Жалок?!

      Снаружи идет мерзкий дождь. Холодные капли противно барабанят по импровизированной крыше старого дома, состоящей из небрежно положенных пластов старой металлочерепицы. Капли просачиваются сквозь небольшие дыры в крыше и заливают старый прогнивший паркет, который со временем отошел от краев помещения и в некоторых местах стал неровным; вода образовала разных размеров бугорки. Дождевая вода заливает маленькое помещение, несильно, но в низинах резинового покрытия образуются лужи. В помещении холодно, из-за сырости невозможно развести огонь. Старый камин давно уже служит лишь неотъемлемой частью обстановки; не греет. Камни давно отсырели и покрылись плесенью, запах которой разносится по всему помещению и не дает нормально дышать, заставляет прикрывать рукой нос, чтобы не чувствовать мерзкого тошнотворного запаха, который от нахлынувшего дождя становится только сильнее.       Изнутри комнатка освещается почти догоревшей свечкой, которая вот-вот погаснет; и единственный источник света пропадет, оставит после себя лишь сгоревший парафин и слабый запах дыма. Тусклый свет освещает лишь уголок помещения, на остальные стены бросает слабую тень мерцания.       Человек, лежащий на кровати, стонет от боли и еле дышит. Рана, которую изо всех сил зажимает другой человек со светлыми волосами, кровоточит, ужасно, зверски болит, что от боли хочется кричать, чуть ли не вопить во все горло. Но он молчит, лишь сильнее начинает втягивать воздух и громко выдыхать. Зажимает ярко-зеленые глаза и кусает бледные губы от нестерпимой боли. Хочет лечь по-другому, но открытая рана не дает сделать даже малейшее движение, резко пронзая болью все тело, заставляет поджать пальцы на ногах и вцепиться руками в промокшее одеяло.       — С-семпай... — Раненный человек лишь губами зовет другого, не в силах что-либо сказать. Поворачивает голову и пустыми глазами полными слез от дикой боли смотрит Бельфегору в лицо.       Потрошитель смотрит на Франа и ему противно от того, что он не узнает в этом раненом, стонущем от боли человеке того Франа, чьи язвительные комментарии всегда преследуют принца, чей равнодушный вид и полная апатия заставляют желать Бельфегора пронзить этой жабе острым ножом горло. Ему больно от того, что он не видит в этом корчащемся от боли человеке того Франа, чьи иллюзии не раз убивали людей, доводили их до сумасшествия, лишая в мгновение разума. Бельфегор смотрит на Франа с нескрываемой жалостью, поджав тонкие губы, смотрит с наглым высокомерием прямо в глаза, смотрит с состраданием. Потому что больше ничего не остается.       Сейчас Бельфегор может лишь изо всех сил зажимать рану, пачкая руки в горячей крови, и ждать. В такой ситуации остается только ждать. И надеяться на чудо.       Осознание того, что в такой плачевной ситуации ты не на что не способен, заставляет принца лишь сильнее сжимать руки на боку иллюзиониста, и, закрыв рот, скрипеть зубами. Бельфегор понимает - сейчас он жалок. И даже не от того, что ничего не может поделать, чтобы хоть как-то облегчить страдания Франа. Принц просто жалок, потому что не может бросить подыхать этого паршивого мальчишку, который всем своим существованием доводил его до белого каления. Бельфегор может уйти, спастись, один он спокойно убежит от погони, дождь будет ему только на руку. Но нет, он не может бросить Франа, не может оставить иллюзиониста подыхать как подбитую собаку. Впервые за многие годы сострадание принца вырвалось наружу и победило королевский эгоизм Его Высочества.       Фран что-то шепчет губами, что именно - Бельфегор не слышит. Мальчишка накрывает окровавленные руки принца бледной рукой, пачкаясь в собственной крови. Потрошитель вздрагивает; холод чужой руки пугает. Бельфегора пробирает жуткий озноб не от гадкого дождя, не от холода внутри старого помещения, не от частых сквозняков. Ощущение холодной руки поверх своих заставляет холодеть все клеточки организма. На минуту принцу кажется, что его сердце перестает работать, и кровь ледяным потоком останавливается в организме и застывает, ощущение, что вены и артерии заполняет не горячая кровь, а свежий лед. И это действительно пугает.       Рука иллюзиониста соскальзывает с рук принца, падает на одеяло; горячая кровь впитывается в мокрое от дождя одеяло; на ткани образуются мерзкие разводы. Бельфегор воротит голову: он привык к виду человеческой крови, но не тогда, когда эта горячая жидкость вытекает из тела умирающего Франа.       