Таких как ты вон - только к кровати и привязывай

Алексей снова сидел в очереди в назначенный день и покорно, но всё же борясь с нервишками, ждал своей кары в виде вырывания неправильно развивающегося зуба. На этот раз у него не было даже аскорбинок, ведь «Мало ли что, Алёшка!». Мама так же сидела в очереди, ведь предприимчивый Раздобреев успел её предупредить о своём предположении: мальчишка сам мог бы просто не придти на приём. Доктор ещё вчера догадался что скорее всего Лёша боялся врачей, но пока не был уверен и не стал делиться теорией с маман. Лишь попросил сопроводить паренька до самого кабинета. Вот из кабинета вышла довольная маленькая девочка с мамой и Лёша нехотя поднялся. Всё же отвлечься от мысли что тебе будут выковыривать вполне себе здоровый зуб было проблематично с тем условием, что буквально всё напоминало подростку об этом неприятном факте. Отсутствие чего-либо в желудке (опять же с маминого «мало ли что») вот совсем не облегчало положения. В животе неуютно крутило от грядущего, что определённо бы заставило ноги Юдина подкоситься, если бы не собственное упрямство доказать что «нет ничего страшного». Доказать хотя бы себе. Ведь неимоверно раздражает когда все вокруг косятся на трясущегося от страха n-цатилетнего лба у кабинета дантиста, а ещё хуже сочувственно качают головами. Лёша шумно вздохнул и вошёл в кабинет. Раздобреев поправлял кресло, подстраивая под габариты следующего своего гостя. Услышав как дверь открылась, мужчина оглядел юношу и довольно улыбнулся. — Записывался на час, а в итоге попал в два. Ох уж эти очереди — выглядел он, вроде как, уже более жизнерадостным чем вчера… Ну, насколько жизнерадостным может выглядеть кусочек лица, проглядывающийся между почти белоснежными волосами и медицинской маской, натянутой чуть ли не по самые брови. Наверное, более довольным делал его именно голос, но всё такой же спокойный. Всё же в середине рабочего дня человек ещё не убит работой. Алексей кивнул и положил карту на стол — Надевай бахилы и садись на кресло. Подросток медленно и старательно, будто бы нарочно, натягивал бахилы. Затем, поняв что всё же Добряк вряд ли даст Юдину так нагло задерживать очередь, сам мальчишка так же неохотно залез на кресло. Рот открыл уже без фокусов, отведя взгляд на какой-то плакат со строением зуба. Словно мог разглядеть какие-то надписи на нём. Этот запах перчаток, с ощущением холодного зеркала во рту, заставлял непроизвольно ёжиться. Увиденное же приятно удивило врача: зубы юноши почти блестели. Судя по небольшим ранкам на дёснах вблизи зубов, Лёша начищал их всё утро, лишь бы снова не столкнуться с пронзительно жужжащей машинкой. Тихий смешок дантиста заставил мальчишку вздрогнуть и недовольно проговорить, насколько конечно позволял открытый рот без возможности его закрыть: — Кои ухе, умъик Разобрав просьбу о скорейшей доставке обезбола через шприц, Раздобреев немного оттолкнулся и, будто в мультфильме, откатился на кресле с колёсиками к своему столу, где взял небольшой одноразовый шприц в упаковке. Лёша пристально посмотрел на оборудование, с которого бравый дантист снимал упаковку. Знал же что не нужно смотреть и предполагать уровень будущей боли, но всё же взгляда отвести не смог. Почувствовав призрачный укол где-то в районе больного зуба, Лёша был готов без сознания свалиться с кушетки, но всё же нашёл в себе силы держать невозмутимый, пусть и не самый довольный вид. Раздобреев наконец распаковал инструмент и, набрав в него нужный раствор, подошёл к пациенту. Алексей вжался в кресло. --------------------------------------------------------------------------------------------------------- — Сейчас прилетит комарик и вколит тебе новокаин — как-бы шутя, хотя интонация вообще не намекала на это, дантист аккуратно приподнял верхнюю губу юноши и ввёл иглу. Лёша издал тихий полустон-полуписк, чувствуя