Всё то золото, что блестит
Тэхёна не так уж и часто звали на свидания, чтобы не нервничать перед ними, но нервы достигли своего предела, когда на встречу позвал сам Чонгук. Его огромные, будто бы по-детски наивные глаза отражали в себе миллиарды искорок. Его голос привлекал, манил и уводил за собой, заставлял слушаться, покоряться. И плевать, что искры в глазах – отголоски дьявольского пламени, бушующего в душе. Однако, даже несмотря на предвкушение и волнительное ожидание, омега всё-таки чётко разграничивал дела «любовные» и семейные. Каким бы прекрасным, обаятельным, харизматичным и привлекательным ни был Чонгук, Мэйсу всегда был, есть и будет на первом месте. С братом омега готов был проводить всё своё время, слушал его с удовольствием, радовался искренне каждому новому открытию альфы, каждому его новому впечатлению. — … представляешь??? Она такая высокая… — увлечённо рассказывал мальчик о телевизионной башне Сумида, пока Тэхён протирал пыль, придерживая телефон плечом. С губ омеги не сходила счастливая улыбка. — Надеюсь, ты не забирался на самый верх? — с толикой волнения и усмешки спрашивает Тэ, протирая пыль с семейных фотографий. — Я хотел, но меня одного бы не пустили, а остальные струсили… — нескрываемая досада на одноклассников слышится по ту сторону. — Но зато сегодня мы пойдём в Синдзюку-гёэн! Представляешь? Я уже посмотрел фотографии… там так здорово, Тэ-Тэ! Вот бы ты был рядом со мной… — Маленький мой, мы обязательно поедем в Токио ещё раз. Только ты и я. Будешь моим экскурсоводом? — омега улыбается, прикрывая глаза и незаметно выдыхая. В глубине души он признался себе буквально накануне, что ради Мэйсу и его счастья готов убить не только Сонсу, но и кучу других, таких же невинных. — Конечно буду! — радость альфы через трубку передаётся и Тэ. — Обещаешь, что поедем? Только ты и я? — Обещаю, родной, — откладывая влажную тряпку, омега садится на край дивана и кивает сам себе. — У нас с тобой будет всё-всё, о чём мы с тобой только будем мечтать. — Главное, чтобы у меня был ты, а у тебя – я. Потому что без тебя всего-всего мне и не надо будет… — Ну что ты такое говоришь, лапочка? Куда я денусь, — фыркает тихо Тэ, а умиротворённая улыбка по-прежнему не покидает его губ. — Смотри мне! Ой, Тэ-Тэ, мы уже выходим… — Хорошо, Мэйсу. Будь осторожен и не обращай внимания на всяких дураков, — просит уже о привычных вещах Тэхён, через пару секунд слыша короткие гудки в трубке. Медленно убирая телефон от уха, омега закрывает глаза, поднимает голову и выдыхает в потолок, чувствуя, как быстро бьётся его сердце. То ли от волнения, то ли от счастья, то ли от всего разом. Омега не знал, сколько минут он так просидел, но, когда пришлось открыть глаза, стрелки часов показывали половину первого дня. До свидания остаётся всего несколько часов, а он ещё сидит с грязной головой и тряпкой в руках! Был бы рядом Чимин, точно бы не одобрил подобного. Оставшиеся полки, телевизор и столик у дивана Тэхён протёр от пыли в разы быстрее, чем до этого вытирал фотографии. О мытье пола речи уже не шло – такими темпами Тэхён точно пойдёт на ужин в костюме усталой домохозяйки. Чтобы успокоить свою совесть, омега справедливо предположил, что ему самому до грязных полов дела нет, а до приезда Мэйсу время ещё точно есть. О том, что Чонгук окажется после свидания здесь, Тэхён даже не подумал. Битва с грязной посудой и смена постельного белья отняли ещё минут тридцать, но зато на этом война с бардаком была окончена. Пусть пока что победа и не была на стороне омеги, но он проиграл сражение, не войну. К тому же, кто думает о чистоте пола, когда впереди тебя ждёт замечательный вечер с тем, кто тебе нравится? Начать сборы Тэхён решил с душа. Скидывая домашние майку, шорты и бельё, омега включает горячую воду и ждёт какое-то время, рассматривая себя в большое ванное зеркало. Подходя ближе, Тэхён придирчивым взглядом обводит свой нос, затем губы. Из-за стресса и холода они слегка потрескались, но