Биокиборг

      Коридор смазался и поплыл. Мелькали нечёткие силуэты в медицинских халатах, белые стены и длинные лампы, до боли режущие глаза. Полосы света тянулись по потолку, резко обрываясь и начинаясь вновь. В глазах двоилось от интоксикации, сознание то покидало подопытного, то возвращалось на несколько мгновений.       Слабость сковала измученное тело. Холодный, лихорадочный пот каплями скатывался по лбу. Медленный стук сердца заглушал даже шум в голове, и этот звук стал последним во всём мире… Но мир остался где-то далеко, а здесь был лишь коридор с белым потолком. Отзываясь на прорезавшуюся в угасающем сознании мысль, из глубин памяти поднялись смутные образы — темнота, отсветы фар и голограмм в лужах, однообразные трущобы, которым нет ни конца, ни края…       Как давно Хейн видел это… Сколько лет минуло с рокового дня, когда… Когда что? Мысли путались. «День… день… Какой? Когда?» — не вспомнить. В памяти остались только боль и отчаяние перед… смертью? Смерть так и не наступила. Но почему? Что произошло тогда, что теперь не даёт покоя? Сосредоточиться на чём-то одном не получалось: он держался на грани жизни и смерти.       Освещение изменилось. Зашипела, закрываясь дверь. Вновь провалившись в бред лихорадки, в ультрафиолете Хейн увидел знакомые силуэты, дёргающиеся под оглушительную музыку, блики неона... Вновь яркий белый свет резанул по глазам, вырывая его из цепких пальцев беспамятства.       Обмякшее тело перетащили на стол, словно куклу. Холод металла обжёг кожу, отрезвляя. Мурашки пробежали вдоль позвоночника. Хейн ощутил, как на руках и ногах плотно затянули ремни. Светлый круг навис над ним, и теперь он знал, что это. Лампа над хирургическим столом.       Он приходил в себя.       Кто-то, остававшийся вне поля зрения, пощёлкал пальцами возле его ушей. Хейн вздрогнул, и его реакция не укрылась от хирурга.       — Сколько кубиков ты ввёл? — спросил последний у лаборанта. Тот пробормотал что-то неразборчивое, и хирург вернулся к столу. На тихий вопрос лаборанта, который Хейн не разобрал, он ответил: — Нет, больше нельзя. Он просто стал устойчивее. Хороший знак.       Хейн вспоминал, как вообще оказался здесь раньше срока. Попытка побега не удалась. Охранник, на которого напал Хейн, сломал ему руку в нескольких местах.       Блеснул скальпель. Хейн бессильно задёргался, но ремни удерживали его на месте. Он уже перенёс несколько операций практически без обезболивания: мутаген, который ему вводили, не только ослаблял, доводил до состояния, близкого к клинической смерти, и вызывал лихорадку, как от высокой температуры, но и сочетался только с определённым обезболивающим — не с полной анестезией. Под общим наркозом Хейну провели лишь две или три операции, и он до сих пор не знал, что с ним сделали, кроме замены повреждённой кожи на созданную искусственно.       С этого всё и началось. Ему спасли жизнь, и он стал подопытным кроликом. Хейн расплачивался за доверие к людям.       Резкая боль пробилась в угасающее сознание — это хирург глубоко порезал его предплечье. Хейн подавился криком и рванулся со всей силы, но не сдвинулся ни на сантиметр. Хорошо зафиксированная рука оставалась неподвижна, только кровь хлестала из раны, несмотря на жгут. Хирург невозмутимо взял с подноса щипцы, раздвинул края раны и достал обломок раздробленной кости.       Если бы не повышенный болевой порог, Хейн уже потерял бы сознание. В глазах двоилось. Он чувствовал каждое движение холодных щипцов в израненной плоти. Воя от боли и страха, Хейн извивался на столе. Саднило содранное горло.       Реальность растаяла, как мираж. Время потеряло значение, сменившись вечностью, что была заполнена невыносимыми страданиями. Крик превратился в хрип. Хейн больше не пытался освободиться — только часто вздрагивал всем телом, от болевого шока всё глубже проваливаясь в мягкий омут беспамятства.       …И вновь вокруг гремели взрывы, плазма и лазер насквозь прожигали тела. Боевые роботы с тяжёлыми пулемётами и легковооружённые дроны шли в лобовую атаку. Хейн смотрел, как падают трупы его товарищей, с залитого кровью песка — почему-то холодного, словно металл. Страх куда-то пропал: какая разница, что будет дальше, если он и так ранен и медленно умирает?       Броня не спасла от пулемётной очереди, а генерировать силовые поля для простых солдат никто не станет: слишком это сложно и затратно. И Хейн решил, что если случится чудо и он выживет, больше никогда не пойдёт охотиться на бандитов. Ни за что.       Вот только отслужить он не успел. Сколько ему было, когда рванул боекомплект и его обрызгало плазмой? Он напрягся, вспоминая. Двадцать три? Да, около того. И в двадцать три года его жизнь пошла под откос. Хейн успел броситься в реку, и лишь поэтому плазма обожгла кожу, но не пошла глубже. Из всего отряда выжил только он, да и то — благодаря шоку и вовремя подоспевшей помощи. Жаль, цена оказалась слишком высока…       Воспоминания вновь сменились светом круглой лампы. Вынырнув из темноты, Хейн перевёл взгляда на разрезанную руку. Хирург заканчивал вживлять синтетическую кость. Хейн уже ничего не чувствовал — ни боли, ни собственного тела. Он будто оказался в роли безучастного зрителя, способного лишь отстранённо наблюдать. Хирург убедился, что кость встала правильно, и принялся накладывать швы.       Слабая местная анестезия больше не действовала, а с мутагеном боролся усиленный организм. «Скоро всё это кончится», — равнодушно подумал Хейн. Хуже всего становилось, когда начинались внутренние мутации, сопровождавшиеся жаром, рвотой, тремором и слабостью, не позволявшей даже встать на ноги.       Хирург наложил на руку пациента гипс, вколол ускоряющий регенерацию препарат и позвал санитаров. Те переложили подопытного на носилки и понесли в камеру. Наученный горьким опытом Хейн не сопротивлялся и не пытался сбежать.       Он бессилен. Остаётся только смириться. Но почему же тогда протестует что-то в душе? Хейн думал, что не выдержит, умрёт после одной из первых операций… Уже два года он выживал в кошмарном плену, раз за разом переносил жестокие пытки, приспосабливался к модификациям организма и новым имплантам… И устал. Он давно лишился надежды, но злость и ненависть подпитывали его дух. Он казался сломленным, и никто не знал, что он мечтал о мести. Будь возможность, он заставил бы своих истязателей ответить за всё!       Хейна грубо бросили в камеру и заперли дверь на электронный замок. В смежной комнатушке находился крошечный санузел, а здесь стояли койка и кулер с водой. Доползти до кровати Хейн не смог — так и лежал на гладком полу. Во что он превратился?.. В ослабшего, никчёмного подопытного кролика с кучей имплантов в теле? От мысли, что некогда сильный солдат теперь не в состоянии подняться хотя бы на четвереньки, стало смешно. Хейн беззвучно содрогнулся всем телом, затем ещё раз — и зашёлся истерическим смехом.       Всего за пару лет он изменился до неузнаваемости. И пусть внешне он стал совсем другим человеком, не это самое страшное.       Что-то надломилось внутри.