Время погладить Акулу

Время от времени, до изнеможения хохоча над чьей-то очередной шуткой, они поглядывали друг на друга из-за плеч Бена. Бенедикт, с королевским размахом расположившийся между ними, находясь под кайфом, любовно обнимал обоих за плечи — ровно до того момента, пока крепкий алкоголь требовательно не постучался наружу. — Развлекайтесь, господа, папе необходимо отлить, — важно огласил он, собирая вместе непомерно длинные ноги, путая их с длинными же ногами Майкла («жирафик, блядь, — вздохнул тот»). Бен удалился, пошатываясь и с потешным ежиным пыхтением взъерошивая густую темную шевелюру. Разваливаться на диване и хихикать над ушедшим товарищем они остались вдвоем. Джеймс откинулся на спинку и искоса наблюдал за своим новым старым собеседником, который устроился в зеркальной позе — оставшийся без футболки, в стильных черных джинсах, сидящих на нем даже слишком свободно из-за худощавости, весь какой-то невыносимо рыжий, взъерошенно-курчавый, белокожий до прозрачности, вытянутый до хрупкости — поджарые, однако, приятно рельефные плечи… У Джеймса сильно пересохло во рту, пришлось снова выпивать. Этот рыжий парень всегда проворачивал с ним необъяснимые вещи. — Ну, как ты? — первым тихо заговорил Майкл. — Я... — Джеймс сделал обжигающий глоток, закашлялся, — без тебя или вообще? Без тебя — херово, а вообще... вроде бы сносно. А ты?.. — Идентично, — кивнул Майкл и вздохнул. — Почему я тебя здесь раньше не видел? Бенни составляет для нас раздельные графики, как со шлюхами? — Вообще-то, я тут тоже живу. А вот почему он тебя от меня прячет — это мы у него разузнаем. Может, опасается, что меня переманит кто-то вроде тебя? — Такой же обаятельный и милый? — Ну да-а, — в ответ на его озорное подмигивание Майкл расцвел в сладкой шальной улыбке. — Да! — Соседи, значит? — Типа того! — Так-так… — поскольку ревниво-пошлое выражение, заигравшее на лице Джеймса, прозрачно заменяло рвущийся наружу вопрос, Майкл ответил ему тем же, пояснив: — Не-е, мы не трахаемся, что ты! У меня только... — Майкл понизил голос, — только с тобой было. А с Бенни по кайфу исключительно соседствовать. — Ах, во-от оно что! — А ты тоже не можешь с первого раза произнести его фамилию? — Покажите мне того безумного героя, которому это удалось — я пожму ему руку. Майкл торжественно протянул ему свою кисть, Джеймс от души сжал… а отпустить уже не смог, деловито занявшись исследованием трогательно (в прямом смысле) выпирающих косточек на запястье так естественно, словно занимался этим всю жизнь (а на деле — всего несколько дней их жизней). Кисти Майкла — вытянутые, как он сам, пальцы тонкие, с ярко выраженными фалангами. Ладонь же оказалась мягкой, деликатной, подушечки нежные, словно то были руки принца, который в жизни не держал в них что-то легче шпаргалки с приветственной речью. Или сценария. И не скажешь, что когда-то, по его рассказам, подрабатывал грузчиком в родительском ресторане. — Да врешь! Со второго? — Не-а. Думаешь, с чего он меня обожает? — Но меня он почему-то тоже обожает! — А ты как назвал его? — Я произношу ее с сильным шотландским акцентом, чтобы было вообще непонятно, что я сказал. — Хитро… Импровизированный массаж неожиданно сильных рук от миловидного молодого коллеги отозвался непривычной реакцией организма. Майкл не возражал, чуть подавшись к нему для удобства, и — безнадежно засмотрелся. Снова. Нежные, гладко выбритые, порозовевшие от кайфа и спиртного щечки, с которых будто не совсем слетела юность, веснушки — там, сям, на носу, под веками, над бровями; кончик влажного языка то и дело касается ярко-розовых губ, то нижней, то верхней. Поразительной небесной синевы глазищи. Не жирафики, как они