эту проблему с лёгкостью решит бальзам. Не найдя более ничего критичного, Тэ наконец-то становится под горячие струи, чувствуя в ту же секунду, как миллионы приятных мурашек взбудоражили тело. Какое-то странное ощущение вдруг закрадывается в эту идиллию: будто чьи-то прохладные руки скользят сначала по плечам и груди, а после опускаются ниже, по-хозяйски касаясь бедёр, лопаток, ягодиц… В панике распахивая глаза и оборачиваясь, Тэхён осматривает быстро ванную комнату, но никого в ней не находит. Касаясь осторожно тех мест, где ещё секунду назад ощущались чужие прикосновения, омега так же ничего постороннего не замечает. «Показалось…», — проносится несмело в голове, однако приятная нега горячего душа всё-таки осталась разрушенной. Ощущение прикосновений повторилось, когда Тэхён, промывая волосы от пены, вновь закрыл глаза. Уже более осторожные, но всё же ощутимые, касания были будто бы изучающими, оставаясь при этом крайне неприятными. Поддаваясь панике снова, Тэ открывает глаза, но в них тут же попадает едкая пена. — Ай! — шикает омега, жмурясь и пытаясь промыть теперь глаза. Пена с волос стекает на лицо втрое больше, и глаза получается открыть только спустя некоторое время. Красными от попадания шампуня глазами Тэхён обводит ванную ещё раз, но опять никого не находит. Что это за странные галлюцинации? И откуда они взялись? Тэхён читал, что такое бывает с жертвами насилия, но ведь он в такой ситуации не оказывался… Так откуда… Незаметно для себя омега с особенной тщательностью намыливает те участки тела, где фантомные прикосновения были ощутимее всего. На мгновение змей подозрения проскользнул в сознании, но исчез очень быстро. «Нет, это сущие глупости. Он ведь сказал, что отвёз меня домой... Да и зачем ему, такому красивому и обаятельному, прибегать к таким методам?", — тут же отрицает свою несмелую догадку омега, оставаясь под горячими струями ещё немного. Так не хочется выходить в холод, так не хочется прекращать эту сладостную пытку… Тэхён добавляет ещё горячей воды, совсем не замечая, как кожа становится уже красной. Ким бы точно не смог сказать, когда градус так сильно повысился. Возможно, после гибели родителей, а может, раньше. На такие вещи омега, на плечах которого остался младший брат, долги по его учёбе и квартире, уж точно внимания не обращал. Сейчас же можно было списать всё на привычку, что Тэхён с удовольствием и делал. Разнеженный, распаренный, красный, но безумно довольный, омега выключает воду, легко дотягиваясь до тёмного полотенца и вытирая сначала волосы. Даже мокрые они пахнут миндалём и ирисом, а стоит их высушить, как запах проявит себя ещё лучше. Вдыхая от себя этот аромат бальзама, Тэхён каждый раз переносился туда, где он был ещё счастлив, где были ещё живы папа и отец… Кажется, это именно отец подарил целую серию подобных средств, хотя Тэхён и отнекивался от подарка, как мог. Дурак… Мысли о странных прикосновениях уже не тревожат. Решив, что это игра воображения, омега быстро переключился на вещи куда более насущные: какую маску для лица сделать, как лучше уложить волосы, какой парфюм лучше использовать и что надеть. И почему он с вечера не продумал свой образ? А вдруг на фоне Чонгука Тэхён вообще будет смотреться серой мышью? И в чём обычно ходят в рестораны? Пойти в том же костюме, в каком был омега на недавнем вечере? Чтобы Чонгук подумал, что у него только один костюм? — Боже, почему всё так сложно… — бессильно выдавливая глиняную маску из тюбика, вздыхает Тэхён. «Хотя, если взглянуть на это с другой стороны, — проговаривает он про себя, нанося маску сначала на лоб кисточкой, — пусть это будут самые большие проблемы, которые меня поджидают…» Говорят, что притягиваются противоположности. Верил ли в это Чонгук? Пожалуй, для него каждый человек был его противоположностью, поэтому данное утверждение казалось альфе слишком размытым и эфемерным, туманным, как Лондон в ранний час. Конечно, Тэхён не был жестоким, алчным и