Огранка

Пятый день я жила как в тумане. В вязком тумане, из которого, как гудки далеких кораблей, периодически доносились голоса детей, возвращающие меня хоть на время на зыбкую землю. Но после того, как были сделаны все дела по нашему жизнеобеспечению, меня опять затягивало в пучину отчаяния. Мы вернулись домой в тот же день, когда вы исчезли, и до последней секунды я надеялась, что открыв дверь, увижу в прихожей твои кроссовки и Янкину куртку, но чуда не случилось. Еще перед отъездом я позвонила Свете, истерично крича в трубку, что вы пропали, и мне срочно нужны координаты Кэт. Она скептически отнеслась к моей трактовке вашего исчезновения, резонно предполагая, что не чьи-то злые козни, а наш с ней променад был истинной причиной, но зная, как я умею загоняться, согласилась помочь, и спустя какое-то время на мой телефон упало сообщение. Торопясь, попадая мимо нужных символов и матерясь, я набрала номер. Откликнувшийся голос оказался отнюдь не скрипучим и злобным, как представлялось мне, а на удивление приятным, с легкими бархатными нотками. Я обошлась без преамбулы, и сразу сказала: – Это Бэла. Только не надо делать вид, что ты не знаешь, кто я такая. – А я и не собираюсь. Ты очередная, кто подхватил мою Наташеньку. Она, небось, скормила тебе трогательную историю, которые всегда горазда была сочинять. А ты вообще в курсе, чем она занималась, чем зарабатывала? Я бы на твоем месте не слишком романтизировала эту сладкую девочку! – Ты о чём? – Так ты ничего не знаешь? А ты спроси её, пусть она расскажет. – Я не могу её спросить. Её нет дома. – А где она? Погоди, так вот почему ты мне звонишь! Она пропала? Думаешь, я её украла? Нет, я никогда ничего не делала против её желания. Я думаю, ты сама поняла, что с ней так нельзя. А, кстати, она одна ушла или прихватила твою вторую подружку? – Какое тебе дело? – Ну это же не я тебе звоню, а ты мне, я бы так не горячилась на твоем месте. Я в ярости отключилась. Я чувствовала, что она действительно не причастна к вашему исчезновению, а думать о чем-то другом я не могла. Дети все это время вели себя удивительно спокойно, после первого дня перестали мне задавать какие-либо вопросы, пару дней послушно выполняли мои требования, чем меня пугали, но потом пришли в норму. А я нет. Мне казалось, что я превратилась в робота, который выполняет предписанную программу, и с трудом вспоминала последовательность своих действий, голова моя была занята другим, а точнее одной истерической мыслью, что вы исчезли из моей жизни навсегда. В тот вечер я как-то особенно себя взвинтила, и, наказав детям закончить с уроками и вымыть посуду, ушла бродить по улицам, выкуривая сигарету за сигаретой. Когда я вернулась домой, там было тихо. Видимо, дети вняли голосу разума и решили не доводить меня до греха, а улечься спать самостоятельно. Я выключила внизу свет, медленно поднялась по лестнице и вошла в темную спальню. Кровать была разобрана, я не помнила, чтобы это делала вечером, одеяло лежало комом, но в моем состоянии я вполне могла не убраться утром. Не хотелось ничего делать, даже раздеваться, и, раскинув руки, я просто рухнула на спину, но тут же от неожиданности села. В кровати кто-то лежал, и судя по тому, на что наткнулась моя рука, это явно был не кто-то из детей. Осторожно, медленно, стараясь не дышать, я потянула одеяло на себя, пока не увидела появившуюся светлую макушку. – Янка! – то ли вздох, то ли стон вырвался сам по себе. Она, конечно, не спала, я видела, как блестят ее глаза. Боясь, что видение исчезнет, я дотронулась до ее плеча, провела вниз по руке. Теплая кожа убедила меня, что это явно не привидение. И тогда я упала, обнимая и прижимая ее к себе: – Яна! Боже мой, ты вернулась! Я не почувствовала никакого