Я тебе случайная и чужая

земли тебе не принадлежит, ни славы, ни уверенья, ни успеха, пока ты лежишь, как Лазарь у чужих ворот, сердце может еще поглядеться в сердце, как эхо в эхо, в вещь бессмертную, в ливень, который, как любовь, не перестает. Ольга Седакова

Надо льдом звучит музыка, набирая силу, затягивая в себя. Этери смотрит и не видит. Все вроде правильно, а не видит. - Что-то не так?- раздается знакомый голос и внимательный взгляд пересекается с ее растерянным. - Я не знаю, Дань,- женщина пытается сосредоточиться на ощущениях.- Я не вижу. - Чего?- улыбается хореограф - Ничего не вижу!- даже голос повысила от разочарования. - Ну, Аню-то видишь? Аня катает программу,- Даниил Маркович уже откровенно подшучивает. - Вот только Аню и вижу, а ни бурь, ни далекую землю, ни востока, ни запада,- резко откидывается на стуле.- Я хочу поменять эту программу. - Вот те нате!- только что не присвистнул мужчина.- А ты уверена? Она смотрит так, что вопрос становится неуместным. Ну, конечно, Этери и не уверена. Уж она-то точно знает, чего хочет. Вот хотела любить - любила Даню. А перехотела. Или не смогла. В общем, не имеет значения, что там в ней произошло, но взяла себя за шкирку, его за шкирку - да и развела в разные углы жизней. - Ну, и чего не хватает твоей душеньке?- это даже не про программ, он просто не понимает, чего ей не хватало вообще. Принципиально так сказать. - Я не знаю. Это просто не про нее. Не про Аню,- и хмурится знакомо.- Аня - это постоянный бег и остановка, взрыв и тишина. Аня - это не постепенное нарастание, это всегда нервно. Вот! Хочу больше нерва. - Я поищу,- вздыхает Даня. Больше нерва. Может, и больше, да куда уж больше-то? И это не про Аню. Этери говорит: мы решили, мы расстались, мы не можем быть вместе. Но это ложь! Ложь размеров черной дыры, куда засасывает все и вся. Ложь в том, что решили они - она решала. Ему осталось только согласиться, потому что не соглашаться не предлагали. Ложь в том, что расстались, потому что никуда она его не отпустила. Нет, не зовет, говорит, что все отдельно и оба они отдельно, но он же видит! Он видит, когда нужен. Приходит. И он и правда там, рядом с ней, нужен. - Вместе поищем,- Этери уже переключилась на совсем другую мелодию, смотрит на совсем другую девочку.- Придется задержаться после тренировок, предупреди дома. И вот так вот с ней всегда. Она опять принимает решение, а он опять соглашается. Конечно, всегда можно встать гордым и независимым, напомнить, что после работы все люди свободные. Но он же не встает и не напомнит. Будет сидеть рядом до первого часа ночи и дышать ею. Как будто снова вместе, как будто она еще не решила, что никакого “мы” для них нет. И он даже не сердится на Олю, глядящую после такого “мы” устало и зло, психующую, требующую внимания. Но и прогонять не будет девушку. И жить один не будет. Когда приходишь в пустой дом, начинаешь ждать и надеяться, неосознанно готовишься к встрече. Даже вещи расставляешь так, чтобы было удобно женщине, которая давно не с тобой. У нее звонит телефон. Этери берет трубку и тут же поднимается, чтоб исчезнуть где-то в глубинах катка. Вроде вежливость - не мешать другим работать, но всегда подозреваешь, что она уходит к другому. Именно так - не поговорить с ним, а к нему. А это не его время. Возвращается, заканчивая разговор: - Да я и сама не в восторге, но олимпийский сезон, так что, увы, не сегодня. Работаю. Замирает, слушая, что ей отвечают на том конце и негромко смеется, завораживающе нежно: - Я всегда смущаюсь, когда ты так говоришь. Конечно, неправда! Да еще и грубая лесть. Снова замолкает: - Люблю, когда меня любят. До встречи. Да, конечно, вечером напишу, как освобожусь. Он опускает голову, якобы смотрит в ноутбук, чтобы не заметила, что подслушивал. И непонятно зачем радуется ее уклонению. За все время беседы Этери ни сама не призналась в любви к собеседнику, ни его комплиментов и признаний не приняла. Вот в таких иллюзиях жизнь и проходит. Он бежит за призраками чувств Этери, как Камила за бабочкой. - Ну, тут, кажется, все нормально,- так и не сев на место, комментирует Тутберидзе погоню девушки за мечтой. - Да, она справляется,- Глейхенгауз ставит следующий трек. Блюз, чтобы у сердца ныло, когда светленькая тоненькая девушка на льду будет завораживать взглядами и движениями. Вопрос он задает вроде мимоходом, а ответ ждт, как откровение: - Как думаешь, она поймает свою мечту? Этери улыбается: - Думаю, да. Это же Ками. А ты как поставил? Они, конечно, о разном. И всё же, почему-то ее ответ вселяет надежду. ть шанс поймать мечту, даже если она улетела. - А я поставил открытый финал,- уворачивается мужчина. - Но сам-то знаешь, что там дальше!- не принимает его ответ женщина. Он знает, но сейчас ему хочется думать, что всё будет не так, как он поставил. И мечта вернется, сядет на ладошку, сложив крылья. Станет ручной и осязаемой. В конце концов она же выбрала этот вечер с ним, с музыкой, с поиском, а не с тем, кому не признается в любви и чьих признаний не принимает. - Я думаю, надо что-то быстрое Ане,- над катком звучит блюз. Длинные девичьи руки плывут мягкими линиями, завораживая и обещая, заманивая, приговаривая того несчастного, которому обращен каждый жест. Он так любил этот блюз, что не смог отказаться от него после сезона, спасибо небу, обеим блондинкам тоже полюбилась программа. Он ставил ее по воспоминаниям об Этери, и потому еще так любил эти руки, летящие по волнам мелодии. И финальную позу, когда выбор сделан и решен в пользу какого-то счастливчика. - Я всегда думала, тебе нравится в Щербаковой лирика,- это тоже было не совсем правдой. Даня любил лирику во многом потому, что под тонкий бисер фортепианных аккордов, сыплющийся со струн, под плач скрипки Этери умиротворена. Он хотел наворожить им покоя. Ну, а коли покоя не лучилось, то и черт с ними, со скрипками и с фортепиано. Со всей этой нежностью и любовью. Путь сердце заходится. Пусть рвется нить музыки. Пусть все летит в тартарары. - Хочу что-то поменять,- отмахнулся мужчина. - Я не против,- кивнула блондинка.- Давай Трусову. Она следующая. Он хочет сменить рисунок мелодии. И не только в короткой Ани. А так - в целом.