Всё дело в голоде

Близость опьяняла израненную душу Итана. Теперь всё казалось до абсурда правильным, тем до чего он стремился несколько лет: осыпать бледное лицо горячими поцелуями, сжимать в сильных руках податливое тело и неустанно шептать молитвы в её шею, словно это помогло бы спастись от проклятий, обрушившихся на него с появлением леди Димитреску. Альсина смотрела на него из-под опущенных ресниц, выныривая из кровавой воды. Её когда-то чёрные, подобные вороному крылу локоны, окрасились в тёмно-бордовый и струились по обнажённым ключицам. Итан медленно поднял руку, прочертил когтем дорожку по внутренней стороне бедра Альсины, а затем слизал выступившую кровь. Чувствовать её, находиться с ней рядом было сродни расплавлению золота: горячему, обжигающему, вынимающему всё былое, чтобы наполнить мгновениями, растянутыми до вечности. Женщина дрожит под его леденящими прикосновениями, тянется ближе к мужскому телу, в желании получить неизбежное и необратимое, то, ради чего она сама приказала ему следовать за ней. Она опускает взгляд к его плечам, смотрит долго и изучающее, смотрит в такие же золотые глаза так похожие на её собственные, как если бы она взирала на своё отражение. Итан обдаёт горячим дыханием губы брюнетки, а затем медленно целует со всем присущим ему неистовством и горечью, словно это всё, что у них осталось, и всё, что когда-либо ещё будет. Блондин чувствует её рваное дыхание на своих ключицах, как её язык обводит яремную впадину, слизывает остатки чужой крови, чтобы вгрызться и пустить новый поток дурманящего напитка. Он хватает её за подбородок, вынуждая посмотреть в глаза, но не говорит ни слова, словно от ненужных слов разверзаются земли, создаются новые миры. Мокрые волосы отдают прелыми листьями, будто осень ворвалась в подвал и сыплет багровым ковром. Альсина широко улыбается и поднимает голову вверх, когда жгучее желание Итана обладать её телом дарует несоизмеримую власть ей над его разумом. Она тянется ближе и замирает у самых губ, опаляет горячим дыханием, смешанным с ментолом и табаком, и едва уловимой сладостью вишни, в то время как Итан борется с отчаянным порывом снова ощутить сочность кроваво-красных губ. - Колба, - женщина хрипло смеётся, когда он вздрагивает от последнего слова. – Конечно, всё дело в ней, в Вашей дочери. От начала и до конца. Она избранная, абсолютно совершенное дитя. Уинтерс заворожённо смотрит на брюнетку, не отпуская из объятий, пока та неотрывно водила мокрыми ладонями на голой спине, царапая ногтями в попытке оставить собственное клеймо, но раны затягивались слишком быстро. - Мистер Уинтерс, я хочу предложить Вам сделку. – Взгляд леди Димитреску был уверен, он прожигал Итана и тот не смел пошевелиться. – Услуга за услугу. – Тёмная поволока похоти исчезает из глаз брюнетки, уступая абсолютному золоту; искры пляшут и Альсина игриво поднимает бровь. - А с чего мне тебе верить? – Тон, которым Итан произнёс слова, вызвал мурашки по её телу. Леди Димитреску устало прикоснулась к пылающим щекам блондина, нежно провела острыми ногтями до подбородка, заставив того посмотреть в её горящие глаза. Его нутро пылает с несоизмеримой силой, будто Вселенная разверзлась в них самих и они, ослеплённые неистовым голодом, ныряют в пучину грехов и порочности, ожидая, когда их внезапная связь погребёт за собой целую деревню. Она выжидала нужного момента, подстраиваясь под мужчину, отдавая своё тепло, чтоб тот упал к её ногам и беспрекословно выполнил любую просьбу. Она окутала его разум, заставила подавить чувства к жене и дочери, но Уинтерс больше не мог её ненавидеть. Паразит слишком глубоко стал привязан