два яйца, переложенные овечьей шерстью. По размеру они были побольше куриных. — Это же будущие птички! — завизжала от восторга Рахмона и прыгнула на руки отцу. Она обхватила его шею и изо всех сил расцеловала. — Мы их положим в инкубатор, да? Мне можно поставить инкубатор в комнату? Это будут гуси? Индюшки? Кто? Они будут жить у нас в саду? Рахмона засыпала отца вопросами, как обычная пятилетняя девочка. У Макса появился румянец на щеках. — Это необычные гуси. По закону, я должен их утилизировать, но вспомнил, что есть одна девочка, которая будет им очень рада. Ты можешь поставить инкубатор у себя в санузле. В спальне не надо. Макс старался быть хорошим отцом, но ему это сложно давалось. Особенно с Рахмоной. В ней детская непосредственность сочеталась с высоким интеллектом. Это заводило в тупик. С первым ребёнком всегда сложнее. С мальчишками проще — те одинаково боготворили Макса. Рахмона взглянула на часы и сказала, что ей пора в зал растягиваться. Нужно успеть до начала тренировки. Ведь Басти до ужаса пунктуальный и никогда не опаздывает. Эта девочка знает, чего хочет. Незадолго до восьми часов утра во дворе послышался шум мотора. Макс подошёл к окну и улыбнулся. Рахмона была права. Приехал Себастиан. Не сам, он привёз с собой дочь, всю закутанную в розовый пушистый комбинезон. Мелиссе было полтора года. Басти часто привозил её погостить к Донованам, также часто брал детей Макса к себе. В этот раз малышка, со всей вероятностью, останется на праздничный ужин, а потом на ночь в доме Донованов. В этом году Рахмона пригласила к себе двух подруг. Первая подруга была её ровесницей, дочерью Ульриха и Иванны. Вторая, постарше – дочь Уилла. Несмотря на разницу в возрасте, они прекрасно поладили. Между ними зарождалась настоящая дружба. В целом, у Рахмоны был ограниченный круг общения с детьми, не потому, что кто-то из отцов был против, а потому, что ей было достаточно братьев, Мелиссы и тех, кто уже есть. Внимание Рахмоны нужно заслужить.***
После полудня приехали Мартин Берлинг и Августа. С ними был волкопёс Экко-Луна. Мартин отпустил его побегать с Карагезом и Фраем. В саду у Донованов поднялась снежная кутерьма. К вечеру приехали Лукас с Агнес. Джозеф подумал, что их пригласила на свой день рождения Рахмона, оторвав от созерцания очередных мировых достопримечательностей. Но дело не только в ней. Лукас и Агнес собирались стать родителями. Причём в ближайшее время (на днях). Ребёнок, вынашиваемый суррогатной матерью, должен появиться на свет, как и положено, в поместье. Джозеф охренел от такой новости. Он знал, как обстоят дела с репродуктивной системой у Агнес и понимал, что без Макса тут не обошлось. Он больно ущипнул его за задницу, но тот виду не подал, только улыбнулся. В своё оправдание он сказал Джозефу: — Они обратились ко мне, как клиенты. Лукас готов был платить больше положенного. Ты же знаешь правила клиники. У тех, кто готов платить — приоритет. Лукас выкупил у меня яйцеклетки Агнес по хорошей цене . Это экономически очень даже приемлемо. А то, что не уведомил тебя — прости. По закону я не имею права разглашать врачебную тайну. А так бы, обязательно… Джозеф погладил то место которое недавно ущипнул и тихо шепнул: — Не прощаю! Придётся мне ночью тебя наказать. Макс прикусил нижнюю губу в предвкушении ночи. — Я, правда, был против, — тихо оправдался он, — Предпочитаю быть единственным сыном своего отца. Иначе мне придётся платить многомиллионные отступные своему брату. Мы с Лукасом достигли консенсуса. Он согласился на дочь. В этом случае я оплачиваю лишь её приданое. За праздничным столом собралась вся семья. Пришли в гости и Смиты: отец и сын. В отличии от детей, взрослая часть семьи ничуть не изменилась. За столь короткий срок никто из них не постарел. Только Мартин Берлинг избавился от своей трости — та слишком приглянулась Рахмоне. Вместо неё у Мартина на руке появились те самые часы. Волосы Николаса стали ещё чернее, а Уилл переусердствовал в тренажёрке и нарастил лишней мышечной массы. Ну это на вкус Джозефа и Макса. Рахмона же наоборот, заявила, что дядя Уилл стал красивый и большой, а мальчишки пожелали потрогать дядины бицепсы. Макс поспорил с мистером Джоном Смитом на сто долларов, что Уилл вернётся в своё привычное состояние уже к следующему семейному празднику. Он считал Уилла слишком увлекающимся человеком. Агнес всё также предпочитала цветные колготки. В этот раз на ней были совершенно потрясные — чёрные в красных