ID работы: 11187837

Житуха приюта

Смешанная
NC-17
В процессе
3
автор
Arnamentiss бета
Размер:
планируется Макси, написано 40 страниц, 13 частей
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
3 Нравится 0 Отзывы 2 В сборник Скачать

Бог, церковь и вера

Настройки текста
      Интересно, канитель праздников в календаре специально поставленна на начало года? Вот сегодня 8 апреля, и сегодня Вербное воскресенье. Но что собой это Вербное воскресенье представляет, я сказать не могла, просто потому что не знаю что это такое. Во всех таких делах хорошо спрашивать Пантелеимона, он хорошо разбираться в вере, Боге и т. д. Я знаю, что мама, папа, Максим и я — крещёные (я до сих пор ношу крестик на тонкой серебрянной цепочке), вот только что это мне даёт? Как-то раз Пантей сказал, что «Крещение даёт людям защиту Бога», а мои родители тогда почему умерли? Они как-то не так верили? Они и в церковь ходили, и свечи ставили, и пост держали, и молитвы перед сном читали, и вместо помощи — смерть? Нет, может нужно быть полностью погружённым в веру (женщинам ходить всегда с покрытой головой, после свадьбы венчание, из творчества петь в хоре и писать иконы) или я что-то не понимаю. Нас с Максимом никогда не заставляли ходить в церковь или молиться, просто потому что «вырастут и решат верить или нет», поэтому из всего церковного я знала что такое пасха, что такое икона и что такое храм. Пантелеймон ещё рассказывал про Рождество, и как родился сын Божий — Иисус. В общем познания у меня скудные.       Анна Петровна (наша директриса) зачем-то выдала нам форму для похода в храм: девочкам чёрные юбки в пол и белые рубашки, мальчикам чёрные брюки и белые рубашки. Идущий отряд из 1000 детей в похожих одеждах, скорее пугали нежели говорили о нашей радости.       Церковь была высокой, по крайней мере, я её так видела. Я смотрела на храм. Он был не стандартного цвета, обычно храмы бежевые, жёлтые, белые, а этот ярко оранжевый, как мандарин. Внутрь храма нас почему-то не повели, а оставили на улице (что-то мне подсказывает, что все мы туда не влезем), батюшка вышел к нам. Нас начали брызгать святой водой. Вот интересно, по луже прыгать мне нельзя, а вот когда меня кто-то водой брызгает (пускай и святой) — это норма? И в том, и в другом случае я буду мокрой, но первое плохое, а второе хорошо. Никогда не понимаю логику взрослых, но может выросту и пойму. Потом каждому из нас дали ветку вербы, очень странное растение, ветка с белыми штучками. Я рассматривала свою веточку, она была чуть меньше длинны моей руки, веточки имела красно-коричневый оттенок, по весу она была очень лёгенькой, была чуть тяжелее ручки для письма. Белые штуки на ощупь были мягкие, и мокрые (как видимо тоже освещённые), рассматривать мне её надоело быстро, поэтому я переключилась на плитку под ногами, но и она не была сильно интересной, всего лишь прямоугольники с волнистыми сторонами серых и красных цветов. Потом мой взор упал на могилку, сама могила меня не интересовала, а вот цветок кислотно-жёлтого цвета очень даже заинтересовал. Вот зачем на могилу класть настолько искусственные цветы? Искусственные цветы это не так уж и плохо, менять не надо и могилка не выглядит так грустно, но когда глаз сразу понимает, что это не настоящие, то выглядит уже не очень. Я не заметила, как кто-то начал меня тормозить: — Эй, мечтатель, домой пошли. — это был конечно же Макс, с недавних пор приют он называл домом — Или ты тут остаёштся? — Нет, не остаюсь, а что? Надо? — Не думаю, что батюшка захочет остаться с чужим маленьким дитём… — Я не маленькая! — от злости я топнула ногой. — Большая, большая, никто не спорит. — брат спокойно присел и сделал жест, который означает «на ручки хочешь?». Я спокойной схватила его за шею, а Макс выпрямился и в такой позе мы отправились к себе так сказать домой. Пока он меня нёс, он гладил меня по спине, почти как папа. Мне стало очень спокойно, что я умудрилась уснуть, прям на шее старшего брата.       