***
Пристань Лотоса изменилась. По дороге домой Яньли как-то не особенно об этом задумывалась, занятая больше заботой об А-Сяне (в этом ей достойную конкуренцию составлял Лань Ванцзи, не пожелавший покидать своего жениха даже и на день), об А-Яне, предвкушая возвращение в родной дом, где отсутствовала так долго, но сейчас, медленно обходя территорию ордена, она в полной мере осознавала, что дом уже никогда не будет прежним. Свободное время появилось как-то внезапно: вот она все еще помогает брату с ответами на письма, вот занята в лазарете, а вот уже доходит час Обезьяны, ужин еще не скоро, а дела вдруг все закончились. И Яньли решила прогуляться, впервые за несколько дней, прошедшие после возвращения, пройтись по территории ордена. Развеяться. Вот только развеяться не получилось. Всюду виднелись следы пожара: в обгоревших углах зданий вокруг главной площади, где защитники дали бой во время нападения Вэней; в полностью разрушенном зале приемов, где стоял трон главы клана в виде лотоса, и который сейчас заново отстраивали; в замененной черепице крыш, что отличалась по цвету, и новых досках настилов и мостиков, что были разрушены огненными заклинаниями. Орден напоминал полинявшее после зимы животное, у которого уже местами сменилась шубка на новую, но кое-где все еще торчит клочками старая. В душе просыпалась жалость и почему-то — обида, хотя на кого или на что, спроси ее кто-нибудь, Яньли не смогла бы ответить. Но здания были не так важны, важнее — люди. До сознания с трудом доходило, что больше она не увидит отца на тренировочном поле, показывающим адептам новые движения и связки; больше не будет наблюдать за играми в салки или прятки маленьких шиди и шимэй, которым когда-то читала вслух (кажется, что в прошлой жизни) мудрость Лао Цзы и чьи работы проверяла в библиотечном павильоне; что не встретит больше У Цзяня, погибшего в Безночном городе, как и не увидит больше Сюй Тана и Чжоу И, которые отдали свои жизни, защищая ее… Ли-шиди, единственный, кто из тройки У Цзяня выжил на этой войне, сильно ранили, и он отправился восстанавливаться в родной дом, однако было даже непонятно, когда он вернется и вернется ли вообще… Мир вокруг изменился, ушли люди, которых она знала практически всю жизнь или большую ее часть, она чуть было не потеряла брата, повзрослела, утратив детские иллюзии и приобретя взамен циничность, свойственную лишь тем, кто излечивает людские тела, научилась чему-то полезному… но в этот момент Яньли как никогда четко поняла, что где-то в глубине души она все еще та маленькая, неуверенная в себе девочка, которая наивно надеялась найти спокойствие в стенах родного дома… Девочка, обнаружившая, что дома больше нет. Оказалось, что дом для нее — это теплая улыбка отца, доброта и забота нянюшки, смех А-Сяня и ворчание А-Чэна, шиди и шимэй, хохочущие и с криками гоняющиеся друг за другом, плескающиеся в воде, как причудливые рыбки, или стреляющие в воздушных змеев; это Ян Шу и Янь Шэньси… Но старшая из сестер была убита при Линьфэне, а младшая до сих пор не отошла от ее смерти, напоминая больше тень себя прежней, нежели молодую красивую девушку, которой впору присматриваться к женихам, а не носить траур… Яньли и сама носила белую ленту на рукаве, а также старалась каждый день заходить в храм предков, чтобы возжечь благовония для всех погибших: тех, кто дал ей — им всем — возможность жить дальше… Горнило войны, жестокость и смерти изменили всех, кого знала Яньли, перемололи, обожгли, выплавив что-то новое… Что — только предстояло выяснить. Больше всех, на ее взгляд, изменилась