* * *
звонок в дверь эхом отразился от стен, проникая в каждый уголок небольшой однокомнатной квартиры. парень встрепенулся немного, попытался подняться, но, не найдя в себе сил, снова уселся на пол. голова шла кругом, пальцы всё ещё едва подрагивали, и впервые в жизни, кажется, пришло сожаление о том, что в своё время он не начал курить. звонок зазвенел снова с ещё большей силой. — открыто, — слабо пробормотал парень, искренне надеясь, что по ту стороны двери его услышат. надежды (хоть где-то) оправдались. вошедший на несколько секунд растерялся, но, заметив хозяина квартиры на полу, чуть успокоился и присел рядом, перед этим закинув шапку куда-то на вешалку. — не боишься дверь открытой держать после сегодняшнего? алекси, не торопясь отвечать, скрутил край своей футболки в гармошку, раскатал обратно и только после этого безразлично пожал плечами. хлопок раздался резко и заставил дёрнуться, против воли вернув в реальность. йоэль протянул открытую бутылку с алкогольным напитком. — ваш заказ. каунисвеси тяжело вздохнул, забрав из рук друга бутылку и, задумавшись, некоторое время просто крутил её в руках, будто впервые видя что-то подобное. окружающий мир словно сканировался заторможенной камерой, передавая сигналы в центр с сильным опозданием. осталось ещё немного, подождите пять секунд. четыре, три, два. один. картинки замелкали перед глазами, будто кто-то менял их в старом проекторе. смазанные, потрескавшиеся, размытые и нечёткие, но всё же до боли узнаваемые ладони, волосы, глаза улыбки, объятья, п о ц е л у й, снова объятья, и ещё раз, а затем ещё, и ничего больше. блядская пустота, вибрирующая внутри как неисправный двигатель, готовый вот-вот взорваться. алекси залпом выпил половину бутылки. выпил бы всю, но подавился, закашлялся, попытался отдышаться. он всё ещё не понимал, что надо чувствовать, говорить, думать, он запутался, он устал. впереди евровидение, а значит репетиции весь день, бессонные ночи из-за новых песен, новые планы, новые горизонты, новые волнения, страхи, победы, а он уже перестал спать из-за слишком тёплой улыбки и вовремя подставленного плеча. — всё так плохо? — с опаской уточнил хокка. — нет, — мгновенно ответил перкуссионист, а потом после недолгой паузы добавил, — блять. это «блять» было вполне себе исчерпывающей характеристикой ситуации, а потому парень некоторое время колебался, раздумывая о необходимости деталей. но ему слишком сложно давалось решение своих проблем в одиночку, и именно поэтому друг был здесь сейчас. потому что одному невозможно, и именно в этом всегда и заключалась основная проблема — алекси не умел по-другому. отчаянно пытался не навязываться, избавить окружающих от своих проблем, и всё же… не мог. остаться наедине с собой для него было самым страшным кошмаром. — йоэль, я хуйню опять сделал. после этих слов остатки алкоголя были допиты, а сама бутылка кинута куда-то в угол с громкими звуками. наступила пауза, словно на пару секунд мир замедлился до максимума, расплылся перед глазами, стало сложно двигаться. начал действовать алкоголь. — я его… я прямо его спросил обо всём этом. хокка на несколько секунд, казалось, затаил дыхание, а затем, не выдержав, аккуратно попытался вывести разговор в нужное русло. — так и? — я всё придумал. он… блять, мы просто друзья. хотя я и в этом уже не уверен! в тишине было слышно дыхание сидящего рядом, за окном кто-то эмоционально разговаривал по телефону, и вроде голос был даже знакомым, но… мало что сейчас можно было сообразить. в приоткрытое окно дул прохладный весенний ветер, который сейчас почему-то душил хуже медицинской маски. электронные часы в прихожей негромко тикали, но при таком молчании их звук казался хуже обратного отсчёта. тик-так. тик-так. три. два. один. — пиздец, — внезапно прошептал йоэль. — что? — йоонас. куда он пошёл, не знаешь? голос друга был встревоженный, и это очень сильно напрягало. появилось ощущение, что все опять знают больше него и усиленно это всё скрывают. — понятия не имею, — буркнул в ответ алекси, — он сказал, что вы его ждёте. — он… что? все