***
Ирма в самом деле любит закаты, но... каждый раз, когда она остаётся наблюдать за ними, ее голову посещают не такие уж и романтичные мысли. Ирме нравится исследовать мир, — иначе была бы она сейчас искателем приключений? — что не отнимает у нее здравого ума и умения объективно оценить ситуацию. «Хотя, на Драконий Хребет логичнее было бы позвать того же самого Дилюка, а не Кэйю, — хмыкает девушка, подпирая ладонью щеку. — Но сам факт того, что остальные путешественники суются туда даже без сопровождающих...». Безусловно, такое ее своевременное и умное решение позвать с собой Кэйю на «прогулку до Хребта и обратно, мне просто посмотреть, честно!» греет душу. В конце концов, Кэйа сильный, даже без своих способностей Глаза Бога. — О чем задумалась? — бубнит через зубы Альберих, обкусывая нитку ближе к аккуратному узелку, и озорно смотрит на Ирму. — Опять эти твои размышления на тему тленности бытия? Ирма нарочито недовольно фыркает и так же нарочито недовольно стреляет в Кэйю взглядом, а потом переключается в конце концов на фиолетово-золотистые блики в иссиня-черных, чуть спутанных волосах, на растрепавшуюся шнуровку на рукавах черной хлопковой блузы, на задранные до колен плотные штаны. Девушка встряхивает головой, понимая, что как-то слишком засмотрелась на друга. Хотя, он ведь уже привыкший к ее зависанию, да? — Всего лишь думала, какой же ты дурак, раз не попросил у меня перочинный ножик, а рвал нить зубами, — фыркает Ирма, подтягивая к себе правое колено. — В старости так и слепым будешь на оба глаза, и беззубым. — Ну хоть за руки-ноги меня любить будешь, — Кэйа давит в груди хохоток и подбирается к Ирме поближе, прижимаясь своим плечом к ее. — Никогда из придурка не вырастешь, — Ирма закатывает глаза и пихает локтем довольного как обожравшегося сметаны кота Кэйю в грудь. Снимает румяные грибы с огня и шебуршит палкой золу у костра — печёная картошка пахнет просто замечательно. — Ой-ой-ой! — Ирма даже не обращает внимания на театральное представление под боком. Кэйа, раскинув руки в стороны, падает на спину, вываливает язык изо рта и зажмуривается. — Все, убила. — Сейчас ещё и закопаю, — хмыкает в ответ Ирма и неприкрыто-широко зевает. Кэйа расслабленно выдыхает, ненамного приоткрывая глаза, закидывает обе руки за голову, — наблюдает за сосредоточенной подругой. Пламя костра мягко бликует на редких русых прядях и так же мягко отражается в близоруких зелёных глазах; плотная рубаха колышется на крепко сбитом теле, натягивается на локтях, пока Ирма пытается распутать тонкую шнуровку на твердом корсете. Кэйа уже было тянется ей помочь, но не успевает, — подруга с тихим победным «есть!» отбрасывает стискивающий корсет в сторону и расслабленно рухает на спину. Кэйа хмыкает, поднимается с земли, отряхивая зад, и направляется к лошадям. Надо проверить колья и прочность веревок: вдруг Огонек решит сдрыснуть ночью под шумок? А лишние хлопоты не нужны ни ему, ни — тем более, — Ирме. Альберих заботливо гладит кобыл по холке, осторожно проходится пальцами по мозолям на брюхе Касы́ — какой-то новичок в Ордо явно не умеет нормально затягивать подпруги. Кэйа думает, что по-хорошему надо бы их научить всяким приемчикам, но, пока это не его заботы, пусть с этим разбирается Дилюк. Но Кэйа всегда поможет, если что! Кэйа треплет Огонек по носу и, захватив с земли ирмину седельную сумку, наконец возвращается обратно к костру. Ирма как-то устало вздыхает, еле поворачивает голову в сторону друга, незаметно поджимает губы (но Кэйа все равно это видит) и хлопает пальцами по месту рядом с собой. Кэйа, кряхтя, ползком перебирается к Ирме, вытягивает ноги в сторону костра, чуть шевеля пальцами. — Мы так давно не выбирались вместе, — Ирма тяжело вздыхает, подпирая ладонью подбородок. — Что это на тебя нашло, — наигранно хмурится