Возьми мое сердце...

       Васильев шел по мягкой прохладной траве и смотрел по сторонам. Более странное место было трудно себе даже представить. Это было не поле и не луг, пространство. Бескрайнее и бесконечное, нигде не начинающееся и никуда не приводящее. Над головой светило солнце и мерцали звезды, одновременно. Неба, как такового тоже не было, все то же пространство, но немного иное. Где заканчивается одно пространство и начинается другое, разобрать невозможно. Где то вдалеке, а может и совсем близко, созвездия и отдельные звезды складываются в мерцающие дорожки. Они словно живые организмы, двигаются и где то пересекаются, а потом вновь расходятся в разные стороны. Между дорожками закручиваются спирали и воронки, они разные по размерам и форме. Одни божественно прекрасные, а другие дьявольски уродливые.       Что это за место? Он умер? Или сошел с ума? Было впечатление, что он попал на одну из картин Алекс. Может быть это сон? Если это и так, то сон невозможно реалистичный. Куда он идет? В пространстве нет ни дороги, ни тропинки, ни направления. Вдруг вдалеке раздался до боли знакомый звонкий смех. Саша ускорил шаг и увидел, бликующую поверхность какого то водоема, деревянный мост и двух людей, сидящих на берегу. Он подошел ближе, не в силах поверить в то, что видит.        На берегу сидели Горшок и Алекс. Оба в рваных джинсах, тяжелых берцах и косухах. В одной руке Горшок держал сигарету, а второй обнимал девушку. Васильев протер глаза и ущипнул себя за руку.        - Тут это не работает. Только синяк завтра будет. Садись. Да не бойся ты, е мое. Столько тебя ждем, я думал ты уже и не доберешься. Васильев проигнорировал Горшенева. Он во все глаза смотрел на Алекс. В голове замелькали мысли и он рванул к ней.        - Стоять! - Дружелюбного и развеселого Михи как и не бывало. Глаза потемнели и зло сверкнули из под черных бровей. - Не прикасайся к ней. - Васильев заскрипел зубами.        - Ты на меня не зыркай. Я для твоего добра это говорю, понимаешь да? Тут нет ни ревности, ни соперничества. Но есть определенные правила. Ты садись, в ногах правды нет.        Саша присел на траву. Алекс молчала и вглядывалась в водную гладь. Она была совсем рядом, только руку протяни и почувствуешь тепло родного тела.        - Даже не думай. Ты такое почувствуешь, мало не покажется. И тепла никакого нет, как и тела, ну в привычном для тебя смысле. - Горшок подкурил следующую сигарету, а Саша никак не мог взять в толк, о чем он говорит.        - Как же нет? Но вот же вы. И как будто живые. Только странные какие то. - Он никак не мог понять, в чем же была странность. Вдруг Алекс посмотрела ему в глаза и он понял. Они с Горшком были примерно одного возраста, плюс-минус пару лет. Михаилу на вид около двадцати, а ей шестнадцать-семнадцать. Васильев помнил ее такой, такой она была когда они познакомились. Он определенно сошел с ума и его сумашествие проявляется такими дикими сновидениями. Горшок посмотрел на него и заржал.        - Сань, ты ж поэт, а такой дубовый. Как ты вообще столько лет песни пишешь? - Алекс подняла голову и строго посмотрела на веселящегося Горшенева, под ее взглядом веселье как то поутихло.        - Сашка... - Васильев вздрогнул, она впервые заговорила с ним. Здесь, в этой непонятной реальности, или все таки во сне? Горшок погладил ее по голове и сильнее прижал к себе, как будто успокаивая и баюкая.        - Она еще не привыкла. Ей тяжело и тоскливо. Она скучает за людьми, отцом, дочкой. И за тобой тоже, хоть ты и дубина.        - Я дубина? Ты забрал ее из привычной жизни, из нормального мира, от родных людей... Ты остался чертовым эгоистом даже после смерти. Зачем? Если ей плохо здесь, а всем остальным плохо там без нее? - Голос срывался на крик, понимая абсурдность всего происходящего, Саша не мог остановится. А Миха смотрел на него, даже не пытаясь перебить. Алекс закрыла глаза и будто задремала. Увидев это, Васильев замолк. Он переживал о ней, даже здесь, даже сейчас, как бы глупо это не выглядело.        - Конечно ты дубина. Как я мог ее забрать? Я кто по твоему? Я ждал, пока прийдет ее время и оно пришло. Я выгонял ее отсюда, когда она приходила. А Черт вывел ее из такого места, что и вспомнить страшно.        - Черт?        - Черт. И он тебе все рассказал, но ты ничего так и не понял. Никто никого не может забрать, пока не прийдет его время. Ушедшие добровольно сюда не попадут, это закон и обойти его невозможно. Она прожила ровно столько, сколько было отмеряно, как и я. И тут не добавить, не отнять.        - Но вы сейчас примерно одного возраста. Когда ты был таким она еще не родилась даже. - Горшок с теплотой посмотрел на дремающую Алекс и опять погладил ее по голове.        - Как раз в это время она и родилась. И в этом вся фишка. Она родилась на семнадцать лет позже, чем должна была. Где то произошел сбой и она потерялась. Я пришел вовремя, а она только через семнадцать лет. И это чуть все не разрушило.        - Что не разрушило?        - Мир, гармонию, музыку, любовь. Все, что есть прекрасного в том мире, могло полететь к чертовой матери, если бы она не нашлась. Если бы ты не спел песню, ее отец не толкнул ее мать, не вспыхнула бы искра, все могло бы быть по другому.        - Если бы ты не появился в ее жизни, все тоже могло бы быть по другому. Она бы была счастлива и жива. - Миша посмотрел на него долгим и каким то печальным взглядом и отрицательно покачал головой.        - Если бы не я, она совсем не появилась бы в том мире. Мы связаны и не приходим один без другого. И не уходим тоже.        - Как это? Ты прекрасно жил без нее долгие годы.        - Так прекрасно, что восемь раз чуть не умер. Я не понимал тогда, чего мне не хватало. Я искал это, забывался в наркоте и алкоголе, но это было все не то. Я уходил, но меня возвращали, она уже жила и мы все равно должны были встретиться. Я не могу жить в мире, где нет ее. И она тоже не может.        - Но она жила. Она прожила двадцать лет и была счастлива.        - Потому что не прожила отмерянное. И если бы она ушла сразу, то там не появилась бы еще одна очень нужная людям душа. А ее счастье было очень относительным и очень человеческим. Она выполнила свою задачу и вернулась домой. Теперь все правильно.        - Свою задачу?        - Свое предназначение. Смотри. - Горшок указал рукой на озеро и Саша стал вглядываться в воду. Сначала поверхность была гладкой и черной, но постепенно посветлела и на ней появилось изображение.        Концертный зал переполнен зрителями, в темноте маленькими звездочками зажигаются фонарики, их тысячи и тысячи, просто бесконечность. На сцене с инструментами музыканты, здоровые парни затянутые в кожу. У микрофона стоит хрупкая и почти невесомая девушка. Белая, почти прозрачная кожа, темные волосы, струящиеся по плечам. У Васильева перехватило дыхание.        - Алекс... - Горшок отрицательно покачал головой. Изображение приблизилось, как будто девушку взяли крупным планом и Саша увидел бездонные ярко-голубые глаза. На сцене стояла его дочь. Мгновение и все исчезло, озеро вновь стало темной и непроглядной водой.        - Она и есть предназначение. И она должна была родиться. И ее матерью должна была стать именно Алекс. Эта девочка, будущее и надежда настоящей музыки. С нее начнется новый виток истинного.        - Но это могла быть и сама Алекс.        - Не могла. Она пела, рисовала, писала и все делала хорошо. Но ее дар не в этом. Вспомни, что она делала со мной, с тобой, Князевым, Балуновым и всеми остальными. Кто к ней всегда тянулся? Без каких людей она начинала задыхаться? Ну же, давай. Вспомни самую сильную эмоцию, что она вызывала. Что это? - Васильев не задумался даже на секунду.        - Вдохновение.        - Дошло наконец то.        - Ты хочешь сказать, что она...?        - ... она Муза. Ее задача не творить, а вдохновлять. Хотя и с первым она отлично справлялась. Поэтому я искал искуственный кайф до встречи с ней. Творец не может без музы. Она моя душа и без разницы в каком теле нас заключили. Мы одно. Без нее нет меня, без меня нет ее. Все это видели и немного понимали и чувствовали. Даже ты. А Черт понял быстро и очень точно, но он другой, чем то похож на нее.        Алекс зашевелилась и открыла глаза, но через секунду опять уснула.        - Но почему именно она? Она одна такая?        - Не одна, но мы две части одного целого. Ее отделили от меня. Творец с внутренней музой стал высокомерным и возомнил себя вершиной Вселенной. Кара последовала незамедлительно. С тех пор мы бродим вместе уже много жизней, в разных пространствах и мирах. Рождаемся в разных телах и неизменно встречаемся, чтобы стать одним целым. И пока это продолжается, будет жить настоящее, будет жить наша музыка. Понимаешь да?        - Ее отделили, а гонор и высокомерие осталось... - Горшок зашелся хохотом. Васильев всматривался в темные глаза Горшенева и спящую у нее на руках Алекс. Нереальность и абсурдность услышаного просто зашкаливала. Это просто сон. Он устал, пережил страшное горе и выдохся. Он уснул и ему снится странный сон.        - Можешь считать и так. Она ждала тебя и хотела, чтобы ты знал. Это против правил, но сегодняшняя встреча, плата за совершенную ошибку. Она действительно любила тебя там, человеческим сердцем и человеческим телом. Ты был ее земной любовью в той жизни. И никогда в этом не сомневайся.        - А ты?        - А я судьба. На все жизни. Навсегда.        Как бы это не звучало, а вспоминая все события двадцатилетней давности, Васильев понимал, что это все правда. Рациональный мозг противился и не хотел воспринимать такую информацию, а глубоко в душе жило знание и понимание. Они все считали ее необычным человеком, они все видели это и чувствовали. Творческие люди понимают немного иначе, но даже они не смогли до конца рассмотреть суть и воспринимали ее интуитивно, на уровне подсознания. Ведь тело всего лишь оболочка, главное скрыто внутри. Саша вспоминал ее картины, на которых она всем рисовала крылья, ее музыку и стихи... Он видел, как меняются музыканты рядом с ней... Он до сих пор помнил фестиваль НАШЕствие и свои видения, когда Алекс пела вместе с Горшком.        - Это не совсем видения. Это виденье сути. Так могут только тонкие души и свободный разум. Поэтому нас и заключают в тела. Это типа смирительной рубашки. И только возвращаясь домой мы вновь становимся по настоящему свободными. Что то мы помним и там. А есть те, кто помнит почти все. Кто больше всех ценит свободу и настоящую музыку? Но таких становится все меньше, рок-н-ролл начинает задыхаться и настоящие уходят, не выдерживая лживости, фальши и жажды наживы. Теперь ты знаешь и сможешь ее отпустить по настоящему.        - Вы еще вернетесь?       - Мы всегда возвращаемся. Но когда ты прийдешь в следующий раз, то вряд ли нас вспомнишь. Разве что почувствуешь. Тело будет другим, но суть не изменится никогда. Мы останемся такими как сейчас, пока есть люди, что помнят и любят нас такими. А потом все по новой.        Алекс открыла глаза и подняла голову. Как то интуитивно Васильев понял, что его время заканчивается и поднялся на ноги. Встал и Горшок, помогая подняться Алекс. Она посмотрела на него и улыбнулась.        - Я же обещал. Прощай, Васильев. Помни, что я тебе сказал и береги малявку. - Горшенев отошел и посмотрел вверх, над его головой моментально закрутилась воронка, каждую секунду она увеличивалась в размерах, но не двигалась, словно прикованная взглядом темных глаз.        Алекс шагнула к Васильеву и обняла его, уткнувшись носом в грудь, как всегда делала при жизни. Она была теплой, живой и настоящей.        - Прости меня, Саша. Я правда любила тебя.        - Я знаю. Я теперь все знаю. И всегда буду любить тебя. Только пришло время и я должен тебя отпустить.        - Береги Мишель. Темная воронка стала угрожающе большой, внутри нее вспыхивали молнии, а ближайшие созвездия оказались на опасной близости. Тонкие руки отчаянно сжали его тело и отпустили.        - Иди...        - Мы еще обязательно встретимся. Ты только живи. Слышишь, Сашка, только живи...        Голос стал удаляться. Из черной воронки сверкнула молния, громыхнул гром и стало темно...        Васильев открыл глаза и понял, что находится в своей постели. Он отчетливо помнил каждую деталь своего сна и каждое сказанное ему слово. За окном серело. Он зашел в детскую и посмотрел на спящую дочь, обнимающую во сне большого медведя. Поправив ей одеяло, вышел и тихонько прикрыл за собой дверь. Выйдя на кухню, сел у окна и посмотрел на дисплей часов. Пять утра. Взгляд зацепился за дату, сорок дней, как ушла Алекс. Потянув из пачки сигарету, Саша чиркнул зажигалкой. Маленький огонек осветил руку и он увидел на ладони свежий синяк. "Тут это не работает. Только синяк завтра будет..."        За окном начинался новый день. Васильев посмотрел в небо, затянутое тучами. Где то там, в невидимом из Земли измерении теперь живут Горшок и Алекс. Они вернулись домой. Разделенные когда то давно две части одного целого, что не могут существовать друг без друга. Она была его душой и его музой. А он был творцом, но стал музой для многих, мотивируя и вдохновляя своим примером, пусть и не всегда правильным, по человеческим понятиям. Они будут собой, пока живы люди, что помнят их такими, пока жива Любовь и память. А потом вновь вернутся, чтобы в очередной раз напомнить и показать, что есть главным и вечным во Вселенной, на всех уровнях и паралелях. Они будут бродить дождливыми улицами Питера, или Лондона. Писать песни, или сочинять стихи. Рисовать картины, или играть настоящую музыку... Это не имеет никакого значения. Они вернутся, чтобы показать истинное и опять напомнить людям о том, что у них есть крылья. А для того, чтобы взлететь, достаточно скинуть материальные оковы и просто поднять голову.        Они обязательно вернутся. Они всегда возвращаются♥