***
Мы пересекались с ним буквально везде: в холле, в столовой, на улице и даже в концертном зале он всегда был где-то рядом. Я надеюсь отмотать время назад и прожить настоящие моменты с теми чувствами, которые мы оба испытывали тогда, летом. Как на той лавочке на аллее. Или как в то утро в комнате. Но это невозможно. И меня тяготит это осознание. Рвёт меня изнутри на мелкие кусочки. Его слова были ложью. Или нет. Я запутался. Я совсем запутался в этом лабиринте из его действий, чувств и слов. Любил, порвал, снова полюбил. Зачем он сказал те слова? Сейчас 23:42 и я не могу уснуть из-за мыслей о нём. Ведь я не считаю, что заслуживаю такого отношения к себе. С моей стороны ему я точно ничего плохого не делал, даже наоборот, выкручивался изо всех сил, писал ему постоянно, ведь: "прости, был занят", "кучу работ надо было проверить, прости", "выпивал, не видел твоих сообщений, прости" и бла-бла-бла. Чем ближе время подходило к концу ноября, тем чаще первым писал и отвечал я, а не он. Сука, тогда какого хера я его всё ещё люблю, если он мне так нагадил? Выкинул, как старую тряпку, посчитал не нужным извиниться. Не объяснил ничего. Ира меня точно убьёт, когда я вернусь. Лёжа на боку, тупо смотря в стенку, слух заглушает ураган мыслей и догадок. Но по скрипу двери я осознаю, что в комнату вошёл он. И я не понимаю, зачем. Зачем он прямо сейчас стоит и сверлит меня ледяным взглядом? Видит, что я не сплю. Стоит. Не шевелится. Изучает полностью моё безжизненное тело. Ведь все силы ушли на него. На понятие его разума. Что творится в его больной голове. Больной, ублюдской и мерзотной голове. Какую цепь вопросов он решает, чтобы принять решение. В животе снова война из бабочек. Давно их не было. Колкий холод морозит тело, вызывая небольшую дрожь. Я... боюсь его? Гнев накатывает из утробных глубин и под одеялом быстро становится жарко. Хотят проступить и слёзы, но сдерживаюсь. Я ненавижу его так же сильно, как и люблю.шаг
зачем ты здесь?
ещё шаг
уходи останься
чувствую горячую ладонь на плече
снова хочет убить меня
скользит чуть ниже
не наигрался?
тяжёлое тело ложится рядом, прижимаясь к моему
горячие дыхание над ухом, запах сигарет и неизвестного парфюма. я вспомнил его снова
рука обвивает талию
те слова бьют колоколом в подсознании
— Я не хотел тебя отпускать. Это его победа. Мой жесточайший провал. Переворачиваюсь лицом к нему. Буквально снова дышим друг другом. Нос в нос. В слабом зимнем свете его глаза оживают снаружи, но они мёртвые внутри. Красив. Всё так же красив. Между нашими губами всего несколько секунд. У меня на сердце шрамы, его рисунки. Большая тёплая ладонь ложится на щеку, пальцы обводят ухо, переходя на затылок. Его контроль снова сводит меня с ума. Притягивает. Легко поддаюсь. У меня нет сил сопротивляться. Да и желания нет, честно говоря. Осмелившись, я кусаю его за нижнюю губу, облизывая её. Я так скучал. Хотелось остаться в этом моменте навечно. Углубившись, наши языки переплелись, сливаясь воедино. Тяжелая спокойная одышка друг на друга, пошлые причмокивания, как чужеземец, исследую его рот заново. Отодвинув одеяло, чувствую тёплые ладони, ловко проскальзывающее под футболку. Короткими ногтями царапает спину, но потом гладит, будто извиняясь, как кот. Нами управляют лишь эмоции. Я наслаждался каждой секундой в этом моменте. Случайно, мы одновременно открыли глаза. Со стороны, возможно, это выглядело нелепо, однако… Этот синий бушующий океан уже не такой чистый, как при нашей первой встрече… Грязь его разума заставила эти глаза потускнеть и убрать ту искру. Но всё равно хотелось утонуть в нем еще больше… Трехминутный поцелуй, который, казалось бы, длился вечность, или только секунду под сильным выбросом адреналина и вспышкой эмоций. Мы тяжело