Семья

      Как вы уже успели понять (непременно должны были это сделать, ведь, уверен, моя и жизнь мальчишки послужили достаточно яркой демонстрацией) — предсказать трагедию почти невозможно. Почти никому это не удаётся. А ещё меньшему числу счастливчиков — удаётся выжить после этих трагедий, которые, подобно катаклизмам, сносят всё на своём пути. Но некоторые выживают. Правда потом среди обломков с трудом находят не только свои пожитки, но и свой дальнейший путь.       Мне ли этого не знать? Я был одним из них — из тех, кого называют счастливчиками.       Прошло уже три года после катастрофы. Три года после моих первых попыток начать жизнь заново, совершая при этом ошибку за ошибкой. Ведь вы ещё помните мои слова о детях? Переезжайте в другой город, бегите прочь, если соседский мальчишка пытается с вами сблизиться, — так говорил я…       В первый раз я не послушал самого себя, и чем это закончилось? Правильно, долгими годами заключения. И что я сделал, освободившись? Да, вы знаете. И, наверное, уже поняли, чем закончилось это для меня.       Очередным тюремным сроком: ведь офицера Шейна Уолша за всё, что он натворил, убил я с особенной жестокостью. Но если вам интересно: моё заключение не было долгим. За меня на суде вступился человек, от которого меньше всего такого ждёшь — мать Карла. Она рассказала суду, что помогла подстроить Шейну мой первый арест, помогла подбросить улики, чтобы я «раскололся». Она не знала, что он за человек. Так она сказала.       Как и сказала после, что живя с ним после развода с мужем, знала и другое: её сын у него; а сам Шейн — чудовище.       Доказательств у неё не было, но, как она сказала мне напоследок: о таких вещах всегда где-то в глубине души знаешь. О таких вещах невозможно не знать.       Знала ли она о том, что после всего её лишат родительских прав? Возможно.       И вот прошло почти три года с тех пор, как я сделал то, что и должен был сделать ещё десять лет назад. Я уехал. И это было самое правильное решение за всё время. Возможно, ничего бы и не случилось в тот вечер, сделай я это сразу после поступившей мне угрозы?       Но, наверное, когда всё выяснилось, моя бриллиантовая логика полетела к чертям окончательно и бесповоротно. Из-за меня Карл Граймс и его отец оказались на том проклятом шоссе. Вот что бывает, когда пытаешься следовать зову сердца, пусть этот зов и кажется тебе чем-то неправильным и запретным — в тебя на полной скорости врезается тот, кто хочет уничтожить всё. И правильное, и запретное…       Мой взгляд упал на упаковку смеси для печенья. Такую мы когда-то покупали с мальчишкой перед Рождеством. Я прикрыл глаза, с содроганием в очередной раз думая о том, как могло было всё сложиться; думая о том, насколько же велики случайности и как же неслучайно всё, что привело меня теперь в эту чужую страну, в эту новую жизнь, которую я когда-то так сильно хотел начать…       Наверное, мне никогда не понять, можно ли было избежать каждой из трагедий? И что было бы, прими я тогда иное решение, сделай я это каждый раз, когда был должен...       Но поток не самых позитивных мыслей был прерван: моя полупустая корзина в один миг стала очень тяжёлой. И я опустил взгляд, который из-за моих не самых весёлых размышлений был, готов поспорить, крайне недоброжелательным, потому что мальчик лет пяти испуганно округлил глаза и на одном дыхании произнёс:       — Извините! Я спутал вас с моим… Па-а-ап! — Мальчишка быстро схватил из моей корзины огромную бутылку яркой газировки и побежал в сторону стеллажей, наполненных консервированными тыквенными супами, кленовыми сиропами и прочими традиционными продуктами канадской кухни, где стоял мужчина, со спины действительно чем-то напоминающий меня.       Вот только до воссоединения этой семьи мне уже не было никакого дела, поэтому я отвёл взгляд в сторону, принимая очередную порцию воспоминаний, последовавших за этой сценой. Да, я не мог не вспомнить, как десять лет назад точно так же наполнял мою корзину всякой чепухой совершенно другой ребёнок. Образ которого, как бы мне иногда этого ни хотелось, никогда не исчезнет из моей памяти и моего сердца.       — По-моему, ты кое-что забыл? — назидательный девичий голос заставил меня посмотреть вниз. Как раз вовремя, потому что Джудит уже скептически осматривала мой пивной праздничный набор и протягивала к нему руки, чтобы, как она это часто делала, избавить меня от пары-тройки банок.       — Настоятельно советую тебе, милая, ничего там не трогать. Статус неприкосновенности распространяется и на мои напитки в праздники, забыла? — Джудит, посмотрев на меня, как на неисправимого тугодума (да, порой она позволяла себе такие словечки в мой адрес) убрала руки от моего пива и начала рыться в своих карманах.       — Тыквенный суп! Не вижу его в корзине! Так… Мороженый торт?.. Ещё в морозилке? На нём что, тоже знак неприкосновенности? Пирог… А он почему до сих пор не в нашей корзине, как и гирлянды и… — Джудит набрала в грудь воздуха, чтобы прочитать в списке покупок ещё с десяток пунктов того, чего я не соизволил ещё положить в корзину, но я решил поубавить её пыл.       — А ты, в свою очередь, забыла, что я не отмечаю чёртово Рождество. Но почему-то ни тебя, ни в своё время твоего брата, это не волновало!.. — я понял, что переборщил, потому что взгляд этой девочки тут же начал будто бы гаснуть. Запретные темы для разговоров — есть запретные темы.       Но прежде, чем мне удалось подумать на тему того, брать ли на свои плечи груз в виде расстроенной Джудит или извиниться, как внезапно на мои плечи свалился и повис на них уже другой, и совершенно реальный груз:       — Та-а-ак! Что тут у нас! Он опять пытается втюхать тебе запрет на Рождество? — Карл оторвал взгляд от тележки с моим пивом и, посмотрев на меня, иронично вскинул бровь: некоторые мои жесты он копировал идеально. — По-моему, мы это уже проходили!       — Между прочим, я отвоевал нам тележку! — произнёс я излишне горделиво, но лишь по одной причине: в глубине души я очень полюбил наши с Карлом препирания. — Поэтому сегодня мне всё прощается, парень!       — Потому что ты прикатил тележку?       — Именно!       — Когда мы уже пойдём покупать ёлку-у-у? — Джудит плаксиво и совершенно по-детски застонала, как делала это всякий раз, когда хотела, чтобы мы с Карлом перестали спорить.       Да, как вы поняли, младшая сестра мальчишки к нашей странной семье прилагалась. После того, как её мать призналась в том, что была не только причастна к моему аресту, но и подозревала Шейна в содеянном. Хотя мне кажется, в суде все и так всё поняли: она не просто подозревала, она точно знала, что именно Шейн удерживает её сына в аду.       — Ты точно хочешь рискнуть и огорчить её?..       Я подхватил Джудит на руки и опустил в большую тележку, зная, что она это до сих пор любит.       — Чтобы ваш отец арестовал меня? Спасибо, воздержусь! Ёлка, так ёлка!       Я произнёс это почти без наигранного энтузиазма и обнял мальчишку… Карла, моего Карла, за плечи. И, чувствуя, как он обнял меня в ответ, я катил тележку продуктами впереди нас, а Джудит по-хозяйски только и успевала хватать с полок продукты и сортировать их вокруг себя... Вот так под звуки рождественских мелодий, рядом с этими людьми я забывал о том, как это всё… нет, не неправильно. Странно. У нас была чертовски странная семья и жизнь.       И отец Карла (как выяснилось позже, Джудит не была его дочерью, но об этом факте никто из нас с самого суда больше не вспоминал), встречающий нас сейчас на своей служебной машине на парковке супермаркета, делал своим присутствием и принятием всё лишь ещё страннее. Но, наверное, ничто не может быть неправильным или запретным, если это что-то наконец помогло каждому продолжить жить дальше.       Я почти никогда не говорил с ним (не знал как) о наших с Карлом отношениях, но его ответное молчание, его молчаливое согласие говорило само за себя: он понял для себя нечто важное, что помогло ему принять всё, как есть. Понял то, что мы с Карлом осознали, наверное, раньше, чем успели понять всю запретность и правильность того, что мы чувствовали друг к другу.       Я говорю о любви, конечно.       Потому что, чёрт бы её побрал, но она действительно оказалось ключом ко всему.       И вы, уже зная меня, можете подумать, что следующее, что я вам скажу, будет «не рекомендую». И в чём-то вы окажетесь правы. Только вот знаете, иногда именно катастрофа (и мои чувства к Карлу Граймсу несомненно тоже относятся к этому явлению) и способна таким варварским способом поставить в жизни всё так, как это и должно было быть.       Да, порою именно трагедия способна указать нам самый верный путь, а всё плохое, что было в жизни, — лишь остаться ярко гореть тем утверждением, которое приходит на ум не сразу: так и должно было быть. Всё именно так и должно было случиться. А правильно или нет… Судьи в нашей жизни всегда найдутся.