Кончики ее волос

Два года спустя Тёплый, морской ветер медленно бродил по темной комнате. Звёзды на небе подкрадывались незаметно, молча наблюдая голубым светом за белыми занавесками, которые плавно двигались в такт тёплому ветерку под ритм волн, что с силой били о скалы. Луна, словно любуясь своей красотой, отражалась на морской поверхности, обнажала своим светом каждую неровность бушующих волн, которых не волновал свой собственный недостаток. Тяжёлое дыхание и шорох белых простыней. Занавески заколыхались с новой силой, а приоткрытое окно, не выдерживая любопытства ветра Средиземного моря, который послал своего верного приспешника наблюдать за тем, что происходило в комнате, резко распахнулось и ударилось о каменную стену. Гермиона вздрогнула. - Тише, тише, все хорошо. Грейнджер, не успевая проснуться и разлепить глаза, руками находит Драко, чьё тело слегка подрагивало. Девушка медленно к нему подползает, ищет руками его взмокшее лицо, тянется к нему и пытается поймать, пока этот тёплый ветер даже и не думал ей помогать, своими прикосновениями играя с ее волосами и заставляя те упасть на лицо. - Я здесь, я рядом. Малфой крепко жмурится, продолжает обрывисто дышать и метаться на белых простынях, игнорируя ее мягкие касания и тихий шёпот. Его дрожащие губы шепчут что-то нечленораздельное, живут своей жизнью и каждый раз, каждую такую проклятую ночь, Гермионе казалось, что Драко был заперт где-то глубоко в своей голове. Вновь оставался один, вновь забивался в угол и бил по стенкам, разбивая руки в кровь, пока его мучили ночные кошмары. - Все хорошо, это просто сон. Гермиона, сев на коленки, отчего ее ночная сорочка стянула ее ноги, склонилась над его взмокшим телом. Она нежно гладила его щеки, касалась вздымающиеся груди и продолжала шептать ему в ответ, продолжала говорить и касаться, касаться и говорить, бороться с этими кошмарами, потому что они не имели никакого права так командовать его разумом. Драко, в последний раз вздрогнув, резко распахнул свои глаза. Дышит тяжело, смотрит на лицо Грейнджер так потеряно, напоминая Гермионе маленького ребёнка. Маленького, одинокого и очень перепуганного. - Я не хотел, клянусь, я не хотел, - тихо шепчет он в очередной раз, пальцами сжимая скомканную простынь. - Я знаю, Солнце, я знаю, - Гермиона тихо выдыхает, наспех поправляя рядом лежащую подушку и на неё ложась. Драко медленно моргает и, проследив за Грейнджер, проползает к ней, устраиваясь сверху. Каждое его движение выглядит так, словно тело его не слушалось, словно оно весило несколько сотен тонн, но он продолжал бороться, продолжал ползти, потому что он знал, что ему нужно сейчас. Он кладёт свою голову на ее грудь, пытаясь выровнять сбившееся дыхание, пока его серые глаза бегали по застывшим занавескам, которые, будучи покинутые перепуганным ветром, больше не плясали. Гермиона тянет к нему руки так, как делала эти два года: нежно касается кончиков его волос, прижимаясь щекой к мягким волосам, пока он тихо отсчитывал каждый стук ее сердца. Его сердца. - Я не хотел, я не думал, что это будет так… - каждый его тихий шёпот кажется ей таким знакомым, но, сколько бы ночей не прошло, каждое его слово продолжает острым кинжалом бить ее по груди. - Нарцисса не простит меня. Они никогда не простят меня. - Ты не хотел, я знаю, - пальцы продолжают перебирать его спутанные локоны. Она мягко целует его макушку и делает это так, словно хочет забрать всю эту боль себе. Одним поцелуем. Как в сказках. - У тебя не было выбора. Драко делает глубокий вдох. - Моя