дышали, критически не хватало воздуха. В моей голове явно поменялись планы на него. Даже не по моей воле. Горячие руки покидают мою спину, опускают и поправляют футболку. Чувствую трёхдневную щетину, трущуюся о мою щеку. Носом утыкается в ключицу, обвивает талию и прижимается, будто боится потерять. Вдыхает мой запах. Запоминает. Паззл неожиданно сложился в моей голове. Он считал, что отношения между преподавателем и школьником – это неправильно. В ноябре принял решение. В январе он снова рядом со мной. Ни он, ни я не отпустили. Вот в чём фокус. Чмокнув меня в губы, вожатый ещё раз посмотрел в мои глаза. Всё ещё может прочитать меня, словно открытую книгу. И он знает, чего я хочу. Поэтому уходит. — Арс..., — прохрипываю я, оторвав лицо от подушки. Протягиваю руку к нему, чтобы остановить, но он даже не обращает внимания. — Нет, Антон. Пожалуйста, нет, — медленно поднявшись с кровати, он просто уходит. Он снова ушёл. Но пока лишь в соседний корпус. И то не навсегда.***
Искренне не понимаю, что происходит с ним и со мной. Ладно, со мной всё просто. Я просто конченный мазохист, не умеющий отпускать людей. А с его запутанной головой всё очень сложно. Он чётко шёл к тому решению в ноябре. Постоянно отменял встречи, слал меньше голосовых сообщений. Да и в общем то писал мало. Возможно перегорел, поэтому решил потушить слабое пламя, сильно колеблющиеся даже от слабого ветра. Но зачем он снова приехал сюда? За мной? Вряд ли. Скучно стало? Есть куча других развлечений. Нужны деньги? Он не из бедных. Очередной тихий час не проходит спокойно. Мёртвая тишина, окружившая меня со всех сторон, помогает услышать гул, который исходит от пролетающих мыслей. Нет. Я больше не потерплю его молчания. Да, быть загадочной личностью – его конёк, но эта загадочность не должна сводить с ума других людей. И ведь сводит совсем не в положительном ключе. Буквально ни один день моего пребывания здесь не проходит как минимум без двух вещей: его касаний и мыслей о нём.В общем, сегодня Попов раскроет все карты.
Не тратя ни секунды на сомнения, я пошёл в вожатскую отпрашиваться у Карины. Благо сейчас тихий час и никто меня особо не заметит. Пройдя на мысочках к вожатской, я постучался три раза. — Входите, — послышалось с той стороны двери. Приоткрыв скрипучую дверь, проскальзываю в комнату. Она мало отличается от нашей. Тот же шкаф во всю стенку в коридоре, та же ванна, те же кровати, тумбочки и занавески со шторами.. Возле кровати Карины стоит наша коробка с телефонами, некоторые из которых заряжаются. В целом, в комнате довольно приятно находиться, девушка явно тут убирается. — Карин, мне надо сходить к шестому отряду, там Арсению помочь с отрядным уголком надо. Карина, оторвавшись от телефона, перекинула взгляд на меня. Надеюсь, сейчас я выгляжу максимально убедительно. — Ну, иди. Только гудвины потом за работу взять не забудь, — говорит она, снова уткнувшись в телефон. — Хорошо, спасибо. Я буквально выбегаю из вожатской и большими шагами, снова же на мысочках, выхожу сначала в наш холл, после пройдя через высокие и пиздец скрипучие двери, оказываюсь в холле бывшего восьмого отряда. В моей голове снова лето. Я будто начинаю видеть нас со стороны. Вот я, ещё не побитый его разумом, наивно надеющийся на что-то хорошее. Конечно, хорошее будет, но не той длительности и с привкусом боли. А вот он, полностью понимающий, что легко может воспользоваться моим телом и доверием. Обвести вокруг пальца и выкинуть, как старую тряпку. Но он не знает, что в итоге сам прибежит ко мне. Ведь не сможет отпустить. Трясу головой, чтобы избавиться от этого больного миража воображения. Иду чуть дальше. Вхожу в главный коридор левого крыла. Давно меня тут не было. По пальцам одной руки можно посчитать, сколько раз я тут