как десну кольнул инородный острый предмет, вводя внутрь эту тёплую мерзопакостную дрянь. Обезбол, будто нитями паутины, расползался своим неприятным теплом по десне, от чего та постепенно становилась ватной и мягкой по внутреннему ощущению. Вскоре, эта напасть затронула и язык, делая его неповоротливым и неимоверно тяжёлым в управлении. Не тяжёлым физически, а заплетающимся и непослушным. Рука врача опустилась на бурые волосы юноши и слегка погладила их. — Что-нибудь чувствуешь? Лёша предпринял попытку нецензурно изъяснить дантисту весь спектр своего негодования, но вышло невнятное бормотание будто бы заядлого алкаша. Добряк одобрительно кивнул и стал изучать столик с инструментами в поисках нужных ему щипцов. Подросток вновь принял неверное решение утолить своё любопытство и взглянуть на столик. Щипцов там было несколько — для разных видов зубов. По возрастанию слева направо. Около шести. Самые крупные, как подумал Юдин, вполне сгодились бы для клыков какого-нибудь Сенбернара*. Они не были жуткими в плане своей убогости, хоть и были заметно не новыми. Инструменты были чистыми и исправными, выглядели прилично. Лёшу принципиально пугала перспектива того что один такой окажется у него во рту, а затем вырвет полноправную часть организма. --------------------------------------------------------------------------------------------------------- Когда Добряк подошёл к креслу пациента, он своим спокойным голосом мягко, но всё же потребовал: — Открой рот. Лёша повиновался, но когда он увидел приближающийся страшный (и по назначению, и по габаритам) инструмент, ему захотелось тут же сжать челюсти до треска ломающихся зубов. Причём не принципиально — себе, или же доктору. Но слушаться приходилось: он же взрослый парень, который по определению не может подвергнуться детским страхам… Так? Так ведь?.. — Уберите это от меня! Всего один несдержанный эмоциональный порыв и внезапно рука парня судорожно ударила руку врача и щипцы со звоном упали на пол. Раздобреев странно косится на инструмент, а затем на Лёшу. Затем его брови хмурятся и дантист уже намного более строго обращается к подростку: — Юдин, как мне это понимать? Его взгляд прожигает стыдящегося юношу насквозь. Желающий прямо сию минуту сменить фамилию Алексей молчит, глядя на врача. Тот снова многозначительно переводит взгляд на щипцы, затем на Алексея, будто обращаясь к нему с немым вопросом. Вопрос парень прекрасно понимает, но не даёт ответа, лишь тупо сверля доктора своим упрямым взглядом. В кабинете повисла напряжённая тишина. Врач тяжело вздыхает. Не как до этого, а как-то прерывисто. Сдерживая не просто раздражение — зарождающуюся злобу. Он спокойно поднимается, поднимает щипцы и со стуком кладёт на стол для инструментов. Затем, снова взглянув на Лёшу, встаёт и подходит к креслу. На секунду взбудораженному Лёше кажется что дантист лишь желает поправить положение кресла, но тот достаёт спрятанные в кресле ремни и быстро застёгивает на запястье подростка. Прежде чем последний успевает осознать, так же ловко закрепляет и вторую руку. Алексей испуганно вскрикивает и начинает брыкаться в кресле, пытаясь высвободиться, но оборудование на то и стоит как три зарплаты Раздобреева — крепкое кресло с надёжными ремнями для особо нервных пациентов, закреплённое в самом полу кабинета никак не реагирует на выпады Лёши. Добряк (которого будет корректнее сейчас назвать… САТАНА?) отвесил школьнику лёгкий подзатыльник. — Будешь орать на всю больницу — все нижние зубы повырываю — спокойный голос, которым сказана фраза, пугает больше чем её смысл. Лёша снова вскрикивает, но теперь уже с «по-настоящему весомым» поводом для этого — руки Раздобреева ныряют под джинсовую курточку уже не с целью заставить мальчишку открыть рот, а с целью просто помучить его некоторое время. Отомстить за такое бессовестное