Время погладить Акулу

POV Джеймс Расслабленная кисть Фассбендера лениво соскальзывает с подлокотника и тяжело ложится на плечо, с силой разминая мои зажатые мышцы. Чистый кайф… Реагирую довольным мычанием, в неге откидываю голову на его крепкое мускулистое бедро, подставляю шею, однако изучать сценарий не прекращаю. Майкл слегка съезжает на край кресла, расставляет ноги шире, и моя голова весьма удобно ложится на его черный гладкий пах. Затылок и спину простреливает густая волна жара — тело Майкла горячее-горячее, налившееся похотью, наэлектризованное настолько, что кажется, сейчас вспыхнет и спалит все вокруг. Спалит меня, великодушно оставив на моем месте жалкую кучку пепла. О чем ты думаешь сейчас, приятель, что так мощно завелся с пол-оборота? Майкл умело разминает мои плечи, мой затылок трется об эрекцию, наверняка поднимая в нем желание спихнуть меня к чертям, расстегнуть давящую ширинку и высвободить член. Его острое возбуждение очень быстро передается мне, шпарит по венам, приподнимает член. Но мой друг, ко всем прочим его достоинствам — одаренный массажист, и двигаться под его чувственными движениями не очень хочется. Его же член настойчиво напоминает о себе вздувшимся бугром, упруго толкаясь и натягивая черную ткань до предела. Фассбендер становится демонски горяч и нетерпелив, когда хочет траха. — Удобно тебе? — голос его сейчас хрипловат и густо нашпигован требованием забросить все нахрен и заняться им сейчас же. — Ага… знаешь, дружок, сейчас нет ничего в этом мире более удобного. — Хорошо. Заплати за это. — Возьми там у меня где-то пара купюр завалялись… — от удовольствия я почти мурлычу слова. Текст разъезжается перед глазами, я сладко потягиваюсь, прикрывая веки. Ну невозможно же так сосредоточиться… — Ты, похоже, меня не понял. — Ммм… ээй! — протестую, когда Майкл довольно грубо вырывает стопку листов из моих пальцев и прячет куда-то за спину. — Не очень-то вежливо, дорогуша. — Я сказал, заплати, — устрашающе свирепо поигрывает он бровью. О, да с этим парнем шутки плохи… — за предоставленные тебе комфорт и услуги массажиста. — Я волен отказаться от насильно предоставленного мне сервиса. — Нарочно упрямлюсь я. — Нет. Ты — не волен. В том и суть, мать твою. Прищурившись, запрокидываю голову и поглядываю на него — ого, да тут передоз крутизны на лицо! Сведенные брови образовали межбровную складку, придав лицу суровости, тонкие сжатые губы; прямой, опасный, прожигающий насквозь взгляд человека, которому насрать на мое мнение. Майкл покровительственно треплет меня по волосам, и нет у меня больше сил оторваться от ненасытного любования им. Даже не улыбнешься, поганец. Как же тебе пришлась в пору твоя новая роль... — признаю я в восхищении. Едва удерживаюсь от попытки вызвать комичной гримаской мою смеющуюся акулу — дивно хорош и горяч (я опять это сказал, Фассбендер горяч и ослепителен, как сто тысяч гребаных солнц!) он сейчас в этой картинной, харизматичной личине доминирующего самца, в пиджаке на голое тело — стильном, гладком, блестящем, словно шкура черного леопарда, и таких же брюках. Сам вид его вызывает у меня обильную слюну, и я резво оборачиваюсь, встав на колени меж его ног. Уже разогретый им сполна, быстро стаскиваю с себя футболку и приподнимаюсь на руках, чтобы врезаться в него, жадно тереться о поджарый длинный торс, пропахать носом и опробовать языком разъехавшиеся в жестокой ухмылке тонкие губы, рыжую щетину на волевом подбородке, умопомрачительно длинную шею, не густой рыжий пух на груди; с упоительным рыком вгрызться в соски. Его ладони обхватывают мою шею спереди и сзади, пальцы приятно сдавливают горло, зажимают в тиски кадык, он нападает острыми ровными зубами на мои губы, щеки, уши, терзая развратными поцелуями и выбивая из меня пошлые стоны. — Ты отсосешь. Отсосешь мне, Джейми. — Раздается его четкий, приказной шепот. — Отлично, ты напомнил, как меня зовут. А то ведь иной раз с тобой я сам себя забываю. По шальной прихоти надеюсь все-таки пробить его на смешок, но мой друг играет свою роль виртуозно. Его тяжелое, возбужденное дыхание опаляет мой рот, он сжимает в горсти мою эрекцию. — И это будет отсос, который мне особенно сильно понравится. Лучший в моей жизни. Ты понял меня? Ты должен стараться, Джейми, иначе серьезно рассердишь меня, я буду недоволен тобой и неоправданно груб. Ты понимаешь, чем это тебе грозит? Его