Осколками исколот,
Моя жизнь — это гранж!
Не уталить мой голод никому и никогда...
(Гранж 2 — Кабуу/S8K)
*** *** ***
Потрёпанные тёмно-красные конверсы оставляют лужи и следы грязи на давно не мытом старом линолеуме. С видавшего виды чёрного худи также льётся вода — парнишка за эту ночь промок до нитки. На полунегнущихся уставших ногах докостылять до ванной кажется непосильной задачей. Вот что обычно бывает после долгой ночной и насыщенной прогулки — измотанность. А наутро ещё и похмелье. Ванная встречает Алекса вспышкой слишком яркой жёлтой лампочки под высоким потрескавшимся потолком, в углах которого скопилась паутина. Умываться в маленькой раковине тем труднее, чем больше тебя шатает от ранее выпитого и усталости. Руки кажутся ватными и словно не своими. Но холодная вода постепенно приводит более-менее в чувства. — Надо же кто пришёл, и года не прошло. Я уж думала, дорогу до дома с концами забыл. — пьяный и сонный, но от того не менее ядовитый голос слабо прорезается до слуха парниши сквозь шум льющейся из крана воды. — Ага. — едва уловив в отражении забрызганного зеркала её силуэт, выдыхает брюнет, устало разгибаясь и жмурясь. — Снова под утро, снова в грязи, снова бухой. По классике. — надавив ладонями на закрытые глаза до появления разноцветных пятен, парнишка перемещает руки на шею и массирует пальцами, разминая затёкшие мышцы. Женщина же ничего не отвечает, сонно потирая глаза и вплетая руку в чёрные аки смоль волосы, спутанные и грязные. Если не приглядываться, она вполне могла бы сойти за внебрачную дочь Сьюзи Сью и Хелены Бонем Картер, зачатую в алкогольном угаре. И в этом мог бы быть свой шарм... — Так и будешь там стоять? — намекает на ответную реакцию брюнет, не разворачиваясь, лишь вернувшись обратно к раковине. — Надо те чё? — дыхнув перегаром сипло спрашивает женщина, сонно потягиваясь и разворачиваясь боком к парню, вжимаясь позвоночником в ссохшийся дверной косяк. — Денег дашь? — без особой надежды звучит в ответ. — Ой, да иди ты нахуй. — отмахивается она, нехотя отлипая от стены и вперивая уставший взгляд обратно в забрызганное стекло. — Денег, те всё, денег... Заработай, хер ли клянчишь. Хорош сидеть на моей шее. — Понял, принял, обработал. — безразлично бросил в ответ Алекс, стремясь как можно скорее закончить сей неприятный диалог. — Бёрт дома? — Отсыпается. Разбудишь — уроет, я за тебя не вступлюсь. — Ты завтра опять в ночную? — сплёвывает в раковину и снова, немного качнувшись, упирается в оные белые бортики такими же белыми руками. — Конечно. И только попробуй разбудить — урою уже я. Усёк? — Усёк.*** *** ***
Удаляющиеся шаркающие шаги в коридоре вскоре стихли. Скрипнула дверь и щёлкнул замок, после чего дом окончательно погрузился в предрассветную тишину. Следом протяжно визгнул и старенький шпингалет покоцанной деревянной двери ванной комнаты. Слишком громко, вкупе с градусом в крови едва ли не оглушающе, заставив парнишку зажмуриться и прислушаться. Тишина. "Можно выдохнуть" — пронеслось в мыслях, пока Алекс вновь вернулся к зеркалу. Смотреть же в него не особо хотелось. Лишь остановиться прямо под лампой потолка, закрыть глаза, поднять голову кверху, возвращая руки на шею и вновь надавливая на затекшие мышцы. Глупо, но помогает. Помогает немного расслабиться и прислушаться к телу. Головная боль — верная спутница жизни. Алекс уже научился её игнорировать. Как и периодические боли в спине. Правда, в этот раз оная была немного другая и где-то в районе лопаток. "Разодрал" — констатировал внутренний голос, пока в голове вихрем проносились эпизоды прошедшей ночи. — Бета флип вышел почти идеальным, но это же надо было так навернуться на обычной оляхе... — парниша невольно свёл к переносице тонкие светлые брови и прикусил