Может, в другой жизни

От холодного горного ветра укрывал теплый плед, его Креван купил у торговки в деревеньке, название которой вылетело у Ласточки из головы. Беззубая старуха недовольно цокнула языком, узнав, что таинственные незнакомцы держат путь к Горгоне, «пик Дьявола» – шепнула она себе под нос. В Туссенте полно суеверий. Добрая женщина подарила Цирилле перчатки из овечьей шерсти, подсказала, что они ей еще пригодятся. И верно. Чем выше поднимались уставшие от путешествия странники, тем сильнее навстречу им дули ветра. Цири частенько снились кошмары. Самые яркие, самые красочные… Образы чудовищ, преследовавших ее вдоль дорог, всегда оставались размытыми, но, просыпаясь, Цирилла четко понимала, кто ей снился. Дикая Охота, всадники, несущие за собою ночь, страх и боль утраты. Охота шла за ней. Ласточка устала убегать от них наяву, почему же и во время отдыха, в своих собственных снах, ей приходилось прятаться от их командира? Плед скатился с нее на холодную землю, ветер подхватил его и сдвинул в сторону. Ведьмачка очнулась в поту, испарина покрывала ее бледное дрожащее тело. Хорошо, что сон не имел над ней силы, когда глаза открыты новому дню. Где-то там, глубоко в лесу, пел неосторожный молодой соловей. Зря. Цирилла знала, что ночь – не время для романтики, ночь – час зла. Он призовёт к себе хищника и погибнет, так и не дождавшись соловушку. – Выпей, – не предложил, а приказал ей Аваллак’х. Так часто бывало. Пусть он и называл себя ее покровителем, Цири все чаще казалось, что Креван взял на себя роль учителя, и учителя весьма сурового. Эльф протянул ей стеклянную склянку, и темно-зеленая жидкость перекатывалась в ней от края к краю. Густая, будто топленый жир, смешанный с медом. Цирилла недоверчиво покосилась в сторону Аваллак’ха, но не решилась спорить. В конце концов, он желал ей только добра, эльф ведь видел, как его подопечная страдает от ночных кошмаров. Ладно. Цири готова делать уступки. Ласточка откупорила склянку и сделала глоток, но не смогла продолжить начатое. Жижа обожгла язык горечью, и к горлу подкатила тошнота. – Оно поможет тебе избавиться от кошмаров, усмирит нервы, – пояснил Знающий, и в слабом свете костра золотой браслет сверкнул на его запястье. – Оно на вкус напоминает мои кошмары, – пробубнила ведьмачка. – Может, у тебя есть какое-нибудь зельице, способное избавить меня от необходимости спать? Тогда не придется пить эту гадость. – Такого нет, Зираэль, – ответил эльф, не настроенный на шутки. – Пей и ложись обратно. Мы встанем с рассветом. И какой тогда смысл ложиться спать вообще? Цири взглянула на небо и осознала, что рассвет совсем близко, солнце вот-вот взойдет над горами, и длинный горный хребет загорится огнем. Не желая говорить с Креваном на эту тему, Цирилла поднялась с места и принялась пристегивать к поясу меч. Дорога вымотала путников, но оба не могли спать. Местные говорили, что у горы Горгоны обитают злые духи, что здесь, у крутых горных вершин, поселилось несчастье, а по ночам духи павших много сотен лет назад эльфов оплакивают собственную смерть. Цири не боялась призраков, она уничтожала их, следуя ведьмачьему кодексу. Аваллак’х ее не окрикнул, он остался у гаснущего костра, делал какие-то заметки в своем походном журнале. Бледный рыжевато-желтый свет озарял его уставшее лицо. Он хотел побыстрее уйти отсюда, но и Цири, и сам Знающий понимали, что сюда всадники Эредина сунутся в самую последнюю очередь. Никто не поверит, что Аваллак’х способен на такую жертву ради какой-то там d’hoine. По рассказам любопытных до чужой жизни Aen Elle, здесь Креван в последний раз видел Лару Доррен. «Ты правда любил ее?» – спрашивала Цири, когда Знающий привел ее к статуе. Наверняка в нее сложно было не влюбиться. Узкая талия, длинные послушные волосы, больше походящие на шелковый платок, бесконечные стройные ноги. Статуя представляла собой лишь тень эльфки, ставший ей прообразом… Но даже в безжизненном белом мраморе Цири могла разглядеть красоту ее идеального лица. На вопрос эльф ей не ответил, но Ласточке и не нужны были его слова. Слова вообще