матушка. Причем Яньли казалось, что никто этого не замечает, ведь Юй Цзыюань не утратила ни своей гордой осанки, ни резкости суждений, ни высокомерия… но в то же время она будто угасла изнутри. Яньли не знала, то ли в этом виновата смерть отца, то ли утрата самого главного для заклинателя — золотого ядра… И не была уверена, что хочет знать. Даже сдержанно-равнодушная похвала матушки, узнавшей о том, что Яньли училась целительству и помогала в лазарете, ее совсем не радовала. Иногда ей казалось, что та цепляется за власть в попытке сохранить хоть что-то от прежнего уклада, от прошлого, где все было знакомо и привычно, однако после решительно отбрасывала такие мысли: Юй Цзыюань — слишком сильная личность, чтобы поступать настолько малодушно. Все изменилось безвозвратно, а новый порядок еще не пришел, и это время — смутное, зыбкое, как зимний туман, — заставляло чувствовать себя потерянной, как дерево без корней или птица без гнезда. Иногда Яньли казалось, что она просто слишком много думает, что недостаточно занята, раз эти странные мысли приходят ей в голову, но ворох счетов и письма на столе в ее новых покоях (старые сгорели, сейчас на месте ее двора и двора братьев строились новые здания) убеждал ее в обратном. И все же Яньли больше не чувствовала того спокойствия и уверенности, что и раньше. Больше не могла ощущать себя в безопасности, сидя на мостках, даже зная, что вокруг больше никого нет… Тревожность поселилась в ее сердце, но, как унять это, Яньли не знала — успокоительные сборы, которые она добавляла в чай, не помогали, как не помогали и медитации. Спокойный сон хотя бы в течение пары шичэней стал мечтой, недостижимой и оттого только более желанной. Она знала, что такая не одна: старик Фэнь говорил, что эта хворь бывает у тех, кто пережил что-то страшное, и предложил подождать. — Время поможет, молодая госпожа, — с тяжким вздохом пообещал он, — оно не лечит, но заставляет чувства и переживания притупиться, и однажды вы забудете и думать про это. — А если нет? — тихо спросила Яньли. Но в ответ старый целитель только медленно покачал головой, и Яньли вдруг вспомнила, что способов бороться с душевными переживаниями так и не придумали. Мелькнула было мысль попробовать самой, но тут же угасла: она столько всего еще не знает, она даже толком не сдала экзамен, потому что на войне были важнее навыки, а не знания, и упор в обучении делался на практику. Вот и получалось, что в чем-то у нее — без преувеличения — превосходные навыки, а в чем-то она хуже ученика. Куда она, недоучка, собралась лезть?.. Мотнув головой, Яньли отбросила самоуничижительные мысли и полезла в рукав за своими записями — она, вообще-то, сюда пришла, чтобы поговорить о лечении А-Сяня, а не на отвлеченные темы общаться. Обсуждение получилось долгим — она едва не пропустила ужин, если бы не посланная за ней служанка, однако Яньли чувствовала удовлетворение: получилось составить план лечения, учитывая опыт целителя Фэня и записи, что она вела, когда выдавалась возможность. Больше всего времени заняло упорядочивание этих самых записей, которые почти все были разрозненными. Огромную помощь в этом оказал целитель, и Яньли благодарно сжала его сухую, с узловатыми пальцами ладонь. — Эта приносит благодарность наставнику, — поклонилась она на прощание. Старик Фэнь только махнул рукой и устало кивнул — дел у него после их возвращения стало больше, ведь все выжившие в мясорубке Безночного города или заработали истощение и нуждались в восстанавливающих снадобьях, или все еще лечились от ран. — Ты опоздала, — первое, что сказала ей