Время погладить Акулу

Окна гостевой спальни, где Лиза разместила ночного гостя, украшали струящиеся бордовые портьеры. Сейчас они полностью занавешивали окно; сквозь них в комнату проникал лунный свет, наполняя пространство густой красноватой тьмой. Майкл дотянулся до выключателя ночника и небрежно накрыл его своей футболкой, чтобы видеть Джеймса, но при этом создать в комнате нужный интимный полумрак. Джеймс терялся в ощущениях. Возбуждение, острая боль на коже паха, аккурат над членом и темно-рыжей шерстью; кайф от тонкой стрелки кокса, которую Майкл заставил его вдохнуть, и проделал это с собой. Он с низкими стонами метался по пропитанным потом и липкой смазкой простыням под любовником, который мощными рывками имел его, закинув ноги к себе на бедра и почти не выпуская ножа из рук… Очнулся он, только когда Майкл вскрикнул, отвесив ему смачный шлепок по ягодице: — Да не дергайся ты! Из-за тебя слишком глубоко резанул! — Чего там… — прохрипел Джеймс, у которого от стонов сел голос. — Ты истекаешь кровью, вот чего, — Майкл вышел из него и продемонстрировал ему окровавленные пальцы. — До ванной доберешься? Давай, обопрешься на меня. Нужен холод… — Оставь… продолжай… Я хочу сдохнуть… сейчас, под тобой… когда ты во мне... почему ты не во мне... — Джеймс заерзал, захныкал, снова притираясь задницей к влажному члену и закатывая глаза, — кровь — это хорошо, это охуенно, я тебе скажу… — Очнись, придурок! — Майкл со всей дури врезал ему по щеке. Откуда только силы взялись? Джеймс ответил, импульсивно заехав любовнику кулаком по уху. Они неслабо подрались и измазались в крови, прежде, чем Майкл с разбитой губой снова оказался сверху, уже не заботясь ни о чем, кроме собственного члена в идеально растянутой под него заднице и окровавленных пальцев глубоко в глотке Джеймса, который сосал и облизывал их с какой-то дикой жадностью. Майкл кончал в него, завороженный тем, как пошло и отчаянно это выглядит. — Давай уедем! — Джейми… — На моем байке. Сейчас! — Джеймс вдруг дернулся, порываясь вскочить и рвануть собираться. Майкл, который уже начал засыпать, вздрогнул от его дерганья и проснулся. — У меня полный бак заправлен! Я заезжал вечером на заправку! — Джейми, кончай, ну куда мы поедем? — беспомощно простонал Майкл, за плечи крепче прижимая его к себе, чтобы всерьез не вздумал воплощать в реальность свою безумную идею, и ерзая на неприятно пропитанной потом и сексом постели. Алисия сейчас бы уже развила бурную деятельность. Его жена обожала как можно чаще менять белье и засыпать в его руках на хрустящих, свежих простынях. Майкл почувствовал двойной укол стыда, и в который раз порадовался, что Джеймс — это всего лишь Джеймс, а не сильнейший в мире телепат Чарльз Ксавье, который бы уже хорошенько прожарил ему мозги за то, что не с ним в такой важный момент. — На уединенный, блять, остров! Да похуй куда! Не могу так больше! Не могу без тебя… — тоскливо провыл Джеймс. Майкл со вздохом навис над ним, придавил собой, и накрыл их обоих легким одеялом. Беспорядочно целовал лицо, гладил по щекам, размазывал большими пальцами слезы. — Перестань! Тшш… тише. Хватит, детка! Ты же знаешь, я срываюсь от твоих слез. Не смотри на меня так. Не смей. Не смотри. Не смей. Я же убью тебя. Просто убью. Плаксивая сука. Ах ты сука… не принадлежишь мне, ебешься не со мной, так ещё смеешь сводить меня с ума… — Я придумал, Фассбендер! Наш волшебный грот! Наше озеро, наше место, ты же все помнишь… У Майкла в груди защемило так, что он не смог нормально вздохнуть, только издал неопределенный судорожный звук. — Там нас никто не найдет! Ни единая душа… я же обещал тебе… пожалуйста, поверь тому пацану, который как сумасшедший влюбился в тебя на озере, если не веришь мне… Джеймс все плакал и плакал. Сердце Майкла разрывалось от боли и тихой ярости на собственное бессилие, на обстоятельства, на любовника, который мог себе позволить хотя бы высказать вслух то, о чем он даже думать себе не позволял. — Не