оскорбление. Даже не словесное — а в форме такого вот пренебрежительного обращения. Школьник визжит и вьётся змеёй по всему креслу, отчаянно прижимая руки к бокам по мере возможности, но коварный зубодёр успевает юркнуть в новые щекотливые места, как бы несчастный пациент не изворачивался. Благо Добряку не приходится беспокоиться о вопросах в очереди, ведь кабинет на удивление плохо пропускает звуки — как снаружи, так и изнутри. Это даёт такую прекрасную возможность сполна насладиться дьявольской щекоткой этого непослушного отрока и его безответным зовом о помощи, срывающимся на новые визги и почти истерический, высокий смех. Умелые пальцы врача пляшут на боках, ловко перепрыгивая в подмышки на несколько секунд. Спускаются чтобы вновь пересчитать рёбра, иногда ковырнув между ними, или вовсе замедлиться чтобы Юдин незаслуженно расслабился и снова вскрикнул громче прежнего от ощущения почти порхающих на животике ноготков. Чувствуя как устаёт сопротивляться юноша, как его дыхание начинает затрудняться от того что школьник буквально давится смешками, опытный Раздобреев прекращает экзекуцию. Кажется, привычно отходит чтобы налить стакан воды и помочь Юдину его употребить, не облившись, и вновь встаёт сзади юноши. Руки в тёмных медицинских перчатках поглаживают бурые волосы, успокаивая чувство что мучение вот-вот возобновится. Врач слышит как тихо, стыдливо всхлипывает пациент и снова вздыхает. От Сатаны в Раздобрееве одно название, в груди шевелится некое чувство вины и понимание что дантист переборщил. Поддался мимолётному чувству обиды. Движимый этим чувством, он спешит расстегнуть и спрятать ремни, всё так же не меняя своего равнодушного лица. Но тем не менее на душе кюхельбекерно* и прескверно. Лёшу также пожирает стыд. Он правда боится что сейчас процедура вырывания зуба может продолжиться, а обезболивающее уже прекратило своё действие. Боится до ужаса, до этой позорной дрожи теперь не только в коленках — во всём теле. Да, он не должен так бояться, но просто не может сдержать всхлипы. Ему стыдно, хочется стать частью этого проклятущего кресла, этого тесного кабинета, лишь бы не чувствовать этот взгляд. Но во взгляде врача нет осуждения. Он снова гладит волосы юноши, начиная говорить: — Я не буду вырывать тебе зуб — Его голос тихий, теперь он кажется ласковым. От этого ещё больше стыдно — если уже сам дантист пытается подстроиться так, чтобы успокоить Лёшу. Но ведь не презрение к искреннему страху подростка лежит в основе этого стремления — Почему ты не признался мне как есть, что тебе страшно? — он не укорял и не стыдил юношу за страх, что казалось самому страдальцу странным — Есть иное решение твоей проблемы, послушай меня. Лёша осмелился посмотреть в глаза доктора и вздрогнул — эти серые внимательные глаза совсем не жгли его своей пронзительностью. Взгляд был взволнованным, немного виноватым и всё же… По-странному тёплым. — Ты можешь поставить себе специальные корректирующие брекеты, что я уже упоминал. Я не говорю что больно не будет, но это точно не будет так же страшно — голос его был всё таким же мягким, но уже серьёзным — Ты должен понимать что проблему с твоими зубами необходимо решить и я не настаиваю на каком-то одном решении. Я даю тебе два варианта со своими плюсами и минусами. Я поговорю об этом с Антониной Викторовной и подробно всё ей объясню — неожиданно, Добряк слегка улыбнулся — ты молодец. — Я? — Ты всё же на ура старался терпеть и перебороть свой страх, будучи ответственным за своё здоровье — эта мимолётная улыбка тут же ушла с лица доктора, вернув его в обычное состояние. Всё же улыбаться он не очень то и привык, судя по всему — Ладно, Лёша. Ты свободен сегодня, зайдёшь ко мне тогда завтра, на пять часов. Алексей задумчиво кивнул. Хотя немного неприятный осадок бесспорно был, как минимум от этой фразы про зубы на нижней челюсти.