расчётливым, но разве это делало его полной противоположностью Чона? Он был другим разве что в делах любовных: неискушенным, чистым и даже трогательным. В своих снах, порой приходящих под утро, альфа видел Тэхёна в белых простынях, накинутых стыдливо на бёдра. Каждый раз, когда во сне Чонгук пытался прикоснуться к ткани, отделяющей от заветного вида, омега рассеивался облаком, оставляя лишь на кончиках пальцев после себя влажный след. За свою недолгую, но яркую жизнь, альфа побывал всего на нескольких свиданиях. Когда ещё был жив отец, он внушал долго и упорно, с завидным постоянством, что нужно быть джентльменом: приглашать в театры и рестораны, помогать снимать и надевать пальто, отодвигать стулья и прочее, такое ценное, но такое скучное. Наверное, именно вопреки советам отца Чонгук и не назначал ничего подобного, предпочитая брать сразу с наскока, а уж потом решать, стоит ли отодвигать стул, или и так сойдёт. Однако, увидев Тэхёна ещё в первый раз, в казино, Чон однозначно понял, что с таким наскок не работает. На встречу с омегой Чонгук начал собираться не с самого утра, как некоторые, а ближе к назначенному времени. Чёрный приталенный костюм должен говорить о серьёзности намерений, а вот белая рубашка под ним – о чистоте помыслов. Слишком хорошо альфа знал психологию, чтобы не пользоваться этим. Ещё тогда, при походе в казино, Чонгук использовал один из своих любимых парфюмов: с запахом влажного леса и нотками пепла, будто бы оставшегося от костра. Пара пшиков этого же запаха – на коже он раскрывается ещё богаче и гуще, не намереваясь оставаться незамеченным. Аккуратно, шаг за шагом, кольцо за кольцом, подбираясь ближе и ближе к сердцу Тэхёна, Чонгук выбирает ту самую машину, на которой он подвозил омегу в последний раз. Как можно больше воспоминаний, как можно больше ассоциаций, как можно больше прозрачных, почти призрачных намёков на то, что случайности не случайны. Тэхён выбегает из дома, впопыхах закрывая дверь на ключ. В проёме застрял кусочек пальто, но омега быстро справился с этой неловкостью, ругая себя ещё больше. И почему после душа все пошло наперекосяк? Фен несколько раз сам собой выключался, украшения и кисти валились из рук, порой даже закатываясь под туалетный столик так, что их было невероятно сложно достать. Даже любимое масло для губ подвело – упало и заляпало всю футболку. Только бы в ресторане перед Чонгуком не опозориться, а то это будет первое и единственное их свидание. — Всё в порядке, мы везде успеваем, — замечая торопливость, с которой омега садится в машину, сразу успокаивает Чон. — К тому же, такого красивого парня можно ждать хоть вечность. — Извини, я… — Тэ в этот раз закрывает за собой дверь тише и садится на переднее сиденье. Приходится замолкнуть на полуслове, ведь странное ощущение того, что всё это уже происходило, ударило по затылку. — Ты? — переспрашивает альфа, надавливая на педаль газа. Машина плавно трогается с места, оставляя позади унылый серый квартал. — Я старался успеть, как мог, но всё валилось из рук, — отбросив предрассудки, продолжает всё-таки Тэхён. — Надеюсь, что я действительно не разрушил все твои планы своим опозданием… — Не переживай, Тэхён. Ты не разрушил ничего, — успокаивающе отвечает Чон, повернувшись на миг в сторону своего прекрасного пассажира. — Тебе очень идут эти серёжки. — Серёжки? — омега улыбнулся сразу, забывая о том, что слегка задержался. Машинально он тронул серебряные нити с полумесяцами на концах. — Спасибо…А куда мы едем? — Это будет сюрприз, но поверь, тебе понравится, — уклоняется от прямого ответа Чонгук, выезжая быстро на нужную дорогу. Наконец-то занавес начинает приподниматься.***