был. По пути я резко останавливаюсь в коридоре и понимаю, что не продумал одну деталь. Я понятия не имею, где находится вожатская 6-го отряда. И вот, я стою, как полный придурок, посреди коридора. Время включить свою логику и интуицию. Но мне повезло. Долго гадать и думать не пришлось. Со второго корпуса через запасной выход пришёл Саня, невысокий парень со светлыми волосами по кончик носа и вожатый четвёртого отряда. Понятия не имею, что он делает в нашем корпусе, но это тот самый человек, который знает о местоположении каждого человека в лагере. И именно он мне нужен прямо сейчас. — Сань, здорово. — О, Тоха, привет. Чё делаешь здесь? У вас же вроде тихий час, а ты тут по коридорам шляешься, — чуть хмуря брови спрашивает вожатый. — Меня Арс из шестого позвал помочь с плакатом для отрядного уголка, а я не знаю, где его вожатская находится, — отработанная схема. — А, так тебе на третий этаж надо, 322 комната, — выражение его лица мгновенно меняется на более доброжелательное. — Спасибо, Сань, выручил. — Бывай. Саша пошёл в сторону моего крыла. Я же, снова проходя мимо холла бывшего восьмого отряда, вышел на лестницу и поднялся на этаж. Теперь перед моими глазами замер мираж просмотра вечернего фильма. То, как он лежал у меня на коленях, а я чесал ему голову. На кончиках пальцев появилось фантомное ощущение его мягких волос. Интересно, они до сих пор такие же мягкие?... Собравшись с мыслями, продолжаю путь. Заворачиваю в сторону нужной комнаты. Прохожу мимо холла 3-го отряда, где по всему полу разбросаны краски, губки, карандаши, ватман. Видно, ребята решили сделать перерыв в работе. На секунду я остановился чтобы взглянуть, нарисовано ли у них что-нибудь. Виднелся слабый контур рисунка крысы, нарисованный простым карандашом и цифры 2020. Не особо задержавшись, наконец, в несколько шагов дохожу до пункта назначения. Грязно-золотая табличка с номером "322" поблёскивает в свете коридорной лампы и, я замечаю, что не волнуюсь. Будто иду на самую обычную беседу с другом, но он мне не друг совсем, да и разговор непростой будет. Чувствую это. Стучусь три раза. — Входите, — еле слышно произносит за дверью до боли в груди знакомый мне голос. Резко выдохнул в сторону, обхватываю холодную железную ручку, нажимая на неё, распахиваю дверь и быстро вхожу, сразу закрыв её. Облокачиваюсь спиной на деревянную поверхность и вижу его. Лежит, книжку читает. Прости, отвлеку тебя от столь занятного произведения. Увидев меня, сразу отложил книгу на прикроватную тумбочку. Он искренне не понимает, что я тут делаю. И да, я знаю, что он сейчас спросит. — Что..., — вожатый выдыхает с нескрываемой улыбкой, — что ты тут делаешь? — чуть улыбаясь, спрашивает вожатый. Говорил же, знаю. — Поговорить пришёл. Компанию составить, — я тоже знаю твои слабые места, Арс, пусть и не все. — Спасибо, мне не нужна компания, — на это я открыто посмеиваюсь. — А раньше тебе нравилось, когда я тебе компанию составлял. Целовал, ласкал, помнишь? Чай мы редко с тобой пили. В основном наслаждались друг другом, — да, я давлю на его (скорее всего) тоже больные воспоминания, ведь если бы это было не так, он бы не приходил сегодня ночью, — так, чего же я здесь? Долго молчать будешь, Арс? Прятаться? Если ты спрячешься, это всё равно не поможет. Может, ты думаешь, что я полный идиот и ничего не понимаю? Но ты ошибаешься. Я вижу, что ты молчишь. Не знаю пока, о чём, но точно знаю, что о чём то важном. Возможно, о том, что полностью решит твою или мою судьбу. Знаешь, на что я потратил эти три дня? На понятие твоей больной головы! Я, честно, не понимаю, какую цепочку вопросов ты решаешь, чтобы принять решение. То летом говоришь, что любишь, то в конце ноября, а если быть точнее, 28 числа обрываешь все контакты, а в январе сам идёшь и сосёшься со мной в кровати. Чё происходит, Арс? Его спокойные океаны начинают блестеть и метаться по комнате, ища в каждом объекте помощь или хотя бы подсказку, что ему ответить на мои слова. Улыбка сползает с лица. Молчит. Снова тишина. — Что молчишь? Слабак? — он цепляется за последнее слово. — На озере ты говорил по-другому. — До ноября ты тоже говорил по-другому. Я тут как последний придурок стараюсь сохранить наше сплетение ладоней, ведь для меня это ценнее золота всего мира! — срываюсь и уже кричу на него.