вариации негативных эмоций промелькнули на лице вокалиста в ту же секунду. он внезапно подскочил с места и, бросив короткое «пять минут, и я вернусь», выбежал за дверь. оставшись один, каунисвеси даже не сразу понял, что в комнате больше никого нет. тишина стала давить сильнее. тик-так. тик-так. стоп, хватит, так нельзя. надо что-то делать, надо не зацикливаться на этом, а то так и до цироза печени недалеко. но делать было нечего, и это выводило из себя ещё сильнее. плакать было нельзя, потому что йоонас сделал всё правильно, потому что сказал правду, а не дал ложную надежду, потому что алекси бы сам с собой перестал общаться после такого, конечно он один во всём виноват. конечно, всё испортил, конечно, не прав, только это ни черта не помогало, а делало только хуже. одиночество, тишина, электронный циферблат, плывущая перед глазами комната. тик-так. тик-так. телефонный звонок. трубку алекси поднял на автомате, ничего не видел перед собой, тихо произнёс «ало» и вдруг будто получил удар током. — алекси, ты… прости меня. йоонас. — за ч-что? йоон, что случилось? руки дрожали, и внутри поселилась огромных размеров тревога. никогда ещё голос гитариста не был таким тихим и… сломанным. боже, это он во всём виноват. — ничего, не волнуйся, я в порядке, — пауза ощутимая, всхлип на другом конце провода, — ты чудесный и тут со всем ни при чём. мне так жаль, я так— последняя фраза прозвучала едва слышно, утонув тишине. чудесный. он сказал: «ты чудесный», он правда это сказал. — где ты? тебя ребята искали. где ты? я хочу быть рядом. — да, знаю, я телефон на беззвук поставил случайно. я уже им позвонил, всё окей. на него это было совсем не похоже, но алекси промолчал, боясь снова сделать что-то не так. зачем сейчас этот звонок, к чему этот разговор, за что извиняться? но трубку вешать не хотелось, потому что всё что угодно лучше тишины, даже этот диалог, от которого хуже становится. — ты дома уже? — еду. — хорошо. снова тишина. да что ж такое, что же происходит?! почему то, от чего бежишь, настигает тебя на каждом повороте? почему именно он? хотя на последний вопрос можно было ответить с лёгкостью. его голос, его глаза, его объятья — всё было не как у других. и улыбка его яркая, и подушечки пальцев, стёртые гитарой. боже, да он даже пах как-то особенно, совсем не как все, и это было трудно описать словами. сколько снов было уже увидено, сколько раз с утра приходилось тратить лишние пол часа на приведение себя в порядок после картинок, подкинутых мозгом на ночь. а сегодня выяснилось, что йоонас так хорошо целуется, и теперь ничего с этим сделать не получалось. конечно, влюбляться в каждый столб — его любимое занятие, вот только… в тот момент было совсем по-другому. просто в одну из бесчисленных секунд этот кудрявый гитарист занял пожизненное место в мыслях и не собирался платить за него аренду. — алекси, ты здесь ещё? голос выдернул из мыслей как-то резко, и вместе с приходящим лёгким опьянением пришло и чувство стыда. он же сказал «нет», а это значит… — д-да… да, тут. — я тебе соврал. прости. ему будто перекрыли кран с кислородом, потому что голова начала ощутимо кружиться. сердечный ритм отбил чечётку, а затем будто пропал на пару секунд, и снова всё по кругу, снова американские горки. тишина уже почти прервалась голосом в динамике, и именно в этот, блять, момент дверь с грохотом открылась. — чёрт возьми, если я завтра увижу этого придурка!.. — начал было йоэль, но счёл нужным оставить лёгкую тайну. он же собирался сказать что-то важное… — ладно, передавай йоэлю привет и извини за поздний звонок, — внезапно сказал йоонас сухо, а затем добавил, — забей на всё, я сам не очень соображаю, что именно происходит. — ты только позвони как доберёшься, пожалуйста, — напоследок успел попросить каунисвеси прежде чем услышать эти ебучие гудки. — это был…? — да. хокка опустился рядом на пол, отбросив в сторону жилетку и мельком извинившись за это действие, а затем задумчиво протянул одно слово: — пиздец. а алекси уткнулся другу в плечо и тихо заплакал. он перестал