к своему Творцу – госпоже этого замка, а потому Итан готов разрушить миры, чтоб увидеть одобрение на лице женщины. Ошеломляюще громкий звук выстрелов разрывает мёртвую тишину, возникшую между парой, затем следом слышится звонкий смех дочерей Димитреску. Альсина опасно сузила глаза, поднимая голову вверх, пока Итан сжимал её тело в своих объятиях крепче, - автоматический жест уберечь ту, которая ведёт за собой смерть, вызвал только усмешку на её губах. - Похоже, у нас гости. – Хищная улыбка сияет на лице женщины. – Сегодня на ужин мясо, не присоединитесь? Она подымается, опираясь на рядом стоящий деревянный ящик, а Уинтерс хватает брошенный пиджак, намереваясь прикрыть оголённое тело хозяйки замка. - Вам не кажется, что он немного не по размеру? – Они стоят слишком близко, мужчина улавливает слабый аромат мёда и корицы, готовый вобрать этот запах в себя; Альсина не отстраняется, не пытается скинуть с себя руки блондина, что медленно водили по острым ключицам, напротив, она сокращает и без того мизерное расстояние между ними и горячее дыхание срывается с её губ, - в любом случае, спасибо, мистер Уинтерс. - Брюнетка едва касается колючей щеки в мнимом поцелуе, а затем плавно возвращает золотой взгляд блондину. - Я не позволю твоим дочерям убивать людей. – Его руки крепко стиснули края пиджака, заострёнными когтями пробежали по тонкой талии, чтоб опуститься ниже к пояснице. - Обещаю, нас никто не побеспокоит. В другой раз… - Другого раза не будет. Когда закончите изображать героя, Вы знаете, где меня найти. Леди Димитреску резко обрывает речь Итана, отчеканив каждое слово, потом обходит его со стороны и скрывается за чередой длинных подвалов, но мужчина не испытывает желание кинуться за ней вслед, он уверен, что это далеко не последняя их встреча. А потому он корчится от дикой боли, пока острые когти снова врастают в тело и мужчина возвращается к человеческому росту, чтобы пойти на звуки подозрительных выстрелов. Своё оружие Уинтерс оставил в столовой, когда животное желание обладать телом хозяйки замка застилало разум. Вооружившись, он двинулся дальше в главный холл, где, судя по стуку что-то разбило старинные вазы и с глухим звуком приземлилось на пол. Итана обдало горячим воздухом, когда тот перешагнул порог новой комнаты. В камине языки пламени облизывали древесину, и та приятно трещала, если бы не окровавленный пол, с разбросанными ошмётками мяса близлежащих мужчин, то блондин на долю секунды мог бы окунуться в тёплую атмосферу домашнего очага. Первое тело, к которому ринулся Итан было мёртвым: ни дыхания, ни сердцебиения, все жизненные признаки отсутствовали. Второй же мужчина хрипел и неразборчиво кого-то звал, выхаркивая кровь. Металлический запах бьёт в ноздри, и мистер Уинтерс прилагает нечеловеческие усилия, дабы не вцепиться раненому в шею, не разгрызть сонную артерию, чтоб алая жидкость утолила его голод. Блондин замечает военную форму и усовершенствованное оружие - отряд Криса уже рыскает по заснеженным лесам богом забытой деревни. Молнии рвут небо, и оно плачет, рассеивая дождь со снегом, а мужчина с болью в голосе и кровью во рту взывает к Богу, шепча молитв неустанно слова. Но мольбы страждущего не суждено услышать, Господь давно покинул эти места, давно не озаряет проклятую землю своей дланью, иначе не объяснишь рождение чумы и скверны, что окутали здесь всё живое. - Где Крис? Итана особо не заботило состояние бойца, ему оставались считанные минуты и тратить время на бесполезную помощь он не хотел. Мужчина вздрогнул, услышав позади голос, он поднял голову, фокусируя взгляд на Итане, кровь застилала глаза и тот быстро вытер