Мне снилось что-то неясное. Женщина. Мамин голос доносился из её уст, но но точно ли это был её голос? Она была блондинкой с тёмными глазами, не похолей на маму, хотя точно сказать сложно. Она говорила о смерти, о следующем, о страхе. С каждой секундой в комнате становилось всё темнее. Потом глаза женщины начали темнеть, темнеть и темнеть, темнеть и темнеть, вскоре на меня смотрели чёрные зрачки и белки с маленькой чёрной точкой, потом у неё начали чернеть руки, одежда начала на ней рваться, как от старости, волосы начали очень быстро седеть, а потом она начала улыбаться, её губы начали пропадать, а ширина рта начала расширяться, а потом она открыла свой обсолютно пустой чёрный рот одновременно тянув ко мне руку… — А-а-а! — я орала лёжа на собственной кровати. Мои соседки по комнате резко все посмотрели на меня. — Ты чё, блять, сдурела? — обычные коментарий от Вари, он по-моему единственная в нашей комнате, кто ругается матом и не стесняется этого. — Сон. Приснился. Страшный. — Да мы заметили, что не о зайчиках и котиках. — А это уже была Ева. — А как давно я здесь? — Как тебя брат на кровать кинул, так ты и здесь. — А как мы до дома дошли? — А мы не знаем. — Всмысле? — В коромысле, сука, из маленьких ходила только ты. — Как только я? А почему? — Почему-почему, да по члену, ты с братом ходила. — А-э-м да, помню — «ага конечно помню, что ничего не помню» — меня Максим донёс? — Да, с фразой «спи моя маленькая». — Допустим.       В моей голове было много вопросов, но ответы хотелось знать только на два: что это было? И что произошло перед этим, чтобы получилось так как получилось? Не, ну на первый я знаю-амнезия, а вот ко второму не приходило ничего. То ли я сумашедшая, то ли у меня ещё что-то. Я села на кровати и у меня появилось жуткое желание почесать глаз, и я почесала, и ещё почесала, а потом ещё, и ещё… Кожа вокруг моего глаза стала красно-розового оттенка, из глаза шли слёзы, а сам глаз болел, в добавок к прочему я начала чихать. Аня посмотрела на меня и ужаснулась, а Ева побежала за няней. Няня быстро отвела в медпункт. — На что жалуемся? -медсестра даже не отвела глаз от компьютера, интересно, что он смотрит. — У неё тут такое! Такое! — Ну что «такое»? — медсестра наконец отвернулась от компьютера, и она посмотрела на меня — А что ты делала?.. — в её глазах читалось «Чаво эта таке». — Ну, глаз чесался, ну я и почесала. — Ты сегодня что ела? — Ну как и всегда по воскресеньям: бутерброд с сыром, чай, хлопья с молоком и зефирку. — Так, а до этого что-то такое было? — Ну если бы было меня бы сюда не притащили. — А что ты сегодня делала? — Ну на улицу до церкви ходила… — А в саму церковь заходила? — Нет, мы на улице стояли. — Ну тогда скорее всего у тебя аллергия на весну. — А это ка-апчихи как? — На цветение у тебя аллергия. — меня взяли за руку и посадили на банкетку — Сиди, я сейчас приду с лекарством, а вы Антонина Петровна (наша няня) можете идти. — Няня ушла, я поняла по шуршанию ботинком, три шага нормальных, четвёртый — скользящий. Одним глазом я попыталась рассмотреть медкабинет: всё, абсолютно всё было белого цвета: стены, стол, шкаф с таблетками, кушетка, весы, всё. Меня пугало это место своим скучным набором красок. Медсестра пришла с пачкой таблеток в руках и чашкой (тоже белой). — Дай мне ручку. — я протянула открытую ладонь и в неё из блитера с лекарством выпала маленька белая пилюля. — Я сейчас дам водичку. Тебе тёплую или прохладну… — Прохладную. — я не понимаю, зачем пить горячюю/тёплую воду, если это не чай, это же не вкусно. — Вот, пей, пачку с антигистоминными оставляю тебе, пей каждый день по одной штуке в день, если закончатся, то придёшь. — Ладно. — я сунула пилюлю в рот. Она была безвкусной, вода быстро загнала её в горло. — Посиди тут, через минут 15-20 пойдёшь. — Хорошо. — не вижу смысла спорить со взрослым, только если он не ставит уколы или не смотрит зубы, ведь это не нужно.       