Может, в другой жизни

Ее грудь медленно вздымалась и опадала, пока Ласточка лежала в кровати. Темно-серое одеяло прикрывало тонкий слой бинтов, а за ним пряталась и ее израненная кожа. До чего красивой ведьмачка могла бы быть, родись в правильной семье в правильное время. Эредин смотрел за тем, как трясутся прикрытые веки Зираэль, как ее губы слегка приоткрываются в беззвучном всхлипе. Ей снится кошмар? Ей больно? Этого эльф не мог знать. Он и не думал о том, что сейчас чувствует Цирилла. Сейчас Короля Ольх куда больше заботили собственные эмоции. Он не знал, что чувствовать в этот момент, что правильно, а что греховно. Казалось бы, вот она: добыча, пойманная в ловушку птичка, Ласточка в стальной клетке. Он выполнил задуманное, и, все же, Эредин не мог обмануться так жестоко. Он знал, что все только началось. Пусть Цири и находится здесь сейчас, пусть она лежит рядом, будучи такой беззащитной, такой слабой… Воля ее не сломлена. Да и нужно ли ломать ее? Эредин откинулся на спинку кресла, сложил руки на груди, не отрывая взгляда от лица Ласточки. Он вспоминал их первую встречу, этот гордо поднятый подбородок, блеск в по-весеннему зеленых глазах. Удивительно. Уже тогда он подумал, что в этой девчонке замешан ураган из страха и гнева, из гордости и брезгливости, из страсти и жажды покоя. Теперь и в нем самом мешались самые противоречивые чувства. Король смотрел на нее с любопытством, точно в зоопарке, в цирке. В приоткрытое окошко проникал ветер, он беспокоил тонкую белую штору, и по лицу Цириллы прыгали тени. Эредин чувствовал странное раздражение, думая о том, что игра света тревожит ее сон. В комнате не было больше никого, только двое: он и она. Как давно они оставались наедине в реальном мире? Бархатная обшивка кресла скрипнула, едва эльф изменил положение. В памяти всплыл образ беседки, утопающей в пышной зелени цветов. Неподалеку журчала древняя речушка, и маленькая ведьмачка болтала ногами, нервно слушая его слова. Тогда она боялась его, относилась настороженно… Не без помощи Кревана. Теперь же надоедливого Знающего рядом нет. Кто помешает ему подчинить этот разум себе? Эредин поднялся с места, поддавшись странному порыву. Он сделал шаг вперед, к ее кровати, после – еще один. Губы Ласточки оказались плотно сомкнутыми. – Надеюсь, тебе снятся хорошие сны, Зираэль, – заговорил он шепотом, тихо, точно не с ней, а с самим собой. – Надеюсь, ты в них не одна. «Надеюсь, я с тобою», – не сказал король. Она ему снилась… Снилась часто, почти в каждом новом сне. Эредин невольно разомкнул губы, когда Цирилла приподнялась над подушкой. Девчонка тут же упала обратно, но эльф понял: она его слышит. Сон не был крепким, его разбавлял дневной свет, щебет птиц за окном, чужое присутствие. Ведьмачка скоро очнется, и он будет рядом в этот момент, будет смотреть ей в глаза, говорить и слушать. Он, не Аваллак’х, брошенный в другом мире. – Ты выглядишь удивительно трогательно… Побитой. Мне не стоило отпускать тебя тогда, не стоило падать с лодки, – шептал Эредин, подходя все ближе. – Нужно было проучить тебя, оставить пару синяков на теле. Может, тогда ты бы смогла понять, Зираэль… Кто из нас принимает решения, а кто – подчиняется им. Не стоило вообще доводить тебя до побега, Цири. Будь Ауберон хоть на каплю умнее, хоть чуть моложе… Ты бы не ушла так просто. Эредин невольно сжал ладони в кулаки. «Будь на его месте я», – подумал он, подняв взгляд к белому потолку, следя за тем, как тени скользят по его поверхности. «Ты была бы беременна вторым или третьим нашим ребенком, Зираэль, и в голове твоей не было бы и мысли о побеге». Он вновь взглянул в ее лицо: бледное, такое трогательное. Король наклонился, набрал полную грудь воздуха, словно