с Беном, напротив, невысокий, ладненький, даже компактный, такого приятно обнимать и тискать во время жарких пьянок, и не только... Майкл тяготел к маленьким хрупким женщинам, а невысокие симпатичные друзья его бесконечно умиляли. Точнее, один конкретный симпатичный синеглазый товарищ по цеху. И в этом парне было что-то еще… Да хотя бы эти влажные чувственные губы, которые так бы и присвоил. Снова. Майкл, которого без того под градусом и кайфом тянуло тискаться и бурно выражать свои чувства, крепко призадумался. Так засмотрелся, так затопило, что пришлось с шумом втягивать обратно слюну и хвататься за косяк. — Какой фильм? — хрипло произнес он. Прочистил горло и дергано затянулся. — А? — Джеймс оторвался от своего пьяно-вдумчивого занятия и снова обратил на него расфокусированный взор — ну просто неприлично обдолбанный и неприлично хорошенький. — Ну, где вы с ним… Добродушные синее-стальные глаза указали на собственный пах, и Джеймс мгновенно его понял. — Ах это. «Искупление». Надо признать, он там редкостный говнюк. Подставил моего парня. — Наш Бенни? Иди ты! Я должен это видеть. — Так-с, что там у нас еще… «Попасть в десятку». Ботан. Оба. Ну, у меня хотя бы две подружки. Бенито женат на викторинах. А вы? — Девственны, — Майкл развел свободной рукой. — Но не теряем надежды. Стив Маккуин притащил на днях еще одну вещь… — Слушай, ты такой дрищ… — не выдержал Джеймс, сглотнув, пытаясь и скрыть за неуклюжей грубостью все возрастающую нервозность и желание что-то, блядь, срочно делать, лишь бы не сидеть на одном месте в охватившем его, почти болезненном электрическом напряжении. Вскочить, занять себя ненужным поиском выпивки, еды, — вроде и жизненная необходимость вот прямо сейчас, но отпустить повлажневшую, горячую и чуть дрожащую руку Майкла не хватает воли… — но, твою мать, это… это… твою мать, — беспомощно на одной попугайской ноте затянул он, — тебе идет, чув-ак. — Не мы такие, роль такая, — с легкой поволокой печали улыбнулся Майкл, — сроду не страдал излишней субтильностью, ты же знаешь... Подумал, подумал с пару секунд, чуть наклонив голову, разглядывая собеседника, которого, кажется, лихорадило возбуждением, и тоже решился ляпнуть: — Слушай, а ты сейчас такой сладенький, не скажу «как девчонка», рискуя получить по яйцам… но, твою мать… извини, Джеймс, если я сейчас ступаю на тонкий лед… Не в том смысле, что… тебе, наверное, эта хрень не нравится... боже, я даже не знаю, что тебе нравится, — Майкл обескураженно почесал рыжеватый затылок, — ты можешь мне втащить и будешь прав, но а я-то не по этим делам с некоторых пор, вот вообще не… кроме тебя... Блядь. Сука, ну это невозможно… — простонал он жалобно, словно сдаваясь, съехал по обивке дивана ниже и тут же подпрыгнул на месте, подобрался. — Чего? Чего ты... — окончательно перестал что-либо понимать Джеймс, когда Фассбендер, нетерпеливо, но аккуратно высвободил руку, нарочито потянулся, выставляя напоказ обнаженную поджарую грудь с четко обозначенными, чуть рельефными грудными мышцами, подмышки с рыжей шерстью, проехался рукой по спинке дивана, словно крадущаяся змейка, ненавязчиво обвился вокруг Джеймса, сгреб за шею, притянул к себе… В следующее мгновение, когда он изумлялся сам себе и, главное, тому, что Джеймс яростно ответил — было уже поздно — они целовались. Точнее, легкомысленно сосались по-французски, вспомнив каждый свои подростковые первые поцелуи под травкой у кого-то на хате… вспомнив головокружительный вкус друг друга. — Слушай, мы опять... — Майкл задыхался, не в силах оторваться от мягких мокрых губ. — Ммм, похоже на то... — согласно промычал Джеймс, и тут в нем, давая им передышку, взыграло любопытство: — Ты с