Таблетка помогла быстро, так что собираться для выхода из медпункта я начала довольно рано, но стоило мне выйти за порог, как меня окружил почти весь приют. Первым ко мне подлетел конечно же Максим, он и начал допрос: — Что случилось?! Как ты?! Всё хорошо?! Нужно лечь в больницу?! Мне позвонить дедушке?! Ты будешь жить?! — Да, всё хорошо, у меня просто аллергия на весну, ну по крайней мере мне так сказали… — Маленькая, ты меня так напугала. — брат обнял меня и прижал так сильно, что мне казалось что меня сейчас на две части разорвёт — Всё, всё хорошо, я рядом, я здесь, и всегда помогу.       Дальше со мной разговаривали все кто мог, кто меня знал или просто встречались в столовой. Только Мэри стояла в стороне выражая своим лицом всё своё негодование по поводу такой шумихи, мне кажется она вышла только ради того чтобы поглядеть на такой «зверинец». В какой-то момент мне даже хотелось чтобы все стали как она. Шум давил со всех сторон, оглушал и казалось вот-вот и разорвёт мне барабанные перепонки. Шум и голоса превратились в пронзительный звон и визг. Голова начинала кружиться. — ПРЕКРАТИТЕ! Я НЕ МОГУ ТУТ НАХОДИТСЯ! ПЕРЕСТАНЬТЕ ОРАТЬ! МНЕ ГРОМКО! — я упала на колени, голова совсем кружилась, перед глазами плыли размытые лица. Колени пронзила боль от удара с асфальтом. Голова раскалывалась, я уже не могла понять что происходит вокруг. Звон усиливался и налегал с каждой секундой. Я сжалась на земле в комок, схватилась за голову и уже просто кричала, но уже что-то не внятное, всё было как в густом-густом тумане. Кто-то, как мне показалось, побежал за помощью, кто-то попытался помочь мне встать, но я отпихивалась руками, брыкалась, потом меня просто схватили и понесли. А дальше я куда-то полетела в воздух по этому тягучему туману.       Я оказалась опять в медпункте, лежала на кушетке, медсестра сидела за столом вместе с моим братом и о чём-то говорила: — Ты же знаешь, что у твоей сестры аутизм? — Да, я знаю, ей его диагностировали в три года. — Ну вот, из-за этого она воспринимает всё немного по-другому, пока для меня с тобой шума почти не было для неё это огромная нагрузка на слух и ей очень громко, как видно до этого шума было ммньше и реакции такой не было. — А делать то что мне с этим? — Ну, лекарства от этой болезни нет, только если уводить от таких мест. — А долго она ещё спать будет? — Не зн… — А я и не сплю. — я перевернулась на бок и начала задавать свои вопросы — А что я ещё могу натворить? — Каждый аутист уникален и не схож с другим, так что сложно сказать. — Весело тебе будет по жизни, кот, прям обхахочешься. — Да я уже поняла. Идти в корпус можно? — Да, если хочешь. — Пошли? — я посмотрела на брата, тот ничего не ответив пошёл в сторону двери, а я поскакала к нему, стараясь прыгать через плиточку на полу и не касаясь швов между ними. До брата я прыгала минуты две, но он терпеливо ждал, после чего взял меня за руку, и мы сказали «до свидание» медсестре.       Мы шли по улице, у меня были вопросы и немного, наверное, злой брат: — Макс, а что случилось? — Ну, если кратко, то у тебя случился срыв на шум, так что напугала ты всех больше, чем своей аллергией. — А это плохо? — Не знаю, но я всё равно тебя люблю.       