Просторный, светлый зал ресторана освещался тысячами свечей, разбросанных под потолком чьей-то заботливой и осторожной рукой. За столиками, расставленными на приличном расстоянии друг от друга, сидели красивые, в бриллиантах и роскоши, пары, тихо переговаривающиеся о чём-то, значимом лишь для них двоих. Раньше подобную обстановку Тэхён видел только с экрана телевизора, а теперь сам был её частью, теперь точно так же говорил тихо с Чонгуком. Правда, бриллиантами не сверкал. Неслышные шаги опытных официантов, приятная музыка, льющаяся ото всюду одновременно, чистые скатерти, пахнущие хлопком и горной свежестью – всё это было таким уместным, что Тэхён даже не чувствовал себя белой вороной. Ким даже не успевает заметить, как в его руках оказывается меню. Обтянутая будто белым бархатом, книжечка лежит в руках так удобно, будто бы омега всю жизнь с ней сидел. — Благодарю, — получив также меню, Чонгук кивнул молодому парню. Тот, улыбнувшись вежливо, отошёл, оставляя некоторое время для выбора. — Ты часто тут бываешь? — пролистывая страницы и не понимая, почему рядом с блюдами нет цены, спрашивает омега после недолгого молчания. — Мне кажется, что подобные места в одиночку лучше не посещать. Все волшебство теряется, — отрывая взгляд темных глаз от строк и переводя его на Тэхёна, отвечает почти тут же Чонгук. — Так что я здесь лишь второй раз. — Неужели не было тех, с кем хотелось бы отвлечься от работы и отдохнуть в приятной компании? — Сначала было не до приятной компании, а потом… наверное, я слишком привередлив, чтобы показывать памятные для меня места кому попало, — перелистывая ещё одну страницу, тихо говорит Чонгук, скользя при этом глазами не по буквам, а по ресницам, бровям, носу и губам сидящего напротив. Такой красивый… Но красота эта не порочная, не звенящая, как у того же Чимина, а какая-то скрытая, будто бы спрятанная под той самой белой простыней, которую всё пытался сорвать во сне альфа. — Почему было не до приятной компании? — Тэхён же, поняв, что цен ему так и не увидеть, решил, возможно, впервые выбирать не по стоимости, а по тому, что ему действительно хочется. Новое, приятное ощущение с легким оттенком капризности. — Я достаточно много учился, времени не хватало. Да и меня считали зубрилой, поэтому мало кто хотел со мной общаться не в корыстных целях списать, — выбор свой Чон уже сделал. И блюда это тоже касалось. — Ты? И был зубрилой? — последние капли растерянности испаряются. Эта невинная новость вызывает у Тэхёна искреннюю улыбку. — Никогда в жизни не поверю… — Почему это? — возмущаясь вполне натурально, пусть и тихо, альфа откладывает меню, улыбаясь в ответ на искреннюю улыбку лукаво. — Разве не похож? — Совсем не похож. Я думал, ты был задирой в школе… — Почему-то все вокруг так думают…У меня это на лице где-то написано, да? — совсем без упрека, скорее, в шутку спрашивает альфа, слегка прищурившись, будто бы желая разглядеть, что же там, под простынёй. — Совсем нет, — как-то стушевавшись сразу, отрицательно качает головой Тэ, — просто… — Я ведь шучу, Тэхён, — спокойный, даже умиротворённый голос Чонгука раздаётся эхом где-то в сердце омеги. — И ты совсем не обижен, что я так подумал?.. — И я совсем не обижен, — с усмешкой кивает Чонгук, краем глаза видя, что официант уже направляется к ним. — Выбрал, что будешь заказывать? — Ну… почти, — совсем забыв о том, что нужно хоть что-то заказать, Тэхён утыкается в меню спешно, вызывая вновь добрую усмешку. За большими окнами звезды зажигаются одна за другой. Сначала неяркие в свете уличных фонарей, они постепенно набирают силу, протыкают небо чаще и гуще. Несколько первых созвездий уже украшают небосклон, ряд других только-только появляется неспешно, по одной звездочке. Тэхён всегда любил смотреть на звезды, даже знал названия некоторых самых известных и ярких, только вот в этот вечер миллиарды искр он видел не на небе, а совсем близко. Молодые, такие красивые по отдельности, а вдвоем просто великолепные, Чонгук и Тэхён, кажется, совсем не обращали внимания на принесённые блюда, источающие восхитительный аромат. Громче и яснее голоса Чонгука не было ничего. Приятнее его незаметных быстрых прикосновений ничего и не могло быть. Минуты, проведённые вместе, летят как секунды. Кажется, чем