Дай отдых воспоминаниям

      По приезде на станцию замечаю знакомые лица. Ребята, вожатые, которые были на летней смене. Но Димка поехать не смог. Родригез тоже. А других ребят я видел лишь мимолётно, даже имён их не помню. Нас быстро загружают в автобус, чтобы мы не стояли и не мёрзли.       В автобусе тепло. Успеваю занять место у окна. Перекличка. Все на месте. Едем. Верные друзья наушники помогают скоротать дорогу. Всё так же, будто на лодке, мы проезжаем посёлок за посёлком, лес за лесом и наконец доезжаем до лагеря.       Спустя пару часов, все выходят из автобуса, разминаю затёкшее тело. Багажник уже открыли, ребята разбирают чемоданы, вскоре и я подхожу. Быстро обнаружив свою сумку, беру её. Когда всех пересчитывают ещё раз, нас ведут через главные ворота в большой корпус. Ностальгия взяла верх.       Кончено, мы шли по той самой аллее, на которой мы поцеловались с ним. От нашей лавочки для меня исходит особенное больное тепло. Воображение рисует сидящих на ней нас вдвоём. Ночь. Сверчки. Последняя дискотека, на которой я толком не был. Как хорошо, что на этот раз его здесь не будет.       Кидаю сумку в общую кучу, вешаю куртку и иду в концертный зал. Тут ничего не поменялось. Всё те же синие ряды стульев, сцена, кулисы, даже всё та же старая добрая турá. Зал наполнен какофонией голосов. Похоже, у меня это место настолько крепко связано с Арсением, что уже мерещится его голос где-то вдалеке. Давно я его не слышал и такая звуковая галлюцинация вызывает стаю мурашек от неприятных воспоминаний.       Заняв место, осматриваюсь, точно нет ли кого из более знакомых мне людей. Убедившись что никого нет, снова погружаюсь с головой в музыку и отключаюсь от внешнего мира.

***

      Примерно через час вхожу в реальность. Людей стало больше. Приехало ещё два автобуса с детьми. Большинство (мелких) уже рассортировали по отрядам. Осталось меньшинство – старшие ребята. На сцену вызвали детей 15+. Прямо как летом.       Поднимаясь на сцену пересекаюсь взглядом с директором. Он точно узнал меня. Он кивнул мне, как бы в приветствие, на что я ему улыбнулся. Да-да, ты снова будешь видеть шпалу (меня) каждый день.       Без разговорчивых людей, на подобии Кати или Позова сложно. Я довольно стеснительный человек и просто так разговориться с кем-то для меня непосильная задача. Поэтому я, как и ещё несколько парней, просто стою молча и жду, когда меня распределят. А это происходит быстро. Старших не так много, поэтому нас быстро делят на отряды и через некоторое время я со своей группой одеваюсь и выхожу из корпуса.       События сегодняшнего дня точно решили надавить мне на больное место. На рану, которая только-только начала затягиваться. Она снова подтекает. Тот же корпус. Второй этаж. Левое крыло. 211 комната. Всё такое же, как когда-то летом. Только вместо двух счастливых душ, одна заблудшая. Брошенная. Но не одинокая сейчас. А другая… не хочу про неё. Она оказалась лживой до самых костей.       Из-за того, что у нас и так маленький отряд, в комнате я один. На этот раз я выбираю кровать, на которой спал Дима.       Клич на обед. Не слышать Анин звонкий голос непривычно. Но это дело времени. Привыкнется.