движения навстречу, но в этот момент меня такие вещи не волновали. Янкино присутствие, как ненужную шелуху, убирало мои тревоги. Мне жизненно необходимо было ощущать её рядом, и сейчас я была переполнена счастьем. А она чуть отстранилась и провела руками по моим волосам: – Ну что, погуляла? – Это еще неизвестно, кто… – машинально начала я, но осеклась, понимая, что она права, и мне нечего ей сказать. Она же смотрела на меня, перебирала волосы, и в этот момент я как никогда осознала, насколько она меня любит. Я понимала это умом, но сейчас это понимание стало осязаемым, как упругий жгут, натянутый между нами. Всё – её возвращение, её прикосновение говорило об этом. И с другой стороны я столь же отчетливо чувствовала её сожаление, что она не может поступить иначе. Вся её невысказанная боль хлестала меня по щекам. – Прости меня, прости, пожалуйста! Но это всё сильнее меня! – Я знаю, – её ответ был ожидаем, но от этого не менее болезнен. Я понимала, что никакие мои слова ничего не будут значить – мы уже неоднократно сказали всё, что было можно. И вместе нас держала какая-то мистическая ненасытность, единственное, что мы не могли сделать – это надоесть друг другу. Именно поэтому я разомкнула руки и отвернулась. Мне совсем не светило снова проявить свою маниакальность в отношении к ней. На мой взгляд это было совсем неуместным, я только жадно вбирала в себя её запах, совершенно лишенный какой-либо парфюмерной компоненты, и даже на расстоянии чувствовала тепло её тела. А она в очередной раз оказалась мудрее меня. Она приблизилась, обняла меня со спины: – Ну и кого ты наказываешь на этот раз? Её руки сняли с меня толстовку, и потянув за плечо, перевернули на спину. Она смотрела на меня, приподнявшись на локте: – Ты мне очень нравишься. И с этим я тоже ничего не могу сделать. От её слов моё тело выгнулось дугой, а она не торопилась, просто разглядывала меня. А я уже не знала, куда деваться под этим взглядом. Наконец она нависла надо мной и легла сверху, я почувствовала, как ее напрягшиеся соски зацепили мою кожу. – Ну, пожалуйста, пожалуйста! – стонала я, понимая, что сегодня она пресечет любую мою инициативу. А Янка явно не хотела облегчить мою участь. Она мстила в столь характерной для неё сладкой манере. Зная мою горячность, всё делала нарочито медленно. Она снова поднялась, раздела меня, прикасаясь только через ткань, хотя как только я не извивалась! Я была насквозь мокрая, и изменение её аромата тоже чувствовала довольно отчетливо, но попыток прикоснуться к ней она умело избегала. Она только безотрывно смотрела, прожигая меня светом своих зеленых глаз. И под этим взглядом я уже давно забыла, как дышать. И тут она наклонилась и поцеловала меня. Я застонала, предвкушая сладкое окончание, но не тут-то было! Янка, когда хотела, могла меня бесконечно долго держать на грани, и сегодня она как никогда была готова демонстрировать это искусство. Мне казалось, что она просто умеет управлять моими мышцами помимо всех моих желаний и физиологии. Пощады просить было бессмысленно. Я понимала, что сама она держится почти на таком же пределе, и надеялась на то, что себя она пожалеет. Но надежды были тщетными. Мне казалось, что мои мышцы напрочь окаменели, когда она наконец вскинула голову, откидывая влажные волосы назад, ввинтилась между моих ног и острым кончиком языка нырнула между складок. Фейерверк, северное сияние, комета – всё в одном флаконе – вспышка наслаждения ослепила меня, я рухнула на спину, на излете чувствуя, как Янка, изо всей силы сжав моё бедро своими, после пары коротких движений, столь же бессильно упала рядом со мной. Трудно сказать, когда я очухалась, но мне всё же хватило сил задать последний волновавший меня вопрос: – А где Наташа?