пытаясь надышаться ею. Похоть шевельнулась в его груди, спустилась вниз через солнечное сплетение. Эредин погладил ее по щеке, протянул руку в неведомом порыве. Пальцы прошлись по не слишком-то нежной коже, очертили границу скул. Как же сильно ему хотелось сжать пальцы сильнее, как сильно хотелось опустить руку ниже, содрать с нее все бинты, содрать это чертово одеяло и сделать то, ради чего все затевалось. Зачать ей дитя. Или… Или Эредина интересовал сам процесс? Король отпрял, заметив, что Цирилла вот-вот проснется. Веки ее задрожали сильнее, губы разлепились, с них сорвался тихий невнятный стон. Эльф вновь опустился в кресло, вновь сложил на груди руки и принялся ждать. Сидеть стало дискомфортно, свидетельство грязных мыслей внезапно смутило Короля Ольх, напомнило о том, что и у него остались слабости. Он не должен позволить этим желаниям взять верх над собою. Он – нечто большее, чем первобытные чувства. Цирилла открывала глаза. Зеленые радужки зажглись на свету, и Эредин поджал губы. Он чувствовал себя странно в ее присутствии, и что-то подсказывало эльфу: лучше бы ведьмачке спать и дальше. Зираэль застыла на мгновение, лицо ее выражало безмятежность, взгляд медленно скользил по белому потолку. Этой комнаты она не видела раньше, но по убранству легко узнать Тир-на-Лиа. Народ Ольх выдерживает один и тот же стиль от здания к зданию. – Рад встретить тебя снова. Он решил подать голос первым, привлечь ее внимание, сбить с ног приветствием. Цири повернула голову на звук. Движения ее были медленными: тело ослабло, мышцы потеряли былую прыть. Но его Ласточка узнала сразу… Губы ее невольно сжались в тонкую нить. Цири хотела бросить что-то колкое, что-то злое, но Эредин не мог ей позволить. Он должен выиграть этот поединок, уйти с высоко поднятой головой. – Ты так чудесно спала, Зираэль, не хотел нарушать твой покой. Давно тебе не приходилось дремать так сладко, правда? Креван все таскал тебя по пыльным тавернам, и… – Давно ты здесь? – спросила она хрипло. – В твоей компании время бежит так быстро, Ласточка. Я совершенно сбился со счету. Три часа. Он просидел здесь не меньше трех часов, все ждал, когда же она поднимет веки. Король Ольх знал об этом, потому что Карантир навещал его дважды, дважды напоминал о важном собрании, которое сам Эредин и назначил на этот час. «Я должен быть здесь, когда она проснется», – только и отвечал эльф, и подчиненный не смел спорить. Эредин сидел спиной ко входу, он не видел лица своего Навигатора и не знал, какая эмоция отражается в его ледяных глазах. Признаться честно, ему не было дела до его эмоций. – И что вы собираетесь со мной делать? – тихо спросила Цири, вновь окинув пространство взглядом. – Если бы я не была нужна вам живой, очевидно, меня бы не поместили на больничную койку. – Верно, – подтвердил король, не поднявшись с кресла. – Народ Ольх никогда не желал тебе вреда, Зираэль. – О, потому, наверное, вы превратили мою жизнь в бесконечную гонку. – Ошибаешься. Мы не начинали гонку, Цири, мы лишь хотели помочь тебе, поговорить с глазу на глаз, обсудить дела. Может, тебе стоило перестать убегать? – усмехнулся король. – О, да. Вот куда это меня привело, – прошипела ведьмачка, попытавшись поднять голову над подушкой. – Не мы довели тебя до подобного состояния, Цири. Ты знаешь, кто в этом виновен. «Потому что я заронил эту мысль в твою голову», – подумал эльф. «Потому что я заставил тебя сомневаться в словах Кревана». Он смотрел за тем, как тень бежит по лицу Ласточки, как неприятные думы роятся в ее разуме, перебивая друг друга. Цирилла прикусила губу, не зная, что ответить. Она не оправдывала Знающего, не пыталась защитить его «доброе имя», а это – часть успеха. Большого успеха, что