дольше этот альфа рядом, тем больше его не хватает, тем сильнее хочется быть рядом с ним каждую секунду своей жизни. Со дня смерти родителей прошло достаточно времени. Не год и не два, но всё-таки и не пара дней. Но Тэхён готов был поклясться, что живым он себя почувствовал только в этот вечер, проведённый рядом с Чонгуком. Его шутки, умело разбавляющие разговор, его фразы, которые отпечатались в раскаленном, как лава, мозгу. Несмотря на вишневый сок в бокалах, омега чувствовал себя пьяным. От голоса, от запаха, от улыбок. Но если Тэхён был счастлив ощущать влюблённость, то Чонгук на подобное совсем не рассчитывал. Ему, держателю практически половины жизней влиятельных людей Кореи, ему, идущему к своим целям по головам, вовсе не нужна была такая слабость, как чувства. Секс – да, драйв и адреналин – да, наследник приличного вида – да, но не любовь. Подобного рода слабая сторона может повлечь кучу неприятностей, в которых бы сам альфа оказаться не хотел. Однако, когда высшие силы, даруя любовь, спрашивали, нужна ли она? Виду, разумеется, Чонгук не подавал. Да и слишком поздно он понял, что собственный смех вовсе не плод притворства, а искренняя эмоция. «Просто хорошо вжился в роль. Ничего страшного. Так даже лучше», — успокаивает себя альфа спешно и даже с успехом в это верит. Как маленький ребёнок. Ужин плавно перетёк в неспешную прогулку по центру города, такому манящему и красивому, полному огней. Тэхён так давно здесь не был, что ему оставалось только удивляться, сколько новых парков и магазинов появилось. — … но это было уже давно, я ещё в начальную школу ходил, — заканчивает очередную историю из детства омега, идя рядом с Чонгуком и осторожно сжимая его горячую руку своей, прохладной на кончиках пальцев. — К слову о твоей школе, — вдруг возвращается к старой теме альфа, — кем в школе был ты? — Ну… — Тэхён задумался, неосознанно сжимая горячую ладонь чуть крепче. Даже в пальто ночью уже было слишком прохладно. — Я, скорее, был тихоней, с которым мало кто общался… — С тобой? Мало кто общался? — от неожиданности услышанного альфа аж останавливается. — Не верю. — Почему это? — остановился и Тэхён. Свет от паркового фонаря падал чуть боком, мягкой тенью ложась на фарфорового цвета лице. — Потому что с тобой невероятно интересно, Тэхён. А ещё, потому что ты очень… — на ум приходили только банальные «красивый» или «симпатичный». Но ни одно из этих слов до конца не описывало бы того, каким на самом деле был этот омега напротив. Будто бы с каждой минутой Тэхён становился лучше, откровеннее, нежнее, трогательнее. — Очень? — переспрашивает парень, смотря в тёмные глаза альфы, действительно видя в них отражение сотен галактик. Внутри все натянулось, как скрипичная струна. Проведи сейчас по телу Тэ пальцем – получишь звонкую откровенную ноту. — Очень изысканный, — наконец-то найдя подходящее слово, заканчивает Чонгук. Тэхён хочет сказать нечто в ответ, но вопрос, который следом же задаёт альфа, заставляет замолчать. — Могу я поцеловать тебя, Тэхён? Порой Тэхён случайно оказывался невольным слушателем рассказов о первых свиданиях своих более социально развитых одноклассников. Он слышал о свиданиях в парках и на колесе обозрения, в кафешках и кинотеатрах; слышал даже несколько раз о первом половом опыте, но при этом удивлялся всегда вот чему: почему более опытный партнер никогда не спрашивал, хочет ли этого тот, у кого все впервые? Хочет ли омега этого поцелуя и прикосновений, хочет ли секса здесь и сейчас, готов ли он к этому? Однажды он задал такой вопрос будто бы случайно, на что получил примерно следующее: «Вот поэтому ты и один, чудила». А что чудного… И вот сейчас Тэхён сам оказывается на месте тех, кого раньше только слушал. Перед ним стоит, пожалуй, самый красивый, самый властный и сексуальный парень, каких он только встречал в своей жизни. Парень, у которого есть всё: деньги, власть, ум, внешность. Парень, который берёт всё, чего ему захочется. Стоит