— Буквально снова даюсь тебе в руки, сам бегу к тебе, а знаешь, почему? Потому что я не смог отпустить! И ты не смог! Потому что люблю тебя до сих пор! Я врал себе всё это время, что смогу отпустить тебя, забыть и простить, — вдох, выдох, Антон, спокойнее, — а сейчас снова верю в нас! Правда надеюсь на что-то хорошее с твоей стороны, а ты молчишь. — Шастун, иди к себе в комнату, ты не в себе, — опускает голову, подбирая коленки ближе к груди. — Хорошо, молчи дальше, пока это не приведёт к чему-нибудь. Не знаю, к чему, но точно не ко мне, — разворачиваюсь и выхожу, громко хлопнув дверью. Эмоции снова взяли вверх и я в бешенстве. С такой способностью хранить молчание ему только в партизаны или разведку идти. Бесит. Ненавижу.***
Следующий день. Ночь того дня прошла спокойно, я был горд, что смог его упрекнуть в своей неправоте. Соответственно, я и не думал, что с утра меня начнёт грызть совесть, с каждой минутой углубляясь в душу. Ведь у него правда могла быть больная для него причина, а я... Да, я наорал на него. И остался ублюдком. Я не дал ему шанса всё нормально объяснить, а как придурок вылил на него свои идиотские эмоции, которые я, уже взрослый и не тупой парень, мог бы и сдержать. Может, у него в семье что-то случилось. Положение какое-нибудь неблагоприятное. Нет, пусть я уже и не маленький, я ещё тупой. Весь день я ждал тихого часа, чтобы пойти и извиниться в спокойной обстановке. Поговорить. Еда в горло не лезла из-за застрявшего комка совести. На обеде и завтраке у него был вроде и грустный, но одновременно и... злой? взгляд. И, конечно, из-за одинакового времени приёма пищи мы пересекались с ним, но не перекинулись ни одной фразой. — Антон, где вчерашние гудвины от Арсения? — спросила меня Карина перед обедом, когда уже все расселись за столы. После обеда тихий час и я уверен, что смогу пойти и извиниться за своё поведение. А про гудвины я, дурак, забыл. — Э-э-э, Карин, короче, когда я пришёл к нему вчера, помощь уже оказалась не нужна и я просто вернулся в комнату. Ты не заметила что-ли, что я быстро вернулся? — Нет, Тош, не заметила. Ладно, тогда вопрос снят, — от её "Тош" по телу пробежались мурашки. — Но мне надо будет к нему сегодня ещё зайти, хорошо? — Что за контакт между вами такой? Не пойму. — Да мы просто на летней смене очень хорошо дружили, — я еле сдержал смех с последнего слова, — поэтому сейчас тоже хорошо общаемся. — А-а-а, лагерные друзья? — Именно. — Тогда ещё один вопрос решён. Приятного аппетита. — И тебе, — вожатая удалилась за отдельный стол, а я продолжил мешать ложкой суп, ведь еда всё никак не хотела лезть в горло. Да и к тому же он сидел на застеклённом балконе столовой, поэтому я мог его прекрасно видеть. Мысленно, но всё же, я пожелал ему приятного аппетита тоже. Я запомнил лишь единственную фразу из моего вчерашнего всплеска эмоций: "Потому что люблю тебя до сих пор". И ведь правда люблю. Поэтому снова иду к нему.***