мать никогда не простит меня. Она не простит того, что я сделал. - Все хорошо, спи, - Гермиона вдыхает его запах и слышит его тихий шёпот, который начинал замедляться. - Пока ты будешь спать, я буду оберегать твой сон. Я буду рядом. Медленное дыхание и пушистые ресницы, которые оставляют на его коже тени. Гермиона вновь коснулась его волос своими губами, продолжая поглаживать платиновые волосы, пока ее глаза буквально впились в пейзаж за окном. Темное море отражало голубой блеск Луны, волнами играя с лучами, словно со струнами золотой арфы, звук которой подхватывал морской прибой. Ветер испуганно спрятался в кронах деревьев, что свисали со скалы, отчего в комнате вновь стало нечем дышать: майский воздух, будучи прогретым, оставлял на коже испарину и вызывал желание сделать глубокий вдох ещё раз. Грейнджер продолжала смотреть, пытаясь лишний раз не шевелиться, чтобы не потревожить беспокойный сон Драко. Ночи, когда он не просыпался в судорогах и с ужасом в глазах, Гермиона могла посчитать по пальцам. За эти два года в их постели навсегда поселились эти проклятые ночные кошмары, которые напоминают им о войне, которая продолжала идти внутри них. Она продолжала выжигать их души, продолжала насмехаться над ними и задевать больное; продолжала давить на раны, которые и не думали затягиваться, отчего осознание победы так и не пришло. И не придет никогда. Зачем нужна победа, если твои близкие пострадали? Если их нет? Пока Драко погибал от мыслей, что сделали его руки и что произнесли его губы, когда он встретился со своим отцом в последний раз, Грейнджер верно сторожила его сон и делала все возможное, чтобы облегчить его муки. Это было ночью. Пока днём от его кошмаров не оставалось и следа. Днём, Драко посвящал всего себя Гермионе и их маленькому дому на отвесной скале, крепко сжимал ее руку и всегда слушал. Одно и то же каждый раз. У Гермионы тряслись руки, а грудную клетку сдавливало собственное чувство вины и тревоги вот уже как два года, и фраза «время - лечит» стало самым ненавистным в ее жизни. Оно не лечит, а лишь притупляет горе, которое обрубило часть твоего сердца. Тонкс, подсвеченная пламенем факела. Тени на ее лице и желтый свет. Мягкая улыбка. Гермиона хотела продать свою душу, хотела умереть и отдать все, что у неё есть, лишь бы ещё раз услышать ее голос, услышать ее колыбельную и увидеть, как светлые волосы окрашиваются в фиолетовый. Она хотела ещё раз оказаться там, где ее рука крепко сжимала ее ладонь, там, где ее глаза сверкали ярким огнём, там, где она была. Гермиона боялась возвращаться к тому дню, когда ее крик пронзил каждый атом воздуха, когда она, открыв глаза, увидела окровавленное тело, которое свисало с дрожащих рук Теодора. День похорон, плач Тедди, пустые взгляды и дыра в сердце: каждая мысль, связанная с Тонкс, вызывала у девушки в груди тупую боль, и, черт возьми. Время не лечит. Оно притупляет. Красный рассвет касался кровати широкими полосами, оставляя на волосах Драко свои алые следы. Крик чаек и шум Средиземного моря. Драко поморщился и, скрыв своё лицо за длинными локонами, попытался спрятаться от наглых, солнечных лучей. Девушка, дотянувшись до своей палочки, что лежала на прикроватной тумбе, тихо взмахнула ею, заставляя оконные, деревянные ставни захлопнуться. Чтобы не потревожить его беспокойный сон. Гермиона вздрогнула, когда услышала резкий хлопок. Она приподняла указательный палец ко рту, наблюдая, как лицо Лютена медленно приобретало характерное выражение искренней неприязни к Грейнджер. Домашний