Paradise in your eyes

Чонвон всегда слышал комплименты в сторону своей организованности.И его это заставляло улыбаться, потому что да, он именно такой человек. Родители всегда его учили быть аккуратным, всегда выглядеть достойно и говорить соответствующе. Хотя они не были занудами и не заставляли его ходить по струнке, но хотели видеть в своём ребенке нечто совершенное. Генетическая лотерея им была выиграна. Одноклассники говорили, что он человек застрявший в своих привычках, без них не видящий себя. У него были четкие ценности, которые он не посрамит просто так. Эти ценности он формировал на протяжении всей жизни и был намерен им следовать. Он хотел стать учителем в университете, ещё метался между литературой и историей, но точно знал, где будет работать. И видел около себя жену себе постать — целеустремленную и сильную. Чонвон сам вызвался быть старостой. Он видел в этом приятное ему дело, ещё и сулившее некоторые привилегии. Его система была безупречной. Он наслаждался каждым днем, что тратил на следование ей и корректировал, если требовалось. Всё изменил тот парень. Тот день, когда он пришёл с свежевыкрашенными в блонд волосами, поменял все. Он удивился этому внезапному жесту, но решил не придавать лишнего значение — все-таки вероятность того, что он мог покрасить волосы независимо от него была высокой. Чонвон, честно говоря, никогда не отличался хорошим пониманием чувств других людей, иногда он мог требовать от других слишком много. Но то, как он смотрел на него было слишком очевидно. Этот парень будто не видел ничего, кроме него. И почему никто, кроме Чонвона этого не замечал? Может это он сам стал им одержим? Чонвон свято верил — он гетеросексуален на сто процентов. Ему нравились девушки, он встречался с ними и его будоражило чувство тепла рядом с ними. Поэтому когда тот самый блондин нагнулся за листком, упавшим в коридор на пол и он невольно, почти обыденно, засмотрелся на его зад и подумал «сжать бы в руках» его будто ударило током. Длинные ноги и упругая задница. Вот что не выходило у него из головы. Об этом было очень странно, непривычно и неправильно думать, но так хотелось, что он поддался и расплылся в своих мыслях. У этого Чонсона к нему что-то было и не давало Чонвону покоя. Длинные ноги не выходили из его головы, и чем сильнее он сопротивлялся, тем навязчивее были мысли, так что он сдался не на долго. В копилку добавился еще и взгляд блондина, когда он был не в очках.Расфокусированный, два чёрных блюдца смотрели никуда и одновременно на все. И теперь настала очередь Чонвона пялиться. Он глотал все привычки одноклассника и утопал в ненависти к нему за то, что он разбудил в нем эти чувства, которые ему мешали быть в рассудке. Чонсон был не особо общительный. Он все время сидел в телефоне или делал домашнюю работу на перемене.Кусал губы, стонал недовольно, когда ручка падала на пол во время урока и постоянно пил кофе. На его шее блестела цепочка, изогнутая так, что было ясно — на ней что-то весит. Наверное крестик, он ведь христианин. Чонвон раздражался днем по каждому поводу, но все равно держал улыбку на людях, а ночью представлял своего одноклассника обнажённым. И без очков. В определённый момент эти два состояния его разрозненной души странным образом соединились в такую гремучую смесь, что заглядывать к себе в мысли стало страшно. Как и всегда, проблему надо решать самому, поэтому ему был нужен предлог с ним пообщаться и чёткий план как вывести на чистую воду этого парня. Вишнёвый торт? Чёртов сталкер. Его это бесит. Он был в себе уверен сильнее всего, когда решал проблемы вокруг себя. Его безупречность треснула, как и терпение в момент, когда он сильнее всего верил в них. Когда он заставил признаться и должен был отогнать, но наоборот схватил и не хотел отпускать. Он хочет этого парня. И этот парень тоже хочет его, так в чем проблема? Оказалось, он думал о себе слишком уж утопично. Он не идеален, его жизнь такой не будет. И виноват в этом лишь он сам и его чувства, но никак не Чонсон. Из последних сил Чонвон старался, правда пытался, остаться достойным старостой, сыном и человеком, но после того, как Чонсон встал перед ним на колени и цеплялся за его брюки, смотря на него с мольбой сломать его, у него не осталось ни шанса на возвращение назад, к своей обычной жизни.