Обед проходит быстро, так как голова занята мыслями о том, что говорить ему. Я не знаю, как буду вести себя, не знаю, как будет он. С самого утра он какой-то раздражительный, кричит на своего напарника Андрея, который вообще не понимает, почему тот себя так ведёт. И из-за этого мне сложно подобрать нужные слова сейчас, лёжа на кровати. Послезавтра уже уезжать. Снова держать с ним расстояние. Снова не видеть его спокойные океаны, не чувствовать его губы на моих, его волосы в моих ладонях. Снова внутреннее терзание себя, и снова Ира. А ведь я так больше ей и не писал после первого дня. Да и она, потому что знает, что даже если что и будет говорить, то со мной рядом Арс, и из-за него я буду игнорировать её слова. Спустя примерно полчаса валяния на кровати, я выстроил примерный каркас текста. Встав, выхожу через скрипучую дверь в коридор и снова иду в вожатскую. Снова стучусь, слышу приглашение войти, вхожу. — Карин, я к Арсу схожу, ок? — Да, иди, — отвечает вожатая, даже не отрываясь от телефона. Кивнув самому себе, ведь она уже не видит, выхожу из комнаты, прикрыв дверь. Иду по коридору в холл бывшего восьмого отряда, игнорируя мираж воображения. Медленно поднимаюсь по лестнице, прогоняя примерный текст в голове. Иду по коридору, заворачиваю, холл третьего отряда, 322 комната. Нужно, наверно, перестать надеяться, что он мне когда-то будет не безразличен. Глубокий вдох, выдох. Стучусь. — Входите. Обхватываю ручку, нажимаю на неё и быстро вливаюсь в комнату через образовавшуюся щель, закрываю дверь. Поднимаю взгляд и передо мной картина, которую мне так и не удалось лицезреть в прошлом году. Арс стоит в белом полотенце, завёрнутое по пояс, и с волос на худощавое тело падают маленькие капельки воды. Вожатый сразу оборачивается на меня. Пробегается взглядом сверху вниз и ждёт, пока я начну хоть что-нибудь говорить, но он пока ещё не знает, что у меня отнялся дар речи. Это тело вскружило мне голову и, кажется, в комнате стало слишком жарко. — Что, не договорил вчерашнюю речь? — разводя руками в стороны, согнутые в локтях, стебёт меня в открытую, — или хочешь ещё как-то в чём-то упрекнуть? — он начинает медленным шагом идти на меня, в то время как я стою, как вкопанный и разглядываю его торс. Сексуальный, снова манит. Из-за маленького размера комнаты он быстро доходит до меня, — или меня хочешь? М, Тоша? — хочу, Арс, очень хочу. Смело подаюсь вперёд и глубоко его целую, сразу проникая внутрь, обхватив обеими руками его скулы. А на талии, как две змеи, извиваются его ладони. На моё удивление, он сразу отвечает. Хотел. Ждал. Дождался. Дождались. Буквально через несколько секунд он разрывает поцелуй: — Так, хочешь? — добивает мою хрупкую душонку своим хриплым голосом и взглядом океанов исподлобья. За моей поясницей закрывает дверь на замок. — Заебал, хочу конечно, — он резко хватает меня за ворот футболки, комкая её и ведёт в сторону кровати. Он же помнит, что мне нет 18-ти? — Хэй, Арс, мне нет 18-ти. — Плевать я хотел, — меня довольно грубо кидают на кровать и он нависает надо мной. Да, в моей голове нет никаких сомнений, что я хочу этого прямо здесь и сейчас. Плевать, что было раньше. Это осталось в прошлом. Переболело. Простил. Готов. Я удивлён, что после таких резких движений его полотенце ещё держится на бёдрах. Ладно, я не удивлён, я раздражён. Оно начинает бесить, поэтому я берусь за его края, чтобы стянуть, но мою левую кисть обвивает его ладонь, как бы останавливая. — Так быстро? Ты спешишь, малыш, — с этими словами он запускает руки под футболку, исследуя кончиками пальцев моё худощавое тело. Опускаясь ниже, скользит первыми фалангами под джинсы, находя и поддевая боксеры, чуть оголяя бёдра. Наклоняется и снова нежно целует. В паховой зоне уже совсем тесно и член неприятно трётся о ткань. Да и его возбуждение нескрываемо под жалким полотенцем. Внизу живота всё сводит от желания, от его касаний, от его любви, если она, конечно, есть сейчас. Язык медленно исследует рот, как будто немного успокаивая и подготавливает к продолжению. Чувствую, как его