мало что значили. – Взобраться бы на тебя, – поведала ведьмачка горе, молчаливо смотревшей на окрестности. – Наверняка вид пречудесней. Но нужно беречь силы. Редкие деревца, прятавшиеся под горой от ветра и зноя, мягко покачивались в такт движению воздуха, Ласточка смотрела за тем, как по вытоптанной сотнями сапог дороге катится еловая шишка. Там, за цепочкой гор, начинаются северные королевства, где-то там давно пряталась Цинтра, жили ее предки. Хорошо здесь, хорошо в родном мире. Если бы не Охота, они могли бы осесть где-нибудь и спокойно себе продолжать обучение… Думая о том, как сильно преследование Aen Elle осложнило ей жизнь, Цирилла опустилась на землю. Спиной она прижалась к холодному камню, а взгляд устремила вдаль. Череда гор тянулась вдоль всего горизонта, она будто резала мир пополам. Цири гадала, на чьей стороне она осталась: свет или тьма, зло или добро? Пожалуй, только ей предстоит решать, где остаться. Если бы тут был Геральт, о, он, несомненно, посоветовал бы Цирилле сохранять нейтралитет. Соловей замолчал, и небо начинало светлеть над головой ведьмачки. Цири устала, кошмары не давали ей спать, а зелье Аваллак’ха призывало тошноту. И конца этому всему не было видно… Она не знала, сколько ночей придется провести в пути, прежде, чем эльфы отпустят ее, смирятся с поражением. Может быть, ей придется бежать из мира в мир до конца своих дней? Ласточка закрыла глаза, закрыла всего на мгновение, а когда снова подняла веки, взгляду ее предстала уже иная картина. Это не сон, не те че чувства. Подножье горы было то же, та же местность, тот же горный хребет впереди… Только деревья, проложенные путниками тропы – все изменилось. – Что? – спросила Ласточка саму себя. Как это могло случиться? И день на дворе… Цирилла поднялась с места, она огляделась вокруг, не найдя отблеска костра. Краем глаза она удивила неподалеку от себя движение, услышала шелест ткани, тихий шепот, раздававшийся в гнетущей тишине. Что-то подсказывало ей: это неправильно, лес не должен молчать, а человек – говорить громче природы. Цири оглянулась, и там, далеко, у выщербленного меж гор лаза, заметила женщину, повернутую к ней спиной. Ее тонкий стан обтягивало длинное платье из голубого шелка, цветом оно напоминала безоблачное летнее небо, и Цирилла вскинула бровь. Золотой пояс перехватывал тонкую талию, опалы блестели на нем даже в полумраке дня. Красавица в платье… В глухом лесу. Должно быть, с ней что-то случилось. Цири подумала о карете, попавшей в аварию, о том, что благородная дева заблудилась в трех соснах и не знала, как выбраться отсюда. Если бы ее встретили разбойники, о, от этого милого чистенького наряда не осталось бы и следа, повезло, что здесь только Цири. Ведьмачка устало вздохнула, а после двинулась навстречу нерадивой благородной деве, она рассчитывала предложить той свою помощь, но остановилась, заметив, что девушка не одна. Напротив таинственной незнакомки остановился эльф в длинных белых одеждах, Цири прищурилась, желая лучше его разглядеть. Высокий, как все представители народа, стройный, длинноволосый… Аквамариновые глаза смотрели на незнакомку с горечью, с горечью и обожанием. На лбу его виделись края серебряного венка, выполненного в виде змеи, кусавшей свой собственный хвост. «Аваллак’х?» – спросила себя Ласточка, выгибая бровь. Да, это он… Только… Моложе? Время берегло красоту эльфов, кожа их не покрывалась старческими пятнами, не собиралась в морщинки, только глаза выдавали возраст носителя. И в аквамариновых очах эльфа, стоявшего не так далеко от юной ведьмачки, не отражались все те горести, что ярким пламенем горели в глазах Кревана. Цирилла застыла, гадая, куда попала. Никто не видел ее, не слышал, не ощущал ее присутствия. Цири поняла, что находится не в этом измерении, а на стыке, видит сон или является свидетельницей магического отголоска, видит то, что стало отпечатком на пленке времени. Что-то произошло здесь много лет назад, и место, столько лет хранившее свою тайну, пожелало ею поделиться. – Ты поступаешь неразумно, Лара, одумайся, – почти молил Аваллак’х, голос его