Perfectly imperfect

К дому они подъехали быстро. Хлопнув дверью, Ваня вышел из машины с коробкой консервированных продуктов в руках, которую ему всучил Тихон, сразу начал рассматривать пейзаж вокруг. Типичная сельская местность — частные домики, в основном достаточно старые, располагались в хаотичном порядке. Дождь размыл грунтовую деревенскую дорогу, уходящую сначала куда-то вниз, а затем поднимающуюся на холм. Ваня уже пожалел, что обул свои пока ещё чистые белые кроссовки, хотя с другой стороны, он и не знал, куда они едут — не мог предугадать, что будет столько грязи. Вдалеке в относительно высокой сухой траве проскочила серая тень, скорее всего, кошка, которой, в отличие от Янковского, было глубокого плевать на грязную землю. — Пошли, — Тихон кивнул в сторону дома, около которого они остановились. Сзади виднелись три высоких дерева, листья почти опали, плодов никаких не было, но вполне возможно что ещё не так давно на ветках пестрели спелые фрукты. Распаханная земля огорода, который тоже был рядом с домом, была почти чёрной из-за недавнего дождя, чистая — все растения давно уже были убраны. Сначала историк хотел зайти через парадную дверь, но потом, по удобнее схватив коробку, прихваченную из багажника, под подмышкой, подошел к двери в терраску. — Заходи, — мужчина пропустил парня вперёд себя. Ваня оказался в длинном помещении, одну сторону которого занимал диван, а другую — несколько столов. Много тумбочек были заставлены разными баночками с засоленными огурцами и помидорами, на полу валялись вёдра, тазы, мешки с картошкой. Рядом с дверью ютилась корзинка с яблоками, от которых исходил достаточно приятный запах, от чего желудок Вани, не получавший еды минимум сутки, поджался. Парень поспешил отойти от двери, чтобы дать возможность Тихону зайти в тёплое помещение с мерзлой улицы. — Разувайся, обувь прям на картонке оставь. Коробку можешь на диван положить, думаю, папа потом сам разберётся, что с ней делать, — Ваня выполнил инструкции Тихона, разувшись и отложив коробку. — Теперь пошли, с родителями буду тебя знакомить. Ты чего, боишься, что ли? Ваня снова увидел эту до чёртиков мягкую улыбку учителя. — Ну, немного, если честно… — Да ладно тебе, всё нормально будет. Пошли. Учитель потянул парня за собой, дёргая ручку двери, которая открылась с протяжным скрипом. — Мам, мы дома! — Тихон сразу же завернул на кухню, где, по его памяти, мама всегда проводила в холодную погоду большую часть времени. Женщина помешивала у плиты суп, но как только увидела сына, перешагнувшего порог комнаты, сразу же поспешила к нему, перед этим насухо вытерев руки полотенцем. Елена обняла Тихона, пока тот широко улыбнулся, вдыхая полной грудью родной запах, радуясь, что всё же выбил время для поездки домой. — Слава богу, доехали. Думала, придётся ждать тебя лишь к новогодним праздникам. — Такая уж жизнь в Москве, только благодаря Ваньке и выехал к вам, — историк кивнул в сторону ученика. Парень воспринял это как приглашение к знакомству. — Здравствуйте, Елена, я Ваня, — кивнул парень, пытаясь как можно искренне улыбнуться. — Привет, можно просто Лена, — улыбнулась в ответ женщина. — Тиша много рассказывал о тебе, говорил, что ты чуть ли не единственный, кто знает всю историю от Рюрика до Романовых. — Учусь, — объяснился Ваня, ощущая, как его лицо начало слегка краснеть. Побрал бы чёрт это смущение. На кухню зашёл мужчина, лет пятидесяти, видно сразу после улицы — на его голове была надета шапка, а на тело накинута расстегнутая армейская куртка. Тихон широко улыбнулся, подошёл к мужчине перед тем, как обнял его. Ваня понял, что это его отец. — Давно не виделись, пап. — Зато приехал наконец-то, — мужчина перевёл взгляд на Ваню, улыбаясь тому. — Здравствуйте, Ваня, — парень сразу решил разобраться с самой сложной частью этого дня, чтобы потом не было так неловко. — Привет, я Игорь, — Игорь пожал Янковскому ладонь. — Ладно, мы сейчас пока пойдём дом рассмотрим, я хочу Ваньке комнату свою показать, потом придём и поболтаем, — Тихон мягко положил руку на плечо парня, слегка приобнимая того. — Хорошо, совсем скоро супчик будет готов, Игорь пока банку с солёными огурцами из погреба достанет, — снова принялась хлопотать на кухне Лена.