что либо понимать уже давно. ничего страшного, в общем-то не произошло, просто с йоонасом было так приятно целоваться… вокалист мягко приобнял за плечи и негромко предложил: — хочешь, я ему морду набью? — не надо, он хороший, он тут ни при чём, — шмыгнув носом, пробормотал алекси, утирая слёзы. в ответ ему лишь закатили глаза, на что парень возмущённо воскликнул: — ты как будто не знаешь, что это такое! йоэль примирительно поднял руки и кивком выразил согласие. оба они тут настрадались со своими отношениями, оба прекрасно друг друга понимали. и всё же было у них одно единственное отличие — йоэль просто физически не мог влюбиться в своего друга, а вот перкуссионисту это было вообще запросто. достаточно было получить лишь немного заботы со стороны кого угодно, и вуаля — бессонные ночи обеспечены! это была явно не та магия, которую он ожидал увидеть в одиннадцать лет, прочитав первую книгу о гарри поттере. внезапно вспомнился этот дурацкий диалог несколько минут назад, и осталось ощущение недосказанности и необходимости ответов. но это всё завтра, а пока надо дожить до репетиции с утра. хотя бы. — он тебе привет передавал, кстати. его друг усмехнулся. — всё это напоминает какое-то не очень хорошее кино. мне кажется, я видел этот фильм раньше, и мне совсем не понравилась концовка. алекси прищурился на пару мгновений. знаменитые «серые клеточки» на сегодня работу свою, видимо, закончили, поэтому на внеурочку реагировали очень неохотно и вяло, оттого пришлось лишний раз уточнять: — ты намекаешь на…? ему с улыбкой просто ответили: — да. ничего не менялось в нашем селе, каждый раз эту тему приходилось проговаривать с самого начала, и вроде уже проще разложить было некуда, но приходилось из раза в раз. перкуссионист сделал глубокий вдох перед началом речи, готовясь к долгой лекции. — нет, это совсем не то же самое, ты ни в чём не был виноват тогда. путаться в ориентации — это нормально. в середине этого монолога была открыта вторая бутылка с таким же звоном, от которого снова немного передёрнуло — да, я знаю, мы об этом уже говорили. и что ты был влюблён тогда в моего лучшего друга, и что пробовать что-то и ошибаться необходимо, я вроде не настолько память потерял, — нервный смешок, тихое «блять», откинутые назад волосы, — только мне всё ещё стыдно, что я врал тебе и всем вокруг, что никто из ребят так и не знает ни о чём… ответом ему был негромкий выдох и тихое: — и слава, блять, богу! оба парня засмеялись. слово за слово, и диалог ушёл совсем в другое русло, алекси начал постепенно забывать и тот голос, и тот взгляд, и то дурацкое «я тебе соврал», а йоэль просто радовался, что его другу наконец легче. хоть немного, хоть ненадолго. это будет болеть ещё приличное количество времени, но для этого и нужны друзья, так ведь? а йоонас порко определённо получит по щам при первом же их контакте, это йоэль решил уже давно. только он не ожидал, что диалог их случится настолько скоро.* * *
— да что ты говоришь, ух как интересно! — включив на максимум всю свою пассивную агрессию, прокомментировал ситуацию олли. у барабанщика вырвался нервный смешок, хотя ситуация была далеко не весёлая. на другом конце провода раздался тяжёлый вздох и короткое «ну, мне пора». ребята попрощались с вестником таких приятных новостей и коллективно пожалели, что сейчас не средневековье, где гонца с неугодным письмом можно было поджечь на костре. — давай утром со всеми разберёмся? — прозвучало из уст томми единственное дельное предложение за день. не имея сил сопротивляться (даже если бы очень хотелось), матела лениво кивнул и откинулся на спинку сиденья, буркнув куда-то назад в сторону пассажирских сидений что-то успокаивающее для нико. до дома вокалиста ехали в полной тишине, после чего быстро попрощались, пожелали друг другу удачи и разъехались в разные стороны. томми долго собирался с мыслями и первые пару минут вёл машину почти на автомате. — сегодня у меня останешься? матела улыбнулся. — ты слишком хорошо меня знаешь. я же симбу у тебя оставил, да? — мне кажется, что не её. в любом случае, из-за одной репетиции она на тебя не обидится. — конечно, ведь меня всё равно не слышно! чуть хриплый негромкий смех басиста был настолько знаком, что стало немного легче дышать. любить олли было не сложно, это не доставляло неудобств. не сбивались жизненные показатели, не трудно было жить без него, вовсе нет, но сколько же пришлось пройти, чтобы спокойно жить с вечной теплотой в груди. но так было нужно, потому что по-другому просто не получалось. — томми, слушай, а… он узнал этот взгляд, и сердце замерло. только не сейчас, лишь бы не сейчас.***