эльф, приблизившись к кровати, неуверенно взглянул на своего спящего хозяина. Замечая его размеренное дыхание и плотно закрытые глаза, Лютен облегченно выдохнул. - Грязнокровке пришло письмо, - скривил свой рот эльф, хоть и набравшись смелости произнести подобное в присутствие Драко, но все-же произнося свои слова тихо. Так, чтобы его слова смогла услышать только Гермиона. - От кого? - Лютен не знает, Лютена это не интересует. Гермиона опустила свой взгляд на Драко, который продолжал прижиматься к ней своей щекой, пока ее сердцебиение его успокаивало. Грейнджер подняла свои глаза, встречаясь взглядами с Лютеном, который прожигал ее своей ненавистью, с которой Гермиона свыклась. Ей не нужно было признание этого эльфа, ей достаточно было лишь уверенности, что Лютен был преданный своему хозяину. Это было самое главное. - Что бы сказала моя бедная хозяйка, если бы узнала, с кем связал свою жизнь молодой хозяин? Гермиона прикрыла глаза, медленно выдыхая. Она слышала это каждый раз, когда Лютен, пользуясь моментом и убедившись, что его хозяин не услышит его слов, демонстрировал своё особое отношение к Грейнджер. - Избавь меня от этого, прошу, - тихо прошептала Гермиона, приоткрывая свои глаза. Она наклонилась вперёд, вновь целуя спящего Драко в голову и, протянув свою затёкшую руку, преодолевая неприятное ощущение, вновь принялась поглаживать его взлохмаченную макушку. Ее пальцы ловко касались кончиков его волос, наматывали их на палец в тех местах, где локоны были особенно длинными. Мягкие и податливые. Словно шёлк. Краем глаза Гермиона замечает, как Лютен, продолжая прожигать ее своим взглядом, начал медленно приближаться. Девушка не обращала на него внимания, морально готовясь к очередным оскорблениям, что стали для неё в порядке вещей, сосредотачиваясь только на своих нежных касаниях и на ощущениях, что испытывали кончики ее пальцев, которые приятно покалывали. - Что бы сказал хозяин, если бы узнал, что славный род Малфоев закончит своё существование из-за грязнокровки, которая неспособна родить наследника? Гермиона замерла. Ее пальцы нависли над платиновыми волосами. Драко шумно втянул в себя воздух, прижавшись к ней ближе и руками крепче обнимая ее окаменелое тело. Грейнджер перевела свой взгляд на Лютена, который, замечая выражение лица девушки, самодовольно улыбнулся. Гермиона хмыкнула. - Как обычно. Не упускаешь возможности задеть за живое. - Пусть лучше род Малфоев исчезнет, чем в нем появится мерзкая полукровка, - Лютен попятился назад, потирая длинные руки и смотря на Грейнджер исподлобья. Белый конверт упал на стол. Эльф, искривив губы, хлопнул пальцами и исчез. Вот так. Гермиона нахмурила брови, возобновляя свои прикосновения и устремляя свой взгляд в потухший камин, который, при марсельском климате, был только элементом декора. Мысль, что магия Малфоев не признала Грейнджер, отчего она не могла родить от Драко, не покидала ее головы. Эта мысль плыла по ее разуму каждый раз, когда она смотрела на Драко, когда ее карие глаза сталкивались с его взглядом. Каждую ночь, которую они проводили вместе, Гермиона натыкалась на эту мысль, словно она была огромной, толстой стеной, которая приводила ее в тупик. Тёплый, морской ветер медленно бродил по комнате. Солнечные лучи, пробираясь сквозь ставни, грели холодные руки Грейнджер. Ее губы касались его волос, пока ее легкие вбирали в себя аромат зелёных яблок, которые она любила до невозможности, любила больше, чем все остальное. Аромат зелёных яблок, глаза Северного Моря и кончики его волос.