её раненой рукой. - Я бы на твоём месте не делал резких движений. Мухи могут слететься. - Уинтерс присел, помогая бойцу опереться спиной об стену, а затем свободной рукой вытер лицо. - Итан? Ты жив? – Кровь струйками бежала из уголков губ, но мужчина не переставал говорить, словно он был должен сказать нечто важное, стоящее ему жизни. - Не болтай попусту. Где Крис с отрядом? - Альфа на болотах. Мы уловили сигнал, свидетельствующий о присутствии там Миранды. Группа отправилась туда, а нас отправили за тобой. Видимо, не рассчитали немного. – Мужчина обречённо улыбнулся, хватаясь рукой за бок, где лилась свежая кровь, образовывая под ним огромную лужу. - Прости, дружище, я не смогу тебе помочь. – Блондин устало потёр переносицу. - Это был долгий день. А за меня не волнуйся, - он откашливает кровь, затем стирает её ладонью, - я работал в команде Криса Редфилда. Море воспоминаний. А потом боец замолкает, но его глаза оставались по-прежнему открытыми и Уинтерс решается провести рукой по его лицу, чтобы тот больше никогда не увидел весь ужас происходящего. Итан чертыхается про себя, встаёт и осматривается. Здесь его явно больше ничего не держит. - Уже уходишь? Звонкий голос блондинки заставляет мужчину развернуться. Та стояла на балконе, опираясь руками на перила, но никаких атакующих действий в сторону Итана не предпринимала, как и уволочь за собой ещё тёплые тела мужчин не собиралась. - Ты слишком зачастил к матери. Может, тебе следует выделить комнату или ещё лучше показать её спальню? - Со спальней леди Димитреску я разберусь сам, но мне льстит твоя забота. – Уинтерс ехидно улыбается, но улыбка не достигает глаз, и он впервые ловит себя на мысли, что больше не испытывает страха или тревоги, находясь в одной комнате с убийцей. И если брать во внимание события последних дней, то убийц в комнате находилось двое, которые в данную секунду буравили друг друга взглядами. Бэла рассыпалась на рой мух и подлетела к блондину слишком близко. - Ты изменился, Итан. Мама хорошо постаралась. Не скрою: выдрать тебе кишки было куда веселее, но мама думает по-другому. Она считает тебя особенным, - девушка закатывает глаза, и обходит его со спины, затем снова оказывается лицом к лицу. - У меня нет времени на пустую болтовню. Мне нужно идти. - Позволь задать тебе вопрос. Оказавшись со мной в холодном подвале сейчас, ты бы спас меня от смерти? Бэла застала Итана врасплох. Но мужчина не думал ни секунды, он провёл слишком много времени в деревне, а потому его голос не дрогнул, когда с потрескавшихся губ прозвучало резкое: - Нет. Благодаря твоей матери я умер человеком в стенах этого замка, но спустя время возродился жутким монстром. – Уинтерс поднял пистолет, целясь в лицо девушке. Медленно, не теряя зрительного контакта, он снял с предохранителя потрёпанный LEMI и нажал на курок. Выстрела не прозвучало. - Не трать моё время, ведьма, иначе в следующий раз он будет заряжен. Итан мчал на болото, стремился догнать отряд Криса, параллельно отстреливаясь от из ниоткуда возникших оборотней и живых мертвецов. Мужчина вернулся к истокам: к месту, где его окружили голодные звери, но вовремя прозвеневший колокол даровал ему спасение. Моро находился в самом низу шахты, пропахнувшей настоянной водой и гнилью. Внутри царил полный мрак, что собственных рук не видно. Вдали слышалось рычание, тихое, недоступное человеческому чутью, но Итан смог уловить его. Смолянистый запах мхов и мокрой земли заползает под кожу, но не вызывает успокоения. Мужчина следует дальше, когда видит в комнате существо, чьё логово он побеспокоил. Сальваторе смотрел в экран старого телевизора, пока колба