— ещё раз сюда позвонишь, я тебе глаза паяльником выжгу. алекси спит, чего тебе от него надо? эта фраза немного отрезвила. кажется, друг говорил серьёзно. — я не шучу, йоон, — парень на другом конце говорил негромко, но от этого стало только страшнее, — ты хоть иногда головой своей думать можешь? порко предпринял попытку поговорить: — йоэль, подожди, дай мне всё объяснить. но его даже слушать не захотели. — нет уж, хватит. если бы дело было только в тебе, я бы понял, но алекси я тебе трогать не позволю. можешь что угодно думать, но я слишком виноват перед ним, чтобы позволить кому-то поступать с ним также. тишина после этих слов звенела громче, чем неисправная аппаратура на концерте. йоонас так и застыл на месте со стаканом воды в руках, не поверив в то, что было сказано. слишком поздно уже было, чтобы мозг соображал здраво, однако какое-то время спустя в этой тишине он всё же решился её нарушить. — йоэль, мы, кажется, оба творим хуйню. — это точно! но ты пока лидируешь. голос друга был раздражённым, однако в нём теперь сквозили нотки растерянности и, кажется, вины. и гитарист устал отпираться, прекрасно понимая, что собеседник прав. потому что он, йоонас, сегодня разрушил вообще всё, что только мог, и теперь отношения с одним из самых близких людей находятся под угрозой. с тем, с кем уже несколько лет было полное взаимопонимание. они ругались то всего один раз, и то из-за песни! — знаю. выдох усталый из-за пережитого за день. тяжесть осознания всё ещё давила с такой силой, что плечи болели, а вместе с ними и что-то в районе лёгких. с губ сорвалась одна единственная фраза, и она получилась такой измученной, что он сам себя испугался. — послушай, я всё исправлю, только давай, блять, больше не будем ссориться ни из-за девушек, ни, тем более, из-за парней, хорошо? молчание выедает остатки чувств изнутри. не существует уже ничего в этом мире, только напряжённая тишина, по ощущениям длившаяся несколько часов, и собственное неравномерно дыхание. — ладно — наконец коротко произнёс его собеседник, — только ты ничего так и не понял. порко закатил глаза и, тяжело вздохнув, ответил: — думаешь, правда не понял? мне слишком давно нравился алекси, чтобы я ничего не заподозрил. а потом... потом всё было очевидно для того, кто знает тебя столько же, сколько я. — «слишком давно нравился алекси»? да ты, кажется, в край запутался в том, кому и что ты пиздишь. йоэль уже не на шутку разозлился, и, в целом, гитарист его прекрасно понимал, но этот диалог начал очень сильно его утомлять, потому что передозировка таким количеством эмоций обычно, как и любая передозировка, приводит к коме, только в этот раз эмоциональной. ему, кажется, совсем всё равно уже на происходящее, но имя алекси почему-то до сих пор звенит на губах тем самым шуточным поцелуем в клубе. — может быть, — спокойно ответил йоонас, вращая в руках какую-то вещицу просто чтобы себя занять хоть на пару минут, — только давай мы закончим этот разговор на сегодня, а уже утром я, как и обещал, разгребу всё. окей? — хер с тобой, спокойной ночи. такое дружелюбное послание не оставляло никаких надежд на то, что с завтрашнего дня всё магическим образом наладится, а потому йоонас внезапно решил открыть один из самых старых диалогов в соц сетях, чтобы спустя столько лет отправить туда сообщение и надеяться, что его не заблокируют. только он сам пока не понимал, зачем именно это делает, и всё же попытаться стоило. потому что завтра ему как-то нужно смотреть алекси в глаза.