***

Ваня прошёл в комнату, и пока рядом не было Тихона, принялся разглядывать обстановку, царившую здесь. Он будто бы окунулся при помощи машины времени, коим являлся хёндай учителя, на тридцать лет назад. Старенький сервант был явно сделан в СССР, но настолько крепко, что сейчас в принципе до сих пор твёрдо стоял на полу. За стеклом располагался сервизный набор — чашки, ложки, тарелки. Всё по стандарту. На полке в стопке лежали книги — учебники из 10 класса по физике и истории, художественная литература, которая, судя по виду, была куплена в то время, когда всё стоило пару копеек. На деревянной кровати в углу сидел большой серый заяц, одно ухо которого было приштопано к голове, ещё пару игрушек валялись тут и там — грузовик, несколько плюшевых зверей, маленькие солдатики, выстроенные в ряд на подоконнике. На стене висела гитара, в дальнем углу стояла клюшка, около которой лежала шайба и футбольный, наполовину сдутый, мяч. Главное, что бросалось в глаза при входе в комнату, было относительно новое по сравнению со всеми остальными вещами — пианино. На крышке лежала стопка тетрадей, скорее всего с нотами для игры на нём. Почему Ваня так решил, он сам не знает. Матовая поверхность инструмента была украшена резьбой в виде каких-то замудрённых листочков и цветочков. С одного края на пианино стоял подсвечник, пусть и не такой, каким его Янковский привык видеть на картинах, связанных с балами в восемнадцатом веке, но всё равно красивый. Краска слезла в некоторых местах по всему музыкальному инструменту, но это никак не сказывалось на ухудшении его общего вида. Ваня по-доброму хмыкнул: вот похоже та самая вещь, которую ему хотел показать Тихон. Как бы он не желал выразить на лице лишь лёгкое удивление пианином, в его глазах забегал сильный интерес, и вроде бы Янковский захотел, чтобы Тихон по скорее вернулся в комнату и нажал на пару клавиш. — Ну как? — тут как тут появился историк. — У тебя тут уютно, — честно признался Ваня. — Наверное, шайбу мне хотел показать? Я никогда не играл в хоккей. Даже на коньках не умею кататься, если честно. Тихон засмеялся, запрокидывая голову к верху. — Ты прав, я вёз тебя сюда, чтобы показать шайбу. А на коньках ещё научим тебя кататься, как раз в хоккей со мной сыграешь. Можно и в новый год. Учитель кивнул в сторону кровати, Ваня всё понял без слов — сел на неё и вновь посмотрел на пианино. Тихон подошёл к инструменту, отодвинул стул, с каким-то восхищением присаживаясь на него, сдул импровизированную пыль (его мама каждую неделю убиралась в комнате сына даже после того, как он уехал) и открыл крышку инструмента. — Посмотрим, чего я стою с подросткового возраста. Тихон убрал не нужные сейчас тетрадки, решил, что играть что-то сложное бесполезно, лучше остановится на простых композициях. Прикоснувшись к клавишам пианино, мужчина извлёк первый мелодичный звук. Ваня затаил дыхание. Он бы никогда не подумал, что историк может играть на таком музыкальном инструменте. Ладно ещё гитара, но пианино… Парень никогда не интересовался классической музыкой. Литературные произведения классиков, наподобие Пушкина, Лермонтова или Достоевского он безумно любил, а вот музыку нет. Ему нравились современные песни, именно песни, в которых в такт с мелодией — грустной или динамичной, раздавались слова. Иногда текста песен были не самыми понятными, странными, скорее даже глупыми, но кому-то нравится и такие незамудренные строчки. Ваня в каждом скаченном себе на телефон треке, пытался отыскать смысл, думал, о чём хотел рассказать певец, и в основном он приходил к аргументированным и неплохим решениям. Классическая музыка ему казалась скучной и непонятной, да, иногда она трогала душу, заставляла дрожать или волноваться, но это было лишь пару раз на уроках музыки. В те дни в принципе состояние Янковского оставляло желать лучшего, поэтому может быть, композиции ещё больше давили на нервы, из-за чего ему становилось не хорошо. Сейчас же пальцы Тихона играли спокойную мелодию, которая постепенно нарастала и убыстрялась, накатывалась, словно волна, становилась веселее. Дарила радость, что ли. Ваня удивился своим мыслям, но на его лице действительно появилась улыбка. Мужчина время от времени поглядывал на парня, приподнимал уголки ему в ответ, и продолжал играть, перебирая всевозможные клавиши на пианино. Через пару минут композиция снова стала становиться тише, проходя пик звука, Тихон заиграл медленнее и в какой-то момент последний раз нажал на клавишу, убирая ладонь от инструмента с неохотой и желанием проиграть музыку заново. — Давно ты не садился сюда, сынок, — мягко улыбнулся Игорь, облокотившись на косяк. Оказывается, он стоял тут всё время после того, как сын зашёл в комнату, в которую, к сожалению, из-за насыщенной жизни и малого количества свободного времени, навещал по минимуму. — Да вот Ване захотел показать, чем я увлекаюсь. А то я знаю его хобби, а он моё — нет. Тихон