Огранка

Оказаться на пассажирском сиденье в машине для меня было редким приключением, и обычно я начинала нервничать в такой ситуации. Но не со Светой. Она вообще была уникальной женщиной в моей жизни, редким человеком, с кем я могла чувствовать себя слабее, не испытывая при этом никаких угрызений совести. Она видела меня в таком состоянии раздрая и беспомощности, что с ней в этом отношении могла соперничать только Янка, но с Янкой я всегда старалась казаться сильной. Света порылась на заднем сиденье и протянула мне бутылку: – Будешь? Я кивнула, даже не посмотрев на этикетку, хлебнула из горла. Алкоголь обжег горло, но почти сразу я почувствовала приятное тепло, и повторила. Света коротко посмотрела на меня: – Испугалась? Я только кивнула. – Что всё-таки произошло, ты можешь рассказать? А то Янка, как я понимаю, практически совсем была не в курсе. – Да, верно, – согласилась я, и пересказала всю историю. – Понятно, – Света понимающе покачала головой, – значит, Кэт… – Ты ее знаешь? – Да. В самом деле она, конечно не Кэт. – Катя? – Нет, то ли Маша, то ли Марина, я точно не помню. Но училась она в радиотехническом техникуме, за что ее и прозвали «радисткой Кэт». Ну радистка потом отвалилась, а Кэт осталась. Она была не простой девицей, хотя понять это было нелегко. Внешне такая, как все, возилась с какими-то бездомными собаками, но интересовалась она странными вещами. Я думаю, она не просто так с нами ошивалась. Я думаю, она на кого-то работала. – На бандитов? – Нет, им мы были не интересны, сами такие. Скорее, она была связана с какими-то надзирающими организациями, которые наблюдали за молодежью. Но за руку ее никто не поймал. Потом она как-то незаметно слилась, ее совсем не было видно, и вдруг снова возникла, и, кстати, привела однажды вашу Наташу. Она у тебя, между прочим, отличный фотограф! – Я в курсе, – я невольно улыбнулась, вспоминая тебя. – А, кстати, ты знаешь, что ту фотосессию, с которой всё у нас с тобой началось, должна была делать Наташа? Мы тогда как раз альбом доделывали. Но что-то у неё случилось, то ли заболела, то ли еще что, и в результате срочно пришлось искать замену, и Лена отрыла тебя. – Нет, я об этом не знала, – мне оставалось только усмехнуться, думая о прихотливом переплетении наших судеб. Выходит, что и близким знакомством со Светой я обязана тебе. Но сейчас, когда она сидела рядом, мне казалось, что время отщелкивается назад. Мне вообще не хотелось думать ни о ком другом. Я потянула из кармана пачку сигарет, вопросительно посмотрела. Света кивнула и приоткрыла окно. Я закурила. Сейчас, когда я слышала ровный гул мотора, и не должна была ни за что отвечать, я поняла, насколько меня измотали события сегодняшнего дня. Светино присутствие как будто защитило меня от всего внешнего мира. Мне вдруг стало удивительно спокойно, и я неожиданно для себя провалилась в сон. Когда я проснулась, машина стояла, а я лежала на откинутом сиденье. В салоне было темно, горели только индикаторы на приборной панели, и, освещая Светину щеку, кончик носа и приоткрытые губы, светился экран смартфона, на котором Света что-то читала. Я пошевелилась, и она обернулась: – Проснулась? – Да. Мы где? – Не знаю. Можно посмотреть по навигатору. – А почему стоим? – Я решила дать тебе поспать. – А где остальные? – Не знаю. Я не умею медленно ездить по трассе, оторвалась. Потом свернула сюда. Света отложила смартфон, развернулась, щекой прижавшись к спинке сиденья, и стала смотреть на меня. Под её взглядом я почувствовала тепло в груди, которое стало разгораться во что-то совсем неукротимое. – Пока ты здесь спала, я смотрела и привыкала к твоей новой внешности. Твои хирурги постарались на славу! Но когда темно, и я слышу только твой голос, то для меня возвращается прошлое. – И оно для тебя что-то значит? У тебя же сейчас всё хорошо, судя по тому, что слышно. – А ты веришь слухам? Она сказала это с такой интонацией, что меня снова как будто окатило волной жара: – А ты хочешь сказать, они безосновательны? Ты же сама буквально позавчера мне сказала, что у тебя семья, да и встречи с Дианой никуда не делись? – И что я могла ответить на твое: «У меня всё прекрасно!»