губу. — Впрочем, чего ещё ожидал, катая пьяным и в дождь. — тихо бормочет себе под нос, пытаясь ослабевшими руками расстегнуть пряжку широкого кожаного ремня. Холодная мокрая ткань толстовки неприятно прилипала к телу. "Возможно, затея была не из лучших" — всё напористее ворчал голос в голове, пока Алекс старался как можно аккуратнее стянуть с себя грязную и в паре мест разодранную тряпку. То ли тоже при падении порвал, то ли ещё где — непонятно. В любом случае придётся штопать. Глядеть в зеркало парниша всё ещё не решался. Не хотелось. Не хотелось вообще ничего. Только спать. Алекс всеми силами старался бороться с этим буквально непреодолимым желанием. И Ледянющая вода из обоих кранов волей-неволей даёт заряд бодрости. Алекс едва ли не закричал, только стоило холодным каплям коснуться стёсанной кожи спины, заставив парнишку рефлекторно отпрыгнуть от струй душа. "Бёрт, гандон безрукий, уже месяц не может бойлер починить. Урод" — мысли сами напрашиваются в голову, пока трясущеся рукой Алекс наощупь отыскивает хозяйственное мыло — единственное существующее в этом доме, оттого что дешёвое. Параллельно с движениями рук глаза пытаются сфокусироваться на шпингалете. "Закрыт" — мысленно выдыхает парень.*** *** ***
"Мать в ночную. Это плохо..." — окоченевшими пальцами выжимает влагу с длинных волос, следом накидывая на них видавшее виды полотенце. Проводит застиранной махровой тканью, кое-как впитывающей влагу, по длинным вьющимся прядкам. Запах хозяйственного мыла и сигарет въелся в них настолько прочно, что перебил даже запах аммиака от дешёвой чёрной краски. Но Алекс уже как-то привык. "Завтра... то есть сегодня... ещё и дождь должен быть. Херово вдвойне. Опять холодно будет" — убирая полотенце с волос и устало выпрямляясь, парнишка едва ли не теряет равновесие — так сильно закружилась голова. — Дерьмо! — резко срывается с его уст быстрее, чем разум успевает подумать. Паника — следующее что поселяется в его сознании как естественная реакция на столь громко вырвавшееся изо рта ругательство. Сердце учащает удары. Кровь пульсирует в висках. Во рту резко пересыхает. Мальчишка оборачивается на дверь и замирает, прислушиваясь. "Заперто" — проносится в мыслях. — "Всё ещё заперто. Всё в порядке" — пытается успокоить его одна часть рассудка, в то время как другая уверяет в обратном — "Всё не в порядке" — он слишком громкий сегодня. И этот второй голос искажённому разуму видится истиной. "И эта дверь не спасёт в случае чего. Мнимая защита. Театр безопасности" — мысли оглушают. Алекс тяжело сглатывает и вновь прислушивается. В поглощённом страхом разуме даже собственное дыхание кажется ему слишком громким, и как назло воздуха начинает не хватать. И тишина за дверью не кажется ему абсолютной. Привычный скрип старых половиц под линолеумом искажается до звуков шагов. Гудение лампы под потолком в коридоре, отражаясь от стен, слышится парнишке как тот самый ненавистный голос, снящийся ему в кошмарах — единственных снах, нередко посещающих его больной рассудок. Оттого паника окутывает сильнее. Кажется, ещё чуть-чуть и гулко стучащее в груди сердце просто остановится. Алекс сглатывает ещё раз, прикрывает тяжёлые веки и шумно вздыхает. — Всё в порядке, — шёпотом уверяет он себя, — Все спят, — ведь сказанное вслух громче собственных мыслей, — Ты один. "Тут, да и в принципе" И отпускает. Медленно, но отпускает, успокаивая сердцебиение и возвращая в норму сбитое дыхание. И Алекса вновь с головой окутывает усталость. От недавней бодрости, подаренной ему холодным душем, не осталось и следа. "Нужно спать идти" — как логичное завершение этого дня. — Параноик херов. — невесело усмехается, параллельно повязывая полотенце вокруг бёдер.*** *** ***