и спрашивает то, о чём всегда думал омега, но чего боялся никогда не услышать. Чонгук не торопит, молча дожидаясь ответа, каким бы он ни был. Отказ он поймет и примет, а согласием непременно воспользуется. В голове альфы царила звенящая пустота; не было не просто корыстных мыслей, но даже их тени. Светлый, по-настоящему изысканный, как бокал дорогого белого сухого вина, Тэхён манил так сильно, как не манили Чонгука самые раскрепощенные омеги. На безоблачном небе ярко светила полная луна. В её голубовато-лавандовом свете кожа Тэхёна казалась фарфоровой, как у дорогих кукол ручной работы. Но совсем не бледной, а живой, полной сияния, идущего изнутри. Диковинные переливы цвета в глазах омеги наводили на фантазии о крепком чае, заваренном в прозрачном стакане и выставленном на солнце, впитавшем все его лучи, до единого. Даже если Чонгук в этот вечер вообще не получит никакого ответа, он не будет огорчён. Ему уже достаточно того, что он рядом, достаточно того, что он может смотреть на эту неземную красоту и при этом не обжигаться ею. «Я не достоин его, совсем не достоин…», — озаряет всё сознание грубая, как кувалда, истина. — Можешь, — одновременно с нею раздаётся ответ омеги, тихий, но уверенный. Будто бы одна реальность, наложившись на другую, даёт какой-то сбой. «Я испорчу его, запачкаю…», — продолжает нестись вихрь, но ничего поделать с собой Чонгук уже не может. Его прохладные после прогулки губы касаются губ Тэхёна сначала в невесомом поцелуе, больше похожем на прикосновение лепестков цветов. Чувствуя, как вздрогнул под поцелуем Тэхён, альфа уже хотел отстраниться, но буквально в эту же секунду получил несмелый ответ, постепенно перерастающий в неумелый, но искренний настоящий поцелуй. Осознание собственной черноты исчезло. Куда ему устоять против удовольствия, которое окутало всё тело, едва только альфа представил, что этот светлый, изысканный омега носит его фамилию и его ребёнка под сердцем! Ездит на машине, подаренной им же, заходит в дом, купленный Чонгуком, готовит ужин, после выполняя в спальне послушно все прихоти… Как в вальсе, картины семейной тихой жизни закружились в голове, выбивая почву из-под ног. То ли стараясь приблизить к себе Тэхёна сильнее, то ли ища так в нем опору от падения, но Чон обнимает омегу за талию через пальто. Однако даже через такую плотную ткань Тэ чувствует, какие сильные у альфы руки, какие они горячие. Повинуясь внутреннему порыву, сам Тэхён обнимает альфу за шею. От прохладных пальцев на горячей коже по телу Чонгука бегут мурашки, которые усиливаются в разы, стоит ему слегка углубить поцелуй, провести кончиком языка по жарким губам Тэхёна, отдающим по вкусу вишневым соком. — Стой… — отстранившись от губ альфы совсем на чуть-чуть, шепнул Тэ, приоткрывая глаза медленно. — Стою, — Чонгук не убрал рук с талии омеги, только послушно отстранился. — Не бойся, мы не будем торопить события… — Я совсем не этого боюсь, — говорит Тэхён, выдыхая. — А чего же тогда? — голос Чона после поцелуя и бурных фантазий отдаёт лёгкой хрипотцой. — Того, что на холоде губы потрескаются, — то ли в шутку, то ли всерьез говорит омега, даря новый легкий поцелуй. Последний на сегодня. Чонгук усмехается, качая головой. Даже это последнее соприкосновение их губ остается легкой вуалью, будоражащей самые сокровенные желания, притаившиеся на дне души. Гулять ночью по парку, медленно пустеющему, было бы не очень хорошей затеей. Конечно, Чонгук бы защитил от любого рода хулиганов, но к чему эти неприятные моменты, когда их можно избежать? В машине уютно и тепло, пахнет лесным костром, пеплом и ирисами. Тэхён, садясь на переднее сиденье, сразу же чувствует этот аромат и улыбается каким-то своим мыслям, окутанный теплом, уютом, заботой и вниманием. Через какие-то мгновения на соседнем сидении оказывается и хозяин машины. При повороте ключа панель загорается неоновым синим, в бледно-голубом свете лицо альфы кажется таинственным и грустным, как у героев