находилась на расстоянии вытянутой руки и Итан незамедлительно схватил её. - Тебе это больше не понадобится. – Блондин повертел фляжкой перед носом Моро и спрятал в рюкзак. - Ты-ты что делаешь? – уродец закашлялся, непроизвольно заблевав деревянный пол. Затем неуверенной походкой подошёл ближе к американцу. – Зачем тебе чудо-ребёнок? - Это моя дочь, сукин ты сын, какой ещё чудо-ребёнок? - Матерь Миранда с помощью неё воскресит свою дочь и ей помогу. Тогда-тогда меня начнут уважать. – Моро сгорбился и спрятал вздутое лицо в мокрых, покрытых слизью ладонях. Громкий плач монстра разрезал гнетущую тишину, но пока Уинтерс пытался найти смысл слов, Сальваторе заходился в диком хохоте. - Какого хрена ты смеёшься? - Тупой болван, теряешь драгоценное время, которого у тебя нет. Ты находишься в моих владениях, я перекрыл выход. – Существо попятилось назад, а зелёная слизь покрыла оконную раму. – Ты сдохнешь, так и не увидев свою дочь. - Тварь. Итан побежал вниз по лестнице, выстреливая из старого пистолета в образовавшую по всей шахте пузырчатую слизь. Оборотни прорвали деревянную стену, они громко рычали, пуская слюни на блондина. Один из них подбежал слишком близко, покрытый броней и вооруженный молотом, монстр откинул Уинтерса прочь из пещеры и тот приземлился на мокрую дорожку, покрытую снегом. Оружие улетело в озеро, но Итан продолжал лежать на продрогшей земле, пока внутренний зверь рвался наружу. Леди Димитреску не стала дожидаться окончания собрания, ей до рези в глазах претило самодовольное лицо брата, эта глупая улыбка не сходила с лица, когда с уст Матери слетели слова, символизирующие для него триумф. Брюнетка тяжело дышала, опираясь правой рукой на спинку прогнившего кресла. Она выкинула тлеющую сигарету рядом с Донной, услышав крепкие выражения в свой адрес от визжащей куклы, но женщина даже не взглянула на Энджи. Оттолкнувшись бедром об кресло, Альсина твёрдой походкой намеревалась покинуть собор, но властный голос Матери её останавливает. - Такая наглость непозволительна, Альсина. Ты имеешь власть над многими вещами, не забывай, кто их тебе дал. Женщина вздрагивает и останавливается, но повернуться не смеет. Взгляд Миранды сквозь золотую маску прожигает её спину, а напыщенная ухмылка Карла разрезает бледную кожу под дорогой тканью белого платья. Гейзенберга забавляла сложившаяся ситуация. Леди Димитреску была безоговорочно предана Миранде, её любовь к Чёрной богине не поддавалась никаким объяснениям, а потому она была вознаграждена сполна. Но как только Матерь что-то забирала у брюнетки, её яростью и обидой можно было поджигать города, и они бы горели, покрываясь пеплом. Победная ухмылка не сходила с лица Гейзенберга, и это вызывало у женщины ни с чем несравнимую ярость, что ласкалась внутри, обволакивая чёрным дымом внутренности и поднималась вверх к разуму. Так и хотелось стереть эту глупую гримасу с лица «брата», разрезать на мелкие части его тело, а затем долго смотреть как плоть регенерирует, принося хозяину мучительную боль. Но брюнетка не посмеет, не тогда, когда Матерь стоит прямо сзади неё. - Я Вас чем-то разгневала, Матерь Миранда? Леди Димитреску развернулась на каблуках, медленно, словно голодный хищник, выжидающий свою жертву, женщина подходила к блондинке. Карл с громким криком упал обратно в кресло, когда Альсина толкнула его бедром, в немом приказе не мешать их диалогу. И брюнетка могла внушать страх одним лишь взглядом, не то, чтобы Гейзенберг её боялся, но увидев, как Миранда сделала шаг назад на импровизированном пьедестале, мужчина сложил молот на колени. - Дорогая, я никогда не сомневалась в тебе. Но твои