***

«Моя любимая Гермиона. Моя самая любимая и родная, твое последнее письмо заставило меня скакать по всему дому. Пиши почаще! Я очень рада, что французский климат оказался тебе по душе, хотя я сомневаюсь, что солнце в Марселе греет лучше, чем здесь, во Флоренции. У нас все хорошо, тебе не о чем беспокоиться. Фред вчера сказал своё первое слово и у нас с Блейзом идут ярые споры по поводу того, что именно пролепетал наш сын. Я уверена, что это было «мама», но мой муж непреклонен. Ты ведь знаешь, какими невыносимыми бывают слизеринцы. Я безумно по вам скучаю. Каждая мысль о вас заставляет мое сердце болезненно сжиматься, и я бы отдала все на свете, чтобы иметь возможность быть с вами каждую секунду своей жизни. Рональду все не терпится навестить вас, и Молли еле уговорила его не беспокоить вас в ближайшее время. Я сама знаю, сколько времени и сил забирает переезд, поэтому не переживай: мы все понимаем. Но помни: одно твое слово, и вся наша сумасшедшая семейка окажется рядом с тобой. Люблю, твоя Джинни. P.S: поцелуй нашего Чемпиона за меня. Очень по нему скучаю» Гермиона прижала пергамент к груди, поднимая глаза к потолку и широко улыбаясь. Каждое слово, что написала ей подруга, наполняло ее душу легким теплом, который очень походил на марсельский ветер. Широкое кресло обнимало ее тонкий силуэт, и это объятие казалось Грейнджер таким уместным, потому что так она чувствовала тот уют, который она испытывала рядом с Джинни. Рядом с Роном и Гарри. Сколько времени ей понадобилось, чтобы вернуться к ним? Каждый взгляд Гарри после войны заставлял Гермиону безудержно рыдать. Его крепкое объятие, легкие похлопывания по спине, ощущались как остроконечные иглы, которые пронизывали ее клетки и не позволяли сделать хотя бы шаг. Все то, что она пережила в отношениях со своими друзьями, все то, через что прошла их дружба, завязывало вокруг шеи Гермионы тугую петель, которая сдавливала ее и перекрывала поступление кислорода в легкие. Осознание, что все ссоры оставили на их отношениях неизгладимый след, заставляли ее разум кричать, потому что после войны они были ей нужны. А они нуждались в ней. Рональд и Гарри построили карьеру в Министерстве. Параллельно, Уизли помогал Джорджу, который так и не смог оправиться после смерти Фреда. Рон делал все возможное, чтобы заполнить этот пробел в их семье, пытаясь уделить внимание каждому, что у него получалось, и Гермиона действительно гордилась им. Гарри остался жить на Гриммо вместе с Сириусом. Гермиона была ужасно рада за друга, который, в компании Блэка, впервые почувствовал себя в настоящей семье. Поттер временами писал Грейнджер письма, часто навещал подругу, пока она жила в Англии, но с его крестным Гермиона так и не сумела найти общего языка, видимо, потому что взгляд Сириуса, когда он смотрел на Драко, так и не изменился. А Малфой уступать не собирался. Гермиона выдохнула, продолжая улыбаться и ловить на лице тёплые лучи. Девушка взяла в руки пергамент и, обмакнув перо в чернильницу, занесла его над чистым, белоснежным листом. «Дорогая Джинни, я безумно рада, что вы…» - Что ты делаешь? Гермиона вздрогнула, отчего жирная, чёрная капля упала на пергамент. Девушка, мягко улыбнувшись, подняла свои глаза на Драко, который, склонив голову вбок, пытался вчитаться в ровные буквы своей жены. - Блейз скоро разорится на совиной почте, - Драко беззлобно усмехнулся, выпрямляясь и складывая руки в карман. Гермиона показательно цокнула языком, вновь поворачиваясь к столу и, скомкав испачканный пергамент, отложила его в сторону, притягивая к себе новый. - Видимо, стереотипы о перфекционизме аристократов оказались правдивыми. Не успела стать Малфой, как переняла наши повадки, - мягко протянул