могу… Не могу, пойми… С этим надо что-то решать… — Да ведь ты уже предложил решение, — безнадежно протянул Джеймс. — А, ну да, пизданул, как обычно? И на что я рассчитывал… я такой дурак, что решил в самый последний раз тебе довериться… — Я… Я был зол на тебя! И как ты себе это представляешь, а?! Да она же с ума сойдет… Ты просто не представляешь, как тонко она все чувствует. Шведки только кажутся хладнокровными… — Я знаю, блять, сам снимался с ней! — раздраженно выкрикнул Джеймс. — Почему мы вообще о ней говорим, я не хочу говорить о женщинах в нашей жизни, я хочу о нас! — Ничего не выйдет, мой милый, — Майкл печально покачал головой. — Тогда сделай так, чтобы я сдох сегодня под тобой! Я уже сказал тебе… Нахуй так жить! — Хорошо, хорошо… я просто убью тебя сегодня… — Да? — Да. И они по новой занялись любовью, растравливая трением тел друг о друга едва запекшиеся ранки Джеймса. Аккуратно вырезанные на бледной, веснушчатой коже инициалы, каждый размером с ноготь, снова начали кровоточить. Но лучше уж они, чем его сердце, заключил убитый горем Джеймс, когда Майкл трахал его резко и безжалостно, выбивая из него вместе со стонами и тоску по крупицам, пока не остались лишь тупая, пульсирующая боль внутри и животное удовольствие… С рассветом, когда обитатели гостевого крыла угомонились, стихла возня, голоса и шорохи, Лиза подкралась на цыпочках к спальне и тихонько приоткрыла дверь. На широкой кровати, разметавшись по смятой постели, спали двое обнаженных мужчин. Взъерошенная голова мужа покоилась на голой груди его лучшего друга. Майкл Фассбендер обнимал Джеймса, лежа на спине и подложив свободную руку под голову. Майкл Фассбендер был красивым, рассветное солнце заигрывало с его волосами по всему телу, окрашивая в золотистый, ласково облизывало мужественные морщинки, но Лиза не могла оторвать взгляд от любимого мужа, спящего в объятиях мужчины. Джеймс выглядел, хоть и вымотанным и бледным, измученным, но… очень спокойным. Умиротворенным. Лиза также тихонько прикрыла дверь. Джеймс, который только что задремал, тут же проснулся и с мучительной тоской прислушался к удаляющимся вкрадчивым шагам жены. — Ты не запер дверь. Почему, блять, ты не запер дверь? — Я не знаю, — хрипло отозвался Майкл. Со сладким стоном и хрустом потянулся и покрепче прижал его к себе. — Не запер и все. Ты тоже. Почему, блять, ты-то не запер? Это я у тебя дома, а не ты у меня. Я тут нихера не знаю, что у тебя и как… Джеймс прижался ухом к его беспокойному сердцу — сейчас оно билось, как ненормальное. Зажмурился спрятал лицо в подмышку любовника, отчаянно надеясь, что произошедшее — всего лишь сон. Нет. Не сон, а реальность, в которой нос щекотала рыжая шерсть и острый запах Майкла, такой же нужный ему и привычный, как собственная нога или рука. А над членом ныли вырезанные «MF». Джеймса замутило от ненависти к этой несправедливой, гребаной жизни. — Это конец? — Это пиздец. — Окончательный? — Похоже на то… — Ты хотел этого, Майкл. Не говори сейчас, что не хотел. — И не собираюсь, Джейми. Я устал. Устал так жить. И ты устал. Может, даже больше меня. Иначе бы не забыл, где находишься. Не потерял со мной голову в ту же минуту, как увидел меня. И вообще… придумал бы, как перенести разговор на нейтральную территорию. Вот кто тебе мешал? Я? Смешно, ей богу. В своем доме ты хозяин, а я так, гость. Нежданный. — Во-от значит, как ты все повернул… Вали, нахуй! Вали из моей жизни, нежданный гость. И никогда в нее не возвращайся. — Ухожу, Джейми, ухожу. Подмышку только верни мне. Я не могу ее тебе оставить, как бы нам обоим этого не хотелось. Джеймс почесал неприятно ноющие порезы над членом, закопался поглубже в золотистую шерсть, жадно вдыхая запах Майкла, и упрямо закинул на любовника ногу, намеренно причиняя себе боль. — Один вопрос, только один, и пойдешь нахуй. Зачем мне теперь эта блядская татуха? — Один ответ и отпускай меня нахуй. Потому что нехрен мне изменять. Тебе, особенно тебе — не