кулак, крепко сжавший мои яйца, красноречивее любой угрозы. А потом, придерживая меня за холку, почесывая, словно ручного зверька, заставляет меня смотреть, как он небрежно расправляется с ремнем, жужжит ширинкой, приспускает брюки и отправляет меня к члену. Серьезный, отличающийся глубинным изучением подход к роли — обычное дело для Фассбендера. Наверняка, у этого парня, имеющего на меня конкретные планы, уже готова своя легенда. Кто ты сейчас, мой Верхний? Мой беспощадный Хозяин, из тех, которые совсем не sugar* Daddy, кто заигрываются в порочного парня, злоупотребляют отданной под его ответственность властью, становятся садистами и ищут малейший повод для порки? Специально сам не вхожу ни в одну из своих ролей, чтобы, не отвлекаясь, полюбоваться его новорожденной, прекрасной в своей природной дикости импровизацией на свою, трезвую голову. Лучше я подарю ему подпитку для образа, занимая любимое место рядом с ним — у его ног, ластясь щекой, как верный, любящий пес. Его кисти вкусно исчерчены венами и, очарованный его вкрадчивыми повадками плейбоя, я дурею и строптиво набрасываюсь сначала на них. И он великодушно дает мне отсосать его пальцам с ароматом любимых сигарет. Горячая, упругая кожица ствола гладит меня по лицу, влажная головка требовательно упирается в щеку, напоминая о себе. Я не забыл о нем, не забыл, просто дай мне секунду — настроиться… Руки Фассбендера — обычно нежные и деликатные — и хоть они излучают любовную привязанность, он отлично себя контролирует, когда мы не одни. Но эта ровная, теплая сдержанность палит его огненный темперамент даже сильнее — одичавший от голода по настоящим, обнаженным прикосновениям, он вырывается из-под контроля при первой же возможности, когда вокруг нас возмутительно никого, кто бы сдержал его ретивый, изобретательный нрав. …Я сказал «на свою, трезвую голову»? Да я почти не помню того, что происходит после. Словно мне в вену вкачали нечеловеческую дозу наркоты, под которой я отсасывал ему, как в бреду, до сведенных скул, до нехватки воздуха, до обрывочных кадров, вспыхивающих в памяти немного после, когда в полной прострации лежал головой на его так и не застегнутой ширинке.… …Помню, как он руководил мной, как чертов суккуб — растерявшей волю живой марионеткой, немного больно держа за волосы, и воспитывал во мне покладистую сабмиссивность членом солидного королевского размера… …Как стискивал его крепкие мускулистые бедра, брал в рот по яйца, и мои ноздри щекотала рыжая густая темно-рыжая шерсть на лобке, и его собственный, мускусный запах самца, смешанный с его любимым парфюмом… …Помню его беснующиеся синие глаза — потемневшие от безграничной власти надо мной. Точно помню, как вылизывал его яйца и приходил в неистовый восторг от того, как ему хорошо со мной… помню, как увлеченно он дрочил, пока я старательно отрабатываю на нем остальные премудрости минета… механика запоминается отчетливее, подкрепленная ощущением немеющей челюсти и натруженного языка. Особенно помню, как задыхался от какой-то непередаваемой, безумной любви к этому ублюдку… Последнее, что я помню — как он накачал мой рот спермой с яростным акульим оскалом, с громким стоном откинулся назад и резко, пугающе замер, словно на мгновение от эйфории, вызванной слишком мощным оргазмом, остановилось его сердце. Мое — так точно. И снова бешено забилось, постепенно замедляя ритм нашей оральной скачки. А потом я очнулся и понял, что, оказывается, тоже кончил, но так нелепо, как подросток — в штаны. Вот что за нахуй, а?..

***

— Знаешь что, старик? — Ммм… Продолжает он не сразу. Будто торжественно готовится объявить мне нечто важное, ерзает на месте, чем-то загадочно шуршит, вздыхает, чертыхается, так что, весь изъеденный любопытством, я, в конце концов, отрываюсь от него. — Чего ты, блин? — Кажется, я окончательно помял задницей твой сценарий. А, ну да, вспоминаю я, сценарий, с которого начался наш собственный порно-сюжет. После учиненного беспредела мягкое смущение Фассбендера, аккуратно, кончиками пальцев достающего из-под себя нечто неприличное и неузнаваемое, подходящее больше для сортира, чем для чтения, выглядит немного диковато. Наконец вспоминаю, какой он в роли самого себя смешной и трогательный, господи… — А, да пофиг! — заверяю я, когда мы уже можем говорить, а не ржать в один голос: — Все равно он был хреновенький. Вот и поплатился.