должен вылиться в нескончаемый триумф. Цири отвернулась к окну, точно ища там защиты, и король понял, что должен продолжить наступление. – Вы похитили меня. Эредин молчал, он дал ей время подумать, вспомнить о всех тех слухах, что успел распустить об Аваллак’хе, о всех тех видениях. Эльф поднялся, и кресло тихо скрипнуло под ним. Черный сюртук подбили золотой лентой, темно-красный узор украшал длинные рукава. На фоне побитой ведьмачки, на фоне всей той нищеты и бедности, что ей пришлось видеть несколько лет подряд, он выглядел восхитительно. Жаль только… Ласточка не смотрит. – Мне все равно, что ты скажешь дальше, – говорила она тихо, голос болезненно хрипел. – Можешь не тратить время. – Я не собираюсь говорить обо всем сейчас, Зираэль. Ты устала, ты ранена, обезвожена, – «и так беззащитна передо мной», – думалось королю. – Тебе нужно отдохнуть. У нас впереди так много времени на разговоры. – Ну ты же сидел здесь все это время, чтобы что-то… – Чтобы поприветствовать тебя, – перебил ее эльф. – Только и всего. Цири повернула голову. Настороженность в ее ярко-зеленых глазах мешалась с любопытством, ведьмачка словно желала убедиться в том, что король не врет ей. На щеке девушки расцвело несколько новых царапин, лекари заклеили их пластырями, стянули пересушенную на солнце кожу. Цирилла сморщила носик, и Эредин улыбнулся ей, не надеясь на ответную любезность. Он знал лишь одно: эльф выбрал правильные слова. – Как мило с твоей стороны, – прошипела она. – Я готов быть любезным, Зираэль, пока ты не делаешь глупостей. – А что же будет, если я начну поступать глупо? – спросила она, бросила вызов. – Тебе придется ответить за свои поступки, – отвечал ей король, не теряя зловещей ухмылки. Ведьмачка чувствовала себя преданной, брошенной, ее в одно мгновение оставили все. Креван лишился доверия, пусть и не безвозвратно, и ниша «любимого наставника» оказалась вакантной. Может, ее стоит занять Эредину? Или он пожелал бы чего-то другого? Эльфу стоило отвернуться, развернуться к двери и уйти прочь, но он все не мог заставить себя покинуть помещение. Эредин смотрел в глаза ведьмачки, и та не разрывала зрительного контакта. Даже сейчас, сломленная, побежденная, она бросала ему вызов. В голове возникла занятная картинка. Эредин видел, как в два шага убивает расстояние, разделявшее их, как он кладет ладонь на ее тонкую бедную шейку, как вдавливает Зираэль в кровать. Она отвернется? Нет? Нет, Цирилла оскалится, выдаст что-то колкое, но не даст себе выказать страх. А ведь страх заполнит ее израненные легкие, Эредин знал об этом. Похоть вновь шевельнулась в груди, расправила плечи, повелевая надо всеми другими чувствами. Эредин мог бы вжать ее в этот матрас всем своим телом, избавить от бинтов, от одежды, от ненужных формальностей. Просто сделать ей ребенка, просто исполнить Предназначение… Как он и хотел. – До встречи, – тихо произнес король. И Цирилла не ответила прощанием. «Не сейчас», – уговаривал эльф себя. «Не сейчас, не сейчас, скоро она сама захочет….». Король Ольх заставил себя покинуть помещение, оставить Цири наедине с собственными мыслями, с печалями, занявшими ее сердце. Ему и самому следует хорошенько подумать. Если так тяжело держать себя в руках в ее присутствии, если этот образ будит в голове порочные мысли… Может, не стоит им оставаться наедине? Годы подготовки могут пойти прахом, если эльф поддастся желанию. Разве может король думать о себе, когда на кону стоит будущее его народа? Нет. С их последней встречи прошло слишком много времени, многое изменилось. Эредин больше не был лишь всадником Дикой Охоты, теперь он вел за собой не отряд, а армию, он – пример, за которым должны следовать остальные. И никто этого не изменит.