Камень и стекло

Чайлд разминает костяшки, не снимая с длинных пальцев кожаные перчатки. Он бы и забыл о них - некогда простая предосторожность успела словно врасти в светлую, загрубевшую кожу. Но Чжун Ли приучил мыть руки: от грязи, от бактерий. От крови. Чайлд зачищал бы должников и в простой домашней худи - подарок от сестры - да в подранных джинсах, однако в шкафу висит дюжина одинаковых новеньких смокингов, любезно купленных Чжун Ли. Чайлд предпочитает думать, что "любезно" купленных, а не безаппеляционно врученных. Члены группировки Цисин должны соответствовать своей репутации: облачаться в строгие костюмы, придерживаться пунктуальности и точности во всем, чтить традиции основателей клана. Не считая винтажных револьверов, до поры до времени покоящихся в кобуре под пиджаком каждого, кто удостоился вести дела от имени Цисин. В криминальных кругах Чжун Ли известен не только вежливостью и крайне примечательной эрудированностью, но также и слабостью к вещам с историей. Старинные викторианские часы бьют полночь, и Чжун Ли ровно в ту же секунду откладывает серебряную ручку с памятной гравировкой на стол. Поправляет галстук, закрывает папку с бумагами и решительно поднимается с кресла. Чайлд ждал этого момента с вечера. Отсчитывал каждую секунду - равнялся на те самые часы. Вёл себя необычайно тихо и слишком сдержанно для своей натуры. Ему хотелось играть с ножом, рисовать пулями в стене свою любовь и привязанность, звонко смеяться, вспоминая недавнюю зачистку, закидывать длинные ноги на лакированный эбеновый стол и требовать-требовать-требовать внимание. В кабинете главы Чайлд всегда говорил в пол голоса и сидел на своём месте так, будто его не существовало. Разочарование в его глазах всегда больнее апатии. Моракс кидает мимолетный взгляд на подчиненного и читает его так просто, словно любимую классику. Замечает подрагивание рук, мечущиеся зрачки, учащенное дыхание, напряжённую спину. Смотрит прямо в глаза и видит безграничное доверие, перемешанное с вязкой грустью. Моракс - камень, сияющий гранит, непоколебимая скала внешнего равнодушия и вежливости. Моракс - камень, который не огранил ни океан бушующего времени, ни чёрная бездна неизвестности под его фирменными туфлями. Моракс понимает, что за напускной безмятежностью и саркастичным оскалом Чайлда скрывается большее, чем просто другой человек. Большее, чем хладнокровный убийца и "жалкая псина Цисин". Имя "Чайлд" - для клана. Простое, легкое, почти дружелюбное и ни к чему не обязывающее. "Тарталья" - для всех остальных. Рыжий всполох хаоса, несущий за собой кровь и дым револьвера. "Аякс", хочет сказать Чжун Ли, готовится произнести первое за несколько часов слово, но молчит. Молчит и подходит к нему со спины. Аякс - что-то из прошлого. Что-то туманное и непонятное. Что-то слабое и нерешительное. Аякс - это то самое "что-то", что скрывается под неопрятными слоями новых имён и зловещих прозвищ. Аякс - это ледяное изваяние, у которого один путь - исчезнуть. Это яркий, блестящий кристалл, затерянный в толще земли и грязи. Это стекло с расходящимися повсюду трещинами, одно касание - и груда осколков. Моракс - это камень. И он понимает, что либо самолично разобъет это стекло, либо станет щитом для него. Чайлд опускает глаза. Он виноват. Он знает это. Даже если в тот момент в мыслях не было ничего, кроме всепоглошающего желания разрушать и взрывать. Они посмели посмотреть в сторону драгоценного товара Цисин. Товара Моракса. Они посмели вообразить, что у них получится провести самый могущественный клан государства. Чайлд с самой милой улыбкой на лице сжег дотла их подлые планы и амбиции. И не оставил от склада руды камня на камне. Чайлд режет в щепки, рвет на куски, выжигает пламенем пепла все, что становится у него на пути. На пути у Моракса. Чайлд ступает по чужим трупам словно по гранитному мосту, который обещает привести его к звездам, но в итоге оставляет лишь чужое разочарование и людской ропот. Он идет по этому мосту уже давно, но звезды так и не стали ближе. Чайлд виновато глядит в пол, хоть и не ощущает того раскаяния, что ждет от него Чжун Ли. Что ждет от главы сам Чайлд? Гнева? Презрения? Каменного равнодушия? Чжун Ли лишь без слов касается голыми руками его плеч. Тарталья облегченно выдыхает и выгибает спину навстречу чужим прикосновениям. После злочастной зачистки территории на его лопатках цветет лазурный синяк. Он не причиняет боли. Скорее наполняет жизнь смыслом и даёт больше кислорода в легкие. Чжун Ли разминает его плечи так, будто перед ним не закаленный боями убийца, а старинный хрусталь. Чайлд ненавидит чувство слабости и беспомощности. Но если это то, чего хочет Моракс, он готов стать самым ранимым существом на планете. Чайлд не знает, но он и есть побитый форфор, осколками разлетающийся во врагов. Ему и не нужно знать. Моракс давно выжег это на собственном подкорке. Мышцы Чайлда твердые, как сталь, не расслабляются даже от лечебного массажа. Моракс едва слышно вздыхает и давит на плечо чуть сильнее - не больно, но ощутимо. Сердце Аякса закрыто ядовитыми терниями и острыми шипами. Чжун Ли знает к нему путь наизусть. - Аякс, - выдыхает он в чужое ухо, продолжая вдавливать пальцы в кожу. Тот вздрагивает всем телом, - Ты ни в чем не виноват. Будь спокоен. Ты проделал хорошую работу. Чайлд мгновенно оттаивает и, наконец, расслабляется. Вскакивает с места, перехватывает чужие руки и сжимает их до хруста. Чжун Ли привык к чужой нежности, граничащей с грубостью. - Чжун Ли, - чувственно восклицает, впивается руками в плечи, проходится перчатками по открытой шее, - я проучил тех мразей из Фатуи, что посмели положить глаз на твой товар. Я заставил их пожалеть, что... Чайлд не договаривает. Моракс накрывает его ладони своими, и всë невысказанное застревает в горле. - Как я и сказал, Аякс, - чеканит Чжун Ли, - все в порядке. В глазах Чайлда плещется что-то, к чему Моракс пока не готов. Не сейчас. В голубых омутах напротив - тающий лёд, постепенно отслаивающийся, истекающий слезами. Чжун Ли не готов и пресекает чужую лавину чувств. Убирает руки в кожаных перчатках с лица, смотрит в глаза своим самым пронзительным и строгим взглядом. Состояние Тартальи не настолько плачевно, чтобы прибегать к другим способам успокоения. - На сегодня ты свободен, - Чжун Ли обводит взглядом кабинет, задерживается на часах, только бы не видеть его разочарование. Немного кивает головой - привычка - и пропускает Чайлда к двери. Тарталья сжимает руки в кулаки, стоит в нерешительности. Эмоции обуревают - не заглушить. Но как бы ему ни хотелось, как бы ни болело - сердце, не тело - он знает правила. Немного оттаявшая льдина внутри снова покрывается коркой, бушует метель. Он улыбается самой обворожительной - лживой - улыбкой. - Как скажете, господин.