ловкие пальцы быстро расстегивают пуговицу на джинсах, а за ней и ширинку. Чуть приподнимаю бёдра, и он, отлично поняв намёк, стягивает всё, что сейчас так мешает, кидая на соседнюю кровать. Спустя почти полгода мучений и всех попыток, мой вставший член, наконец, перед ним. Разрывает поцелуй и разглядывает его. Из уретры уже начала сочиться смазка, стекая по стволу. — У-у-у, как мой мальчик возбуждён. — Давай без этих фразочек, просто делай то, что считаешь нужным сейчас, — я рвано дышу и даже немного сложно говорить в настолько возбуждённом состоянии, воздух быстро кончается. Кажется, у меня кружится голова только от его присутствия, а тут такое... — А давай без давай, а то сейчас снова уйду, как тогда, в курилке, помнишь? Ты так и не дал мне доделать дело, так дай же сейчас. — Прошу..., — говорю на выдохе, поэтому выходит стон. — Я тебя понял, Тоша — не выждав ни секунды, вожатый полностью вбирает в рот мой член. Чтобы нас не услышали через довольно тонкие стены, кусаю боковую часть ладони и тихо постанываю от удовольствия, жадно вдыхая воздух. Другой рукой я впускаю пальцы в его волосы, чуть сжимая. Всё такие же мягкие. Рукой задаю ему медленный темп. Ведь, сейчас же не надо спешить, верно? Как бы мы не старались, но пошлые всхлипы всё равно разносятся по комнате и остаётся надеяться, что ни его, ни моих стонов за дверью не слышно. Чуть ускорив темп, сам того не замечая, начинаю толкаться ему рот. И тогда он приподнимается, встав на колени: — Вот сейчас самое время, — глаза-океаны буквально подсказывают мне, чего от меня сейчас требуют. А требуют они немедленно снять это чёртово полотенце. Помогаю себе предплечьями с кистями и сажусь как раз на уровне его паха. Взяв полотенце около бёдер, развязываю его и, собрав его в одну руку, выбрасываю на соседнюю пустующую кровать к джинсам. С его уретры тоже уже во всю текла тягучая прозрачная смазка. Не долго думая, я подаюсь вперёд и вбираю его член наполовину, левой рукой схватив вожатого за ягодицу, а правой помогаю себе, взяв ею оставшуюся половину члена. От такого поворота событий Арса сгибает пополам и он припадает к моей голове лбом. — Тош, ты чтож творишь? О таких вещах предупреждать надо. — Я просто очень сильно тебя люблю. — С набитым ртом говорить неприлично, Тоша, — теперь черёд вожатого глотать воздух от накатившего возбуждения и удовольствия. Выпрямившись, он берёт обеими руками меня за волосы и задаёт сначала медленный темп, осторожно проталкиваясь глубже с каждым толчком. Запрокинув голову, Арсений начинает тихо стонать. Если меня спросят, какой самый сексуальный и возбуждающий звук я слышал, я им приведу пример этих графских стонов. Жаль, что под рукой нет диктофона. Через минуты две я уже могу полностью вобрать его член себе, поэтому теперь я надрачиваю себе правой рукой. — То-ош, — я приостанавливаюсь и поднимаю взгляд на его лицо, сразу поймав на себе взгляд синевы, — ложись на животик, милый, — он нагибается, вынимая член из моего рта и чмокает в губы, — не бойся, будет не больно, — возбуждённый оскал оголяет клыки, а спокойные глаза добавляют толику сумасшествия в происходящее. Опустившись, я послушно ложусь на живот. — Хотя, нет, встань-ка на четвереньки. Встав в нужную позу, чувствую на обеих ягодицах тёплые ладони, раздвигающие их. Сползаю на локтях и сильно выгибаю спину, чуть подавшись навстречу ему. — Родной, если я тебя не растяну, будет больно, так что потерпи немного, — после чего на своём колечке мышц чувствую мокрый мягкий и немного шершавый язык. Им он медленно проникает внутрь. Освобождает одну руку и обхватывает мой член, медленно водя ею вверх-вниз, второй всё также продолжает сминать ягодицу. В какой-то момент чувствую смачный шлепок по ней. Громкий стон вырывается из меня и та