А на утро — ужасная головная боль. Она лишь очередное следствие недосыпа, сопровождающего его едва ли не всегда. В этот раз вкупе с похмельем. Хмурится, словно яркое солнце светит ему прямо в глаза, хотя единственное окно на этом чердаке зашторено. Ослабленными спросонья руками дотягивается до телефона на тумбе. Часы на экране покоцаной нокии показывают половину первого. "Уже неплохо вроде бы. Уже чуть больше сна чем обычно. Но почему всё ещё так хуёво-то?" — проносится в мыслях, пока сам парниша пытается встать с импровизированной кровати — старенького не складывающегося дивана. Удаётся с трудом. Разгибается, похрустывая суставами. Ломота в теле адская, но в довесок к этому боль в спине ощущается сильнее и иначе, нежели прошлым вечером. Скорее всего там сильная гематома. "Нехило звизданулся. Киряльщик недоделанный" — корит его внутренний голос, пока сам Алекс пытается найти ту свою вчерашнюю толстовку, отброшенную им куда-то в угол. Старается быть как можно тише. Перед выходом из комнаты долго прислушивается к происходящему за дверью. Предполагает, что Бёрт ещё спит. Мать тоже. Значит, пока всё складывается более чем хорошо. Ступеньки чердачной лестницы привычно тихо поскрипывают. Алекс пытается сойти с них как можно быстрее, заворачивая за угол и проходя в коридор. Две двери почти напротив друг друга. С одной стороны живёт тот, кого он видеть хотел бы меньше всего в этой жизни. Презрение и ненависть по отношению к нему местами смешиваются едва ли не с животным страхом, и чем дальше идёт жизнь, тем опаснее становится существовать с ним под одной крышей. По другую же сторону коридора, в комнате поменьше, живёт человек, в глазах Алекса выглядящий не сильно лучше. И на то было множество причин, размышлять о которых тому сейчас просто не хотелось. Главное, что здесь рядом находится ванная. Именно туда ему и надо.*** *** ***
Запереть шпингалет, следом прислушаться к тишине и выдохнуть. Выработанная привычка, если и не спасающая жизнь непосредственно, то как минимум успокаивающая расшатанные нервы. Привычный утренний ритуал в этот раз сопровождается стиркой. В любое другое время он сделал бы это загодя, ещё прошлым вечером, чтобы за ночь одежда успела высохнуть на открытых дверцах шкафа, и утром оставалось просто убрать её внутрь. На прачечную денег не было почти никогда — приходилось работать руками, в очередной раз отмораживая пальцы в ледяной воде, в редких случаях подливая в неё кипятка из чайника. В школу Алекс уже давно безбожно опоздал, поэтому и не считал нужным торопиться. Тем более сегодня он снова уходит на сутки. Значит, нужно хорошо подготовиться. И успеть сделать это до пробуждения Бёрта. Слив раковины заткнут резиновой заглушкой. От механических движений руками во все стороны летят холодные брызги. Суставы и кончики пальцев от ледяной воды красные-красные. На фоне столь белой кожи выглядит больно. Ощущается тоже довольно больно. Прекратив ненадолго полоскать потрёпанную чёрную тряпку Алекс подносит окоченевшие кисти рук к губам, пытаясь согреть их дыханием. Взгляд невольно падает в зеркало. Светло-русые, почти белые корни волос заметно отросли. "Пора подкрасить" — проносится в мыслях, пока сам парниша тонкими пальчиками невольно касается ярко алых губ, даже слишком ярких на фоне столь бледной, чутка розоватой кожи. Налитые кровью в глубине и немногим бледнее ближе к краям — мечта любой девчонки. Будь Алекс сейчас светлым, они выделялись бы ещё сильнее. Парниша задумчиво провёл по ним зубками и тряхнул головой, отгоняя наваждение. Но взгляд снова обратился к зеркалу. Руки, что по цвету почти сливались с футболкой, потянулись к краю оной и приподняли. Искомое предстало пред глазами почти сразу же: россыпь начинающих слабо желтеть синяков недельной давности. Да, в тот раз парню досталось даже