Потрошитель облизывает сухие губы. Чувствует, как начинают неметь пальцы на руках, но горячая кровь согревает конечности. Чувствует, как в груди быстро колотится сердце. Чувствует страх. Страх одиночества. Бельфегор не боится неожиданной атаки врагов, он боится остаться один, боится, что Фран умрет. И понимает, он жалок. Принц стал зависим от какого-то иллюзиониста: не может оставить помирать, не может добить, боится потерять. Бельфегор сильнее зажимает рану, Фран издает приглушенные стоны, ему больно. Но он еще держится, держится из последних сил.       — Эй, Фран, — потрошитель тихо зовет иллюзиониста по имени. И это действует. Раненый офицер Варии с трудом поворачивает голову, разлепляет веки, которые так и норовят закрыться обратно, и смотрит на испуганное лицо принца, на котором нет привычной улыбки Принца-потрошителя.       Иллюзионист с трудом открывает рот, но не может сказать элементарного "Бел-семпай", во рту давно пересохло, губы заветрелись и начали трескаться.       Грудь Франа часто вздымается от жадных вздохов. Очередной глубокий вдох, и лицо искажает маска отвращения: в маленьком сгнившем помещении воздух ужасен. Воняет плесенью, сыростью и... свежей кровью.       — Открой глаза! — срывающимся голосом кричит Бельфегор, когда иллюзионист закрывает зеленые глаза. Кажется, Фран уже не слышит. Бельфегор неосознанно сдавливает кровоточащую рану, наверное, от испуга, и это действует. Адская боль прожигает все тело, приводит в сознание иллюзиониста и заставляет открыть глаза полные слез, прокусить бледно-алые губы.       Принц тоже неосознанно прокусывает нижнюю губу. Вкус собственной крови ударяет в голову как наркотик. Но Бельфегор прекрасно понимает, что сейчас не время впадать в сумасшедшее состояние Принца-потрошителя, когда хочется всех поубивать и даже куска мяса не оставить.       Скверный дождь не думает прекращаться, а наоборот, становится сильнее. Частые порывы ветра прекрасно ощущаются в полуразваленном доме. Стекла дребезжат, так и норовят вывалиться в любую секунду, разбиться на мелкие грязные осколки при падении на пол и впустить холод вовнутрь.       Иллюзионист слабо дышит, уже не предпринимает попытки перевернуться. Безэмоциональными глазами смотрит в старый потолок, очертания которого и не видно в такой темноте, лишь угол здания различается благодаря слабому свету.       Принц слышит удары собственного сердца, ощущает их настолько сильно, как никогда прежде. Он уверен, сердце Франа сейчас также бешено стучит, работает на пределе. Потрошитель хочет проверить свою догадку, но не рискует убирать руки с раны. Организм иллюзиониста работает на убой, держится из последних сил, каждую минуту Бельфегору кажется, что вот сейчас мальчишка сделает последний вздох, закроет глаза... и больше не откроет.       Дверь бесшумно приоткрывается, и что-то проскальзывает вовнутрь. Принц не видит, но прекрасно слышит. Поворачивает голову и смотрит куда-то в темноту.       И во мраке вспыхивает красное пламя - пламя урагана. Пламя разносится по всему помещению, зависает в воздухе. Клубок пламени приближается. Он забирается на холодную шею Бельфегора, недовольно фыркает.       — Минк, — Принц узнает в этом мокром, замерзшем животном своего хорька.       Животное из коробочки подрагивает, лапками прикрывает холодный нос. Минк спрыгивает с шеи - Бельфегор внимательно наблюдает за его действиями - садится на окровавленное одеяло, встряхивает мокрой шерсткой.       Свечка затухает. На секунду помещение окутывает темнота. Но Минк двигает маленькими ушками, поднимает мокрый хвост и быстро шевелит им в разные стороны, отчего капли воды летят в разные стороны. И пламя вспыхивает с новой силой, освещает прогнившее помещение. Хвост Минка загорается ярко-алым пламенем, и стены, обшарпанные и полуразвалившиеся, окрашиваются в красный свет.       Дверь выбивают с противоположной стороны, она, не выдержав напора, срывается с петель и падает с характерным звуком на залитый пол. Холод окутывает помещение.       Принц смотрит на выбитую дверь и замечает темный высокий силуэт.       — Вы там не подохли еще, а? — Мужчина наступает на вышибленную дверь и идет к офицерам Варии. Вода стекает с его длинных волос ручьями, еще сильнее заливая пол. Он снимает капюшон и встряхивает мокрыми волосами.       — Скуало! — Бельфегор смотрит на мокрого, но живого Капитана.       — Да, Минк вовремя нас предупредил, — Скуало гладит недовольное животное и только сейчас замечает окровавленные руки Принца. Поднимает вопросительно-изумленный взгляд. — Что за? Бел, какого? Почему ты молчал? — Капитан прогоняет животное Его Величества и занимает его место. — Как давно? — Капитан пытается нащупать пульс иллюзиониста.       — Около получаса.       — Слабый. Но пульс есть. Луссурия, — громко кричит Скуало. — Луссурия, мать твою.       В помещение заходит такой же мокрый человек. Несмотря на дождь его глаза все равно скрывают темные, солнцезащитные очки. Его волосы прилипли к голове, отчего вид мужчины кажется небрежным, даже смешным. Он за пару шагов преодолевает расстояние до кровати, на которой сидят остальные офицеры.       Луссурия видит окровавленные руки принца и грязную мокрую простынь, лицо офицера сохраняет прежний невозмутимый вид - годы тренировок не проходят даром.       — Выведи отсюда Бела, — слишком серьезным голосом произносит Луссурия, обращаясь к Капитану, и достает коробочку Солнца.       Бельфегор хочет возразить, вырывается из хватки Скуало. Но Капитан, не долго думая, дает коленом в живот, Бельфегор кашляет, сгибается пополам. Скуало взваливает тушку принца на плечо. Минк, внимательно наблюдавший за всем этим, грозно фыркает на Скуало и прыгает тому на белобрысую макушку. Капитан прогоняет зверька со своей головы, тот забирается на вырубленное тело своего хозяина и продолжает шипеть на Капитана.       Из бессознательного состояния Его Высочество выходит быстро, на то он и один из офицеров Варии. Боль в животе до сих пор чувствуется, удар Скуало мягким никак не назовешь: бьет всегда резко и со всей дури. Бельфегор, пошатываясь, встает и идет к Скуало, проклиная его всеми "добрыми" словами.       — Скуало, — злостно шипит принц, обнажая ряд белоснежным зубов.       — Очухался, — скалится Скуало и хватает принца за воротник фирменной куртки, — туда нельзя. Луссурия еще не закончил.       — Плевать, — Принц вырывается и за неподчинение получает второй удар, падает на колени, держась за живот.       — Нельзя, значит нельзя, Бел, — Скуало присаживается на корточки и смотрит в лицо принца. Бельфегор лишь закусывает губу, подавляя рвущийся наружу стон, держится за живот и делает попытки подняться. — Лучше расскажи, что произошло.       Принц откашливается, встает с колен и отряхивает ладони от песка, но руки по-прежнему остаются грязными: кровь, к сожалению, так просто не отряхивается. В какой-то момент Бельфегору кажется, что эту кровь он почему-то долго не сможет стереть со своих рук. Принц как завороженный смотрит на свои окровавленные ладони.       Эта кровь на собственных руках пугает.       — Засада, — произносит Бельфегор, прокручивая в голове все то, что произошло как пленку в замедленном режиме. — Кто-то их предупредил о том, что на их поместье готовится нападение. — Скуало внимательно слушает доклад принца. — В Варии крыса. Узнаю кто, собственноручно убью эту тварь.       — Потери?       — Семь человек из отряда Урагана и...       — Понятно. В отчете укажешь семь человек, понял? Эй, Бел, ты слышишь? Не умрет он, не умрет. Ты же его с того света достанешь и лично прикончишь, если он сейчас подохнет. Фран не настолько слабый. Слабые в Варию не попадают, они сдыхают от наших, Бел, от наших рук. Так что прекращай пялиться на свои руки и лучше пораскинь мозгами, кто может быть крысой. Как-никак ты – Принц-гений Бельфегор.       Яркая молния освещает густой лес, и дождь сильнее тарабанит по листьям деревьев. В этот момент Луссурия выходит из старого помещения, шлепает по лужам высокими сапогами. Идет к офицерам Варии. Скуало и Бельфегор замирают на месте, не смеют двигаться навстречу. Ждут. И снова ждут. Секунды тянутся как часы, словно кто-то намеренно тянет время, виртуозно играет на нервах принца. Это время кажется вечностью. Вечностью, которая никогда не закончится.       — Как он? — спрашивает Скуало, вглядываясь в лицо Луссурии, пытаясь по его мимике понят, насколько все серьезно.       — Все не так хорошо, как хотелось бы.       — Давай без драматизма, и так тошно, — не выдерживает и кричит Принц.       Луссурия смотрит на Бельфегор, с полминуты стоит молча, поднимает лицо под капли дождя. Глубоко вздыхает и произносит:       — Бел, ты знаешь, что нам путь в ад давно уже заказан, что нашим спутником по жизни является Смерть, так? Но именно сейчас помолись Богу, — голос Луссурии становится на тон ниже, — потому что, если мы сумеем довезти его до замка Варии, это будет чудо...