Кэйа, прикладывая тыльную сторону ладони ко лбу подруги. Ирма скашивает на него взгляд и потом сразу же быстро отводит в сторону; Кэйа осторожно убирает руку поближе к себе и вздыхает. Несмотря на всю их внешнюю близость, доверять друг другу свои секреты они все равно не могли и не решались, — это особо ярко выражалось в боязни нарушить чужое личное пространство, влезть куда не просят, а в особо острые моменты ещё и пробирал страх неудачно пошутить. На самом деле каждый из них хотел бы стать чуть ближе друг другу, но первый шаг сделать никто не решался. Кэйа безумно боялся снова довериться кому-то, а Ирма, которая больше была ведомой, не могла разобрать, что именно он хочет: оставить все как есть или поднять их отношения на уровень выше, чем пере-знакомые-недо-друзья. — Да просто, — Ирма неопределенно пожимает плечами. С Драконьего Хребта дует стылый ветер. Немного сыроватый, колючий, он временами пробирает кажется, до самых лёгких, и Ирма немного завидует Кэйе, который может без проблем переносить низкие температуры. — Просто так даже муха не летает, Ирмин. Ирма хмурится — свое полное имя она терпеть не может, а Кэйа этим всегда нагло пользуется, когда ему нужно надавить на нее и вытянуть нужную информацию. Девушка пихает его коленом в бедро и недовольно поджимает губы. — Ну а что ты сидишь тут смурная! — по-доброму издевательски хмыкает Кэйа, скрывая возмущение в голосе. — Посмотри какой прекрасный вечер, Ирмин!.. А вечер и правда прекрасный. Вдалеке, в мерцании звёзд, будто вторя им, светится лёд на Хребте. Совсем рядом — буквально руку протянуть, — полянка с мятой. Ирма с удовольствием вдыхает свежий запах трав и доносящегося с гор холода и расслабленно опускает плечи. Где-то у ручейка, где они с Кэйей омыли ноги, щёлкают клювами аисты, квакают горластые лягушки. Ирма, чуть-чуть забывшись, проводит ладонью по мягкой холодной траве, срывает какой-то ароматный неизвестный стебелек с мелкой россыпью цветков и перетирает между пальцами — тонкий, еле заметный аромат медленно растекается вокруг. Кэйе бы, наверное, очень хотелось по-дурацки романтично вплести в выпадающую челку подруги какой-нибудь цветок. Ромашку. Или, к примеру, мелкий колокольчик. Что-то невзрачное, но красивое, — громоздкие цветы вряд ли подойдут такой простой Ирме. Ирма сосредоточенно хмурится, поджимает губы. Внезапное желание сплести венок — для чего? — огорошивает с ног до головы, но еще сильнее приводит в ступор осознание, что она совсем-совсем не помнит, как накладывать цветы друг на друга, где стебелек подкрутить, а где — наоборот — ослабить. Ирма сдержанно вдыхает, но плести не прекращает. Чтобы она просто так опустила руки, даже не попытавшись? Ха, ха, и еще раз ха! В немного дырявой и хлипкой косичке из стеблей нежно мерцают мелкие россыпи лепестков и тонких соцветий. «Как звезды на небе», — думает Ирма и поднимает взгляд наверх. Кэйа вздыхает и чуть щипает себя за нос, привычно по-нахальному щурясь-улыбаясь, а потом вдруг хватко сгребает ладонью пучок травы возле своего левого колена. Ирма, конечно, этого не замечает, занятая небольшим реденьким венком на коленях. — Смотри, — завороженно шепчет Кэйа, протягивая Ирме сжатые в один большой кулак ладони. Ирма недоверчиво щурится и осторожно берет в руки запястья Кэйи, придвигаясь ближе к нему. Прислушивается: в чужих ладонях слышится обеспокоенное стрекотание. Ирма задерживает дыхание и смотрит в щёлочку между чужих пальцев — внутри чуть испуганно моргает зеленоватый светлячок. — Он светится, — скорее утверждает, чем спрашивает Кэйа и восторженно выдыхает в чужую макушку. Ирма в ответ быстро-быстро кивает, продолжая увлеченно разглядывать жучка в чужих ладонях. — Только не дави его, — почти умоляюще шепчет она, сжимая на чужих руках пальцы. Кэйа фыркает, но ничего не отвечает. Ирма считает, что это можно расценивать как согласие.***