Брат довёл меня до корпуса и обнял: — Я рядом, я всегда буду заботиться и любить, ты почти единственный человек моей семьи, ты мне очень важна. — Ты мне тоже. — брат отпустил меня и я отправилась в корпус, прежде чем зайти внутрь я помахала Максу рукой, а он мне.       Я зашла в корпус, никто меня не ждал и не искал. Я пошла вверх по лестнице на свой этаж, как откуда-то вылезла Мэри. — Ааа, бегите все, это же наша психованная. Каково это, быть покусанной, бешенной собакой? Или у тебя мамаша с папашей бухали и ты такая? А может они кололись? Или они тебя уронили? Или не раз? — Как остроумно орать о том, чего не знаешь. Прежде чем орать, нужно изучить вопрос. — Да мне похуй! Ты изгой и умалишённый человек, так что мне плевать, что это было. — Да? Тогда когда ты заболеешь гриппом, то я расскажу всем, что у тебя рак головного мозга. — После этого я гордо пошла по лестнице, чувствуя, что моей апонентше нечем ответить.       Я вошла в комнату. Мои соседки оглянулись на дверь. — С тобой всё нормально? — робким голосом спросила Аня. — Да, всё нормально. — после этого я просто легла на свою кровать и уснула, моментально. Неделя шла как-то долго и странно. Все начали меня как-то опасатся: кто-то шугался от меня, кто-то орал что я сумашедшая, но те, кто реально меня знал меня жалел. Я как-то сидела на обеде в столовой и взяв свою еду я села за стол фиолетовых, но как-то из-за спины появилась Мэри: — Мне кажется, но это не твой стол, твой стол там. — палец Мэри указал на дверь чёрных. — А мне кажется, что решаешь это не ты. — А я не хочу находится рядом с человеком опасным для общества. — А я не хочу находится рядом с преступницей, но я тебя никуда не гоню. — губы Мэри надулись от злобы, она взяла салат из своей тарелки рукой и кинула в меня. Я никак не отреагировала, но зато встала Ева. Ева взяла тарелку с гороховым супом, который давали каждый вторник, и вылила на Мэри. Та начала орать: — Ты, дрянь, блять. Ты хоть знаешь сколько это стоит? Ты знаешь, что я с тобой сделаю? — Во-первых, я не дрянь, во-вторых, да, я знаю, моя мать обожает дорогие шмотки, в-третьих, нет, не знаю, но знаю, что с тобой сделает Анна Петровна. — не знаю когда, но Анна Петровна оказалась рядом с нами. — Прошу со мной, маленькая леди. — Анна Петровна протянула руку Мэри. — Обсудим Ваше поведение в моём кабинете. — Мэри злобно посмотрела на нас и пошла за директрисой. Я сидела в ступоре и с одним вопросом: «Что сейчас было?». Ева тронула моё плечо: — Ты чего? Что-то не так? — Нет… Нет, Всё так… — до меня только сейчас дошло что произошло — спасибо. — Не за что, обращайся — с этими словами она села за стол.       Не знаю как, но я дожила до Пасхи. Меня поддерживало конечно много человек, но врагов было намного больше. Ну как сказать врагов, кто-то орал, что это заразно и запугивал остальных, другие боялись за свою репутацию, а третьим вообще интереса я не представляла. Вобщем жизнь была не то чтобы как на иголках, скорее как в старом здании, вроде всё хорошо, но всё равно боишься, что пол провалиться.       Пасха оказалась вообще странным праздником, как и Вербное воскресенье: ни даты точной нет, не сильных объяснений происходящему. На завтрак нам дали яйца вкрутую, всё яйца были красного цвета, ещё нам давали кусок Кулича — кекс с изюмом и глазурью, а на глазури — посыпка. Глазурь конечно вкусная, но изюм… Не скажу что изюм — это гадость, он даже сладкий по мимо того, что он полезный, но его неровности на языке… Мерзкое ощущение. А потом к нам пришёл священник и начал рассказывать о правде жизни, о том как надо и не надо, и остальные моральные штуки. После этих двух праздников было несколько вопросов: Зачем нужен Бог? Как вернуть репутацию? Поможет ли мне Бог?
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.