Он долго думал, идти ему к Мори, или нет. Дазаю было очень интересно, знал ли его отец о том, что Чуя ничем не болен? Но с другой стороны, если Накахара не болен, почему он не может об этом сказать? Ах, да, точно. Это же психиатрическая больница. Тебе не то что не поверят, все подумают, что это полный бред сумасшедшего, так еще и запрут в подвале где нибудь.
Три отчётливых стука, и за дверью слышен спокойный, бархатистый голос:
— Войдите, — когда Мори увидел Осаму, искренне удивился. — Тебе что то нужно, Дазай?
— Да, я бы хотел с тобой поговорить. — бинтованный хотел это скрыть, но голос предательски задрожал, выдавая его беспокойство.
— Насчет чего? — выгнув бровь, спросил Огай. — Или кого?
— Насчет Накахары Чуи. Когда его сюда привезли, что сказали про него врачи?
— Он тяжело болен, его диагноз: расстройство личности. Ты же знаешь об этом, зачем же ты спрашиваешь об этом? — сковав руки в замок, ответил Огай. — Осаму, не пудри мне мозги. Говори сразу, что ты хочешь узнать, или же рассказать мне?
Да, отец Дазая был не промах, как и сам Осаму. Оба вели какую то игру, в которой был кто-то кошкой, а кто-то мышкой. И в большинстве случаев, Огай был тем самым хитрым котом, а наш врач мышкой.
Осаму правда хотел сказать, но ком в горле этого не позволял. Его руки начали потеть, а сам он не мог вымолвить ни слова.
— Я позже к тебе зайду, отец, — сказал Осаму, выходя из этого чертова кабинета.
Мори остался в недоумении, но останавливать не стал. Раз Дазай сказал, что зайдет позже, не стал его расспрашивать дальше.
Дазай никогда так не нервничал. Он хотел рассказать всю правду о Чуе, но почему то, его внутрений я не позволил этого сделать.
Он стучит, и не слыша ответа, заходит в палату. Накахара сидит на подоконнике, читая какую-то книгу.
— Что читаешь?
— Роман. Чего хотел? — не отрываясь от книги, спросил Чуя.
— Просто решил зайти, проверить тебя, — соврал Осаму.
— Осаму, говори давай, чего хотел? — все никак не успокаиваясь, спрашивал Чуя.
— Погуляем по больнице? — глупо улыбаясь, предложил Дазай.
Чуя, отложив книгу, повернул голову и начал смотреть бинтованному в глаза. Что-то было в глазах Чуи, что Осаму никак не давало покоя. Они были настоящие,
живые.
Чуя встал, надел свои тапочки с собачкой, и подошел к Осаму.
— Пошли, что стоишь то, — открыв дверь, сказал Накахара.
Детство Чуи желало оставлять лучшего. Отец, постоянно занятой, мать скончалась, и Чуя, маленький и беззащитный, остался один. Нет, у него были няни, но ему никогда не хватало похвалы отца, и ласки матери. Каждую ночь, ему снился сон, где его отец и мать попадали в аварию. И Чуя всегда просыпался с глазами, которые были на мокром месте. Какое то время, он пил снотворное, и оно помогало, но не долго. Он устал. Ему одиноко, очень одиноко. Он хочет найти того человека, который будет к нему приходить, крепко обнимать, гладить по голове, говоря, как он гордиться им. И возможно, Чуя нашел этого человека.
Шли они в полной тишине. Никто из них не начинал диалог.
— Так, ты что то хотел сказать, я прав? — спросил Чуя.
— Почему ты не можешь сказать правду? — посмотрев на Накахару, поинтересовался Дазай.
Видимо, у Чуи какая-то привычка, смотреть человеку в глаза долго и мучительно, нет, даже не в глаза, а в самую душу.
— Почему тебя это так волнует? — изогнул бровь рыжий.
— Чуя, я твой врач. Но, ты ведь совершенно здоровый человек, так зачем тебя мучать здесь?
— Дазай, кто сказал, что меня здесь мучают? Я, можно сказать, просто незванный гость, всего то, — фыркнув, ответил Накахара.
У Осаму неприятно заболело в груди. Так бывает, когда он зол, или перенервничает. Однако, он был и зол, и слишком нервозным.
Он не выдержал, и схватив Чуя за запястье со всей силы, повернув на себя, шикнул в лицо, которые находилось очень близко, их разделяли буквально пару миллиметров.