девушками тоже двух слов не можешь связать? — Лучше не спрашивай, — вздохнул Майкл. — Несу несусветную чушь и выезжаю на внешке. — Есть, на чем… — Да и времени особо нет. Да ты сам-то! Джеймс заметно скис: — Я женат, Майкл. Представляешь... — Уже? Так рано? Ишь ты… — Майкл присвистнул и заметно расстроился, — женат он... Теперь Майкл слишком остро понимал, что влип туда, куда не следовало бы влипать. Снова. — Может, тогда не стоит?.. Глаза Джеймса опасно блеснули, одновременно где-то в глубине зажегся огонек опасения: «Что, вот так все и закончится?». — Раньше надо было заднюю давать, когда поимел меня языком. — Так я не знал, — светлые брови беспомощно задрались к стоящей торчком рыжей челке. — Не гони, пока не поимел, значит, можно вернуться на пару минут назад и продолжить, о чем мы там… Джеймс с ногами забрался на диван и перетек к Майку на колени, зажал между собой и диваном, сложил ладони ковшиком и заговорщически зашелестел что-то на ухо. Майкл доверчиво прислушался, чувствуя, как по загривку ползут горячие мурашки. — Старика время не проведешь, Алиса, милочка… а точнее, — поправился он, отвечая на замечательную широкую улыбку, — рыжий Чеширский... о нет, меня не обманешь, таких заманчивых придурков не бывает. — Ну нет, я бываю! — возмутился Майкл. — Скорее, ты случаешься, сваливаешься внезапно на голову, как кирпич или метеоритный дождь! — Погоди-ка, несчастный ты прохожий, я посмотрю, нет ли на горизонте случайных очевидцев происшествия… — пробормотал Фассбендер, аккуратно выбрался из-под Джеймса и метнулся к двери. Вернулся почти сразу же с неожиданной новостью: — Наш малыш Бенни сладко сопит, вместо подушки подложив под голову старого медвежонка Бенито. Джеймс прыснул и тоже вскочил, чтобы своими глазами узреть занятную картину, но Майкл поймал его на пути к заветной цели, отмечая, что держать его в руках, прижимать к себе, как было и тогда, в юности, на озере, и на съемочной площадке "Братьев по оружию" — одно сплошное удовольствие, вызывающее веселую и пошлую эйфорию, и оттеснил снова к дивану. Джеймс шлепнулся обратно и решительно стянул с себя футболку. Теперь Майкл сидел на нем, уперев руки в спинку дивана. Джеймс проехался ладонями от подмышек к талии и ниже, добрался до ямочек, цапнул за задницу. — Говоря нам «развлекайтесь, господа» — он имел ввиду явно не это. — Я бы поспорил. А помнишь… — Ммм… наше озеро? — «Братья по оружию». — Ага. Я не забыл. Ничего не забыл. Помню все до мелочей. До последней веснушки на твоей заднице. Тебя такого не забудешь. Но ты и на съемках выглядел, как несовершеннолетний, до сих пор думаю, может, мы тогда зря... Видишь ли, дети меня… слишком любят. Как-то даже пугающе. Джеймс взглянул на него с совершеннейшим восторгом и мокро фыркнул в плечо. — Мне было двадцать один, уже можно любить взрослых дядь. Но ты предпочел быстро свалить от меня после того раза. А могли бы повеселиться... У нас было время, были продолжительные съемки. — То-то и оно! Ты знаешь, я чую шкурой такие штуки. Вот даже когда ты зашел сюда, сказал «привет, дорогуша», и сразу ограбил холодильник на предмет пиваса, повеяло чем-то вопиюще неприличным. — Черт возьми, не скажу, что направление твоей мысли мне несимпатично… — Так вот, наверное, я чувствовал тогда, что все же не стоило. От тебя на всю съемочную шли странные вибрации, напугавшие меня до усрачки… Как тогда, на озере, я начинал сходить с ума... К тебе тянуло, как песика на веревочке, с тобой хотелось все вокруг разнести... знаешь, я сначала наблюдал за тобой в сторонке, ты же втягиваешь в свои забавы так, что дальше ничего не помнишь… ты бы меня сожрал и не подавился. А я должен был кувыркаться с карьерой, а не