— ...Просто мы стали так редко видеться, — внезапно начинает Ирма, откладывая в сторону печеную картошку и внезапно-серьезно буравя взглядом профиль Кэйи. Альберих в ответ заинтересованно-удивленно поднимает голову. — На меня сваливается все больше и больше поручений, у тебя все больше и больше забот в ордене, — «Еще и личные проблемы, о которых ты не расскажешь, а я не наберусь смелости спросить». Кэйа проглатывает особо большой гриб и откладывает прутик в сторону. Обтирает грязные ладони о траву и придвигается ближе к Ирме. — Я боюсь, что... — Ирма вздыхает, сжимая пальцами плотные штаны. — ...что однажды я не вернусь с какого-то сложного поручения. Или ты умрёшь на случайном задании. — Ты что же, дурочка, думаешь, что я настолько слабак, что умру от любого дуновения ветерка? — игриво хмыкает Кэйа, пытаясь хоть как-то разрядить обстановку, а потом неуклюже кладет ладонь на чужое плечо. Ирма чуть вздрагивает и неуверенно кладет свою руку поверх его пальцев, еле ощутимо сжимая. — Да и ты тоже не настолько немощная, чтобы, если что, можно было сбежать от какого-то агрессивного чурла. Ирма вздыхает и немного пожимает плечами, прикрывает дрожащие веки. Кэйа ощущает подушечками пальцев крупные мурашки от холода на чужих руках и со смешком набрасывает свою накидку на плечи Ирмы. Девушка в ответ чуть смущённо поджимает губы и опускает голову. — Везёт же тебе, — немного обиженно бубнит, насупливаясь, и кутается в чужую теплую накидку сильнее. — Мне? — Кэйа наигранно удивлённо хмыкает и с деланным интересом подпирает щеку рукой. — Отчего же? — Не мерзнешь. Кэйа вздыхает с тихим «ой ты горе луковое» и треплет подругу по волосам, а Ирма будто бы ластится в ответ (или Альбериху просто кажется?). В какой-то момент висок Ирмы доверительно тюкается в плечо Кэйи, и девушка уютненько там притирается, прижимаясь рукой к тёплому боку друга. Кэйа удивлённо выдыхает и не знает, куда ему деть руки, а потом просто плюет на все и оглаживает твердой ладонью ирмины плечи. Нельзя сказать, что Ирма была очень сильной, — нет. Может, она и была такой до того, пока не отказалась от собственного Глаза Бога, забросив его на чердак материнского дома, — Кэйа не знает точно. Да, может, они и общаются довольно давно, но... Кэйа не уверен, что Ирма — прямая как танк, не умеющая покрывать эмоции чем-либо еще, искусно владеющая (владевшая) Пиро-стихией, — когда-нибудь вдруг будет хорошим бойцом. Поддержкой — да, но никак не воином. Конечно, физически Ирма хорошо сложена: твердые плечи, широкий разворот груди и крепко выточенные ноги. Конечно, Ирма хорошо владеет мечом и немного луком — на ладонях у нее никогда не заживают сухие мозоли, а после ее первовременной дурости не носить перчатки при использовании оружия на пальцах остались рваные шрамики глубоких кровавых волдырей. Конечно, когда-то Ирма была прекрасной стихийницей — многие искатели приключений не боялись попасть в молотильню из трех митачурлов вместе с Ирмой. Если Ирма не сожжет их щиты, то сможет восстановить переломанные в крошки ноги-руки-спину. Но все эти плюсы не могут перекрыть того факта, что эта Ирма больше не та Ирма, которая была три года назад. «А ведь когда-то ты так горела идеей обшарить весь мир, до самой последней травинки, до самого меленького камушка», — Кэйа с едва уловимой горечью щурится каждый раз, когда смотрит на внезапно опечаленный профиль подруги.***