— Чуя, ты хоть понимаешь, чему ты себя здесь подвергаешь?! Почему, все другие люди живут счастливы, а ты должен гнить здесь, якобы лечиться? — крича, выдавливая из себя хоть какие-то слова, Осаму.
— Дазай, пойми ты наконец, это мое решение не говорить о том, что я здоров! Ты мне не мамочка, что бы командовать мной! — тоже уже срываясь накрик, говорил Чуя
Осаму стало страшно. Да, он понял. Никогда никому не нужна была его помощь, как и он сам.
Он убрал руку с запястья Накахары, рванул к чертовой матери к себе в кабинет.
Чуя простоял там ещё минут пять, пытаясь понять и переварить то, что сейчас произошло. Он резко захотел побежать за Осаму, но понял, что было уже поздно, он уже ушел.
Накахаре стало больно, в груди заболело, перед глазами потемнело.
Только он, стоящий в темноте, знал правду о Чуе, не считая Дазая.
Он очнулся на больничной койке. Перед глазами до сих пор плыло, но было уже получше. Разглядев, кто перед ним сидит, он понял что это Огай.
— Что произошло? — морщась от яркого света, спросил Накахара.
— Это я у тебя хочу узнать, что произошло, Чуя.
— Ничего не помню, все как в тумане.
Точно, ссора с Осаму. Надо бы спросить, где он.
— Где мой врач? — уже полностью открыв глаза, поинтересовался Накахара.
— Он в тяжёлом состоянии, неизвестно, что на него так повлияло, но он покончил с собой.
**
Больно, больно, ужасно больно. Ему давно не было так больно. Только сейчас, он начал понимать всех людей, которые его окружают.
Он опёрся руками о стол, снес кружку, и стопку каких-то документов.
Он не понимал, что он чувствует. Вроде, он и ничего не чувствует, а вроде, его переполняют эмоции так, что их невозможно контролировать.
Когда он думает о Чуе, в груди приятно теплеет, а животе просыпаются бабочки.
Он не может понять свои чувства, и есть ли они вообще. Может, он вообще все себе придумал.
Он решается. Он хочет покончить со всем. Дазай считает, что всем будет лучше без него, как и ему самому.
Открывает новую пачку лезвий, разматывая бинты на ходу.
Да, под его бинтами находились многочисленные раны, старые и не очень, которые были сделаны как и в юном возрасте, так и сейчас.
Руку не приятно покалывает, а затем его резко охватывает неприятная боль. Осаму не ненавидит боль, но это последний раз, когда он что-либо почувствует.
В глазах темнеет, ноги становятся ватным. Похоже, это и есть конец жизни Дазая Осаму. Он потерял последную надежду, даже и не найдя ее.
*
Когда Чуя услышал эту новость, искры, которые были в глазазах, потухли. Ему стало страшно за Дазая.
Он попытался встать, но Огай придержал его рукой.
— Чуя, тебе не стоит идти к Осаму. Он жив, и это главное. Не стоит о нем беспокоиться, это не первый раз.
Что значит не первый раз? Чуя не понял, но не стал зацикливаться на этом. Главное, что Осаму жив, и у него есть надежды. Он будет верить, и будет ждать его.
**
Он медленно открывает глаза. Почему-то, все тело болело, как будто он занимался большой физической нагрузкой. Немного приподнимаясь на локтях, он видит на своих коленях рыжую макушку. Первый человек, который пришел ему на ум, когда он увидил рыжую макушку, это Чуя.
Осаму чуть приподнял уголки губ, и здоровой рукой, начал гладить рыжика по голове. Спустя десять минут, Накахара повернул голову в сторону, и увидел улыбающегося Осаму. Глаза Чуи были на мокром месте, из-за чего, в голове Дазай стал твориться полный хаус. А вдруг, Чуя сейчас накричит на Дазая, изобьет его? Нет, Осаму этого не боялся. Большего всего, он боялся того, что Накахара не простит бинтовонного за его поступок. Но, Дазай облегчённо вздохнул, когда почувствовал на своей шее чужие руки, что обвили его.
— Осаму, ты идиот?! О чем ты только думал, когда хотел совершить такой безрассудный поступок? Я тебя ненавижу, чертов ты эгоист! Знаешь, как я переживал? Ты пролежал неделю без сознания, бинтованный мудак!
Осаму мог слушать его крики целую вечность. Лишь бы слышать его, чувствовать.
Он поглаживал Накахару по спине, пока тои рыдал ему в плечо.
Он рад, что остался жив. Единственный луч света в его жизни — это Чуя.
Как же называют это чувство?