Драко явно понимая, что Грейнджер помнит этот разговор. В библиотеке. - Будешь переписывать письмо из-за маленького пятнышка? - Что за глупые вопросы, Малфой? Драко улыбнулся и, нагнувшись, нежно поцеловал Гермиону в лоб. Девушка выдохнула, прикрывая глаза и наслаждаясь прикосновением его губ. Миссис Малфой. Малфой. Гермиона распахнула глаза, напрягаясь, пока в голове кружил голос Лютена, пока она вновь и вновь сталкивалась с этой толстой, огромной стеной перед собой. Драко, замечая реакцию своей жены, присел перед ней на колени, принимаясь обеспокоено бегать серыми глазами по лицу. Девушка, покусывая губы, отвела свой взгляд в сторону, потому что она не хотела затрагивать эту тему, потому что она искренне не желала давить на рану, которая, наверняка, кровоточит. Гермиона, втянув в себя воздух, заглянула Драко в глаза. Его озабоченный взгляд медленно скользил по ее лицу, пока на лице появлялась такая родная морщинка между его бровей. Каждый день она наблюдала за этой картиной, когда ее, в очередной раз, атаковали воспоминания и боль войны: для неё было в порядке вещей не спать полночи, сторожить его сон и нежно касаться его волос, когда его атакует очередной кошмар, а для него было правильно каждый раз смотреть в карие глаза, внимательно слушать, пока ее любимая морщинка между его нахмуренных бровей впитывала каждое ее слово. Прятала их в себе. - Прошло уже три недели после моего осмотра, - тихо начала Гермиона. Драко замер. - Мы ни разу не говорили с тобой о том, что сказал нам лекарь. О том, что именно он увидел в… Гермиона замолчала, когда Драко встал на ноги. Он сделал шаг назад, продолжая смотреть ей в глаза, пока за его спиной, с большой картины, за ним внимательно наблюдала пара глаз. Пара серых глаз. - Если ты не готов это обсуждать, я подожду, - быстро пролепетала Гермиона, поднимаясь следом на ноги. Драко тяжело вздохнул, опуская глаза в пол и начиная сжимать и разжимать свои кулаки. Гермиона сделала шаг к нему навстречу, приоткрывая рот и тысячу раз пожалев, что она начала эту тему, но замечая на себе его глаза, она замерла. Он быстро облизнул свои губы. - Я не думаю, что нам есть, что тут обсуждать. Ты знаешь, что я тебе скажу, зачем тратить время на эти разговоры? Гермиона медленно покачала головой, зная, что ему было это очень важно. Она вновь приблизилась к нему и, замечая, что Малфой продолжает стоять на месте, она сделала очередной, робкий шаг вперёд. - Твоя фамилия просто украшение для моего имени. Красивое и самое любимое украшение, - Гермиона поджимает губы, наблюдая за его внимательным лицом и игнорируя строгий взгляд, что взирал на них с картины. Втянув в себя воздух, она, дрогнувшим голосом, продолжила: - Магия твоего рода меня не признала и никогда не признает. Я никогда не стану частью Малфоев. Я никогда не подарю тебе наследника. Твой род закончится на тебе, и ты… Гермиона, сделав глубокий вдох, замирает, чувствуя его тёплые ладони на своих щеках. Ее губы дрожат, а перед глазами медленно возникает мутная пелена слез и, чувствуя его пальцы, что нежно гладили ее кожу, ей не становится легче. Ей хочется разрыдаться ещё больше от собственной беспомощности, что она никогда не сделает Драко полноценно счастливым. Малфой, словно услышав ее мысли, наклоняется вперёд и касается ее лба своим. Гермиона тихо всхлипывает, прикрывая глаза и позволяя себе утонуть в объятиях его прикосновений и тёплого дыхания, которое оставляет на ней невидимые следы. - Я признаю тебя. Мое сердце признало тебя и ты моя семья. Ты самое дорогое, что у меня есть и это твое Имя является самым дорогим украшением для моей фамилии, - его тихий шёпот заставляет Грейнджер вздрогнуть и замереть. - У меня есть