***

      День проходит в полной прострации. В каждой вещи я вижу его. В каждом месте вырисовывается его силуэт. Силуэт высокого голубоглазого брюнета с мягкими волосами, спадающими на лоб. И в глазах его бушует океан. Он буквально пропитал собой каждую частичку лагеря, чтобы я не смог сюда вернуться. Но я здесь. И я забуду. Я прощу и отпущу. Я здесь, чтобы забыть этот кошмар. Смириться с неизбежным. Неизменимым. Переступить через себя. Преодолеть боль. Накрыть рану пластырем и дать ей зажить.       Только вот конкретно сейчас я эту самую рану расчесал до крови. Я стою в том самом холле. Он невесомо касается меня. Но разворачиваясь, я понимаю, что никого рядом нет. Здесь я один.       И я рад, что я один. Нужна эмоциональная разгрузка. Поэтому сейчас я стою на нашем месте и снова вдыхаю донельзя знакомый парфюм. Только сегодня утром я забыл его. А вечером он снова в моей голове. Мысленно я до сих пор тону в нём. Прошло два месяца, в новогоднюю ночь мне снова приснились его глаза. Я остался неуслышанным. Смотря в панорамное окно когда-то 8-ого отряда, тоска стреляет дробью где-то рядом с сердцем.       Со стороны правого крыла среди ребячьих голосов послышались размеренные шаги. Я не обратил на них внимания. Шаг за шагом некто подходил к дверям холла. Дойдя до них, шаги прекратились. Послышался томный вздох. Я узнаю его. — Снова здесь? — до боли знакомый тембр голоса врезался мне ножом в спину. Он. Он здесь. Он за моей спиной. Я ощущаю его глаза на себе. Разглядывает со спины, готовясь к решающему удару. — Снова, — голос предательски дрожит.       Мой разум разделился на два фронта: прижаться со всей страстью к его грудной клетке, ведь я скучал, или резко послать, а может и вовсе врезать. Это жестокая внутренняя война. — Не отпустил? — вот и удар поддых. Открытая рана снова кровоточит. — Нет, — выдыхаю и опускаю голову. Я признал это. Признался и себе и ему в своей слабости.       Он продолжает стоять, ожидая действия от меня. Сделал первый шаг навстречу. Теперь ход за мной. Либо дальше вперёд, либо… нет, я не смогу сделать и шага назад.       Медленно подняв голову, я ещё с секунду смотрю в окно. Разворачиваюсь к нему и, сделав несколько шагов, обвиваю его талию, прижавшись всей прытью грудной клетки. Вжимаюсь носом в плечо и вдыхаю любимый парфюм. Провожу носом по шее. Чувствую его горячие ладони, поглаживающие мою спину, комкая худи. Я скучал. Я так сильно скучал, что снова делаю себе больно. Весь Ирин труд напрасен. Делаю огромную ошибку. Падаю в бездну. И падаю с огромным желанием. Желанием, пониманием и всей страстью.       Приподняв голову, впиваюсь в его губы. Наконец я снова чувствую их вкус. Я скучал. Скучал по этим губам. По его властным и контролирующим движениям. Таким нежным и горячим рукам, опустившимся на мою талию. Языку, который будто заново изучает меня. Я снова чувствую его парфюм. Он такой же, он старый, он родной, он дорогой для меня. Он ценный и он незабываем. Я соврал в новогоднюю ночь. Я не забывал. Я снова соврал себе. — Я скучал, — говорю чуть запыхавшись, разорвав на несколько секунд поцелуй. Смотрю в его потемневшие, но по прежнему такие красивые глаза-океаны. — Заткнись, — ладони с талии перемещаются на загривок. Лаская его, заходя на затылок, он снова притягивает меня к себе, сразу переплетая языки, тем самым углубляя поцелуй.       Я счастлив. Но огорчён в себе.

***

Антон Шастун Ир, привет 21:34

Ирина Кузнецова Приветик, как первый день? Встретил кого из ребят? 21:35

Антон Шастун

Из ребят никого. Но зато он здесь

21:35

Ирина Кузнецова Он Арсений?... 21:36

Антон Шастун

Да

21:36

Ирина Кузнецова Оу... Ты его видел? 21:37

Антон Шастун

Мы поцеловались.

21:37

             Я не видел смысла таить это от неё. Я её не слышу, но понимаю, что она сейчас кроет меня трёхэтажным матом и кричит: "Шастун блять!!!" Ирина Кузнецова ШАСТУН БЛЯТЬ 21:39       Соответственно, о чём я и говорил. Я не прав. Я снова наступил на те же грабли. Я все два месяца врал себе, что не хочу видеть его, что простил его, что смогу жить без него. И врал Ире. Врал. В лицо лгал. Меня тошнит от себя.

***

      Я один в комнате. Заблокировав, я отложил телефон. Зажмурившись, по щекам начали течь слёзы, губы скривились в оскаленной улыбке, выражающую наивысшую степень внутренней боли человека. Я предал сам себя. Я проиграл в битве с самим с собой. Громкий всхлип нарушил мёртвую тишину. Я такой придурок. Повёлся. Арсу даже не надо было применять особых усилий. Даже пальчиком не поманил. Я сам снова отдался ему. Я снова утонул в нём. Снова в нём, будто у меня есть карт-бланш, отдельный пропуск в его жизнь, возможно, в его сердце. Но если есть в сердце, то зачем он сказал те слова в конце ноября?...