розах. Она умела их носить и обещала не изменять своим пристрастиям даже в глубокой старости. Фиона же, как и раньше, красила волосы хной, любила странные головные уборы и носила экстравагантную обувь. Августа оставалась нежна и стройна, а Элен, по прежнему — элегантная. Вечер был приятный. Взрослые беседовали за столом, дети шумели. Присоединился к детской компании и серьёзный Теодор. Он издавал шум не меньше других, на радость отцов. А потом дети перебрались в гостиную. Они все уже хорошо справлялись без няни. Все, кроме маленькой Мелиссы. За ней присматривала Грейс. Новое поколение росло дерзким, смелым и свободным. Все дети были гармоничны и умны. Даже дочь Иванны и Ульриха, которая хоть и была другой фамилии, но обладала той же мутацией, что и Донованы и показывала отличные результаты в учёбе. Когда Макс решил закрутить роман с матерью девочки –Иванной, он выбрал её из многих потому что, чувствовал мутацию. Макс первый встал из-за стола и пошёл к детям. Он высоко ценил время проведенное с ними. А потом и все остальные примкнули к нему. Можно было перекинуться в преферанс в библиотеке или разыгрывать шахматную партию, но все сочли, что у детей развлечения куда интересней. Каждый хотел оторваться с ними. Праздник затянулся далеко за полночь. В честь дня рождения Рахмоны детям позволили нарушить режим. Только маленькая Мелисса самостоятельно забралась в корзину и уснула. Тео уснул на руках у отца. Максу так неудобно было играть с детьми, но по-особому уютно. Эту ночь детская компания решила провести в библиотеке. Рахмона и Лео хотели устроить там засаду на «привидение». Тео тоже хотел, поэтому, перед тем, как уснуть попросил папу уложить его в библиотеке со всеми. Всё шло к тому, что Максу скоро придётся готовить детскую для Тео вблизи с детскими брата и сестры. В библиотеку нанесли перин и подушек. Постелили на полу. Только корзинку с Мелиссой поставили поодаль от шумной компании. Макс уложил спящего Теодора на мягкую перину и только теперь почувствовал насколько затекли его плечи и руки. — Ты счастлив, Макс? — спросил его Джозеф.***
Была глубокая ночь. Макс и Джозеф плескались у себя в мини-бассейне. — Да, я счастлив, — запоздало ответил Макс. Джозеф накинул на Макса пушистое полотенце и подвёл к большому зеркалу. Обнял со спины и пробрался рукой к чувствительному соску. Джозеф настолько изучил Макса, что мог довести его до оргазма при помощи стимуляции сосков. Макс отворачивал лицо, а Джозеф, настойчиво заставлял его смотреть в зеркало. Макс стонал, зло огрызался, но всецело подчинился. Подчиняться в сексе Джозефу – это естественно для него. После секса спать не хотелось. Макс и Джозеф долго стояли у окна и смотрели на падающий снег. В тот год, когда родилась Рахмона, тоже был снег. Но весна совсем скоро возьмёт своё. А пока Джозеф и Макс кутались в теплые пижамы и согревали ноги в шерстяных носках. В спальне прохладно. На холоде приятнее спать. В момент они оба повернули головы в одном направлении. Потом переглянулись. — Ты тоже это видишь? — спросил Джозеф. — Да, — подтвердил Макс. — Кто в этот раз? — Питер! Они видели одно и то же. Значит, это не галлюцинация. Джозеф облегчённо вздохнул. — Почему мы никогда не обсуждали это? — Джозеф прижался лицом к затылку Макса. — Боялись показаться сумасшедшими? — Дети видят. И они не боятся показаться сумасшедшими. Думают, что так и должно быть, — сказал Джозеф. — Те, да! — Улыбнулся Макс. — Они выкурили Питера из библиотеки – это их работа! Макс с состраданием посмотрел на одинокую фигуру в углу. Питер был виден отчётливо, только если к нему подойти поближе, он исчезнет. Так было всегда. — Как ты думаешь, Макс, что они здесь делают? — спросил Джозеф. — Питер скучает, но рад за нас. Остальные присматривают за своим родом. Они ничего не говорят наяву. Их можно услышать только в полусне. Сейчас они в основном тусуются наверху в спальне Тео. Всё ещё не осознали, что он в семье и в полной безопасности. Только нянь пугают. — Вот почему у Тео никогда не задерживаются няни! – догадался Джозеф. – Они жалуются, что их преследуют тени. — Тео не нужны няни, — нахмурился Макс, — он не любит рядом чужих. Вот тени их и отпугивают. Джозеф ещё что-то хотел спросить, но Макс предвидя вопрос сказал: — А теперь пошли спать. Ответы приходят всегда сами, в нужное время. Будь терпелив. Всему своё время. В тот день в соцсетях Макса появился пост за одиннадцатое марта. Цифра пять на фоне детской ножки в балетке.КОНЕЦ