наследник. Тедди мое будущее, вы мой дом. Мне никто не нужен, если рядом будете вы. Гермиона, поджав губы и мягко отстранившись, заглянула ему в глаза. Она начинает быстро кивать головой, замечая сосредоточенный взгляд Драко, пока решительность и уверенность в произнесённых словах отражалась в его глазах. Его пальцы продолжают гладить ее щеки, продолжают вытягивать из неё все плохое, оставляя после себя лёгкость, врываясь в ее душу, как этот марсельский ветер, который всегда грел ее прохладную кожу. - Я люблю тебя, - шепчет она еле слышно, так, чтобы это услышал только он, словно скрывая эти слова от любопытного ветра и солнечных лучей. - Я очень сильно люблю тебя. Малфой наклоняется вперёд, нежно касаясь ее губ своими. Каждое его движение, каждый его поцелуй вызывает в ней прежний восторг, заставляя ее тянуться к нему навстречу, вставать на носочки и обнимать его лицо своими дрожащими руками. Его ладони сжимают ее талию, прижимают ближе к себе, и губы продолжают целовать, пока все кругом меркнет, пока внимательный взгляд Люциуса, который наблюдал за сыном с огромного портрета, продолжал прожигать его спину. - Мама! Гермиона отстранилась от Драко, поворачивая голову к двери и наблюдая, как Тедди быстро бежит к ней навстречу, пока Лютен пытался безрезультатно догнать молодого хозяина. Волосы малыша непослушно спадали на его маленькое личико, а его глаза светились ярче этого солнца, пока руки уверенно тянулись к Гермионе навстречу. Ребёнок широко улыбался, продолжая лепетать слова, которые все еще трудно было разобрать, пока его взгляд смотрел на Грейнджер также, как делала это она. Как смотрела на неё Тонкс. Гермиона крепко прижимает Тедди к своей груди, попутно целуя сына в тёмную макушку, пока Драко, поправив тёмные брюки, присел на колени, с нескрываемой нежностью наблюдая за мальчиком. Приподняв свою ладонь, он бережно коснулся пряди темных волос Тедди, которая прилипла к взмокшему лицу. - Тебе нужно пожалеть Лютена, Чемпион, - мягко произнёс Драко, улавливая тяжёлое дыхание своего эльфа. - Он уже не в том возрасте, чтобы бегать за тобой наравне. Тедди, отстранившись от Грейнджер, одарил Драко строгим взглядом. Ребёнок рос с характером, что не могло не радовать Драко, который был уверен: его Сын не даст себя в обиду. Гермиона и Драко одновременно обернулись через плечо, услышав, как позади раздались два хлопка. Грейнджер, взяв малыша на руки, поднялась на ноги, широко улыбаясь, пока ее глаза смотрели на кудрявую голову Теодора. Нотт, игнорируя своих друзей и поручая Астории часть с приветственными объятиями, сразу же приблизился к Тедди. - Т-ао, - радостно пролепетал мальчик, протягивая свои руки к Теодору. Парень, нежно улыбнувшись, взял мальчика на руки и, прикрыв глаза, крепко прижал Тедди к сердцу. Он медленно укачивал ребёнка на руках, ладонью поглаживая взмокшую спину слишком активного малыша, который каждый день очерчивал по несколько кругов вокруг дома. - Привет, - Астория, приблизившись к Гермионе, мягко обняла ее за спину. Грейнджер улыбнулась в ответ, пока ее глаза продолжали наблюдать за Теодором, который больше не скрывал свою боль и скорбь за широкой и беззаботной улыбкой, который больше никогда не надевал на себя эту маску. Его глаза потеряли прежний блеск, а во взгляде ярко отпечаталось выраженное принятие всего горя, что он пережил. Принятие всей той жизни, что упала на него с огромной высоты. «Ты очень хороший парень, у которого в жизни было очень много плохого, Теодор» Теодор, мягко отстранившись, заглянул в глаза Тедди. Он протянул ладонь вперёд, нежно касаясь мягкой щеки ребёнка, который, сосредоточив свой взгляд на волосах Нотта, медленно позволял своим волосам начать сильнее завиться на