с тобой. Тогда все только начиналось… Скажешь, я был не прав? Я определенно был прав. — Ты накурился, как ангел! — умилился Джеймс. — Так лестно из меня еще никто не делал монстрика. — О, это еще не предел, — Майкл ущипнул его за горячий бочок, вызвав вздрагивание и дрожь в голосе: — Как бы там ни было, размышляя твоими категориями, мы уже не девственны. Дважды. — И то верно, — губы Майкла разъехались в беспомощной улыбке, — дважды. Они решительно не представляли, что со всем этим хроническим влечением делать дальше. Хотелось немного задержать момент между поцелуями и тем, что на них вновь надвигалось подобно грозе… тропическому ливню… огненному тайфуну… Еще немного… еще чуть-чуть. Ну, пожалуйста… — У меня есть сестра, — подозрительно прищурившись, зачем-то сообщил Джеймс. — Я не хочу твою сестру! — жарко заверил Майкл, ловко, как муж со стажем, обходя коварную ловушку. — Даже если она похожа на тебя как две капли. Кстати, похожа? — Нет. Я куда красивее, а ты проебался! — Пожалуй, мне не стоит с ней знакомиться… — Не стоит, иначе я не позову ее на Рождество. Ты же этого не хочешь? — А меня? — А тобой я буду слишком занят в Сочельник… о черт! В кармане Джеймса завибрировало. Майкла нервно и немного обидно отодвинули в сторону. Джеймс резко вскочил, а поскольку был не в силах поддерживать вертикальное положение, комично пошатываясь, опустился на пол и просто отполз, забился в угол за диваном, обняв колени и, матерясь, все-таки попал в кнопку ответа. Сначала Майкл уговаривал себя не прислушиваться, потом все-таки малодушно прислушался, а устыдившись, что греет уши на очень пьяные и с явным виноватым флером пылкие супружеские признания, так и задремал, развалившись на диване и подложив руку под голову. Проснулся он от жара чужого тела в ногах, но открывать глаза не спешил. Джеймс устроился между ними по-турецки, долго смотрел на него, курил, выпивал и очевидно о чем-то раздумывал. Соображал. Вздыхал. Решался. Майкл деликатно ему не мешал. В ответ на прикосновение горячей ладони к голому животу, проехавшейся вниз до паха, он приоткрыл один глаз и с изумлением увидел слезы в чистейших синих очах нового старого друга. Две прозрачные дорожки скатились по щекам, одна слеза попала Майклу на ногу. Горячо и щекотно... — Ну, ты чего, парень, — он тут же сочувственно подскочил и стиснул Джеймса в объятиях. — Ты чего… — Не могу без нее, Майкл! Она меня сделала… Научила любить себя, жизнь. Не пробухивать, проживать. Я никак не могу подвести ее, я так люблю ее… Кто я после этого, а? — Да понял я, понял, как ты скажешь, так и будет, мне и без того с тобой невероятно хорошо! Да если бы он знал, что Джеймс так рано женится... никуда бы его не отпустил! Никуда. Никогда. Наверное. — Но я хочу, сука, тебя… всегда хотел! — Я тебя тоже, я тоже... может, обойдемся, ну и нахер, мало ли, что я там укуренный нес… — слегка опоздал Майкл за его трогательными тараторящими откровениями, готовый уже сам заплакать. — Нет, ты охуел, не обойдемся! — рявкнул Джеймс. — Я вот этого хочу, как же хочу… всегда хочу... — Майкл услышал резкий взвизг собственной ширинки. Пользуясь тем, что калдырит дома, он не озаботился бельем, и яростно-решительная мордочка Джеймса слишком быстро оказалась у его члена, жадно зарылась в густой рыжий пух, шумно вдыхая его запах. А потом… — Я отсосу, да? — Джеймс, вытянув губы, поцеловал член. И снова, снова, стреляя в него взглядами с агрессивно-чувственным желанием. — Да, так я и сделаю… Майкл на всю жизнь запомнил эти взгляды и жесты, авторства Джеймса казавшиеся еще интимнее, чем в губы. Словно он здесь и сейчас искренне влюблен в накрывшее их безумие. Искренне оплакивает их безумие, синеглазый