позволю вытирать об себя ноги. Знаешь, я был прав там и тогда, на озере, когда хотел уйти сразу же после случившегося. Я всегда это чувствовал в тебе. Я знал, что буду постоянно сходить с ума, думая, с кем ты путаешься. Любят тебя мужики, Джейми. А ты — талантливый провокатор. — Не знал… — Джеймс вздохнул и замолчал, оборвав сам себя. — Чего ты не знал? — Ну… того, что ты патологический ревнивец. Что ревнуешь меня к каждому… и к каждой. Ты умело притворялся, дружок. Столько лет… — Я ведь актер, Джейми. Я играл, чтобы сохранить между нами хоть что-то. Чтобы иметь возможность видеть тебя. Но с меня хватит! — Браво, на второй кубок ты Вольпи заработал. Знаешь, я много думал об этом… На самом деле, это все от того, что я не способен быть один. Совсем. — Что ж, теперь на твоём теле стоит напоминалка о сомнительности твоего одиночества. Впрочем, теперь это неважно, ты абсолютно свободен от всех наших обязательств! Сходи в тату-салон, забей это чем-то, что ли. Ну, там «Даю всем, кто попросит» или признанием в любви к метамфетамину — мне плевать! Судя по твоим сучьим глазам, твой отец пережрал его перед тем, как тебя заделать. А я повелся на эту наркоту там, на озере, юный одурманенный идиот со взбесившимися гормонами. Надо было валить сразу же, как ты дал мне — не было бы так паршиво. — А вот про отца ты зря, говнюк… — Джеймс сжал зубы и выдохнул, не веря в то, что это действительно происходит — Майкл, который всегда относился с чуткостью и пониманием к его ситуации в семье, единственный близкий человек, не считая жен, перед которым он открылся до конца, сейчас откровенно выложил ему все это дерьмо, — никогда не прощу, умолять меня будешь, в ногах виновато валяться, уж я-то тебя знаю, как только совесть проснется, приползешь ко мне просить прощения… чтобы я хоть посмотрел в твою сторону, сука рыжая, предательская… — Как же я заебался слушать, какой ты весь из себя несчастный, жалеть тебя… стыдиться того, что я из нормальной, любящей семьи с мамой и папой без серьезных проблем с алкоголизмом… Знаешь, что? Только сочувствие и жалость к тебе сделали меня жалкой бесхребетной тряпкой в твоих руках, которая не может справиться с твоим бессовестным блядством! — Да ты даже сейчас сходишь с ума, — едко заметил Джеймс, губы которого подрагивали в ядовитой ухмылке, — от одной мысли, что я последую твоему совету. С одной только маленькой поправкой. «Даю всем, кто попросит. Кроме Фассбендера.» — Я вообще по жизни нервный. Отъебись. — Майкл дергано сбросил с себя его ногу и одеяло. Как будто сбросил в пропасть тяжелый камень с души. И себя вместе с ним. Они никогда раньше так круто не ссорились. Остро подтрунивали друг над другом, но никогда не били по самому больному. Это был конец. Майкл уходил от него, погруженный глубоко в свои мысли, в полном молчании, забыв (или не решаясь?) попрощаться и не глядя ни на кого из супругов. Машинально покусывая разбитую губу, невнимательно сунул ноги в кроссовки, подхватил сумку, кинул исподлобья короткий, извиняющийся взгляд на Лизу, точнее, куда-то в район ее плеча, и быстрым шагом прошел мимо Джеймса в своем просторном спортивном костюме, обдав ароматом одеколона, призванном заглушить запах мужчины, запах бывшего любовника. Джеймс едва сдержался, чтобы не наподдать ему напоследок. Драку хотелось устроить немилосердно… подло напасть со спины, ударить в плечо, под ребра, кулаком в живот, расквасить рожу, разодрать в кровь спину. Он чувствовал себя обманутым. Если бы он знал с самого начала, насколько важна Майклу его чистоплотность, то… все равно бы причинял ему боль, наказывая за то, что не смог найти у себя яйца, чтобы отстоять у Алисии право быть поближе к нему, чем гребаный Лиссабон. Бессмысленно было себе-то лгать. Он ненавидел его. Он ненавидел ее. Между тем, Фассбендер, относительно целый и невредимый, не глядя на него, сел в такси и, как всегда, удрал от него за тысячи миль. Джеймс в сердцах, с матом грохнул дверью и, прислонившись