приобрел тон, которого Цири раньше не слышала в устах своего спутника. – Еще не поздно вернуть дитя Знающим. – Креван, милый, ты ведь знаешь, что я не могу этого сделать, – отвечала ему эльфка. Цири замерла, не понимая, стоит ли подходить ближе. Лара. Как она могла не узнать сразу? Светлые длинные волосы, королевская осанка, мраморно-чистая светлая кожа. Лара, и правда, красивее любой эльфки, ступавшей по этой земле. Ее голос походил на звон серебряного колокольчика, и что-то теплое разливалось в груди, едва эльфка роняла новое слово. Ласточка смотрела на нее издалека, сравнивала свои черты лица и черты лица родственницы, чьи останки давно истлели. Цирилла напоминала плохую копию, словно кто-то только-только учится рисовать, и искажает черты оригинала. – Я клянусь тебе, Лара, я обещаю, – Аваллак’х взял ее ладонь в свою, сжал пальцы так сильно, что костяшки его побелели. – Я обещаю, что с ним ничего не случится. – С ней, – поправила Лара, высвободив руку и отпрянув, точно эльф ударил ее. – Ты не можешь обещать мне, что с моим ребенком ничего не случится, Креван, собираясь нести его в волчье логово. – Знающие никогда не навредят ребенку, в чьих венах течет Старшая кровь, – уверял эльф, делая шаг навстречу собеседнице, отчаянно жестикулируя руками, пальцы которых были увешаны перстнями. – Люди никогда не будут обращаться с нею также бережно, как… – Люди вряд ли заставят ее зачать дитя по указке, люди не запрут ее в четырех стенах, не ограничат круг ее знаний и передвижений, Креван, – почти закричала эльфка. – Для людей она не будет так ценна, верно, но она будет им равной, для эльфов моя дочь станет дорогой кобылкой на разведение. Аваллак’х замолчал, он не нашелся с ответом, и Цирилла почти пожалела его, таким печальным было выражение лица эльфа. В голосе его собеседницы слышалась боль, и боль эту она долго хранила в своем сердце. Ведьмачка не знала, в каком времени проходила эта сценка, как давно изящные ступни Лары Доррен топтали эту землю, и сколько лет назад голос эльфки будоражил кровь юного Знающего. Одно ясно – она уже встретилась с печально известным чародеем и родила ему свое единственное дитя. – Пообещай мне, что ты никогда… Никогда не выдашь им ее, – попросила эльфка, и в глазах ее застыли слезы. – Я прошу тебя, Аваллак’х, подари ей ту жизнь, которой у нас с тобой не было. – Я жил свою жизнь счастливо, – печально ответил ей эльф, он опустил взгляд, точно желал получше разглядеть подол ее платья. – Пока ты не полюбила другого, Лара, я был счастлив. Девушка плотнее сжала свои красивые розовые губы. Цири поняла: для нее любовь Аваллак’ха не была тайной, Лара всегда знала, какие чувства эльф питает к ней. Жаль, что равнозначного ответа у нее не было, взаимности Кревану не дождаться, даже если придется остаться у ног Лары Доррен на долгие-долгие века. Цирилла на мгновение отвернулась, решив, что видит сценку, свидетельницей которой не должна была стать, но любопытство победило приличия. Они стояли друг напротив друга молча, молча смотрели за тем, как каждый сдерживает крик отчаяния, как собеседник не дает боли выйти из груди диким воплем. Аваллак’х первым поднял глаза на Лару, и когда взгляды их встретились, по щеке прекрасной эльфки скатилась слеза. – Ты – хороший друг, Креван, – со слезами в голосе ответила та тихо, рука ее поднялась вверх, и ладонь прижалась к бледной щеке Знающего. – Может, в другой жизни… – шепнула она, тут же отстранившись. Видение растаяло, и Цири почувствовала, как земля содрогается под ее ногами, как она принимает тот же рельеф, что держала пару мгновений назад. Подножие горы вернулось к своему исходному состоянию, и от присутствия эльфов не осталось и следа, небо озарили следы восходящего солнца. Цирилла оглянулась по сторонам, и взгляд ее не встретил ни единого человека, ни единого зверя. От огня, разведенного Знающим, шел дымок. Ласточка плотно сжала губы, пытаясь осознать увиденное. В голосе Аваллак’ха звучала такая печаль, такая боль… А взгляд его до ужаса, до нервной дрожи напоминал Цири тот взгляд, которым он изредка одаривал и ее саму.