матушка, когда она вошла в обеденный зал. — Эта недостойная дочь приносит свои извинения, — спокойно, ровным тоном сказала Яньли и поклонилась. Губы скривила горькая усмешка: раньше она почувствовала бы вину и сожаление, раньше отец бы заступился за нее, а А-Сянь или А-Чэн, а то и вместе сразу стали бы отвлекать матушку… Но ничто больше не будет как раньше. Пройдя к своему месту под нечитаемым взглядом матери, она чинно уселась и благовоспитанно опустила голову, складывая руки на коленях. — Давайте есть, я такой голодный, — тише, чем обычно, но все еще стараясь казаться веселым, предложил А-Сянь, повернулся к своему жениху и теперь улыбнулся по-настоящему тепло: — А-Чжань тоже проголодался. — Мгм, — кивнул Лань Ванцзи, а бровь матушки поползла вверх. — Пф, — фыркнула она и как-то неуловимо расслабилась, бросив напоследок: — Твой жених сделал для ордена больше, чем ты, нахлебник… Лицо А-Сяня обиженно вытянулось, Лань Ванцзи напрягся, начиная распространять вокруг себя ауру ледяной злости, Яньли резко вдохнула, но сказать ничего не успела — А-Чэн хлопнул ладонью по столешнице, яростно выпалив: — Хватит! Юй Цзыюань только на миг — от растерянности, не иначе — показала изумление, но сразу же взяла себя в руки и с усмешкой спросила: — Чего ты хочешь добиться, сын мой, когда смеешь говорить с матерью в таком тоне? Яньли чувствовала себя странно: теперь, спустя долгое время отсутствия или ввиду того, что повзрослела, она видела обыденные вещи в новом свете. Матушка очень привычно попыталась манипулировать А-Чэном, во-первых, напомнив, что он должен быть сыновним, а во-вторых, простучав длинными ноготками по ручке кресла главы, будто ненароком привлекая внимание. К креслу, которое, если так подумать, сразу после возвращения должна была уступить А-Чэну, как новому главе ордена. — Именно то, что ты подумала, — бухнул А-Чэн и поднялся на ноги, тяжелым взглядом уставившись на матушку. Цзыдянь на его пальце искрил, периодически окутываясь разрядами молний. Матушка бросила короткий взгляд на кольцо и снова подняла глаза на лицо А-Чэна. — Я не позволю обращаться с ним так, как раньше. Хотя раньше, вообще-то, он был первым учеником, а ты… Неважно. Я хочу сказать другое: только благодаря А-Сяню мы выиграли войну. Он спас жизнь мне, спас жизнь Яньли, вынес пытки, потерял золотое ядро и был вынужден провести долгие недели в самом страшном месте в цзянху, а ты говоришь с ним так, будто он все еще несмышленый мальчишка, не способный поднять меч. — Как будто все это добавило ему ума, — вкрадчиво ответила Юй Цзыюань, тонкие губы ее искривились в усмешке. — А меч ему больше не нужен. — Может, и нет, — легко согласился А-Чэн, ледяная аура моментально усилилась, но после следующий слов брата, поутихла. — Но это не отменяет того, что он сделал. Как и того, что потерял… А-Сянь опустил голову, скрывая выражение лица за упавшей челкой, со всей силы цепляясь пальцами в ткань своего темного ханьфу. Матушка подперла голову ладонью и приняла такой скучающий вид, что Яньли захотелось кричать. — …и он все еще мой брат, как ты можешь быть так жестока к нему? В словах А-Чэна слышалась едва различимая растерянность, будто он правда не понимал… Матушка дернулась, сузив глаза, опустила руку и медленно выпрямила спину. — Брат? Жестока? — тихо-тихо, на грани слышимости переспросила она и улыбнулась. Улыбка эта была страшной. — Пусть радуется и благодарит, что вообще остался жив, ведь если бы не твой отец, взявший в дом этого… оберегавший его, он бы давно… — она задохнулась, тяжело дыша, но договорить не успела: А-Чэн шагнул к ней