рука, которая только что была на моём члене в момент оказывается на моих губах, закрывая рот. — Дурак, хотя бы в подушку стони, другие могут же услышать, — шипит на меня вожатый, — безусловно, мне очень нравится, когда ты стонешь, но сам понимаешь, место не самое подходящее, — уже более спокойным тоном и хриплым низким голосом добавляет он. Я виновато быстро киваю и подбираю ближе к лицу подушку. Убрав руку со рта, она не спешит перемещаться обратно на член. Арс садится позади меня и несколько секунд ждёт. — Готов? — Готов, — мычу я, не отрываясь от подушки. В меня входит первый палец. Медленно, осторожно и очень нежно. От новых и столь приятных ощущений моё тело содрогается и я громко постанываю. Благо из-за подушки меня почти не слышно остальным, зато слышно Арсу. Чувствую, как лицо заливается краской не только от температуры в комнате и дикого возбуждения, но так же от ощутимого чувства стыда от того, какую, вероятно, ошибку я сейчас совершаю. Но знаете, если эта ошибка такая приятная, то я не хочу останавливаться или заканчивать вовсе. Требую продолжения. Палец медленно входит и почти выходит. Я начинаю потихоньку привыкать и самостоятельно насаживаюсь на него. — Думаю, уже можно переходить к следующему этапу. Можно, котёнок? — большая и тёплая ладонь скользит по оголённой спине, вызывая стаю мурашек. Я киваю ему в знак согласия, — Прекрасно. Добавляется второй палец. На секунду мне показалось, что я сейчас заплачу от получаемого удовольствия. Кончики ушей в огне. Я в огне. Мы горим, но при этом я тону в нём. Периодически, когда кольцо мышц высыхает, Арс вынимает из меня пальцы и лижет его, чуть проникая языком внутрь, увлажняя, после чего снова вставляет. — Котёнок, ты готов к большему? — слышится томный голос прямо над ухом. — Да, Арс, готов. Ах... Пожалуйста... — Какой же ты у меня хороший. Чуть отодвинувшись, головка члена медленно начала входить в меня, задевая простату. Я полностью уткнулся лицом в подушку, кусая её, кричу от удовольствия. Член продолжает входить и через пару секунд он полностью во мне. В уголках глаз проступила влага, но я её не замечал. Волосы ближе ко лбу были уже мокрыми от пота. Ладони на ягодицах сжимали их, что тоже приносило приятные ощущения. — Потерпи, котёнок, сейчас привыкнешь. С каждой секундой Арс понемногу увеличивал темп. Шлепки тел друг от друга разносились по комнате со звенящей пошлостью. Сука, да, я люблю его. Вскоре и он начал постанывать, в ритм со мной. Я быстро привыкал и поэтому постоянно поддавался ему навстречу. Рука снова легла на мой член, обхватив его, и вожатый начал дрочить мне, а я громко стонать в подушку. Благо у него кровать не скрипучая, а то иначе быстро бы спалились по всем фронтам. Через несколько минут темп достиг предельной скорости и стало понятно, что дело близится к завершению. Что у меня, что у него. — Арс, я сейчас кончу, — подняв, наконец, голову, вскидываю её и выгибаюсь всем телом. Низ живота начинает подрагивать, предвещая скорейший оргазм. — Тош, я тоже, потерпи ещё немного, — после этой фразы брюнет кончает в меня и я чувствую внутри себя разливающееся тепло. Спустя секунду кончаю тоже, немного попадая на живот и ладонь вожатого, но в основном сперма попадает на одеяло Арса. — Об этом не парься, всё равно хотел сегодня бельё менять. Кстати, как тебе? — опёршись на ягодицу, он наклонился ко мне и нежно укусил ухо. — Арс, я просто, блять, люблю тебя. — Ха-ха, ну, я рад, что тебе всё понравилось. Но я так и не понял, ты серьёзно пришёл, чтобы я трахнул тебя или была какая-то другая причина? — Вообще я пришёл извиниться за вчерашние слова. — Извиняться уже точно не надо, минет был хорошим, не переживай, — мы смеёмся с ним синхронно. Судьба моя, ну почему я не могу быть с ним всегда?