средневековых картин. Машина плавно трогается с места, увозя пару прочь от шумного, вычурного центра такого же шумного, вычурного города. — Спасибо за этот вечер, он был чудесным, — когда машина остановилась у знакомого дома, Тэхён даже как-то загрустил. Так не хотелось, чтобы эта сказка заканчивалась… — Если бы не ты, он бы не был таким волшебным. Поэтому спасибо тебе, Тэхён, — Чонгук не заглушает машину, но выключает фары. Ни к чему им будить всех любопытных соседей. Омега поправил рукав пальто, хотя тот и так был в порядке. Какое-то странное чувство пустоты уже начинало сосать под ложечкой, а ведь они еще даже не расстались, сидят вдвоем в машине! — Я был бы рад, если бы мы повторили наше свидание. И повторили не раз. Ты ведь не будешь против? — точно так же не желая, чтобы омега уходил, но не принимая истинной причины подобных вольностей своей души, Чонгук больше не спрашивает, а утверждает. — Не против, — с легким оттенком стеснения говорит Тэхён, всё же касаясь ручки двери. — Тогда… до встречи? — Подожди. Когда прилетает Мэйсу? Этот вопрос застал Тэхёна врасплох. Он, конечно, надеялся, что эти свидания не окончатся только постелью, но почему-то серьезные намерения в отношении даже брата как-то насторожили. — Через три дня, — говорит Тэхён, понимая, что врать бессмысленно. Чонгук и сам может проверить, когда кто прилетает. — Скажешь ему, что мы его встретим? Всегда приятно, когда тебя встречают из аэропорта. В три, да? — Чонгук… — Тэхён убирает пальцы от ручки, — я бы хотел встретить Мэйсу один. И я буду очень рад, если ты примешь такое моё решение. Мне очень приятно, что ты переживаешь, но пока что лучше будет, если я встречу его сам. Альфа понятливо кивает, хотя рассчитывал он на совсем другой ответ. Кажется, попроси Чонгук о чём-то другом, омега бы согласился беспрекословно, но когда дело касается брата… Ладно. Со временем и это пройдёт. — Конечно, Тэхён. Как ты считаешь нужным. Только будь осторожен, — голос Чонгука спокоен, будто бы отказ совсем не задел. — До встречи. — Спасибо за понимание, — омега смягчается тут же, открывая дверь машины уже уверенно. — До встречи, — успевает сказать он, после чего дверь с тихим щелчком захлопывается. Оказывается, необязательно её закрывать! Двери-то автоматические…***
В квартире альфы, расположенной почти под самыми облаками, было невероятно тихо. Не тикали часы, не шумел холодильник, не бежала по трубам вода. Посторонний шум всегда отвлекал и раздражал Чонгука, поэтому его дом был полон тишины. Снимая пальто и ботинки, альфа кожей чувствует приятную знакомую прохладу. Ему всегда и везде было жарко, но только не дома. Скидывая пиджак, рубашку, брюки, носки, он становится под быстрые капли душа, смывая с себя остаток дня вместе с его эмоциями и ощущениями. Но, делая все эти обычные вещи, он и не предполагал, что не смоется и половины. Ступив босой ногой в зал, Чонгук обернулся. Почему-то ему показалось, что сзади из душевой кто-то шагнул прямо за ним. «Видимо, пора спать уже», — подумал он про себя, вытирая махровым светлым полотенцем мокрые волосы. Сказано – сделано. Холодная постель приняла в свои объятия, подушка услужливо приготовилась дарить крепкий сон, но всё пошло куда-то не туда. Вместо привычного забытья в голову полезло такое, чего и врагу не пожелаешь… Подбираясь медленно, как опытные шпионы, тёмные рыцари незаметно окружали Чонгука, как назло, сидящего в центре зала, в самой освещённой его части. Чувствуя опасность, альфа порывается встать, но обнаруживает, что руки и ноги его прикованы к чёртовому деревянному стулу. Круг рыцарей постепенно становится уже, смыкается вокруг Чонгука непроглядным чёрным полотном. — Не убивай… — Не пленяй… — Не касайся… — разносятся со всех сторон приглушенные забралами голоса, какие-то металлические, чужие, нечеловеческие. — Не лезьте не в свое дело, — продолжая попытки вырваться, шипит Чонгук, сжимая руки в кулаки. Быть в чьём-то плену он просто ненавидел. Словно