— Ты бы хотел... — Ирма неуверенно начинает, жуёт губы и хмурится. Кэйю это ее выражение лица всегда забавляло, но сейчас он чувствовал, что шутить лучше не стоит. — Ты бы хотел называться «друзьями»? Ирма с какой-то необъяснимой чистой надеждой смотрит на Кэйю, который, кажется, немного теряется от такого вопроса. Альберих задумчиво отводит взгляд, и немного ослабляет хватку на чужих плечах, почти убирая руку. Ирма садится ровно, теперь пытаясь заглянуть в его лицо, чтобы хотя бы немного понять, о чем он думает, но Кэйа как назло отворачивается от нее все больше и больше. Ирма вздыхает и думает, что она зря это все затеяла. В конце концов, они ведь до этого нормально общались, да? А она, похоже, повела себя как ребенок. Хотя, расставлять все точки над «и» нормально, да? Где-то беспокойно всхрапывает Огонек, чувствуя смятение своего хозяина. — Я бы очень хотел помириться с Дилюком, — глухо тянет Кэйа, и Ирму сразу же передёргивает от осознания, что он только что сказал «да». — Не суть, что у нас с ним произошло. Не буду об этом говорить, — Кэйа жёстко пресекает заинтересованный взгляд подруги и хмурится, смотря куда-то вдаль. — Но помириться с ним очень хотелось бы. Ирма понятливо кивает. Для первого раза ей и этого достаточно. Языки затухающего костра по-контрасному мягко бликовали на жёстком лице Кэйи, и Ирме вдруг захотелось разгладить все эти глубокие морщины, внезапно вылезшие в момент откровения. Альберих собирает волосы в хвост повыше и ловко перехватывает их тонкой прочной ленточкой; его лицо открывается, но от этого он открытее не становится. Ирма осторожно перебирается через его полусогнутые ноги и садится ровно между них, бережно обхватывая ладонями напряжённое лицо. — Нет нужды сейчас вспоминать о прошлом, Кэйа, — мягко тянет она, внимательно оглядывая друга. Кэйа с еле заметной грустинкой усмехается: — О, если бы я мог, моя дорогая. Альберих безнадежно качает головой и утыкается носом в белое запястье с еле заметными тонкими шрамиками. — Посмотри какой прекрасный вечер, Кэйа, — по-доброму усмехается Ирма, возвращая Альбериху его же слова, и всё-таки разглаживает глубокую морщины под его левым глазом, поддаваясь минутному соблазну. — Какой замечательный костер, картошка. Как мы с тобой прекрасно проводим время. О прошлом будешь думать потом, Кэйа, когда меня не будет рядом, — Ирма неуверенно сглатывает, не зная, не слишком ли громкие слова она говорит. — А рядом с тобой я планирую быть очень долго, вот такие у меня планы. — Не давай мне ложных надежд, — Кэйа хмурится и мотает головой, сильнее сжимая свое бедро пальцами. Ирма осторожно кладет свою ладонь поверх его. Как же Кэйе осточертели эти странные однотипные обещания «я буду рядом всегда, не печалься», о Архонты! И слышать такое от Ирмы было немного... разочаровывающе. Ирма вздыхает, понимая, что, похоже, она где-то оступилась. Но Кэйа даёт ей второй шанс? Иначе бы он прямо сейчас просто взял и ускакал на Огоньке. — Меня нет в твоём прошлом, Кэйа, и, быть может, меня не будет и в будущем, — Ирма вздыхает, отводя взгляд в сторону, но не убирая рук с лица и ладони Альбериха. — Но я есть с тобой сейчас. Поэтому давай вдоволь насладимся этими моментами, чтобы в будущем ты не жалел о прошлом ещё больше. Хорошо? Кэйа хмыкает и почти-благодарно тюкается лбом в чужое плечо, осторожно обвивая руками тело поперек груди. — Ну-ну, — Ирма с мягкой материнской улыбкой хлопает его между лопаток, и, кажется, Кэйа расслабляется ещё немножко. — Надеюсь, ветер на Драконьем Хребте выдует из твоей башки всю дурь хотя бы на несколько деньков. — Надейся, — смазанно фыркает Кэйа и озорно щипает Ирму возле подмышки. — Ты что, совсем забыл, что щекоткой меня не возьмешь? — Ирма хихикает так искренне, что Кэйю пробирает до костей. Разве он достоин? Разве он может вот так бесстрашно обнимать кого-то, щекотать, трогать? Кэйа хмурится. Лед жжется — о, еще как! Оставляет после себя неприятные волдырящиеся полосы на коже и заснеженную коросту в сердце. Нет, Кэйа не может так. Не может, сто раз не может, никогда не может. — Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Голос Ирмы звучит как-то по-опасному жутко, глухо, но Кэйа особо не