дочери… - Миранда замялась, что было весьма нехарактерно ей. Ибо сила и власть, которой она сама же наделила Альсину, порой заставляла её становиться безродным рабом у ног Димитреску. Но женщине напротив знать об этом ни в коем случае нельзя. – Ты их слишком балуешь. - Не вижу ничего плохого в том, чтобы любить своих детей. - Фраза прозвучало двухзначно и все находящиеся в соборе уловили её смысл. - Эти девчонки слишком пытаются тебе угодить, особенно средняя. Кассандра, если я не ошибаюсь? Брюнетка отшатывается, словно её окатили ледяной водой. Но через секунду её красные губы трогает снисходительная улыбка, не добравшаяся до золотых глаз. - Совершенно не понимаю о чём Вы. С Вашего разрешения, я начну готовиться к церемонии, разве не это самая важная вещь? – Альсина приторно улыбается и не дожидаясь положительно ответа, скрывается в темноте собора. - Вам стоит преподать суке урок, Матерь Миранда, отшлёпать по массивной заднице. – Карл подмигивает Моро, когда тот стал громко смеяться. Но блондинка не поддержала беседу, напротив её зелёные глаза сузились, прожигая недавнее место, где стояла её «старшая дочь» и опасно сверкнули. Длинные пальцы задрожали, и та немедленно сложила руки в замок, когда заметила внимательный взгляд куклы, что во время перепалки подозрительно притихла. - Заткнитесь. Миранда исчезла в черноте вороньих крыльев. Альсина подолгу рассматривала своё отражение, тщательно расправляя невидимые складки красного шёлкового платья. Кассандра появилась внезапно, вальяжно присев на высокий стул матери и отложила оружие в сторону. Женщина, не оборачиваясь, смотрит на дочь в отражении и поджимает кроваво-красные губы. Она видит, как темнеют глаза девушки, как те бесстыдно исследуют высокую фигуру матери, задерживаясь на талии и бёдрах, а затем поднимаются к бледной шее. И её взгляд сужается, фокусируется на нежном бархате кожи, где прохладный металл обвивает шею, замечают длинные серьги из того же комплекта, что и золотое ожерелье. - Как я выгляжу? – Альсина перерывает дымку мечтаний Кассандры, она всё это время неотрывно изучала её лицо, поражаясь внезапному открытию. - За такую красоту можно умереть… - секундная пауза, - не волнуйся, этот мерзкий мужлан не сможет устоять. – Вот он последний пазл мозаики. Ревность. Кассандра ревнует мать к жалкому американцу. Леди Димитреску разворачивается слишком быстро, чтоб девушка не успела вовремя среагировать. Она подходит очень близко, врывается в личное пространство дочери, и та автоматически вдыхает резкий цветочный аромат, что пробирается под кожу и пробуждает самые греховные порывы. Сладость желанной кожи и невозможность к ней прикоснуться заставляют Кассандру мысленно застонать. Ей следовало бы бежать от матери, спрятаться во мраке подвалов, но пьянящая близость не позволяет пошевелить конечностями и девушке подобно рыбе, выброшенной на сушу, приходится рвано хватать ртом воздух, вжимаясь в мягкую обивку кресла. А затем происходит взрыв. Альсина впивается в её губы сильным поцелуем, пробует на вкус кровь недавней жертвы и целует ещё яростней, словно от этого зависела её жизнь. Кассандра знала, как целовать нелюбимых, как высасывать поцелуем последнее дыхание из жертвы. Как соблазнить похотливого мужчину, вломившегося в замок женщин для своих развратных утех. Она считала это всего лишь процессом, забывая на чужих губах те, которые истинно хотелось поцеловать. Но когда это произошло звёзды не погасли, не высох океан, а последний кислород не нужно слизывать с заветных губ. Леди Димитреску не была внезапной любовью девушки, та училась любить её постепенно: подолгу задерживая взгляд на