и негромко, но очень властно сказал: — Довольно. Помолчал, будто обдумывая следующие слова и будто не замечая состояние побледневшей, как призрак, женщины на троне. У Яньли сжалось от боли сердце, ведь догадаться о том, что собиралась сказать матушка, было нетрудно. На А-Сяня она смотреть боялась, а от жениха брата шла такая ледяная злоба, что казалось, она находится в центре ледяной бури. Как еще пол не покрылся инеем?.. — Мне иногда кажется, что всегда все дело было именно в отце… — с совсем другими интонациями проговорил А-Чэн. Усталыми и почти равнодушными. — Госпожа, прошу вас пройти со мной, нам есть что обсудить, — склонился он к ней, протягивая руку. Но женщина лишь упрямо вскинула подбородок, с вызовом глядя в ответ. — Вставай, — сказал А-Чэн, и сказано было так, что теперь отказать Юй Цзыюань не рискнула. Едва дверь за ними закрылась, Яньли судорожно вдохнула воздух, только сейчас осознав, что какое-то время не дышала. Навалилась свинцовая усталость, какое-то мрачное опустошение: А-Чэн не стал долго терпеть поведение матушки, все-таки он больше был похож на нее, чем на отца… И ее слова — неужели это правда?.. Неужели она не понимала, что провоцирует нового главу? Или специально именно этого и добивалась? Яньли сглотнула ком в горле, посмотрела на уже остывшую еду и стала неловко подниматься. — Шицзе… — потерянно позвал А-Сянь, когда Яньли подошла и опустилась рядом на колени, а после и обняла его со всей силы. — Не слушай ее, — часто сглатывая, попросила Яньли и зажмурилась, но слезы все равно потекли по щекам. — Не плачь! Шицзе, не плачь! — встрепенулся А-Сянь и затеребил ее, заметался, ища в рукавах платок и не находя его. Зато платок ожидаемо нашелся у Лань Ванцзи. Яньли благодарно кивнула, отстранилась от А-Сяня и промокнула лицо, затем утерла нос и постаралась улыбнуться дрожащими губами. А-Сянь фыркнул раз, второй и нервно рассмеялся, что явно встревожило второго господина Лань. Тот сразу каким-то неуловимым движением перетек почти вплотную и обхватил А-Сяня за плечи. Брат склонил голову ему на плечо, уткнулся носом в шею, и Яньли смущенно отвела глаза. — Вот так и узнаешь, что вся твоя жизнь практически взаймы… — услышала она тихий, ломкий голос А-Сяня.30. Птица без гнезда
4 июня 2023 г. в 15:14
Слава всем богам, больше такого позора не было — в последующие дни Яньли всегда попадала в шатер главы Не в сопровождении главного целителя Лань Хунсю, его лучшего ученика и помощников. Глава Не ворчал, иногда порыкивал от злости на свою беспомощность, до умиления тем самым напоминая А-Чэна, но больше ничем не бросался.
Яньли постоянно ловила себя на том, что во время лечения наблюдает за ним из-под ресниц, рассматривая его лицо, подмечая реакции, и с ужасом осознавая, что глава Не, Не Минцзюэ, ей, кажется, нравится!..
И, кажется, это также заметил его брат.
Вывод этот Яньли сделала, когда тот чаще стал появляться в шатре А-Чэна, где она иногда пряталась после посещения главы Не. Там-то они и пересеклись с Не Хуайсаном.
Яньли удивилась, впервые за все это время после победы увидев его у брата, но тепло поздоровалась. Наследник Не, вопреки обыкновению, даже не стал прикрываться веером, а расплылся в лукавой, лисьей улыбке и, поздоровавшись с ней положенным образом, завел с А-Чэном пространный разговор о будущем.
Прямолинейный А-Чэн намеков на возможность породниться вообще не заметил, тогда как Яньли буквально обомлела и ужасно, просто чудовищно покраснела.
— Дева Цзян, вам нехорошо? Может быть, воды? — сладким голосом предложил Не Хуайсан, щурясь и слегка обмахиваясь веером.