макушке. Драко горделиво улыбнулся, наблюдая за способностью ребёнка. - Милый дом, - нарушила тишину Астория, осматриваясь по сторонам. Гермиона кивнула головой, оборачиваясь на большое, панорамное окно, на которое обратила свой взор Гринграсс, вид с которого открывался на бескрайнее море. - Тебе следует убрать это. Теодор, аккуратно опустив Тедди на пол, кивнул на портрет Люциуса и Нарциссы. Гермиона поджала губы, обнимая себя руками и бросая взгляд на Драко. Малфой ни разу не взглянул на своих родителей, но Грейнджер, которая чувствовала Драко каждым атомом своего тела, знала, что ему было важно, иметь этот портрет здесь. Ему было важно, что они здесь были и, что бы не произошло, какие бы слова он не говорил раньше и не слышал сейчас, люди на портрете были его семьей. Его совесть сжирала Драко изнутри, он жил с мыслью, что убил своего отца, который, в своеобразной манере, его любил. Он убил человека, которым дорожила его мать, и мысль, что бы она сказала своему сыну в лицо после его поступка, отравляла его жизнь. Этот портрет был важен. Гермиона была в этом уверена. - Когда Тедди подрастёт, он начнёт задавать вопросы. Что ты ему скажешь, когда он спросит, кто эти люди? - продолжил твёрдо Теодор, однако в его голосе не было злобы или обиды. Возможно, он говорил это, будучи человеком объективным и рациональным, который смотрел на вещи реальнее, чем Грейнджер, которая все происходящее воспринимала через призму заботы и беспокойства за Драко. Малфой молчал. Наблюдал за бегом Тедди, и наверняка вслушивался в топот маленьких ножек и в детский вопль, когда малыш, схватив игрушечную палочку в руки, начал бегать за Лютеном по кругу. - Ты говорил, что он будет стёрт с истории твоего рода. - Я знаю, что я говорил, Нотт, - Драко бросил в друга раздражённый взгляд и Тео тяжело вздохнул. Малфой, медленно обернувшись, замер. Гермиона встала рядом с ним, наблюдая, как его взгляд скользил по силуэту своих родителей, начиная от длинного подола чёрного платья своей матери. Когда его взгляд встретился с жёстким взглядом Люциуса, Драко шумно сглотнул. Грейнджер протянула свою руку к его ладони и, поймав его дрожащие пальцы, крепко их сжала. Драко прикрыл глаза. - Тедди будет знать правду, - начал Драко, опустив свою голову вниз и сжимая руку Гермионы в ответ. - Когда придёт время, мы расскажем ему все. Он имеет право знать, кем были его родители и кем являются эти люди с портрета. Тео кивнул головой, молча соглашаясь с Драко. Взгляд его глаз, встретившись с Асторией, заметно смягчился. Гринграсс протянула свои руки к Нотту и, когда он вытянул ладони навстречу, она нежно коснулась его кожи своими пальцами. Теодор, встретившись с Гермионой глазами, грустно улыбнулся. - В жизни прекрасны лишь моменты, Грейнджер. Громкий, радостный визг Тедди и Лютен, который исказился в гримасе боли, вновь влетели в гостиную. Малыш, устроившись на шее у эльфа, радостно смеялся, продолжая взмахивать своей палочкой в разные стороны. Лютен шумно дышал, продолжая бегать по кругу в помещении и руками крепко сжимая тонкие лодыжки ребёнка и Гермиона всерьёз задумалась, чтобы нанять свободных эльфов для помощи, потому что ей, несмотря на скверный характер Лютена, было его искренне жаль. Детский смех, который подхватывался тёплым, морским ветром. Теодор широко улыбнулся, притягивая Асторию к себе за талию и нежно целуя ее в макушку. Гермиона подняла свои глаза на Драко. Ледяное, Северное Море, в котором дрейфуют айсберги, отколовшиеся от ледников. Изумрудные волны шумят и переливаются, когда Гермиона наблюдает за их плавными движениями, вновь наполняясь желанием в них утонуть. И его до безумия красивые пальцы, которые нежно касались кончиков ее волос.