фигуре, расплавляясь подобно жидкой ртути, пущенной по кровотоку, когда улыбка матери окрашивала её кровавые уста. Она училась любить её с первого дня, когда вязкая, с привкусом металла субстанция покрыла безупречно бледное лицо Альсины, пока та вгрызалась в шею заблудившегося странника; а затем повернулась в сторону брюнетки и приторно сладко улыбнулась и эта улыбка заставила померкнуть существующий мир для девушки и вознесла к ряду богов, некогда живших и ступавших по грешной земле. Простое желание находиться рядом с леди Димитреску открыло девушке новое чувство, спрятанное за вечными пытками служанок и приготовлением семейной марки вина, то, что заставляет сердце биться часто, когда мать зовёт её по имени, когда её бледная ладонь, затянутая в чёрную кожу, неотрывно ласкает девичью щеку. То, как перехватывает дыхание, стоит женщина невесомо коснуться её плеча или одобрительно погладить по голове. Когда в груди становится слишком тяжело, а затем отпускает и остаётся едва ощутимое покалывание, где совсем недавно была рука матери. Кассандра не умела любить, никогда не испытывала подобных чувств, таких запретных и непозволительных дочерям дома Димитреску, а потому она считает своё тайное знание именно любовью; она сама того не заметила, как благополучие матери стало куда важнее и ценнее её собственного, стало залогом её существования. И не было моментов важнее улыбки леди Димитреску, когда едва заметная сеточка морщин собиралась у её глаз, опускалась к губам, делая её лицо поистине красивым. Кассандре казалось, что женщина сияла так ярко, что не одному проклятию, обрушившемуся на голову девушки, не заковать её безвольное тело в оковы. Запах вишни с мятой заползает в ноздри, когда женщина отстраняется, а цветочный аромат оседает на коже, и Кассандре не терпится почувствовать его вкус на языке, но Альсина не даёт ей этого сделать. Леди Димитреску ничего не чувствует, кроме материнской любви, а потому она прижимает большую ладонь к щеке девушки, касается лбом её лба, пока ногти зарывается в густоту чёрных волос. - Удивительно смелая девочка, - на выдохе говорит женщина, и её золотые глаза трогает нежная улыбка. – Совершенно удивительная. - Мама, прости, я вовсе не… - Гроза в этот вечер беспощадна, не находишь? – Тихо шепчет брюнетка, когда глыбы льда обрушиваются на крыши замка, небо разрывается от свечения молний и готово упасть на разрушенную деревню. – Гроза указывает на поражённое земное сердце. Ты сделала, что я тебя просила? – Голос Альсины превращается в сталь и это свидетельствует о том, что инцидент исчерпан. - Да, мама, вальномии направляются к мельнице Моро. - Хорошо, можешь идти. - Альсина обратно уставилась на своё отражение, неотрывно следя, как дочь поднимается с кресла и подходит к двери. – Кассандра, я люблю тебя слишком сильно, что порой мне становится страшно от собственной уязвимости. Любовь – это древнее проклятие, так не впускай его в своё сердце, позволь матери сделать это за тебя. Брюнетка не обернулась и ничего не ответила, она стремилась покинуть покои хозяйки замка и снова пропасть в длинных и мрачных коридорах подземелья. Пронзительный рык вырывается из недр человеческого существования, такой глубокий, подобен звериному, оглушает оборотней и те, рассеиваясь убежали вглубь шахты. Итан, не теряя драгоценного времени, несется сломя голову к лодке, пока огромное чудовище плавает в мутном озере. Мужчина видит пещеру и это ему кажется единственным верным решением, гигантская уродливая рыба не даёт ему свернуть в другое место, а потому он прибавляет газу и стремится к берегу. Уинтерс почувствовал сильный удар в челюсть прикладом