— Н-нет, эта благодарит наследника Не за заботу, — пискнула Яньли и стала обмахиваться ладошкой, неубедительно соврав: — Тут просто очень жарко…
Цзян Чэн нахмурился, с подозрением (потому что в предгорьях всегда было ветрено и на ночь все, кто не способен был согреться ци, обзаводились жаровнями) посматривая то на нее, то на друга, а Не Хуайсан тепло улыбнулся:
— Ну, зачем же так официально, дева Цзян может звать этого по имени, этому было бы приятно.
Яньли почувствовала себя так, будто вот-вот заплачет… тут Цзян Чэн раскашлялся, пытаясь что-то сказать, они оба бросились к нему, и в суматохе вся эта ситуация была позабыта.
После, пока А-Чэн не выздоровел до конца и они не покинули Цишань в составе каравана, Яньли удавалось каким-то чудом избегать Не Хуайсана, однако она подозревала, что это не ее заслуга, а скорее добрая воля самого наследника Не. Предстоящей встречи с ним в Ланьлине, где должны были пройти торжества и празднование победы, как в единственном ордене, менее всего пострадавшем от войны, Яньли ожидала чуть ли не с ужасом.
Нервозности добавляло и странное поведение Цзинь Цзысюаня, который с приездом отца (прибывшего, между прочим, когда все уже было зачищено, ритуалы по упокоению мертвых проведены, а стихийные бунты подавлены) стал чересчур настойчиво искать ее внимания…
Впрочем, дорога быстро заставила исчезнуть из головы все эти глупости. Земли, по которым прошлась война, были опасны: крестьяне, лишившиеся дома и потому вставшие на путь разбоя, расплодившаяся резко нечисть, невозможность часто сменить лошадей, — все это удлиняло путь домой, поэтому в Пристань Лотоса они вернулись уже в начале лета.
А-Чэн сразу же, даже не пройдя до конца необходимые ритуалы для вступления в должность главы ордена Юньмэн Цзян, впрягся в работу, вставая едва рассветало и ложась иногда под утро, а иногда брат и вовсе не ложился. На все попытки позаботиться о его здоровье, А-Чэн рычал и несся либо в кабинет разбирать счета и письма, либо в вассальные ордена, чтобы утвердить свою власть, либо на ночную охоту.
Вот когда Яньли пожалела, что не удалось сманить с собой Мэн Яо: с его организаторским талантом жизнь ордена быстро вошла бы в привычную колею, а брат хотя бы смог отдыхать несколько часов в сутки. Ее всерьез беспокоило поведение А-Чэна.
Она уже уяснила на практике, что ресурсы всегда ограничены и что невозможно сделать все и сразу, так что почти всегда приходится выбирать, однако брат, кажется, этой жизненной мудрости еще не постиг… Правда, могло быть и так, что он решил во что бы то ни стало доказать себе и всем окружающим, что сможет быть достойным главой ордена.
В общем, Яньли он не слушал, А-Сянь большую часть времени проводил в своих новых покоях, которые бесстыдно делил с Лань Ванцзи (второй молодой господин Лань даже ради приличия не стал заходить в выделенные ему комнаты), и слушал очищающие мелодии ордена Гусу Лань, а потому выходил только на ужин, матушка же… вела себя странно.
Она будто бы не хотела отдавать власть, несмотря на то, что заклинательницей больше не являлась… Но дело даже было не в этом, ведь для большинства, будто то старейшины или адепты ордена, слуги или простые горожане, Юй Цзыюань оставалась исполняющей обязанности главы ордена в отсутствие А-Чэна, а также хозяйкой дома, но…
Она не стремилась передать А-Чэну знания, как управлять орденом, не наставляла его в других вопросах и в целом вела себя так, будто все по-прежнему. Будто для нее ничего не изменилось, и отчего-то А-Чэн потакал ей, но Яньли буквально нутром чувствовала, что в будущем конфликт неизбежен.