слишком сильно. Настолько, что на следующий день он в школу решил не идти, да и не выходить из дома в принципе — просто не мог. До сих пор поражается как до дома тогда дополз. К следующему утру всё тело болело так, будто его сбил поезд. "К несчастью, не насмерть" — вбросил внутренний голос, заставив парнишу усмехнуться. Ведь Алекс знает — мучиться с этим ему ещё долго. Слишком медленно на нём всегда всё заживает. В довесок к этому, на фоне такой нездоровой бледноты синяки всегда выглядят страшнее и ярче. Тёмно-фиолетовые, словно трупные пятна. Да и бледнота выглядит нездоровой. Впрочем, сам Алекс не сказал бы, что это болезнь. И волновало его немного другое. "Ещё немного и недовес. Может, стоит начать питаться чуть чаще, чем 1 раз в день" — запястья были излишне тонки и синюшны. Местами на руках ярко проступали такие же синие вены. — "Впору шутить о суициде листом бумаги" — в то время как взгляд идеально голубых глаз изучающе и словно загипнотизированно осматривал собственное отражение, пока вновь не остановился на лице. — Хватит на сегодня зеркал. — твёрдо и безапелляционно срывается с его уст.*** *** ***
Как и обещал — ведёт себя тихо, никого не будит. Первым делом повесил на дверцы шкафа только что выстиранную хозяйственным мылом одежду. Переоделся в плотные чёрные скинни и тёмно-зелёный худак. Футболку под ним решил оставить — всё-таки октябрь не самый тёплый месяц. Неизменные красные конверсы уже были зашнурованы, полупустой рюкзак болтался на плече, скейт взят под локоть. Когда в щели в двери комнаты щёлкнул замок, оповещая хозяина о закрытии, дело осталось за малым. На этот раз в холодильнике даже была еда. Алекс уже давно заглядывал туда просто по привычке, без особой надежды. В этот раз его порадовала пара наггетсов и кусок пиццы. В целом неплохо. Особенно, если переложить их в первый попавшийся в шкафчике контейнер и закинуть с собой. Ужин на сегодня найден, что уже немало облегчает задачу. У Бёрта всегда было несколько пачек сигарет. Одна хранилась в его джинсах, другая в его комнате, третья же — в его куртке. И Алекс знает, что он огребёт за это. Впрочем, Бёрт может просто не заметить. Поэтому его едва початый красный филипп моррис также смело отправляется в карман худи, вместе с ненароком найденной там же мелочью. Следом на предмет хотя бы пары баксов обшаривается и куртка матери. Алекс помнит — она обычно не считает чаевые. Или считает и на его периодические подворовывания просто закрывает глаза. В любом случае, 5 долларов, завалявшиеся во внутреннем кармане, уже лучше, чем ничего. Можно даже сказать, что хорошо. И курток ещё висит много. — Хлоечка, солнышко, и снова ты здесь. — ядовитый шёпот сливается с шелестением парчовой ткани. Алекс ненавидит её. Скверная и со всех сторон гнилая бабёнка, не упускающая возможности лишний раз это продемонстрировать. И их ненависть была взаимна. — А ещё Дэн, Тони, Аманда... это я не знаю чьё... Дэйв... И что будет если служба опеки вновь решит нас проведать... — ухмылка вновь прорезается на его лице, как свидетельство внезапной вспышки агрессии. Алекс всё ещё помнил те давние увещевания своего отчима о том, что они "вот щас, вот прям вот с сегодня" завязывают с пьянками и устраиваются на нормальную работу... — Впрочем, это будет плата за то, что мы им не скажем. — довольно заключает, выуживая из чьего-то кармана две помятых десятки. Теперь утро закончено. Время уже показывает половину второго. Если Алекс поторопится, то ещё успеет на 2 последних урока. Тихонько выходя из дома и запирая дверь, парниша выуживает из портфеля побитую нокию — легендарную "е72", втыкает спутанные наушники в уши и отталкивается ногой, съезжая с дорожки из плитки на такой же побитый тротуар. — Да здравствует новый ёбаный день.