прислушивается. Кэйа прислушивается только к гноящимся ледяным струпьям на месте сердца и к собственному внутреннему голосу: «грешникгрешникгрешникгрешник». — Я не собираюсь тебя отпускать. Руки Ирмы цепко держат его лицо и Кэйа хотел бы видеть ее мечущиеся глаза, но вместо этого видит какое-то смазанное пятно, не имеющее вообще никаких границ. Кэйа усмехается — как же все-таки иронично видеть весь мир четче четкого, а вот именно лицо близкой ему подруги не иметь возможности рассмотреть, когда это так нужно. Ирма кряхтит еле слышно — ей стоит огромного труда сдерживать голос. Хватка у Кэйи каменно-ледяная, и коротко стриженные ногти впиваются в кожу на запястьях до кровавых полулунок. Ничего, Ирма стерпит. Как-нибудь перебьется, приложит подорожник, разотрет руки старым-престарым льдом с Хребта, натянет плотные перчатки из хорошего кожзама повыше. Ничего, Ирма стерпит. Попытается заново разбудить малые крохи стихии, согревая пальцами чужое мертвенно-морозное лицо, пустой взгляд. Приведет Кэйю в себя и успокаивающе улыбнется, заткнув мысли о том, что она снова поторопилась подальше. — Я буду держать тебя до последнего, Кэйа. Собственный голос кажется неслышным шепотом, утопающим в ночи, в траве; собственный голос разбивается о холодную стену взгляда. Ирма, отчаянно цепляющаяся за хоть какие-то крохи надежды, обессиленно упирается горячим потным лбом в чужую шею и судорожно вздыхает. — Может, я и не буду достоин, — неслышно сипит Кэйа и прикрывает глаз, отпускает чужие запястья, бережно пальцами оглаживая ссадины от собственных ногтей. — Выброси это из головы, — почти-рокочет Ирма, подрагивая. Кэйе кажется, что еще немного, и Ирма взовьется огненным фениксом ввысь и рассыпется в ночном небе на мириады тысяч осколков, — настолько пылающими были ее руки, настолько сжигающим был ее взгляд. Когда он в последний раз видел ее такой? Кэйа хмыкает про себя и осторожно снимает ее ладони с лица себе на грудь. К сердцу. — Ну вот, — медленно мычит, привычно-игриво щурясь, — мы квиты: у тебя от меня ссадины на запястьях, у меня от тебя — ожоги на щеках. Ирма трясет головой, прикрывает глаза в попытке успокоиться и тяжело дышит. Использовать стихию на эмоциях, бесконтрольно, спуская ситуацию на тормозах она ненавидит до глубины души, а тут... снова. И только собственные ладони над чужим ледяным сердцем греют душу.***
— Вообще, я предлагаю ложиться спать, — сквозь набитый рот бубнит Кэйа и с аппетитом проглатывает несоленую печеную картошку. Кряхтит, похлопывая себя по животу, а потом разворачивается, притягивая к себе пальцами стеганое одеяло. — А то завтра мы не пройдем до обусловленной точки на Хребте, и ты это знаешь. Ирма с удовольствием зевает, потягивается вверх, разводя руки в стороны. — Люблю Драконий Хребет и его окрестности за отсутствие комаров, — мечтательно тянет Ирма, распаковывая из своей сумки свернутое одеяло. — А то в Монде от них ничего не спасает. Даже мазь лекаря Бай Чжу. Кэйа лениво наблюдает за тем, как Ирма устраивается поудобнее на неровной земле и вытягивает ноги к догорающему костру, а потом подпирает ладонью щеку, чуть приподнимаясь над землей. — В гляделки поиграть хочешь? — устало-игриво фыркает Ирма, а Кэйа перекатывается на живот, укладывая подбородок на сложенные впереди руки. Под пристальным взглядом Кэйи находиться неприятно, несмотря на то, что в данный момент он был... немного теплым? Ирма все же думает, что это наваждение от усталости и недавно пережитого стресса, поэтому устраивается на боку поудобнее, подтягивая к себе одну ногу, и сонно жмурится. — Если все-таки в гляделки, то знай, что можешь уже считать себя победителем, — на зевке тянет она и трет ладонью левый глаз, — потому что я ложусь спать. — Ладно-ладно, — примиряюще фыркает Кэйа и поворачивается на спину. — Спокойной. — Угу.