чертов плакса… И Фассбендера, безнадежно падкого на огонь, адреналин и Джеймса, с мощью цунами разошедшиеся по венам, с новой силой повело и накрыло. — Как ты хочешь, все как ты хочешь… Одна нога, не выдержав наэлектризованного вихря между ними, съехала на пол. Майкл укусил себя за руку, чтобы не выдать их стоном, потом пришлось закусить губу и, запрокидывая голову, вцепиться пальцами в свои волосы. Чтобы уж совсем не борзеть, уважая чужую семейную драму (будь она неладна), и не вцепиться в шелковые, чуть вьющиеся пряди партнера. — Хочу, чтобы оттрахал… вытрахал мой рот, давай, не стесняйся, ты знаешь, я люблю пожестче… — свирепо сообщили ему в и без того каменную эрекцию. Майкл все же вцепился в эти шелковинки, взъерошил, пригладил с нажимом, положил руку на горячий затылок. Мужские губы оказались сильнее, злее, чем женские. Джеймс злился на себя, а может на него, что удивительным образом сказывалось на его таланте доставлять удовольствие. Приспустив мешающие джинсы, завоевательски-властно, бескомпромиссно вцепился в обнаженные бедра, будто Майкл и без того уже не сдался ему с потрохами. Взял за задницу так, что Фассбендер отчетливо осознал — на него наложили лапу, положили взгляд, хуй, все, что только можно, и с этих пор не будет ему покоя. Не было в юности, не будет сейчас, не будет и в дальнейшем. Чуть согнув колени, он съехал ниже по дивану, еще ближе к Джеймсу, и сомкнул пальцы на его горячей, мокрой шее. Этот грубый горячий ритм, смешанный с отчаянным признанием, снес крышу и нанес сладко ноющую, терпко-медовую, как веснушки Джеймса, сердечную травму. Потому что потом… — У нас выпивка закончилась! Я сгоняю, дорогуша. Майкл с ливнем искр в глазах отходил от оргазма и смотрел, как неукротимый ураганчик МакЭвой встряхивается, пошатываясь, не глядя на него, потерянно скользит пальцами по горящим, натруженным влажным губам, словно не понимает, как они оказались на чужом члене, глушит вкус его спермы судорожным глотком пива, натягивает футболку; совсем притихший и нервно-порывистый ищет телефон, сумку и, с трудом обретя контроль над скованным от ломки возбуждения телом, исчезает из его жизни… Снова. Оставшись один, Майкл печально навернул еще стопку текилы, уверенный, что Джеймс удрал от него совершенно всерьез и больше не решится сунуть нос в их общую с Беном холостяцкую берлогу. Во всяком случае, пока он, Майкл, не свалит на очередные съемки. С выпивкой в доме было все в порядке, он лично об этом позаботился перед приходом гостя. Расстроенный, тяжело переносящий одиночество и разлуку с теми, кто запал ему в сердце, в особенности, с одним конкретным синеглазым шотландцем, он завалился к мирно сопящему Бену в спальню, упал рядом, отобрал у проворчавшего что-то соседа старого медвежонка Бенито и отрубился. Джеймс вернулся к нему вновь через пару лет, когда на первом общем собрании съемочной группы «Люди икс: Первый класс», они, сидя бок о бок за одним большим столом и уютно касаясь друг друга локтями, читали сценарий и внимали Мэттью Вону. МакЭвой коснулся губами его уха и буднично шепнул очередной смешной комментарий ниже пояса, словно они возобновили только что прерванный разговор. — Долго за выпивкой гонял, — не удержался Майкл, чувствуя, как по загривку снова забегала, заскакала, затанцевала, пустилась в дикарские пляски дрожь предвкушения. — С тебя причитается, динамо. — Я согласился сразу же, как узнал, друг мой. — Тебе придется хорошенько убедить меня в этом, друг мой. Джеймс уткнулся в свой сценарий с совершенно гнусной ухмылочкой. Горячая ладонь под столом приятной тяжестью легла на колено и непринужденно проехалась до паха. Съемки обещали быть незабываемо безрассудными.