автомата, а затем боец из команды Редфилда накинулся на него. Свирепая ярость обуяла разум мужчины, растекалась ртутью по венам, стремилась и рвалась с бешеной скоростью наружу. Глаза заблестели, отражаясь от речной глади абсолютным золотом и с нечеловеческой силой Итан схватил вооруженного солдата за горло, выбросив того в воду. - Какого хрена ты творишь, Итан? Крис опирался на деревянную стену, держал в руках внушительных размеров папку документов, но взгляд не поднимал. И, когда Уинтерс шагнул ближе, свободный от хватки бойцов из отряда, Редфилд посмотрел ему прямо в глаза. Глубокая морщина залегла между бровей капитана, голубой взор помутнел, а тёмные круги под глазами свидетельствовали о нескончаемой усталости. - Что с тобой стало, парень? - Какая тебе в хрена разница, что со мной случилось. Ты убил мою жену, похитил мою дочь. Как же я хочу тебя прикончить. – Свирепая ярость клубилась внутри, сыпалась на плечи, но американец не мог его сейчас убить. Ему нужны ответы. - Мы пытались уберечь её от Миранды, тупой осёл, с которой ты прожил несколько недель, так и не обнаруживши подмену. Я не убивал Мию, Миранда похитила её. – Редфилд хватает Итана за воротник куртки, их лица находятся в миллиметре друг от друга, и капитан замечает золотое свечение глаз. Он отшатывается от мужчины, словно от прокажённого. – А я-то думал, почему ты всё ещё жив. - Подарок местных жителей. – Кулак приходится в челюсть Крису и тот падает на мокрый пол, но на резкий выпад команды помочь и схватить Уитерса, тот машет отказом. – И что дальше, Крис? Думаешь, я буду считать тебя героем, который хотел уберечь мою семью? Ты чертовски облажался. Огромное чудовище мчится к ним, делает удар, и подпольная лаборатория идёт ко дну, затаскивая вниз всех, находившихся в ней. Блондину хватает сил выбраться на берег, откашлять речную воду и уставиться на Сальваторе, выходящего из объятий речной глади. - Ты-ты опоздал, - лорд дома Моро блюёт слизью, задыхаясь. - Да, что, блять, с тобой такое? - Те-теперь Матерь Миранда будет относиться ко мне, как к равному. Она знает-она знает в кого тебя превратила Альсина. Она больше не её любимица. - О чём ты говоришь? Мерзкий уродец говорил неразборчиво то и дело, брюзжа слюной и заходился в диком кашле от рвотных позывов. - Альсина поплатится за то, что пошла против Матери. Я-я рассказал, я-я успел, теперь Миранда будет гордиться мной, а ты не убьёшь меня, не сможешь без приказа леди Димитреску. - Послушай, я забрал у тебя всё, что мне было нужно, я не трону тебя, если ты меня отпустишь. – Итан поднял руки вверх, демонстрируя безопасность. - Я-я-я не могу. Я должен-должен отомстить за Донну. Американец видит вдали летающих чудовищ замка Димитреску, которые стремятся ввысь и летят к Итану. Но вместо того, чтобы напасть на него, они хватают лапами мокрое, покрытое слизью тело Моро. Волны подымаются мгновенно, грозя затопить оставшиеся участки деревни, уничтожая и сокрушая всё на своём пути. Уинтерс залез на самую верхушку старой мельницы, отчётливо слыша жалкую мольбу речного монстра; он звал на помощь Матерь, умолял Альсину его не трогать, но вальномии крепкой хваткой держали Сальваторе и не позволяли принять облик чудовищной рыбы. И тот кричал от боли и, казалось, что нет предела, что это никогда не закончится, а крик становился всё громче, всё объемнее, обладая силой, что кровь стынет в венах. Моро падает на колени, и последний крик остаётся неуслышанным, застряв глубоко в горле. Леди Димитреску чужими руками расцарапала внутренности, разорвала его на куски и теперь от бедного и преданного Моро остались почти стёртые в крошку камни.