? Семья, Динка – это всё верно, всё так. Но разве я сказала, что всё хорошо? Я смотрела в ее глаза, которых она не прятала, и только думала: «Что ж ты делаешь?! Ты же прекрасно понимаешь, что творишь!!!» А память тут же услужливо подкидывала так глубоко, как мне казалось, запрятанные кадры: Света сидит у меня на коленях и, шлепая меня по руке, собирает виноград с тарелки и торопливо жует, обрызгивая себя и меня сладким соком, который потом приходится слизывать… Или стоит с мобильником после очередного разговора, и большие соленые капли падают мне на свитер, когда я обнимаю ее… Или выходит из ванной в моей квартире, завернувшись в простыню, кончик которой я ловлю, пытаясь ее задержать, а она выворачивается, и со смехом голышом убегает по коридору… – Я не могла сказать тебе ничего другого. Ты не раз говорила в интервью, что для тебя не бывает бывших. Полюбив один раз, ты уже никого не разлюбишь. Я другая. Для меня те, с кем я рассталась, перестают иметь значение. Нет, я их, конечно помню, но они все в прошлом. Но, как оказалось, есть одно исключение. Это ты. – Так ты меня считаешь своей бывшей? А не рано ли? – интонации ее голоса никак не предполагали двойного толкования. И я понимала, что в отличие от того сумбурного разговора на стоянке машин, где мы как будто приглядывались друг к другу, и где мне все же удалось сохранить самообладание, в том числе потому, что тогда она говорила совсем по-другому, сейчас у меня никаких шансов не было. Она протянула руку, расстегнула мою рубашку, откинула полы в стороны. Рядом с ней мое тело превратилось в одну сплошную эрогенную зону, а она по сути еще даже не прикоснулась ко мне. Также, не дотрагиваясь до кожи, расстегнула джинсы и потянула их вниз. Я выгнулась, чтобы ей было удобнее, а она наклонилась и поцеловала мой напрягшийся живот. Я попыталась повернуться к ней, но была остановлена властным: «Лежать!», заставившем прокатиться по моему телу сладкому предвкушению. Она смотрела на меня, и я ощущала пульсацию ее зрачков, потом ее ладонь легла мне на шею, переместилась на плечо, сдвигая рубашку и запуская во мне очередную волну неукротимого желания. Ее руки порхали надо мной, губы ласкали, не позволяя ответить, я извивалась, дышала урывками, сжимала ноги, которые она тут же разводила, и я с остервенением насаживалась на ее пальцы, которые она перед самым острым моментом вынимала и облизывала, заставляя меня умолять о продолжении. При попытках поймать ее, мои руки хватали воздух, и только когда мои мольбы превратились в постоянный скулёж, она смилостивилась, крепко обхватила меня за бедра и биением языка довела до пика. Я закричала и в изнеможении откинулась назад. А она провела языком по моему телу до губ и, наконец, позволила себя поцеловать: – Ну вот теперь я тебя окончательно опознала! Все же к твоей новой внешности мне надо привыкнуть. Хотя изменившаяся внешность – ничто по сравнению с изменившейся душой. Но мне пока было не до высоких материй. Всё еще рвано дыша, я потянула ее наверх, усаживая на себя, и отомстила той же монетой, заставив дрожать и биться в моих руках. А потом мы лежали, обнимаясь и целуясь, проводя пальцами по губам и нашептывая разную ерунду, пока снова не распалились, и тогда уже я, поставив ее на сиденье на колени, ласкала спину, ягодицы, бедра, заставляя выгибаться и раскрываться мне навстречу. Когда же она застонала и тяжело навалилась на мое плечо, я перетянула ее к себе на руки, обнимая, как маленького ребенка, и только шепча: «Света, Света…» Так мы и уснули, укутанные пледом, который я достала с заднего сиденья. Проснулась я тогда, когда уже рассветало, поцеловала Свету в теплую щеку, прижала покрепче, не желая отпускать свою драгоценную ношу, но только разбудила ее этим. Она улыбнулась, потянулась, обняла меня за шею: – Ну что, с добрым утром! За руль она меня опять не пустила, и я только смотрела на километровые столбы, которые приближали меня к неизбежному. Света, казалось, не думала о последствиях произошедшего, но когда мы выруливали на стоянку фестиваля, я спросила: – Не боишься спалиться? А она взяла мою руку: – Боюсь, что сегодня ты окажешься в более сложном положении, чем я. Не жалеешь? – Дурочка! – ответила я, целуя ее, но, когда она выпустила меня из машины и уехала, с меня как будто бы упала пелена страсти, и я осознала всю обреченность ситуации. Даже вчера мне было не настолько страшно. Тогда я чувствовала свою правоту, и от этого становилась сильнее, а сейчас… Я не представляла, что меня ждет, но даже сбежать не могла – мою машину не было видно. С ощущением, что к моим ногам привязаны гири, я пошла к нашему домику. Я долго не решалась войти, пока, наконец, поняв, что двум смертям не бывать, а находиться в неведении я больше не могу, поднялась на крыльцо и распахнула дверь. Сначала было тихо, позвать я не осмелилась, но потом сверху донесся шум, и по лестнице, перегоняя друг друга, сбежали дети: – Мама, почему вы так долго? Мы же волновались! До вас было не дозвониться! Но мы справились, мы ужин сами приготовили, и завтрак тоже! С Наташей всё в порядке? Я непонимающе смотрела на них: – Погодите, вы что, хотите сказать, что мама Яна и Наташа еще не вернулись? Дети удивленно переглянулись и отрицательно покачали головой. Я трясущимися руками включила свой телефон, который выключила у Светы в машине. От вас не было ни одного звонка. Я сползла по стене.