повинуясь, рыцари рассеиваются. Стул, к которому был прикован альфа, также исчезает, и Чонгук падает на холодный пол, больно ударяясь попой. Правда, встает он почти сразу же, осматриваясь подозрительно. Вдруг вся комната озаряется светом тысячи огней. Притаившиеся по разным углам омеги в белых струящихся нарядах будто бы по чьей-то команде отлепляются от стен, двигаясь синхронно к центру зала, к Чонгуку. — Составите мне компанию? — протягивает один из омег альфе прохладную руку и улыбается точно так же, как улыбается Тэхён. Но это далеко не Тэхён, нет. — А… — не успев сообразить после такой резкой перемены, теряется альфа, но его уже уводят в какой-то непонятный танец, правил которого он не знал. — А мне? — слышится совсем над ухом другой голос, голос Тэхёна. Обернувшись, Чонгук попадает в другие руки, но, к несчастью, от знакомого омеги у этого танцора только голос… Сначала медленный, танец становится всё быстрее и запутаннее. Перед глазами Чонгука мелькает больше десятка омег, и у каждого из них есть только часть Тэхёна. То губы, то волосы, то глаза, то нос. — Хватит! — устав от этой череды сменяющихся лиц, злится уже Чонгук, но в ответ на его выкрик дьявольская пляска становится только быстрее, громче звучит музыка, чаще мелькают лица… — Ко мне! — Нет, ко мне! — Мой! Последнее, что помнит альфа – ужасную боль в ногах и тошноту, подступающую уже к горлу. В чёртовом хороводе сменяющихся лиц, смеющихся чертят Чонгук теряет сознание. Только после этого альфа просыпается в холодном поту. Взгляд неосознанно падает на часы, и к своему неудовольствию Чон понимает, что спал не больше минут сорока. Но, едва он закрыл глаза и начал засыпать снова, нашествие рыцарей начало повторяться. Бросив затею поспать, альфа заваривает себе кофе и пытается скоротать время за книгой. Буквы расплываются, складываются в неприятные слова, но, стоит Чонгуку моргнуть, как всё становится на свои места. Тишина, до этого любимая, теперь давит на плечи; на её фоне мысли звучат громче, особенно мысли о том, что от Тэхёна нужно отстать, что ничего хорошего не ждёт никого из них двоих. — Ну-ка хватит! — бросая книгу на пол гневно, Чонгук резко встаёт с кресла. Ещё в собственном доме он не испытывал чего-то подобного! Из-за какого-то мальчишки. Несусветная ересь. Но, как бы там ни было, уснуть у альфы так и не вышло. То рыцари снова твердили одно и то же, то ведьмы-омеги уводили в чумную пляску, то ещё какая-нибудь чертовщина не давала покоя. Никогда не было ничего подобного… Может, устал просто так сильно? Не выдержав, Чонгук достает сигареты и выходит на балкон. Он курил крайне редко, пачки ему хватало на полгода, если не больше. Едкий дым первой сигареты попадает в глаза, и альфа чуть щурится, открывая сначала жалюзи застекленного балкона, а потом уже и само окно. Рассветное осеннее небо, окрашенное в ярко-розовый, похоже больше на кровавый закат. Делая большую затяжку, Чонгук выпускает дым в воздух, прикрывает глаза… а когда открывает их, то с удивлением замечает, как на ясном секунду назад небе растекаются чернильными пятнами тучи. Розовый, морозно-свежий, чистый рассвет становится грязно-серым, запятнанным. Проходит еще минута-две, и с полностью чёрного неба капают первые тяжелые капли ледяного дождя. Ветер, поднявшийся из ниоткуда, врывается в открытое окно балкона и тушит сигарету, роняя пепел на белый махровый ковёр. — Сука… — шепчет себе под нос альфа, наблюдая за тем, как тёмно-серые кляксы пепла расцветают на нежном ворсе светлого ковра. Вслед за ветром в окно попадают и дождевые капли, опаляя кожу Чонгука своим холодом. Альфа закрывает быстро окно, бросает пачку сигарет на подоконник и уходит в глубь квартиры, пытаясь спрятаться от промозглого осеннего холода. И когда золотая осень превратилась в эту мерзость? Чонгук заваривает себе кофе и достаёт из холодильника несколько миндальных печений, даже не представляя ещё, что сегодняшнее утро было самым теплым из всех предстоящих.