встал со стула и подошёл к шкафу, стенку которого подпёр также, как и отец. — Тебе то хоть понравилось? — Да, это было прекрасно! — согласился Ваня, всеми способами пытаясь оторвать свой взгляд от рук учителя. — Ну всё, я поиграл, теперь моя душа спокойна, — почти мурлыкнул Тихон. — То есть ты не родителей повидать приехал, а пианино? — больше в штуку, чем обиженно спросил Игорь. — Не, па-а-а, — протянул историк. — Безумно по вам с мамой скучал! Учитель подошёл к своему отцу, обнял его крепко, похлопав по спине, довольно заметив, что он всё же выше Игоря. В этот момент Ваня ощутил себя неловко и с какой-то стороны даже слегка обидно. Хотя Тихон не виноват в том, что его папа нормальный, что его мама жива. Просто так удивительно смотреть на то, как почти тридцатилетний мужчина спокойно общается со своими родителями после недолгой разлуки, хотя и живёт в двух часах езды. Парень невольно задумался о том, насколько Тихон часто звонит маме или папе? Каждый день? Пару раз в неделю? Как вообще общаются люди в нормальных семьях? Поперёк горла встал комок. Уйти от навязчивых мыслей никак не получалось, поэтому Ваня терроризировал взглядом магнитофон, стоящий на серванте, почти такой же, какой есть у него. — Не хочешь песни послушать? — Тихон аккуратно опустил свою ладонь на плечо Янковского, но тот всё равно дёрнулся, поймав после этого обеспокоенный взгляд учителя. Тем не менее историк не хотел обсуждать это действие при отце, поэтому просто закрыл глаза на очередной вздрог Вани. Молодец, Янковский, пугайся ещё больше. — Что насчёт песни? — Включи на свой выбор. Пока Тихон перебирал старые кассеты, он вёл спокойный разговор с Игорем, к которому позже подключился и Ваня. Школа, любовь к истории, работа учителем Тихона и дальнейшее поступление Вани — вот то, что они обсуждали. К слову, на последний вопрос парень так и не дал толкового ответа. Через пару минут, услышав нотки знакомой песни, Ваня свёл брови — подумал, что это ему кажется, но, когда посмотрел на учителя, тот приветливо кивнул ему. — Ты говорил, что любишь Земфиру. Как насчёт потанцевать под неё? — не дожидаясь ответа, Тихон махом поднял Ваню с постели, когда звуки песни перекрыл еле слышный треск пружинок матраса. — Тиша, ты чего? — нервно пролепетал Янковский, когда мужчина взял его за талию прямо на глазах отца, пытаясь закрутить как в медляке. — Не нравится песня? — хмыкнул историк. — Да нет, я люблю её… — что ещё сказать, парень не знал, продолжая просто тупо таять в руках мужчины подобно шоколаду. Язык так и норовил сказать: «да и ты мне, вроде как, нравишься», но Ваня прикусил его, лишь бы заткнуться и не произносить ненужных сейчас слов. — Ну тогда давай просто танцевать! Отец Тихона тихонько засмеялся, выходя из комнаты, решив всё же оставить мальчишек, да, пока ещё мальчишек, — одних. Ване от этого не стало легче, разве что совсем чуть-чуть. Перед ним крутился учитель, который широко улыбался, пел в полный голос, причём очень красиво. Песню — сомнений нет, сейчас отлично слышат и его родители. Ещё Янковскому было немного странно ощущать на себе взгляд, направленный сверху, хоть он выглядел весьма теплым и добрым. Тихон закрутил Ваню как парень девушку при вальсе на выпускном, слегка оттолкнул от себя, а потом снова оказался рядом — смотрел, прищуривая глаза и обнажая свои ямочки. Наверное, он прекрасно видел красное лицо и алые уши Янковского, шутил про себя над этим, но в слух лишь пел любимую песню. Руки учителя казались до дури тёплыми, почти горячими. Ваня держал его за ладонь, моля всех богов мира, чтобы тот не отпускал руку. — Помнишь? — пропел, откашлявшись, учитель. — Да нет, нифига ты не помнишь! — подхватил Ваня, наконец то начиная улыбаться и двигаться в такт музыки. Это была его любимая строчка из песни, которую, он наверное при любых бы обстоятельствах как минимум пропел бы себе под нос. Земфира играла ещё добрых две минуты. Окончание песни ознаменовалось смехом Вани, когда Тихон чуть не наступил на его ногу, потянув на себя, падая. Благо кровать оказалась под рукой. В данном случае под спиной. Чтобы не испытать смущения, Янковский почти сразу перекатился в сторону, продолжая держать историка одной рукой, но теперь хотя бы не лежа на нём. Тихон сморгнул поступившие от смеха к глазам слёзы, но, когда раздались нотки новой песни, снова вскочил с кровати, приподнимая и Ваню. К сожалению, а может быть и к счастью, они не успели начать танцевать — их прервал голос Лены с кухни: — Мальчики, обед готов! Идите есть, свои развлекаловки продолжите чуть позже. А то с папкой поговорили, а маме ничего не рассказали. Тихон пожал плечами, улыбаясь ученику — «помнишь, я говорил, что голодным ты не уйдёшь». Выключил магнитофон, подушечкой пальца мягко нажав на кнопку. — Ладно, лисёнок, пошли обедать. Потанцуем чуть позже, а пока моя мама хочет знать всю нашу увлекательную жизнь, которая проходит за стенами школы.