к ней, затравленно посмотрел на Лизу. — Думаю, нам… «Лучше развестись»… «Пожить с ребенком отдельно от папаши-пидора»… Он порывисто опередил ее, взяв руки Лизы в свои и проникновенно заглянув в глаза. Какая-никакая альтернатива поцелую, на который нет сил после Майкла. — Мне очень важно, что ты будешь делать сейчас. Но я отнесусь с уважением к любому твоему решению, хоть мне и будет невыносимо больно тебя потерять. Я знаю, что не смогу без тебя. Мы семья, Лиззи, ты моя жена, у нас ребенок, и я люблю вас. Энн-Мари знала обо мне все. Она устала, и я понимаю ее, со мной бывает очень-очень непросто. Теперь знаешь и ты. Вопрос лишь в том, готова ли ты воспринимать меня вот таким, устанешь ли ты рано или поздно, или я могу на тебя положиться, довериться тебе, как никому, как своему самому близкому другу, как своей жене, и прожить вместе всю жизнь? Просто подумай об этом и о нашем сыне. Я не хотел, чтобы ты все это наблюдала. Но я сам спровоцировал его, за что себя презираю. — Ты невыносимый мудак, МакЭвой, — вздохнула Лиза. — О чем я думала, когда вышла за тебя? — Мы оба не думали. Мы обожали друг друга! И по-прежнему обожаем, ничего же не изменилось! — Но ты и Майкл... — Да. Нет! Мы порвали, блять! — Джеймс почти прошипел это сквозь зубы. С такой бешеной болью, что рука Лизы сама сочувственно потянулась к его волосам. Он порывисто прильнул к ней, сомкнув руки в замок на ее талии, рискуя позорно разрыдаться у нее на груди. Не хватало ещё настолько низко пасть в глазах жены — искать у нее утешения сразу после тяжелого разрыва с любовником. — Я просто хочу знать… — Лиза говорила и продолжала его ласково гладить по голове, — я для тебя вроде этой… ну, господи! — она никак не могла себя заставить произнести короткое слово: — ...Бороды? — Лиззи, — Джеймс вздохнул, беря себя в руки, и мягко отстранился, — борода у меня рыжая, а ты у меня эффектная брюнетка. — Это настолько древняя история, что уж ты-то совсем не при чем… Он прикрыл двери в гостиную, отрезая себя от жены, чтобы наедине с собой прорыдаться, проспаться наконец и все воскресенье провести наедине с FIFA 2023 и своим паскудством. Лиза деликатно поскреблась в дверь: — Джеймс, не закрывайся от меня. Не сейчас. Давай поговорим, пожалуйста. Ты же знаешь, скандалы устраивать и рубить с плеча — не в моем стиле. Я всегда за тебя. Я игрок твоей команды, помнишь? — Не могу, Лиз. Не смогу сейчас смотреть тебе в глаза. — Острый приступ трусости? — Да. — Или стыда? — Да. Когда ты не улыбаешься, и виноват в этом я — меня это убивает. — Дурак. — Да. Я дурак, Лиз… какой же я дурак, что когда-то влюбился в этого рыжего уебка… — горестно прошептал он, пряча мокрое лицо в ладонях. — Невозможно же всегда улыбаться! — У тебя получается — когда я не веду себя как тварь распоследняя. — …приходи. — Я приду, родная, приду. Куда я от тебя денусь?.. Он знает, что следующей ночью он сам приползет к ней, заберется в постель голый, истерзанный бывшим любовником, и будет скулить, умолять простить и вытрахать из него всего до капли оборзевшего ублюдка. Он почти уверен, что она не откажет и оторвется на нем, как никогда, после чего в их отношениях снова должен наступить медовый месяц, и он даже вспомнит, каково это — быть романтичным. Должен. Должен! А сейчас ей лучше держаться от него на расстоянии. От него все еще насквозь несет Фассбендером. Он страшно злится на Майкла, но все еще не может расставаться с этим энергичным горячим запахом, которого ему всегда было ничтожно мало. Стоит закрыть глаза, и Майкл будто сидит рядом с ним, небрежно приобнимает, мурлычет на ухо что-то до одури приторно-романтичное… что он там обычно мурлыкал?.. Every time we touch, the honesty’s too much… Кретин! Его воротит от себя самого. Так воротит, что сейчас точно вывернет. Слезы никак не хотят заканчиваться. Фассбендер сейчас бы обдрочился. Все еще ноет вырезанное над членом «МF». Метка, которая теперь с ним навсегда. В отличие от того, кто ему ее подарил.